завтра

Арчи не знает, но чувствует душой — над ней небо свинцовое, тяжёлое, ледяное, опасное. Арчи запястья трёт — следы чьих-то когтей затягиваются уже к утру. Арчи никому не говорит — да никто и не поверит. Он идёт в школу, исправно ходит на тренировки и награждает ту, которую даже не знает, синяками по всему телу, которые просто так не проходят. Арчи просит «только не по лицу», потому что она должна быть красивой, а боль он перетерпит, обещает. Арчи даже рад, что ей остаются только отметины, а ему кровь — красная, горячая, каплями выступающая на губах. Да и ему везёт — у неё всё больше вспоротые сухожилия и вены разорванные; если бы не закон их дрянного мира, Арчи был бы уже мёртв. — Не думаешь уйти из футбола? — хмыкает Джаг, из-за монитора косясь. — Когда встретитесь, она тебя по головке не погладит. Арчи кивает — думает уйти из футбола, думает уйти вообще. Тучи над Ривердейлом сгущаются, тут уже дышать не так свободно, не так просто, тут сумасшедшие убийцы с пистолетами бродят по улицам — оставаться живым с каждым днём всё сложнее. Арчи время от времени косится на дорожную сумку — а почему бы и нет, почему бы и не найти её. Девчонку, над головой которой грозовые раскаты, которую кислотный дождь опасности поливает изо дня в день. У Арчи следы чьих-то зубов заживают уже к рассвету — он откладывает поиски на очередное завтра, здесь он ещё нужен, может, больше, чем ей. / У Малии всё тело ломит — им оборотням в наказание слишком хрупкие и человечные соулмейты, чьи синяки и ушибы фантомной болью каждую клеточку раздражают. Скотт говорит, что у них такая судьба, что это ещё не самое худшее, а Малия просто пожимает плечами — она не сентиментальна, просто судьбоносные отметины на боках маркерами помечает да узоры выводит. Малия уже знает, что у неё спортсмен, футболист — по рисунку синяков Джексон подсказывает, когда заезжает по старой памяти друзей прошлого по плечу потрепать да с пополнением в команде Скотта познакомиться. Джексон уезжает следующим же утром, желая удачи, во Францию, потому что ненавистный Лейхи украшает его идеальное тело шрамами невидимыми, кажется, ввязывается во что-то дерьмовое. — Не хочешь его найти? — спрашивает Лидия, а Малия думает, что даже для неё это слишком снисходительно — она вон связана с подобным, который разве что огнём преувеличенно часто дышит. — Вдвоём проще… наверное. Малия мысленно благодарит за оговорку, потому что ей одной проще всего. Она по ночам узоры синяков дорожками прослеживает к самому сердцу и мысленно обратный отсчёт ведёт. По всем показателям — ещё рано, ещё успеется, им всего-то по восемнадцать, а небо Бикон-Хиллс свинцом давит — она тут героем заделалась, ей нельзя просто так сбежать. Малия оставляет это до лучших времён — до завтра, которое наступит ещё не завтра. / Когда Арчи падает, ему кажется, что кто-то кричит. У Арчи алым мир по футболке расплывается — вокруг тёмно-зелёным лес стелется, в котором его найдут только под утро, поздно, слишком поздно. Над ним небо дождливое — такое, когда кто-то умирает, а та, над которой свинец оттаивает, кричит — громко, пронзительно, пугая друзей, которым никогда не понять. Арчи дышит — прерывисто, часто, хватая губами дождь — солёный, как её слёзы. — Малия? Малия, что с тобой? Скотт только прикасается — и у него по рукам вены чёрным пульсируют, потому что ей больно-больно. Малия чувствует, как сталь впивается в живот, ниже грудины, как по его рукам струится кровь, как дождь целует его лицо — бледное, испуганное, ещё живое. — Нет! У Арчи нож в кармане застревает — жизнь сквозь пробоину в душе по капле утекает. Арчи найдут только утром — слишком поздно, чтобы что-то изменить. У Арчи на предплечье кривыми буквами будет вырезано собственное имя, которое на другой, той, отпечатывается тут же. — Арчи… Малия задыхается — ногти скребут по руке, неровно, рвано. Тот, чьё имя у неё на душе выскоблено швейцарским ножом, — боец, он глотает воздух, растворённый в соли, и читает по буквам. — Малия… Красивое имя. Малия… Арчи закрывает глаза, потому что уже увидел всё, что хотел. Арчи засыпает с её именем на губах, чтобы утром его нашли со вспоротой до основания сутью. Малия закрывает глаза и хочет, чтобы все исчезли. Малия делает вдох, не знает, но чувствует — над ним небо кромешно-чёрное, безнадёжное, сырое, жестокое. Малия делает вдох — и боль прекращается, потому что прекращается Арчи. Малия кричит; небо свинцовое, опасное на голову падает, втаптывает в землю, там, где мальчик по имени Арчи будет её ждать — в их личном «завтра».