Кошмар навсегда

      Бессонница, вызванная кошмарами, — самая ужасная бессонница. Страх уснуть все сильнее просачивается в кровь, отравляя и разум. Вот только мозг со временем устанет бодрствовать, посылая микросны, перезагружаясь. И именно их больше всего ненавидит Квентин. Это невозможно контролировать, от них сложнее пробудиться, ведь часто переходят в затяжные сны, продляя кошмар, происходящий в них. Он ненавидит бессмертное существо, что поселилось в них, выбирая его в качестве забавы, стараясь найти то, чего боится парень, копаясь в его памяти. Зная, что на самом деле близких «новый» Фред пока не тронет, не для этого терзает, Квентин боится единственного — засыпать. Сон приносит только негативные ощущения после себя, от него даже не чувствуешь бодрости, только одежда портится, пропитываясь кровью, разрываясь лезвиями самодельной перчатки (ведь этот Крюгер оказался более садистом, чем тот, что его преследовал ранее). Но он засыпает снова и снова. Мозг слишком устал за недели отсутствия сна, отчего его не берет ни кофе, ни энергетик. Реальность путается с миром снов, Фредди постарался и создал его идеально, чтобы сильнее изводить свою новую игрушку, чтобы наконец-то сломать этого мальчишку, заполучить его, а потом убить.       Мир в очередной раз становится нереальным, но его сложно отличить от обычной жизни. Смит не успевает понять, как уснул, появляясь в проклятом месте. Поднимается со стула, поскольку сидел за компьютером, выискивая информацию для школы, и направляется на кухню, чтобы сделать ещё чашку кофе. Всё бы ничего, но на кухне его ждет Нэнси, готовящая как раз пробуждающий напиток. Парень вскидывает бровь, непонимающе смотря на девушку, ведь её не должно быть здесь, но затем с легким опасением подходит к ней.       — Я сделала для тебя кофе. — Поворачивается она к нему, улыбаясь, протягивая чашку и пытаясь поцеловать.       — Да, спасибо. — Взяв чашку, Квен на минуту забывшись, принимает поцелуй, на мгновение прикрыв глаза, затем чувствуя, как чей-то мерзкий язык скользит по его губам, стараясь вторгнуться в рот, а под края футболки забираются металлические лезвия. Чашка падает из рук. Перед ним больше не милая Холбрук, а сожженный маньяк. Ком отвращения подкатывает к горлу, а с ним порождается страх быть изнасилованным.       — Попался. Как тебя легко обмануть, Квенти. — Усмехается в чужие губы Крюгер, с наслаждением впитывая едва ощутимый ужас Смита, который он так успешно старается скрыть за агрессией. — Мои губы слаще, чем у твоей любимицы. Не бойся, попробуй.       — Оставь меня в покое. — Кудрявый отпихивает от себя обгоревшего психа, сплевывая на пол, словно его поцеловали нормально, а потом длительно вытирая губы, с омерзением и ненавистью смотря на насильника. «Давай же, Квентин, проснись.» — Твердит он себе, пока к нему снова приближаются. «Проснись. Быстрее.» — Чужой язык касается кожи шеи. Бежать было бы бессмысленно, это не его реальность, здесь найдут где угодно. И…       И стук в дверь разбудил его. «Квентин, тебе звонила Нэнси. Она тебя к себе пригласила. Я сказал, что ты согласен.» — Голос отца прогнал остатки сна. Смит с облегчением выдохнул, ведь ненадолго кошмар кончился, и допил кофе, вставая из-за стола и начиная собирать вещи. Хватило минут пятнадцать. По пути на улицу Квен выстраивал путь, прокладывая его через круглосуточную заправку. Насколько он помнил, там всегда был вкусный кофе, а также дешевые энергетики, ведь разницы особо нет в дорогих и дешевых, кроме экономии денег.       Остаток карманных денег быстро исчерпался, и довольный парень направился к своей подруге с пакетом банок в одной руке и кофе в другой. Правда, горячий напиток у дома Холбрук кончился, а с ним и медленно иссякала бодрость. Девушка впустила гостя сразу же в дом. Лучше с ним, чем в очередной раз сидеть за картиной и пародировать Ван Гога. Расположились они в её комнате с ужасными картинами. Как бы Квентин не любил ее, но творчество, выходящее из-под её руки, убивало как морально, как и физически, поэтому все, что ему было интересно здесь, — сама хозяйка дома и башня из энергетиков. «Ред булл окрыляет, » — подумал Смит, запуская опустошенную ёмкость в творение Богов, башню мира. Та с грохотом упала, ненадолго заглушая офигительные рассказы о том, как шатенку до сих пор донимает дядя-педофил из детского сада, не унимаясь.       — Кстати, мне начал сниться другой Фред. — Сообщил Квентин, как только пересказ мечты извращенца с отказами и бойней закончился, переводя взгляд с железяк на объект влюбленности.       — В каком смысле? — Этот самый объект нахмурился, с полнейшим непониманием смотря на пришедшего.       — В прямом. Другой. Выглядит иначе, ведет себя иначе, намного… Страннее, чем наш из садика. — Усталый вздох. Кудрявый берет ободряющую дрянь и открывает, делая несколько глотков.       — Откуда он взялся? — Но ответа не последовало, лишь пожимания плечами. И правда, откуда? Наверняка знает только сам Дьявол. Между ними повисло неловкое молчание, что разбавлялось только звуками открывания банок и их грохотом на пол. Смит, сидевший на полу у кровати, сложил руки на мягкой поверхности, укладывая на них голову, чтобы немного отдохнуть морально, надеясь на энергетики. И зря. Организм взял свое, отключая парня, а с ним и через некоторое время отрубилась и девушка. Это был не грязный подвал садика, привычный для Холбрук, а комната, где они уснули. Мало что отличалось от реальности, только вот все картины были разорваны лезвиями.       — Привет, детишки, решили отдохнуть? — Крюгер отошел от мольберта, изучающе осматривая Нэнси. Конечно, он принимал её образ, взяв его из памяти своей игрушки, но ведь интересно поближе рассмотреть. Пару шагов к ней, и он морщится от отвращения, будто перед ним не молодая красивая леди, а жаба бородавчатая. — Ну и вкус у тебя, Квентин. Не думал, что ты любишь рыбок. Моя Нэнси была намного симпатичней, вот только жаль, что умерла. Может быть, я бы даже вас познакомил. Ах, точно, старухи тебе вряд ли нравятся. — Усмешка. Садист наблюдает, как меняется лицо того, к кому обратился, с возмущения к ненависти и ярости.       — Сгоревшее чучело не спрашивали. — Огрызнулась оскорбленная, вставая с пола. — Откуда вообще такой уродливый явился? Прошлый будет намного КРАСИВЕЙ тебя, уродище.       — Не играй с огнем, детка, а то больно заживо гореть. — Температура в комнате постепенно начала повышаться, и Фредди спокойно обошел неинтересную Нэнс, ведь здесь есть живые и симпатичней. Стоит только подцепить кончиком лезвия край разреза футболки, как затылок знакомится с чем-то деревянным, а жертва отползает подальше. Шутки шутками, но девчонка бесит уже начинает знатно. Убийца поворачивается к ней, взглядом спрашивая: «ну и нахера ты меня ударила, сука?».       — Не смей к нему даже прикасаться, урод! — Шатенка крепче сжала ножку мольберта, готовясь ударить снова, но вещица загорелась.       — Знаешь, я повидал многих подростков. Конечно, они были смелыми и самоуверенными, но ты их просто превосходишь. Неужели инстинкт самосохранения пропал с матерью? — Он принял облик женщины, что была с Нэнси с рождения, успев покопаться и в её голове. — Я хотела, чтобы у тебя было все хорошо, Нэнси. Хотела, чтобы ты забыла те кошмарные вещи из садика. Малышка, это все было для твоего блага.       В ногах девушки оказались те фотографии, которые Квентин не хотел показывать, аккуратненько разложенные, чтобы можно было рассмотреть каждую деталь.       — Крошка Нэнси, научи меня рисовать. — Как удобно иметь свой мир, в котором можно стать кем угодно. Безобидный с виду садовник подходил все ближе и ближе к своей любимице, играя лезвиями перчатки. — Хочешь, я тебе покажу то, что может доставить удовольствие? Мы можем повторить всё, что было раньше, детка. — Футболка на животе рвется под напором острых «ножей для масла», а рука без перчатки берет за руку ту самую чересчур смелую Холбрук, оцепеневшую от страха. До нее домогался этот старый пень ранее, но выглядел он сгоревшим, другим, мало похожим на того человека из прошлого.       — Тебе ведь нравится играть со мной? Ты моя любимица, малышка Нэнси. — Раздается рядом с ухом, верхняя одежда тем временем превращается в тряпки, и Нэнс впервые хочет расплакаться, убежать скорее рассказывать родителям обо всем, как в детстве. Она кидает беспомощный взгляд на своего бойфренда, который не может двинуться с места, ведь не только её трогал этот человек тогда, в садике, и все прекрасные воспоминания вдруг проявились в ярких красках, пока над любимой издеваются.       — Квентин… — Девушка зовет его, в надежде, что спасет, но стоит ему только прийти в себя, как её раздирают опасной игрушкой, не жалея ничуть, поскольку достала.       — Тупая сука. — Фыркает Фред и вырывает едва жертве язык за дерзость, оставляя умирать на полу.       Квентин просыпается от собственного крика, наполненного отчаяньем и болью. Его раздирает изнутри чувство вины, беспомощности, безысходности. Не смог спасти, уберечь, что же за бесполезный бойфренд? Окровавленный силуэт рядом расплывается, глаза предательски слезятся, а крик переходит в бессильные рыдания по утрате. Ненависть к себе медленно зарождается, опасно разрастаясь, как опухоль, но жизнь, к сожалению, продолжается дальше.       Неделя после похорон. Этот город уже привык хоронить подростков, даже никого не обвиняют. Смит уже неделю чувствует себя опустошенным, абстрагировавшись от мира, запершись в комнате, смотря на подвеску, которую он отдавал Холбрук. Отец отчасти понимал его, поэтому лишь иногда приносил еду к двери, но она чаще всего была не тронута. От депрессии усилилась бессонница, мозг больше не отключало ни на секунду, пускай спать хотелось до ужаса и организм постепенно давал сбои, как кровь из носа и пониженное/повышенное давление. С грустью пришла и апатия, не хотелось ничего, даже дышать, отчего временами парень начинал задыхаться, забывая, что это жизненно важный процесс. Крюгер может поставить галочку в своем списке дел, он полностью сломал парня. Квентин даже пытался уснуть, чтобы умереть, как Нэнси, но попытки были тщетны. Сна не было ни в одном глазу до самого воскресения, затем кудрявый просто вырубился. Мозг сдался, как и организм, отправляя в вечный сон — кому, чего, возможно, и добивался маньяк.       — Выглядишь, как твоя дохлая подружка. — Крюгер окинул взглядом вернувшегося, самодовольно улыбнувшись, ведь упоминание Нэнси вполне может навредить его «подопечному».       — Спасибо за комплимент. — Но Квенни слишком устал, чтобы реагировать как-либо на подобное. Ему было просто плевать, плевать на все, что происходит, а особенно на убийцу.       — Что-то ты раскис. Неужели случилось что в личной жизни? — А улыбка-то с лица никуда не делась, лишь стала коварной. — Может быть, девушка бросила? Или ты её? — Но в ответ лишь молчание и прожигающий, холодный, уставший взгляд. — Ну что такой угрюмый? Умер кто-нибудь?       Смит тяжело вздыхает, не понимая, к чему сейчас разводится весь этот цирк, не отступая назад, когда к нему приближаются. «Теперь ты во власти папочки навсегда, » — с педофильскими нотками ему шепчут на ухо, прежде чем приложить затылком об стену. Вечные пытки только начинаются.       Удар оказался достаточной силы, чтобы вызвать в очередной раз из носа кровь. Еще несколько раз затылок знакомится со стеной, вызывая больший поток, а ткань любимого головного убора впитывает в себя багровую жидкость, меняя цвет, но крови много, она медленно стекает вниз, по шее, за воротник куртки, в которую вбился парень, пачкает стену. «Ножи для масла» неаккуратно прошлись по грудной клетке, оставляя следы не только на футболке, но и на теле, открытые, добавляющие красок в одежду. Фред недолго любуется своей работой, однако ему кажется, что этого мало, поэтому взгляд падает на побрякушку на шее. «Думаешь, Бог тебя спасет? Прости, детка, но теперь ты в руках у Дьявола.» — Он тянет цепочку, скручивает её до тех пор, пока металл не впивается в шею, перекрывая доступ к кислороду. Чужое тело медленно ослабевает, хватаясь за руку маньяка, стараясь убрать её от цепочки, но сознание пропадает раньше, чем что-либо удается сделать, и только тогда железка отпускается, а Квентин падает на пол. Крюгер не даст ему умереть так быстро, ведь их игры только начались.