1 ноября 1993 года
Утром в понедельник стало известно, что Сириуса Блэка так и не нашли, впустившая чужака в башню Полная Дама от стыда спряталась в пещере отшельника на шестом этаже, и ее временно заменил сэр Кадоган Коротышка, а профессор Люпин опять заболел, и вместо него урок защиты проведет Снейп. — Я ознакомился с планом занятий моего... коллеги... — на лице профессора появилось выражение крайнего отвращения. — Должен заметить, что до сих пор вы учились не защите от темных искусств, а защите от мелких вредителей... — Профессор Люпин лучший преподаватель защиты! — выкрикнул со своего места Рон Уизли. — Минус балл Гриффиндору за бессмысленный шум в аудитории, — ровным голосом произнес Снейп. — Ученики третьего курса должны уметь распознавать и обезвреживать намного более опасных существ, чем боггарты и пикси. Откройте учебники на странице триста девяносто четыре. — Оборотни? — воскликнула Парвати Патил. — Но сэр, мы же еще не дошли до... — Минус два балла, мисс Патил. — перебил ее Снейп. — С кого из вас мне снять четыре? Нет желающих? Итак, я продолжу. Я, конечно, не надеюсь на ответ, но может быть кто-то из присутствующих, помимо Грейнджер, все же знает что-нибудь про оборотней? Нет? Н-да, я так и думал. Что ж, удивите меня, мисс Грейнджер. — Оборотни бывают урожденные и проклятые, — начала Гермиона. — Первые получают ликантропию при рождении либо заражаются в возрасте до года, в человеческой форме отличаются повышенной волосатостью тела и большой физической силой, в звериной ограниченно сохраняют разумность. Некоторые из них могут обращаться в любой момент, независимо от фазы луны, хотя обращение в полнолуние дается им намного легче. В отличие от проклятых оборотней, не испытывают физического дискомфорта при обращении. Проклятые оборотни заражаются во взрослом возрасте и большую часть времени неотличимы от обычных людей. Обращение причиняет им невыносимую боль, за несколько дней до него они начинают ощущать физическую слабость, вплоть до обмороков. Совершенно не контролируют себя в звериной форме, если только не пьют перед обращением ликантропное зелье, изобретенное несколько лет назад Дамоклом Белби. В человеческой форме распознать оборотня невозможно. В звериной можно заметить золотистые крапинки в глазах и слегка измененную форму носа... — Достаточно, — прервал ее Снейп. — Вы повторяете то, что написано в учебнике, авторы которого ни разу не сталкивались с оборотнями лицом к лицу. Заметить отличия в цвете глаз и форме носа у них, как правило, не удается ввиду скоропостижной смерти наблюдателя. Поэтому столкнувшись с волком, вы не должны рассуждать, настоящий ли перед вами зверь или проклятый, вы обязаны предположить худшее. Самый верный способ остаться при этом в живых — использовать специальные парализующие чары, одинаково хорошо действующие как на оборотней, так и на обычных волков. В учебнике их нет, поэтому слушайте внимательно и записывайте. Словесная формула... — Если в учебнике этого нет, зачем мы его открывали? — спросил Рон Уизли. Что ж, умение учиться на своих ошибках в число гриффиндорских добродетелей явно не входило.* * *
Отработки у Снейпа Гарри ненавидел не столько даже потому, что не любил профессора зельеварения (за два года они, в общем, смирились с существованием друг друга), но и из-за необходимости несколько часов подряд отскребать котлы от отходов студенческой деятельности. Иногда он даже думал, что зельевар перед каждой отработкой нарочно пачкает котлы какой-то особенно стойкой гадостью, которую он сам же и изобрел для того, чтобы посильнее помучить учеников. Элин же при виде грязных котлов каждый раз накрывало чувство дежавю. Она не помнила подробности, но, кажется, в прошлой жизни ей уже приходилось заниматься чем-то, связанным со словами «наряд по кухне», «бигус» и «комбижир», и на этом фоне работа с ученическими котлами казалась совсем не такой тяжелой. Кроме того, в этом году у нее уже не было времени на дополнительные занятия со Снейпом, и назначенная отработка была хорошим поводом для того, чтобы получить ответы на накопившиеся вопросы. Правда, при этом нельзя было забывать про щетку — за пренебрежение работой Снейп легко мог назначить повторную отработку, невзирая на лица. — И все равно, я не понимаю, — говорила Элин. — Всем известно, что второе название аконита — волчья погибель, о его влиянии на представителей семейства собачьих известно уже лет пятьсот. Так почему же за все это время никто не догадался, что на его основе можно создать ликантропное зелье? — Отчасти потому, что оборотни — мерзкие агрессивные твари, с которыми приличные волшебники стараются не иметь никаких дел, — ответил Снейп. — Ну и кроме того... Он ненадолго задумался, а затем подхватил только что очищенный Гарри котел, поставил его на спиртовку и наполнил водой. — Вы! Прекратите шуметь, — бросил он Гарри и Джинни. Оба подростка с радостью отложили щетки и принялись наблюдать за представлением. — Это стандартная смесь ингредиентов номер три, — сказал профессор, высыпая в кипящую воду желтоватый порошок. — Вы помните, что в нее входит? — Рог единорога, мята, слизь флоббер-червя, жала веретенницы, экстракт бум-ягоды... — принялась перечислять Элин. — Именно. Теперь смотрите внимательно. Добавляем в смесь аконит... — Снейп достал из шкафа склянку с нарисованными на этикетке черепом и костями и добавил в котел три капли мутно-синей жидкости. — Что сейчас произошло? — При нагревании элемент огня в бум-ягодах трансформировал мяту и был нейтрализован магией единорога, — Элин задумалась, — холодное железо в слизи флоббер-червя должно было восстановиться из окисла, но трансформированная мята вступит с ним в реакцию... Профессор, я не могу сказать вот так сразу, тут нужно считать каждое превращение. — Я не сказал «посчитайте реакции», мисс Олсен! — Снейп явно был чем-то недоволен. — Я спросил вас, что произошло? Что вы видели? — М-м-м... Зелье стало ядовитым? — Элин не могла понять, что хочет от нее профессор. — Жала веретенницы — сильное противоядие, но они не справятся с аконитом, надо добавлять безоар... — Вы не можете на глаз определить, ядовито ли зелье, — прервал ее Снейп. — Что вы видели, мисс Олсен? — Я видела, как вы добавили три капли синей жидкости в желтую основу, после чего зелье стало зеленым... — Элин задумалась. — Хм... Профессор, мне показалось, что на секунду оно стало розовым, но ведь так не должно быть? Розовому цвету там взяться неоткуда... Взмахнув палочкой, Снейп погасил огонь, уничтожил зелье и отправил грязный котел обратно к Гарри. — Розовый цвет, мисс Олсен, имеет так называемая слагхорнова соль, которая образуется в результате реакции аконита со слизью флоббер-червя в присутствии жал веретенницы, — удовлетворенно произнес он. — Вы про нее еще не знаете, атипичные реакции аконита были открыты лишь недавно и в школе их не проходят. Именно слагхорнова соль используется в ликантропном зелье, но в обычных условиях она распадается за долю секунды, для ее стабилизации требуется очень сложная и опасная процедура. Поэтому такое зелье может приготовить только опытный мастер, и стоит оно очень дорого. Снейп усмехнулся. — Что же до вашего вопроса о том, почему никто не догадался, то… видите ли, стандартная смесь номер три вошла в употребление всего сто лет назад. К тому времени мастера алхимии уже давно перестали полагаться на свои органы чувств, предпочитая использовать вместо них точные расчеты и современные измерительные приборы. Наблюдение за цветом и запахом ныне — удел студентов-первокурсников и дилетантов, варящих зелья в кастрюлях из-под супа. Опытные же мастера если и наблюдали краткое появление розового цвета в той реакции, которую я вам только что показал, то просто не обращали на него внимания... До тех пор, пока я не задал этот вопрос профессору Слагхорну, преподававшему зельеварение во время моей учебы в школе. Он тогда отделался общими фразами, посоветовав мне больше внимания уделять учебникам, и я не стал настаивать, боясь показаться глупым. Впоследствии я забыл про свой наивный вопрос. Точно так же, как вы, мисс Олсен, я стал думать в первую очередь о происходящих в зелье реакциях, а не о том, что вижу своими глазами... А вот профессор Слагхорн, как оказалось, про меня не забыл и спустя три года получил премию Рипли[18] за открытие первой атипичной реакции аконита и ее производной, носящей теперь его имя. — И вы его за это так и не простили? — спросила Элин. — С чего вы взяли? — удивился Снейп. — Профессор Слагхорн проделал огромную работу, премия была получена им вполне заслуженно. Более того, он никогда и не скрывал, что именно мой вопрос навел его на мысль начать исследования в этой области. Он часто рассказывал об этом случае на уроках, приводя его в качестве примера того, что в зельеварении нельзя забывать о мелочах. Я был даже приглашен в его клуб и познакомился с руководством гильдии алхимиков... Впрочем, это уже другая история. Снейп взмахнул палочкой, разом очистив кучу грязных котлов. — Отработка окончена. Вы двое свободны, — сказал он Гарри и Джинни. — Мисс Олсен, задержитесь ненадолго. ---------- [18] Джордж Рипли (1415 — 1490) — известный английский алхимик. ----------* * *
Снейп в задумчивости мерил шагами кабинет, машинально вертя в руках палочку. — Обычно этот вопрос задают деканы на пятом курсе, — сказал он наконец. — Но все же, мисс Олсен, какую профессию вы намерены избрать? — Я еще не определилась окончательно, — пожала плечами Элин. — Пока не поступила в Хогвартс, хотела стать адвокатом, как мама, но, к сожалению, в Хогвартсе не учат юриспруденцию. — У школы договор с американским Институтом салемских ведьм, — ответил Снейп, — там есть отдельный курс британского права. Но мне казалось, что у вас более естественнонаучный склад ума. — Это лишь один из вариантов, — кивнула Элин. — Сейчас меня больше привлекает конструирование заклинаний и артефактов. Ей показалось, что Снейп немного разочарован ответом. — В таком случае, зачем вам зельеварение? — несколько раздраженно спросил он. — Для выбранных вами профессий нужны нумерология и руны. — Не только они, — возразила Элин. — Я не хочу создавать ширпотреб для Косого переулка, я хочу большего. У маглов самые значительные открытия сейчас совершаются на стыке наук, у волшебников же знания до сих пор очень сильно обособлены. Не полностью, конечно, та же нумерология связана с рунами, а астрология нужна вообще везде, но это капля в море. Я же не хочу быть только зельеваром или только заклинателем, я хочу создать что-то, для чего будет нужна и нумерология, и руны, и зелья, и трансфигурация... Правда, с ней у меня беда, но я думаю, что справлюсь. И магловские науки тоже! В зельеварении учитывается обычная химия, так почему же в трансфигурации не обращают внимания на законы физики? Поэтому ваш предмет очень важен для меня, профессор. Не говоря уже о том, что он просто интересный. — Понятно, — Снейп перестал вышагивать вдоль доски, опустился в свое кресло и прикрыл глаза. — И вы уверены, что до вас никто не додумался до того, чтобы совместить несколько волшебных наук? — Даже если и додумался, что с того? Там же поле непаханное, тем для исследований на десяток жизней хватит... — Понятно, — повторил Снейп. — Хорошо, мисс Олсен, вы можете идти. Уже стоя возле двери, Элин повернулась и с усмешкой посмотрела на профессора. — Вы ведь до сих пор злитесь на Слагхорна, — утвердительно произнесла она. — Не за то, что он получил всю славу, а за то, что сделал работу без вас. Не так ли? — Почему вы так думаете, мисс Олсен? — спросил Снейп, не открывая глаз. — Потому что я бы точно злилась... — засмеялась она. — Доброй ночи, профессор.* * *
— Никогда бы не подумала, что Снейп может досрочно прекратить отработку, — сказала Джинни, когда Элин вышла из кабинета зельеварения. — Как ты это делаешь? — Не знаю, — пожала плечами Элин. — Может быть, все дело в том, что я отношусь к нему как к мастеру, а не как к ужасу подземелий. А может быть, он просто понимает, что я никогда не буду злоупотреблять его отношением к себе. Или просто в моем личном обаянии... О, добрый вечер, профессор Люпин! Как ваше здоровье? Профессор был бледен и слегка пошатывался, но на его лице играла довольная улыбка. — Намного лучше, — ответил он. — Мне повезло работать с таким мастером, как профессор Снейп, его лекарство очень помогает... Вот, пришел сдавать стеклотару. Он слегка качнул в руке полную пустых склянок сетку, отчего на какое-то мгновенье стал похож на советского алкоголика, идущего в пункт приема бутылок. — Я слышал, сегодня он меня замещал? Ну и как прошло занятие? — Ужасно! — поморщился Гарри. — Профессор Снейп задал нам шесть футов про оборотней, представляете? Хотя они в самом конце учебника. — Он и нам тоже про оборотней рассказывал, — подтвердила Джинни. — Мы еще удивлялись, зачем нам это, их ведь проходят на третьем курсе. — А мне понравилось, — задумчиво сказала Элин. — За время занятия профессор трижды обозвал авторов учебника некомпетентными идиотами и показал нам заклинание Лупус Фригидус. Правда, оно очень сложное... — Я знаю это заклинание, — серьезно произнес Люпин. — Его придумали менее двадцати лет назад, оно не входит в перечень обязательных при подготовке к СОВ и ЖАБА, поэтому его нет в учебнике. К сожалению, министерская комиссия слишком консервативна в таких вопросах... Но профессор Снейп прав, Лупус Фригидус действительно отлично справляется с оборотнями. Я и сам однажды в этом убедился.6 ноября 1993 года
С вечера пятницы небо затянуло тучами, и профессор Трелони торжественно провозгласила, что матч Гриффиндора со Слизерином пройдет при грозе и штормовом ветре. Поскольку вся школа точно знала, что профессор тайно слушает передаваемые по радио прогнозы погоды при помощи единственного работающего в Хогвартсе детекторного радиоприемника,[19] привезенного маглорожденным студентом еще в двадцатые годы, предсказанию поверили. Разумеется, защищать зрителей от дождя никто и не думал. Преподаватели считали, что трудности закаляют характер и стимулируют волю к самостоятельной учебе. Студентов просто-напросто ставили перед выбором — или ты мокнешь под ледяным дождем, или учишься колдовать. И что характерно, даже самые ленивые и бесталанные студенты в таких условиях совершенно добровольно выбирали учебу. Накануне матча, сразу после окончания занятий, все столы и диваны в гостиной Пуффендуя были сдвинуты к стенам, а в середине комнаты был разложен подаренный Филчем старый тент. Прошлой осенью Гарри с друзьями кое-как залатали прорехи, но за год магия рассеялась, и теперь несколько семикурсников, сверяясь с записями и поминутно вспоминая интимные части тела Мерлина и Морганы, накладывали на ветхую ткань чары ремонта, укрепления и расширения пространства. Результат превзошел все ожидания. Три других факультета могли сколько угодно обзывать пуффендуйцев растяпами и неженками, но факт заключался в том, что растяпы наслаждались игрой, сидя на своей трибуне в сухости и комфорте, в то время как все остальные были больше озабочены удержанием рвущихся под порывами ветра защитных куполов или зачарованных зонтиков, нежели тем, что происходило на поле. А полюбоваться там было на что! Хотя потоки льющейся с неба воды и мешали рассмотреть детали, но было понятно, что накачанные Вудом гриффиндорцы буквально разорвали защиту противника. Преимущество в скорости, к которому привыкли слизеринцы за два года, при такой погоде работало плохо, и на первый план вышла поражающая воображение слаженность действий гриффиндорских охотниц. Девушки перекидывали друг другу квоффл практически вслепую, просто зная, что партнер находится именно там, где он должен быть. Разрыв в счете все увеличивался, и поскольку заметить снитч в такую погоду было очень сложно, можно было предположить, что Гриффиндор победит с очень большим преимуществом. Впрочем, Гарри в этот раз мало волновал счет. Чжоу Чанг сидела на трибуне между ним и Седриком, и так как места под навесом было не очень много, Гарри совершенно естественно оказался прижат к боку девушки. Отстраниться от нее он не мог, даже если бы и захотел — с другой стороны его подпирала Мариэтта Эджкомб, неизвестно зачем припершаяся на пуффендуйскую трибуну (ах да, ее же пригласила Чжоу из-за Седрика... Но почему она села далеко от него? Стесняется, что ли?) Но Гарри, разумеется, такое положение полностью устраивало. Лицо Чжоу было в каких-то дюймах от его глаз, его бедро чувствовало изгибы ее тела, и хотя фигура девушки под бесформенной школьной мантией была практически неразличима, но когда она при особо удачных маневрах игроков вздыхала полной грудью... В общем, Гарри был невероятно рад тому факту, что его собственное тело тоже скрыто под мантией. ---------- [19] Простейший вид приемника, некогда популярный у юных радиолюбителей. Работает от энергии принимаемого сигнала и не имеет усилителя, поэтому не нуждается во внешнем источнике питания. ----------* * *
Игра шла уже три часа, и счет на табло перевалил за две сотни, когда Гарри почувствовал, что что-то идет не так. Ему за шиворот словно вылили ведро воды, он машинально попытался поплотнее закутаться в мантию, но это не помогло. Он увидел, как на поле одна за другой появляются размытые фигуры в плащах, ветер из холодного стал обжигающе ледяным, гул стадиона стих, зато пришли голоса, и Гарри вдруг понял, что они зовут его за собой. Он попытался закрыть руками уши, но это не помогло, голоса звучали все громче... — Отойди прочь, мне нужен только мальчишка! — Только не Гарри, пожалуйста, не надо! Убей лучше меня... — Ты выбрала. Авада Кедавра! Лили Поттер пытается закрыть ребенка своим телом и падает замертво. Что ж, значит, так тому и быть. Он выполнил просьбу своего слуги, и не его вина, что глупая женщина выбрала смерть вместо жизни. Смешно. Неужели она думала, что сможет его остановить? Его, лорда Волдеморта, величайшего волшебника в истории... У нее в руках даже не было палочки! Он равнодушно отпихивает ногой мертвое тело и направляет палочку на ребенка... — Гарри, очнись, они ушли! Гарри! Ты слышишь меня? Он лежал на скамье, окруженный встревоженными товарищами. — Съешь, полегчает, — кто-то сунул ему в руку шоколадный батончик, и Гарри машинально принялся жевать, чувствуя, как по телу растекается тепло. — Дементоры? — Ушли, — сказала Чжоу. — Дамблдор выскочил на поле, махнул палочкой, и их как ветром сдуло. — Никогда еще не видел директора таким сердитым, — добавил Седрик. — Он ведь запретил дементорам заходить на территорию школы. Но они, наверное, слишком проголодались, а тут такие сильные эмоции. — Сейчас эмоций будет еще больше, — Элин показала на поле, где обе команды яростно спорили, пытаясь что-то доказать мадам Хуч. — Ничего не слышите? Ну и правильно, у вас же нет подслушивающего заклинания, — невесть откуда вынырнувшая Джинни как ни в чем не бывало уселась позади Гарри. — А вот если бы оно у вас было... — Маленькая шантажистка, — Гарри был рад отвлечься от тяжелых мыслей. — Это называется бизнес, — ответила Джинни. — У меня есть то, что вам нужно, и я готова вам это продать за сущую мелочь... Всего-то узнать, кто такой этот Пети... Элин вовремя успела заткнуть рыжему бесенку рот. — Потом поговорим, — шепнула она. Впрочем, окружающим было не до того. Вся трибуна поднялась на ноги, пытаясь понять, что происходит на поле. Наконец, мадам Хуч поднесла палочку к горлу. — Драко Малфой поймал снитч, — объявила она, — счет 210:280 в пользу Слизерина. Игра окончена! Окончена, я сказала! Мистер Вуд, если вы не объяснили своему ловцу, что игра не остановлена, пока не прозвучал свисток — это ваши проблемы.* * *
Сразу же по возвращении в замок Гарри отправился в библиотеку, надеясь отыскать там описание способов борьбы с дементорами. Вряд ли эти твари рискнут еще раз наведаться в школу, но что если он встретится с ними в Хогсмиде? Он же не может допустить, чтобы Чжоу Чанг еще раз увидела его в таком беспомощном состоянии. Она, конечно, замечательная девушка и ни словом не попрекнула его за то, что он потерял сознание, но если он каждый раз будет падать в обморок, то... Зачем Чжоу дружить с таким слабаком? Судя по всему, мысль о дементорах пришла в голову не ему одному. К мадам Пинс уже выстроилась небольшая очередь с одним и тем же вопросом. Все современные учебники разошлись по рукам, так что Гарри вынужден был довольствоваться последним свободным экземпляром «Убереженья от созданий пренаитемнейших» 1765 года издания. Впрочем, ему еще повезло заполучить книгу, написанную на относительно современном английском языке, а вот стоявшему за Гарри шестикурснику достался лишь пахнущий плесенью фолиант на старофранцузском. На удивление, старая книга оказалась весьма интересной. Архаичный язык в ней с лихвой компенсировали красочные иллюстрации и многочисленные примеры из жизни знаменитых охотников за чудовищами и первых авроров. Увлекшись чтением, Гарри не заметил, как пролетело время, очнувшись лишь тогда, когда к нему за стол подсели Элин с Гермионой. — Не замечала у тебя тяги к таким древностям, — заметила Элин, с уважением разглядывая старинные иллюстрации. — Я сам не думал, что будет так интересно, — ответил Гарри. — Напоминает сочинения Локхарта, только тут автор не забывает о практической пользе. Вот, смотри, в конце каждого рассказа есть краткие описания всех упомянутых существ и формулы всех использованных заклинаний. — И что там сказано про дементоров? — «Дементоры суть изо всех темных тварей наитемнейшие», — начал читать Гарри. — «Там, где они живут, всегда хлад, и вой, и скрежет зубовный, посему волшебники и заперли их на острове, Азкабаном именуемом. Остров сей некоторыми за самый вход в Ад полагается...» Ну, там дальше цитаты из Библии, это неинтересно. А вот что написано про защиту: «Нет у дементоров глаз, но видят они чувства и радости человеческие и даже магловские. От сего и слабость их проистекает, ибо опытный мастер окклюменции может в разуме своем стену выстроить и через то невидимым для дементоров стать. Способ сей, однако же, тяжел и ненадежен, ибо защищает лишь на краткое время и силы требует, недоступной многим. Но есть и другой путь верх одержать над существами мрачными, а именно, следует применить заклинание Патронуса, сиречь защитника, зверя волшебного, коий человека светом своим согревает, а дементоров пугает. Ежели и патронуса волшебник не может вызвать, то следует ему спасаться от дементора немедленным бегством. И да не будет ему это поставлено в упрек, ибо то есть не трусость, но лишь верной погибели избежание». — Окклюменцию учат не один год, — закончил Гарри. — А про заклинание патронуса сказано, что оно очень сложное и его надо осваивать с наставником. Можно было бы расспросить профессора Люпина, но... по-моему, он меня избегает. Не понимаю, почему, я пытался пару раз подойти, чтобы расспросить про родителей, но он каждый раз находил отговорки. — Может, стыдится того, что не пытался тебя отыскать, когда ты жил у Дурслей? — Элин пожала плечами. — Но если мы все к нему подойдем, то не думаю, что он откажет. Гермиона, ты с нами? — Где? Кого? Я не сплю! — встрепенулась Гермиона. — И почему мы в библиотеке? — Потому что кое-кто опять спит на ходу, — усмехнулся Гарри. — Пошли в Большой зал, скоро ужин. И, кстати, нам еще с Джинни разобраться надо. Не забыли?* * *
— Хорошо, я поняла, что Блэк невиновен, — сказала Джинни, выслушав их историю. — Но зачем он приходил к нам домой? Не за деньгами же, у нас все равно их нет. — Так за Петтигрю, — ответил Гарри. — Ваша крыса, Короста, — это он и есть. Он спрятался, приняв анимагическую форму. — Вы хотите сказать, что Короста — мужчина? — с отвращением воскликнула Джинни. — Но она же у нас жила! Рон ее к себе в постель брал... Да она у нас по всему дому бегала, и в моей комнате, когда я переодевалась... Фу, мерзость! Я как будто в грязной луже искупалась! — Ну ты же сама хотела все знать, — злорадно усмехнулась Элин. — Вот, получай. Вся правда, какая она есть. — Да я не в претензии, — ответила Джинни, — правда ведь все равно рано или поздно всплыла бы. Этого извращенца когда-нибудь поймают... Ух, хорошо бы он сперва ко мне в руки попал, я бы ему хвост-то оторвала, чтобы не вздумал впредь за мной подсматривать! — Ты хотела сказать не хвост, а... — То, что я хотела сказать, я не скажу, потому что воспитанные девочки так не выражаются! — гневно отрезала Джинни. — Ладно, ладно, — Элин успокаивающе подняла руки. — Но ты понимаешь, что все, что мы тебе рассказали, надо держать в секрете? Уж не знаю, в чем там заключается тайный план Дамблдора, но Петтигрю не должен раньше времени узнать, что он разоблачен. — Конечно, я понимаю, — серьезно кивнула Джинни. — Я же не болтушка... — ...а просто любопытная, — не удержался Гарри. — Это у нас семейное, — Джинни засмеялась и достала палочку. — Ну что, показывать заклинание? Смотрите, это обычное усиление слуха, Аурес Фортем, его учат на втором курсе. Но если повернуть палочку вот так, потом взмахнуть и добавить Нон Обстанте... Видите? Обычную заглушку пройдет и не заметит. В серьезной защите, конечно, застрянет, но ей только сильные волшебники пользуются. — А как ты убедила близнецов тебя научить? — спросил Гарри. — О, сущие пустяки. Хитроумная интрига, блестящая комбинация, парочка империусов... Ну чего вы на меня так смотрите? Фред и Джордж меня любят, я сделала щенячьи глазки и уговорила их поделиться, вот и все.13 ноября 1993 года
В следующую субботу прошла игра Когтеврана с Пуффендуем, и на этот раз все обошлось без происшествий. Гарри наконец-то смог обыграть свою соперницу, прервав ее двухлетнюю победную серию. Правда, в ходе игры Гарри дважды упускал снитч, который лишь чудом ускользал от руки Чжоу. Малкольму Прису даже пришлось брать тайм-аут и объяснять влюбленному ловцу, что на поле нет места джентльменству, и если потребуется, Гарри обязан будет сбить когтевранку с метлы. Гарри внял, и третья его попытка оказалась успешной. Чжоу Чанг ушла с поля, едва сдерживая слезы, — впервые их соперничество прошло без участия одержимых профессоров и свихнувшихся бладжеров, и впервые она не смогла обыграть пуффендуйского ловца. Провожая ее взглядом, Гарри решил, что с приглашением в Хогсмид придется подождать неделю — другую, пока горечь поражения не забудется. Впрочем, поджидавшая Гарри возле раздевалки Элин заставила его на время позабыть о Чжоу. — Угадай, кто присутствовал сегодня на матче? — спросила она брата с заговорщицким видом. — Джоселинд Вэдкок, тренер «Паддлмир Юнайтед», — ответил Гарри. — Ему нужны новые игроки, а в этом году сразу три капитана заканчивают учебу. Почему, ты думаешь, они все так нервничают? Тот, кто выиграет в этом году кубок школы, почти наверняка получит приглашение в ПЮ. — Ой, да забудь ты про свой квиддич! — отмахнулась Элин. — Я про важные вещи. Когда я шла на нашу трибуну, заметила под ней большого черного пса. Он на секунду нос высунул, увидел меня, подмигнул и спрятался. Потом, когда началась игра и все отвлеклись, я туда заглянула. Хотела высказать Сириусу все, что о нем думаю, но он уже убежал, оставив только это. Элин протянула Гарри испачканный в грязи конверт. «Г! Тот, кого я ищу, вернулся и хочет проникнуть в Хогвартс. Он может прятаться в любой щели, поэтому будь предельно осторожен. Ему что-то нужно, но я не понимаю, что, и меня это очень тревожит. Я буду поблизости и если что-то узнаю, найду способ сообщить. Нашего друга я тоже предупредил, он здорово меня отругал за то, что я его не послушался, но я все равно знаю, что прав. Береги себя». — Ему самому надо себя беречь! — сердито сказал Гарри, прочтя письмо. — Я-то Петтигрю не нужен, у него за два года было полно возможностей мне навредить. А вот Сириуса в любой момент могут поймать. — Плохо, что мы не понимаем, чего хочет Петтигрю, — сказала Элин. — Что, если он бежал не наугад, а искал своего хозяина? Что, если он его нашел и получил какой-то приказ? Рассуждая таким образом, они дошли до сарая с метлами. Войдя внутрь, Гарри принялся было вытирать древко от влаги, как вдруг услышал у дальней стены чей-то тихий шепот. — Pater noster, qui es in caelis, sanctificetur nomen tuum...[20] В первый момент он решил, что это спрятавшийся Петтигрю разговаривает со своим господином или читает заклинание. Но Элин, поймав его взгляд, приложила палец к губам и отрицательно покачала головой. — Это молитва, — еле слышно шепнула она. Стараясь не шуметь, Гарри шагнул вперед, заглянул за стойку с метлами и едва не споткнулся от удивления. Молитву читал их факультетский призрак, отец Себастиан, стоящий на коленях возле дальней стены. Вслед за «Отче наш» последовала вторая молитва, в которой Гарри не разобрал ни слова. Наконец, прозвучало последнее «Amen», призрак перекрестился и поднялся с колен. — Спасибо, что не прервали мою молитву, молодые люди, — сказал он. — Не за что, отец Себастиан... А почему именно здесь? — спросила Элин. — Привычка, — вздохнул призрак. — Посмотрите сюда внимательнее. Вы ничего не замечаете? Осветив Люмосом стену, ребята заметили полустертое изображение человеческой фигуры. — Раньше тут была церковь, — пояснил отец Себастиан. — Епископ Глазго отказался освящать внутреннюю часовню в самом замке, но и оставлять паству на произвол судьбы тоже не хотел. Когда я учился в школе, я часто приходил сюда, порой даже сбегая с занятий, хоть мне за это и доставалось потом... Конечно, тогда церковь была намного больше, то, что вы видите сейчас — лишь остатки восточного придела... Службы шли каждое воскресенье, а какой хор у нас пел на Рождество... Гарри показалось, что призрак готов расплакаться. — Я давно хотела узнать, как тогда удавалось совмещать магию и религию? — спросила Элин. — Все, что я читала по этому поводу, слишком невнятно, каждый автор противоречит всем остальным. — Я не могу сказать, как это удавалось другим, — покачал головой призрак. — Могу лишь рассказать о себе самом.[21] ---------- [20] Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое... (лат.) [21] Надеюсь, читатели понимают, что мнение одного из героев не есть мнение автора. Отец Себастиан — искренне верующий средневековый монах, чье видение мира существенно отличается от современного. ----------История толстого монаха
— С самого раннего детства я мечтал посвятить жизнь служению Господу, — начал свой рассказ отец Себастиан. — Наша мельница стояла на монастырской земле, и мимо нее часто проходили монахи, идущие на сбор пожертвований или отправившиеся в паломничество. Помню, в детстве я очень боялся, что кто-нибудь из них дойдет до края света и свалится вниз... Однажды у нас в доме заночевал монах, возвращавшийся домой из Святой земли. Я спросил его, встретил ли он там Бога и если да, то какой он? Тот лишь засмеялся и ответил, что Бога нельзя увидеть, но можно узнать, что он говорит, если прочитать Библию. После этого я стал приставать к нашему приходскому священнику, чтобы он научил меня читать. Я думал, что этого умения будет достаточно, чтобы самому стать священником и отправиться бродить по свету. Тот согласился, но, увы, мой отец был совсем не рад этому, ведь я был его единственным сыном и должен был унаследовать мельницу. Сейчас-то я понимаю, что он хотел мне только добра, но тогда, увы, я думал иначе. Я пытался сбежать, был пойман и выпорот. Тогда-то у меня и случился первый выброс — розга вдруг вырвалась из руки отца и принялась его душить. Это продолжалось всего пару секунд, отец не пострадал, но здорово перепугался. Да я и сам в тот момент подумал, что в меня вселился дьявол за то, что я совершил грех непослушания. Отец сообщил священнику, тот передал сообщение аббату, и спустя два дня за мной пришел человек, представившийся Энгистом Вудкрофтом... А, вижу, вы уже догадались! Совершенно верно, наш знаменитый декан, которого почему-то считают основателем Хогсмида, хотя деревня была основана лет за триста до его рождения. В то время избранных магией забирали из семей сразу после первого выброса, не спрашивая разрешения у родных. Исключение, насколько я знаю, делалось лишь для сыновей рыцарей и богатых горожан, с которыми обходились все же убеждением, а не простым Конфундусом, но они редко появлялись в Хогвартсе. Во всяком случае, я за все время своей учебы ни одного аристократа из магловской семьи так и не увидел. Большинство родилось в крестьянских семьях, была пара детей кузнецов и мелких лавочников, и никого из нас не спрашивали, хотим ли мы учиться магии или нет. Впрочем, обращались с нами достаточно хорошо. До поступления в Хогвартс мы жили в Хогсмиде в семьях волшебников, у которых не было детей, приемные родители учили нас чтению и письму, без которого в школе нечего было делать, а мы помогали им по хозяйству. В общем, в обиде никто из нас не оставался. В одиннадцать лет я получил палочку, поступил на Пуффендуй и начал прилежно постигать магическую премудрость. Не могу сказать, что был лучшим учеником, но я честно старался, особенно хорошо мне давалось целительство и уход за магическими существами. В свободное же время я, пока не начал ломаться голос, пел в церковном хоре, а затем стал министрантом и прислуживал во время мессы. Но чем дальше, тем больше сомнений охватывало мой разум. Латынь тогда учили с первого курса, и очень скоро я уже овладел ей в достаточной мере для того, чтобы прочесть Писание.[22] Прочитанное привело меня в ужас, ибо и в Ветхом, и в Новом Завете занятия ворожбой сурово осуждались. Я честно пытался найти в священных текстах хоть какую-то лазейку, но тщетно. Все отцы церкви и все толкователи Писания сходились в одном: колдовство есть зло и дьяволово искушение, коего должен избегать любой, кто называет себя христианином. Лишь одно-единственное место в Евангелии от Марка внушило мне робкую надежду: «Иоанн сказал: Учитель! мы видели человека, который именем Твоим изгоняет бесов, а не ходит за нами; и запретили ему, потому что не ходит за нами. Иисус сказал: не запрещайте ему, ибо никто, сотворивший чудо именем Моим, не может вскоре злословить Меня. Ибо кто не против вас, тот за вас».[23] Я понял этот текст так, что поскольку чудеса происходят по воле Господа, то и маг, колдуя с молитвой на устах, действует по его воле, и если я не буду причинять своей волшбой вреда и не забуду о Боге, то и греха на мне тоже не будет. Увы, это плохо помогало. — А как другие ребята справлялись с этим противоречием? — спросила Элин. — Никак, — вздохнул призрак. — Среди чистокровных уже тогда распространилось мнение о том, что Библию следует понимать иносказательно и считать ее лишь нравственным ориентиром, а не сводом законов. Они говорили, что запрещается лишь темная магия, и сравнивали запрет на волшебство с запретами на изображение людей и на поедание нечистых животных, которые в христианстве тоже не соблюдаются буквально. Те же, кто родился среди маглов, попав в волшебный мир, просто принимали эти утверждения как данность, не подвергая их сомнению. Хотел бы я оказаться на их месте... Увы, я не мог поступиться своими принципами. Окончив школу, я отказался от предложения Вудкрофта занять пост целителя в Хогвартсе и отправился в паломничество, надеясь получить ответ. Палочку я решил не использовать до тех пор, пока не пойму, чем же является магия — даром Божьим или проклятием. Я останавливался в деревнях, чтобы выполнить какую-то простую работу в обмен на миску похлебки и ночлег. Иногда люди просили меня прочесть письмо или написать записку — за это я получал пару мелких монет, которые тратил на свои нужды. В Дувре я переправился через Канал, пешком дошел до Авиньона,[24] а потом и до Рима. Увы, путешествие не дало мне ответа на мучавший меня вопрос. Скорее наоборот, наблюдая царящие вокруг меня бедность, несправедливость и страдания, я начал сомневаться в самих основах своей веры. Только чудо удержало меня тогда от отпадения от церкви... Желая укрепить пошатнувшуюся веру, я решил отправиться в Иерусалим, ибо где еще, если не в Святой земле, можно было услышать голос Господа? Я благополучно добрался до Венеции и нашел в портовой таверне капитана корабля, переправляющего паломников в Палестину. Поначалу он отказался иметь со мной дело без оплаты, я уже хотел было уйти, как вдруг заметил валяющийся на земле кошель, видимо, срезанный у моего собеседника неловким воришкой. Я отдал кошель капитану, и он, в благодарность за честность, согласился взять меня на борт. Я тогда подумал, что это был знак, и Господь в самом деле хочет, чтобы я добрался до Святого города. Но я ошибался. На третий день плавания разразился шторм, корабль укрылся в небольшой бухточке на Далматинском берегу и неожиданно напоролся там на скалу. Никто не пострадал, но корабль получил пробоину и требовал ремонта. Когда шторм утих, команда занялась починкой, а я с одним из матросов отправился за помощью в стоящую на берегу рыбацкую деревушку. Увы, помочь нам было некому. В деревню пришла черная оспа, половина жителей уже была мертва, а вторая готовилась к смерти. Увидев первого больного, моряк в ужасе бросился бежать, и я хотел последовать за ним — не потому, что боялся болезни, но полагая, что корабль сразу же выйдет в море, невзирая на повреждения. Но что-то меня остановило. Я зашел в ближайшую хижину, там на кровати лежала умирающая женщина с ребенком, это было ужасное зрелище... Вы когда-нибудь видели больного оспой? — К счастью, нет, — ответила Элин. — Сейчас эта болезнь полностью побеждена. — Неужели? Воистину, славен Господь, давший детям своим избавление от этой напасти! — воскликнул призрак. По мнению Элин, славить в первую очередь следовало врачей Всемирной организации здравоохранения, сумевших вакцинировать все население планеты, но говорить об этом монаху она, конечно, не стала. — Первым моим желанием, конечно, было вылечить больных, — продолжал между тем отец Себастиан. — Я был лучшим на курсе по целительству, магловские болезни не представляли сложности... Но что, если это было испытание, посланное мне Господом? Или, еще хуже, искушением от Сатаны? Что, если применив магию, пусть даже и во спасение чьей-то жизни, я ввергну свою душу в ад? Но с другой стороны, если я уйду, то тем самым я обреку невинных людей на мучительную смерть, по сути — стану убийцей! Ту ночь я провел в сомнениях. Я сидел перед хижиной, в которой умирали несчастные, смотрел на звезды и все надеялся, что Бог даст мне ответ. Бог молчал и в какой-то момент я даже решил, что небеса пусты и отвечать мне некому. С этой безумной мыслью я заснул, и во сне ко мне пришла Дева Мария. Она не произнесла ни слова, просто посмотрела на меня и протянула мне младенца, покрытого оспинами... Вот это и был тот ответ, который я искал, и который мог найти давным-давно, если бы был чуть умнее. Ведь еще наш деревенский священник на каждой своей проповеди говорил: если не знаешь, как поступить, спроси себя, как поступил бы Иисус на твоем месте. А разве Он прошел бы мимо больного, если бы мог его вылечить? Проснувшись, я возблагодарил Господа за то, что просветил мой разум, и тут же приступил к делу. К счастью, хозяева хижины были еще живы, мне удалось их спасти. Затем я вылечил оставшихся жителей деревни, их было немного, всего десяток или полтора. Кажется, они приняли меня за какого-то святого, впрочем, не могу сказать наверняка, я не понимал их наречие. — А что было дальше? — спросила Элин. — Дальше я отправился домой, — ответил призрак. — Иерусалим мне был больше не нужен, зачем ехать за тысячу миль, если Господь может говорить с тобой в любой точке мира? Правда, на континенте уже началась охота на волшебников, но в Англии еще осталось несколько монастырей, настоятели которых признавали, что волшбой можно творить не только зло. Вот в одном из них я и принял постриг и в последующие двадцать лет исходил всю Англию, собирая пожертвования и используя свой дар в помощь людям. О моих способностях знал лишь аббат, остальные братья если и догадывались, то виду не подавали. Впрочем, я старался проводить в обители как можно меньше времени, чтобы не смущать их умы. Отец Себастиан тяжело вздохнул. — А потом в Англию пришла черная смерть, — сказал он. — Старый аббат умер до того, как я успел его спасти, а новый в первой же проповеди обвинил в эпидемии проклятых колдунов, наславших болезнь на честных христиан. Ворота монастыря были закрыты, чтобы не допустить заразу, но это не помогало, братья заболевали один за другим... Мне удалось вылечить пять или шесть человек, прежде чем один из них донес аббату о том, что я во время лечения читаю не молитву, а заклинание, и вожу над ним палочкой, а не распятьем. Меня схватили, отобрали палочку и заточили в темницу. — И вы не сопротивлялись? — удивился Гарри. — Боевая магия никогда не была моим коньком, — пожал плечами призрак. — Да я и не хотел причинять вреда братьям, хотя если бы знал, что меня ждет в дальнейшем, наверное, не был бы столь благодушен. Впрочем, первое время со мной обращались неплохо — меня ведь охраняли люди, которых я знал на протяжении долгих лет. Меня не пытали, не морили голодом, порой даже позволяли выходить к воскресной службе. Я даже начал надеяться, что дело ограничится лишь изгнанием из обители, и, быть может, в другое время так бы и произошло. Но чума ожесточила сердца людей, они хотели найти тех, кто был виноват во всех несчастьях. Меня признали «опасным колдуном, распространяющим заразу» и по принятому тогда обычаю передали в руки светской власти. Вот тогда-то я и пожалел, что позволил себе попасться. Теперь я оказался в тюрьме в Кентерберри, в каменном мешке, в котором была лишь охапка соломы вместо постели. Ни о каких выходах на волю больше не было и речи, я и свет-то видел только раз в сутки, когда мне приносили еду. Впрочем, это было еще полбеды. Гораздо хуже было то, что мой тюремщик, изверженный за какую-то провинность из сана бывший брат Антоний, люто возненавидел меня с первого взгляда. При том он был человеком вполне образованным и, я бы даже сказал, с некоторым вкусом. Обычная ругань и побои не казались ему достаточными, он часто придумывал более «утонченные» способы издевательства. Любимым его развлечением было принести узнику еду и, когда тот начинал есть, помочиться ему прямо в миску. Впрочем, побоями он тоже не пренебрегал. Поначалу я пытался его образумить, напоминал о христианском милосердии, но это лишь ожесточало его. Избивая меня, он кричал, что такой, как я, не имеет права марать своими устами имя Господа... Смешно, право, как будто Его может замарать кто-то из смертных. Впрочем, скоро мне стало не до смеха, ибо то, что начал брат Антоний, закончили дознаватели. Каюсь, я согласился со всеми обвинениями еще до того, как меня подвесили на дыбу, я ведь понимал, что все равно не выдержу боли. Я думал, что быстрое признание облегчит мою участь, но, увы, следователи захотели, чтобы я выдал сообщников, и все мои заверения, что я действовал в одиночку, пропали втуне... Не знаю, сколько продолжались мои мучения, какие бумаги я тогда подписывал и чьи имена называл... Я быстро потерял связь с реальностью, окружающий мир воспринимался лишь как сплошная череда мучений безо всякой надежды на избавление. Когда мне, наконец, сообщили, что палачи удовлетворены и приговор вынесен, я был счастлив. Несколько дней после этого я приходил в себя и готовился к смерти. Вечером накануне казни мне позволили причаститься и исповедаться, ночь я хотел провести в молитве, но за несколько часов до рассвета ко мне пришел брат Антоний... Он нес на руках девочку лет десяти, умирающую от чумы. Как я понял из его сбивчивого рассказа, много лет он, презрев обеты, состоял в связи с вдовой то ли пекаря, то ли молочника, и от этой грешной связи имел дочь, которую искренне любил. Брат Антоний на коленях молил меня простить его и исцелить ребенка, обещая взамен отдать «моему господину» свою душу... Он, как и все прочие, полагал меня колдуном, служащим Диаволу, и очень удивился, когда я ответил, что мне нужна не его душа, а лишь искреннее раскаяние в содеянном зле. — И вы его простили? — удивился Гарри. — Разумеется, — кивнул отец Себастиан. — Как еще я мог поступить? Я ведь видел, что он искренен. Хотя даже если бы он и не попросил у меня прощения, я в любом случае не мог не попытаться вылечить невинное дитя, она-то была передо мной ни в чем не виновата. Особой надежды на успех не было, беспалочковая магия мне никогда не давалась, но Господь внял моим молитвам, и исчезающие с ее тела бубоны были последним, что я видел в земной жизни. — Вы умерли от истощения? — догадалась Элин. — Да, и откровенно говоря, это было только к лучшему. По крайней мере, моя смерть была быстрой и безболезненной, — ответил Толстый монах. — А почему вы стали призраком? — спросил Гарри. — Этого я не знаю, — отец Себастиан пожал плечами. — Может быть потому, что я в глубине души боялся предстать перед Создателем и услышать, что вся моя жизнь была ошибкой. А может быть, у Господа есть для меня предназначение, и когда оно будет исполнено, я смогу воссоединиться с ним. Так или иначе, в какой-то момент я понял, что брат Антоний читает заупокойную молитву над моим телом, а я смотрю на него со стороны. После этого оставаться в мире маглов мне было незачем, ведь я больше ничем не мог им помочь, а наблюдать за их страданиями было выше моих сил. Тогда я вернулся в Хогвартс, надеясь, что вид детей, ведущих беззаботную жизнь вдали от превратностей внешнего мира, заставит меня позабыть о несчастьях. Так и случилось, я много времени проводил с учениками, сперва просто наблюдая, затем помогая советами... И в какой-то момент меня стали считать частью факультета, чему я искренне рад. Призрак тяжело вздохнул. — Вот только о Господе мои подопечные вспоминают все реже и реже, — с горечью произнес он. — Не понимаю, как это произошло, я всего лишь призрак, и моя память, увы, мало что может сохранить. Но я помню, что в какой-то момент церковь переделали, убрав из нее все иконы и оставив лишь несколько фресок. С тех пор на службы стало ходить все меньше и меньше людей, а лет двести или триста назад церковь совсем забросили и после того, как гоблины сожгли ее во время последней осады, восстанавливать не стали. То, что осталось, превратили в сарай для метел, и ныне только мы — призраки, помнящие, каким когда-то было это место, все еще ходим сюда молиться. ---------- [22] В фике Толстый монах родился около 1300 года, т.е. за 80 лет до первого рукописного перевода Библии на английский язык. [23] Евангелие от Марка, глава 9, стихи 38 — 40. [24] Авиньон — город на юге Франции, с 1309 по 1378 год бывший резиденцией Римских пап. ----------