***
В Лондоне было на удивление спокойно. Утреннее солнце высушило промокший из-за ночного дождя асфальт, а в воздухе стоял приятный запах сырости. Вдалеке раздавался звон колоколов кладбищенской церкви, а лавочка в одном из непримечательных закоулков так и осталась безмолвна. Дверной колокольчик тихо звякнул, словно пытаясь подражать далёкому звону, а вслед за ним послышался протяжный зевок и звук отодвигающейся крышки. Из гроба высунулась голова в чёрном высоком цилиндре, под которым длинные серебряные волосы закрывали собой заспанное лицо Гробовщика. Он что-то пробормотал, покидая своё ложе, и только после этого обратил взгляд на гостя. Тишина процарствовала в этих местах не больше двух минут, а потом по улице раскатился непрерывный хохот, с первыми нотками которого табличка похоронного бюро, напоследок жалобно скрипнув, вонзилась в тротуар. От Гробовщика толку оказалось немного. Но тем не менее появились сведения, что красноволосое недоразумение по имени Грелль Сатклифф находилось на Fleet Street около часа назад. Времени было ещё много, несмотря на то, что по здешним часам миновало уже порядка десяти минут. В том измерении не прошло даже доли секунды. А ведь последнее условие можно было не выполнять, не имей они дело с жнецом. Целый день в распоряжении Сатклиффа — звучит многообещающе. Грелль находился уже в совсем другом месте, и что для него не характерно стоял на месте. Бензопила на которую опирался жнец была поставлена лезвием на край крыши одного из богатых домов на Billionaires Row, даже в такую рань кишащей людьми. Жнец следил довольно-таки заинтересованным взглядом за пышной похоронной процессией, которая выражала скорее не траур, а всю помпезность и разврат её организаторов. На лице жнеца застыло странное выражение, показывающие восторг вперемешку с безумием. Судя по закрытому гробу и полицейской карете у одного из подъездов — жнец нещадно покромсал олигарха и наблюдал за столь быстрым развитием событий. Видимо его радовало, что услужливые родственнички заранее купили гроб, но не ожидали такого расклада. Себастьян опустился на крышу с глухим отзвуком, чтобы жнец сразу заподозрил его присутствие. Как и ожидалось, Сатклифф обернулся сначала с немым вопросом, но уже через полсекунды, позабыв о том, за чем наблюдал, бросился навстречу демону с криком: «Себастьянчиик!» и распростёртыми объятиями. Пока красноволосый находился почти в полёте, Михаэлис с невозмутимым лицом переместился вправо примерно на метр, из-за чего попытка жнеца обнять его с треском провалилась, и Грелль под звуковое сопровождение из ударяющейся о камень бензопилы впечатался лицом в поверхность. — Ах, Себастьян, ты всегда так холоден! — Сатклифф восхищённо посмотрел на демона, потирая ушибленное место и поправляя очки. — Сейчас уже семь часов сорок одна минута утра. Пожалуйста, запомните это время, потому что следующие сутки я буду в Вашем распоряжении. — Себастьян с нескрываемой печалью посмотрел на стрелки карманных часов, а затем снова придал лицу каменное выражение и отвесил поясной поклон жнецу. Тот сиял, а улыбка с треугольными зубами расползлась почти от уха до уха. — Кьяяяя! Себастьянчииик! — Грелль подскочил к своему дворецкому на день, который не успел в очередной раз увернуться, и обнял так, что простой смертный задохнулся бы. Грелль обхватил своё тело руками, заливаясь румянцем и прикрыв глаза: — Ах, Себастьянчик, пришла пора вывести из-за кулис истинные чувства моего сердца, ведь ты будешь любить и защищать меня, исполняя роль рыцаря, наконец нашедшего свою любовь! Демона внутри аж передёрнуло, за последние годы он видел многое… И разлетающуюся на куски печь, и плотоядные цветы, и разбитые горы доставшейся по наследству посуды… Но его чёрная душа чувствовала, что новые впечатления будут куда безумнее. — Всё, что прикажете.***
На середине столь трудного для демона и столь прекрасного для жнеца дня снова пошёл дождь. Казалось, он пытался смыть пороки этого грязного мира, но только смешивался с дорожной пылью и образовывал грязные лужи. Приятный утренний запах сырости исчез, а на замену пришла лишь влага. В парке под пышными кронами деревьев было немного суше, а в дождевой воде не было столько раздражающего. Себастьян, обхватив ручку красного зонта, мирно прогуливался под ручку со своим мучителем. Это бесполезное времяпровождение утомляло демона. Ему меньше всего хотелось знать об органическом мире Земли, исключая кошек. Зато жнец находился в великолепном расположении духа и осыпал собеседника цитатами о том, как прекрасен дождь и о всяческих душевных размышлениях, в то же время сетуя на ненароком измочившийся плащ. И вот, наконец-то жнец обнаружил свою цель. К ветке одного из многовековых дубов крепилась петля, обвиваясь вокруг шеи девушки в пышном платье. Кровь от места, куда впивалась верёвка, стекала по одежде и капала на ухоженную траву. А в помутневшем взгляде затухала жизнь. Изо рта повесившейся, видимо, стекала красноватая пена, которую почти моментально смывало. — Себастьянчик, я сейчас! — жнец выбежал из-под зонта, ловким движением доставая косу смерти, и, замахнувшись, почти распилил тело напополам. Тёплая кровь брызнула во все стороны, окропляя его. Мираж был настолько завораживающим, что его можно было легко спутать с реальностью. Искры в глазах погасли, а тело перестало метаться в конвульсиях. Из раны одна за другой вырвались плёнки, окутывая Сатклиффа. Весь в чужой крови, затемняемый светом минувшего. В такие минуты он превращался в истинного жнеца. К щекам прилила кровь, а губы расплылись в довольном оскале. Но взмах бензопилы, кадры чужой жизни в глазах, и интерес к работе словно потерян, а Грелль с сожалением наблюдает за врастающими в косу плёнками. На плёнке ясно отражается момент суицида, слышен хруст костей… Глаза жнеца почти сияют, а плёнка уже пропала. Он оборачивается в сторону Себастьяна с безумной улыбкой. Но мираж почти тут же распадается, разбрызганная кровь продолжает невероятно медленно сворачиваться в теле. Грелль снова подходит к Себастьяну, пряча оружие в складках плаща, берёт под руку. Демон смотрит на него с восхищением и ненавистью. Словно жнец только что умудрился сломать неразрушимое, только в понятиях Михаэлиса это должно было погибнуть совершенно иначе… Жнецы раздражают своей шаблонностью, но Сатклифф часто выбивается из колеи, что превозносит его в глазах демона.***
Но Себастьян совсем скоро снова возненавидел это создание. Под мелодию, напеваемую жнецом, они кружились в вальсе в тесной прихожей. Зонт был брошен на пол и то и дело путался под ногами. Вокруг мелькала простая мебель, которую затемняла своим великолепием дорогая и сделанная со вкусом люстра. По стенам расползлись просочившиеся в столь отдалённое от света место отблески заката. И вот на очередном повороте Грелль прижался к предмету своего обожания так, что Себастьян мог почувствовать его дыхание. Зрачки жнеца расширились, а сердце забилось сильнее. Щёки обагрил румянец. Сатклифф подался вперёд и наконец получил желанный поцелуй. Демон хотел было прервать его, но, вспомнив, что сейчас он дворецкий жнеца, лишь позволил тому продолжить начатое. Грелль сам немного отстранился и, казалось, вдохнул всем телом. Взгляд помутнел, а лицо распалилось ещё больше от ощутимых жнецом запахов. Он прикрыл глаза и снова втянул Себастьяна в поцелуй, теперь уже глубокий. Демон тоже позволил себе закрыть глаза лишь потому, что понял, что обе руки жнеца впиваются в его воротник. Михаэлис раз за разом прикусывал язык партнёра, вслушиваясь в сладко-болезненные стоны, звучавшие для его садистической натуры как музыка. Грелль отпрянул и обхватил ладонями лицо: — Себастьянчик, мой милый Себастьянчик! Ты даже представить себе не можешь, как я смущаюсь! — Он то ли наигранно, то ли взаправду произнёс это, после чего скрылся за дверью единственной жилой комнаты. Через некоторое время дворецкий приоткрыл дверь спальни, которая, несомненно, была достоянием всей квартиры. Алые бархатные шторы и резная кровать из чёрного дерева, по своему великолепию превосходившая даже самые искусные гробы. Покрывало было ровно уложено, а подушки хорошо взбиты. Комната пропахла приятными то ли женскими, то ли мужскими духами. Грелль, сидевший на кровати, расчёсывал влажные волосы, глядя в карманное зеркальце. Он притворился, что не заметил появления Себастьяна, но на приглашение на чай отреагировал моментально. Пронёсся вихрем по комнате и прошёл с дворецким в кухню. — Сегодня я заварил для Вас особый чай… Грелль поднёс чашку к лицу и перебил говорившего: — Вот это да! Такой запах! Даже не думал, что ты окажешь мне так много внимания! Жнец улыбнулся и послал демону воздушный поцелуй. Не успело Себастьяна проморозить до мозга костей, как он услышал звук глотка. Сатклиффа чуть ли не скрутило и он двумя шагами пересёк кухню, включая кран. — Этот чай изготовлен из кайенского перца, что придает ему очень острый вкус и пряный аромат. — пусть и немного торжествуя в душе, но сохраняя на лице улыбку продолжил дворецкий. — Ох, Себастьян, этот чай ничто по сравнению с тобой! — Немного хрипло произнёс жнец, переставая поглощать воду. Демон чутко наблюдал за реакцией жнеца. Это его забавляло и даже поражало, ведь, кажется, даже самые предсказуемые действия выглядели по-иному из-за последующих. Михаэлис уже не помнил, как Сатклифф затащил его на кровать. Данный кусок просто из головы вылетел, учитывая что демон наблюдал довольно интересное зрелище. Он попытался восстановить временную материю в своей памяти, что оказалось невозможным из-за партнёра, наконец добившегося своего. Грелль, поцелуй с которым оставлял во рту приятное послевкусие, отстранился и, изображая смущение, которое если и существовало, то совсем не долго, спросил: — С-себастьянчик, можно я поцелую тебя пониже? Демон только обречённо вздохнул вместо ответа, отводя взгляд, не слишком желая видеть этих действий. Жнец медленно освободил от одежды переднюю часть торса, совершенную по его понятиям. Припал губами к шее и осыпал поцелуями её и плечи, не смея оставлять засосов. Но только он хотел опуститься ниже, как сильная рука обвила его талию и одним движением подняла, после прижав к кровати. Грелль бросил на Себастьяна недоумевающий взгляд, и тут же забыл, что собирался делать. Демон прикусил мочку уха, после чего провёл языком по краю ушной раковины. За долю секунды быстро освободившимися руками он избавился от галстука и расстегнул пуговицы на рубашке, после чего вместе с плащом откинул её. Впился в область рядом с ключицей, оставляя укус за укусом и слушая стоны жнеца. Шея, плечи, рёбра — всё вскоре было покрыто засосами, а Сатклифф сбивчиво дышал и пытался уловить движения демона, который теперь превратился в размытое пятно, потому что не был в зоне охвата очков. Жнец, полагаясь только на ощущения, уже не мог совладать с собой, когда горячий язык, умения которого позволяли связать веточки сакуры, обвил сосок. Даже не нуждаясь в помощи губ, Себастьян управлял разгорячённым телом, как ему хотелось. Он то прекращал взаимодействие, то переходил от чего-то грубого к заставляющему таять в его руках. Воспользовавшись моментом, демон сорвал с расстёгнутой рубашки галстук, и руки жнеца оказались крепко привязанными к спинке кровати, на пол небрежно упали брюки и бельё. Грелль тряхнул головой, чтобы очки встали на место, но они только сильнее накренились. Себастьян сел рядом, принимая на себя внимание жнеца, и демонстративно схватил зубами край перчатки у запястья, медленно стягивая её. Зритель, предпочитавший скорее роль актёра, с замиранием сердца наблюдал за ним. Сатклифф еле сдерживал стоны, царапая зубами припухшие губы, когда Михаэлис многократно провёл по его телу подушечками пальцев, исследуя поверхность. Пара движений, собирающих с головки смазку. Демон ввёл сразу два пальца по самое основание и, ощупав стенки кишки, наконец нашёл нужную точку. Пара отдалённо напоминающих круговых движений, и жнец, секунду назад прикусивший губу из-за болезненного дискомфорта, выгнулся в спине навстречу пальцам и сиплым голосом простонал. То надавливая, то прекращая всякое воздействие на простату, демон наблюдал, как с головки по стволу стекает прозрачная жидкость, а Грелль пытается выровнять дыхание, но каждый раз, когда ловит на себе взгляд Себастьяна, тут же забывает об этом. Когда из груди жнеца вырвался особо громкий стон, демон отстранился, прекращая телесный контакт. — Себас-тян? — Грелль в недоумении взглянул на него. Последний лишь встал перед ним во весь рост и неспеша снимал с себя расстёгнутые вещи. Каждую из них Михаэлис аккуратно складывал, разглаживая неровности на ткани. Сатклифф ждал, чувствуя как его тело изнывает от нетерпения, а он в это время не способен оторвать взгляд, что только всё усугубляло. Одежда расположилась на стуле, а демон с довольной улыбкой поправил на его спинке красный плащ. — Вещи смотрятся красивей, когда занимают свои места, не правда ли, господин Сатклифф? — Он отошёл на пару шагов, демонстрируя обнажённое тело, при виде которого жнец блаженно улыбнулся, а вдохнуть у него получилось лишь с третьего раза. Не глядя на Грелля, Себастьян будто с критикой оценил свою работу. Затем подошёл к кровати, по пути выливая на тело стакан воды, стоявший на тумбочке. Демон запустил кисть в пряди снова запутавшихся алых волос и потянул их на себя. Требовательным поцелуем, вскоре ставшим глубоким, одарил жнеца. Провёл рукой по внутренней стороне бедра и оставил на нём царапины, а затем резко прижал ноги жнеца к торсу. Грелль выразил слабое сопротивление и заёрзал, пробормотав при этом: — Моё смущение так же велико, как та сила, заставляющая любить тебя, Себастьянчик! Но в его похотливом взгляде не читалось почти ничего, кроме желания. Михаэлис несколько раз плавными движениями таза провёл членом по телу, словно дразня. А потом резко вошёл под таким углом, чтобы специально вызвать боль. Сатклифф дернул плечами и непроизвольно впился ногтями одной руки в другую, так что кожа побелела и на ней появились ранки. — Себастьянчик, ты такой гру… Речь прервал ещё один толчок. Жнец откинул голову назад, издав короткий стон, тут же пропавший в тяжёлом дыхании. Демон изменил своё положение, что теперь позволяло ему задевать простату, а на выходе замедлять темп, не прекращая соприкасаться с ней. Грелль мог только глотать воздух, ибо потерял всякий контроль над телом, извиваясь и выгибаясь в спине. Импровизированная верёвка ослабла и сползла по рукам к подушкам. Сатклифф одной рукой провёл по плечу и шее партнёра, после запустив её в мягкие, как бархат, чёрные волосы. Другой хотел было прикоснуться к своей изнывающей плоти, но рука была перехвачена и отведена в сторону. Себастьян лишь изредка касался члена жнеца, создавая лишь ощущения незавершённых действий. Он всё чаще начал оставлять засосы и следы от укусов на чужой шее, лишь чтобы сильнее чувствовать контраст между короткими стонами боли и протяжными — удовольствия, доносившимися до ушей. Наконец демону надоели эти действия, и толчки стали равными, сильными, а член входил в тело почти полностью, насколько это было возможно. Все стоны смешались, становясь похожими друг на друга. Себастьян сжал член партнёра и в темпе с толчками двигал по нему рукой, в нужный момент сжав у основания и скрыв надменное рычание в тяжёлом стоне. Ещё несколько завершающих толчков, и он кончил, переставая прижимать Грелля к кровати, после чего последовали несколько движений рукой, доводящие до крайности и жнеца.***
Утром Сатклифф обнаружил, что находится в спальне один. Стрелки на непримечательных часах едва переваливали за восемь. Жнец лениво потянулся, но почти сразу вскочил с кровати, направляясь в ванную. Все утренние приготовления он закончил невероятно быстро. А затем, проведя рукой в перчатке по только что начищенной до блеска бензопиле, счастливо улыбаясь. — Как жаль, что мой прекрасный рыцарь покинул сцену. Боюсь, что моя единственная работа на сегодня — найти тебя и окропить прекрасной красной кровью, Себастьянчик!