Обратная сторона

       Влентин Моргенштерн всегда гордился своими убеждениями. Конечно, в современном обществе примитивных его назвали бы чокнутым расистом, начисто лишенным всякой толерантности, однако кому какое дело до того, что эти самые примитивные думают?        В конце концов, Валентин Моргенштерн их защищает.        Так вот, Валентин Моргенштерн по праву гордился своими убеждениями и ратовал за них со всем тщанием. Нечисть — мерзкие вампиры и грязные оборотни, опасны и достойны лишь немедленного уничтожения. Фейри — тем более, насквозь порченные хитрые твари, мерзкие гибриды самых светлых созданий с самыми темными и ужасными.        Но маги — о, маги хуже всего. Бессмертные, зарвавшиеся, жиреющие на лоне своей силы, искуснее всех маскирующиеся под людей.        Короче говоря, Валентин Моргенштерн ненавидел существ Нижнего Мира, чего, в общем-то, никогда не скрывал.        Валентин Моргенштерн попал.        Будь в этом толк, он бы выразился много крепче.        Гребаный высший демон хотел получить Чашу Смерти, ха, да ее все хотели! Хрен им всем! Другое дело, высший демон счел то ли поучительным, то ли забавным поменять Валентина Моргенштерна телами с мерзким магом. С самым отвратительным магом из всех.        Да ладно. Из плюсов — Валентин Моргенштерн пребывал на свободе, тогда как маг занял его место (в его родном любимом нефилимском теле, таком бородатом и уютном!) в застенках Института.        Пребывание на свободе вполне можно было обратить себе на пользу, да.        Из минусов… О-о-о!        Во-первых, Валентин Моргенштерн понятия не имел, как пользоваться грязной мажеской магией, мерзким демоническим наследием. Без магии же доставшееся ему тело являло собой довольно тщедушный механизм, уступающий прекрасном родному телу Валентина габаритами, тренированностью, возможностями и вообще всем.        Во-вторых, как мы уже знаем, Валентин Моргенштерн был, строго говоря, чокнутым расистом. От пребывания в теле мага его тошнило почти в прямом смысле. Тем более, что маг обладал странными пристрастиями в одежде и прическе, красил ногти, и — о, Разиэль! — имел колечко-пирсинг в зоне, для этого никак не предназначенной. Первый раз, задумав сходить в туалет и обнаружив оное колечко, Валентин чуть не заорал от ужаса. Или заорал? Хорошо, что он тогда находился в обиталище мерзкого мага, в теле которого ныне пребывал.        Обиталище мага оказалось захламлено и роскошно, что Валентина, привыкшего к военной аскезе, так же весьма напрягало. Однако в вычурном баре обнаружился крутой коньяк, а кресло манило сесть и подумать над дальнейшим планом, так что с роскошью доблестный охотник-нонконформист, скрепя сердце, смирился. Он налил себе коньяка, уселся поудобнее и начал составлять план.        Главное, никто не должен был узнать о постигшем Валентина несчастье, пока он не придумает, как научиться управлять магией и не сообразит, каким образом освободить свое прекрасное, самое лучшее, генетически совершенное тело из тюрьмы.        Серьезно. Никто не должен узнать, что Валентин Моргенштерн застрял в теле некрупного мага азиатской наружности, имеющего маникюр, пирсинг и ангел знает, чего еще.        С такими мыслями Валентин пригубил коньяк, и тут…        И тут наступило «в-третьих». Большое такое, охренительно стремное «в-третьих». В замке на двери мажеского убежища повернулся ключ.        Валентину ничего не оставалось, как подорваться с места и пойти посмотреть, кого там принесла нелегкая. Тем более, у этого «кого» имелись свои ключи.        Валентина с самого начала должен был насторожить сей немаловажный факт. Однако его сознание, шокированное обстоятельствами и слегка размягченное коньяком, с трудом усваивало внешнюю информацию, не относящуюся к его, Валентина, бедственному положению.        На пороге стоял сумеречный охотник. Валентин его помнил: отпрыск (вроде бы старший) предателей-Лайтвудов, шесть с лишним футов мышц, рун и энергии.        Валентин Моргенштерн уставился на него снизу вверх, разом ощутив себя, ну… мелким. Мерзкий маг, в теле которого Валентин квартировал, на голову уступал ребенку Лайтвудов в росте. И раза в два уступал в мышечной массе.        Демон их обоих задери.        — Магнус? — юный Лайтвуд широко улыбнулся. — Привет.        — П-привет, — выдавил Валентин, лихорадочно соображая. Пацан смотрел на него странно.        Ладно, хорошо. Валентин заметил это раньше, еще когда демон только-только сделал свое грязное дельце, и доблестный лидер Круга пришел в себя не в кресле, а на голой земле. Тогда этот Лайтвуд бережно поддерживал его за плечи и что-то тревожно вопрошал. Тогда Валентин отговорился необходимостью восстановить силы и ретировался.        Ретироваться сейчас было некуда.        — Ты в порядке? — участливо осведомился Лайтвуд, подходя неприлично близко, и — ангел великий! — нежно провел кончиками пальцев по щеке Валентина. — Выглядишь неважно.        Валентин сглотнул. Что-то определенно шло не так. Мало того, что он застрял в теле мага, так еще этот… этот нефилим ведет себя…        — Я просто устал, — Валентин понадеялся, что прозвучал убедительно.        Лайтвуд шагнул еще ближе. С такого ракурса его габариты действительно напрягали. Чтобы смотреть ему в глаза, Валентину пришлось запрокинуть голову. Лайтвуд вел себя странно.        — Я просто беспокоился, — сказал он, доверительно понизив голос. — Ты так быстро ушел…        Таким взглядом… таким взглядом Валентин никогда не позволял себе смотреть даже на Джослин, а ведь Джослин была ему законной женой!        Одну руку наследник Лайтвудов будто невзначай переместил ему на талию, другой продолжал трепетно поглаживать его по лицу.        Наклонился.        У Валентина в голове словно щелкнуло.        Он понял.        Он все понял, и пирсинг, и маникюр, и подозрительные фотографии того же самого Лайтвуда в мажеском телефоне (а Валентин-то думал — компромат!), и стопку мужских трусов неподходящего этому магу размера, ютящуюся в шкафу… И коробку со странными предметами, обретающуюся прямо за трусами… При мысли о предметах Валентин Моргенштерн ощутил недостойную панику.        Юный Лайтвуд надвигался.        Валентин Моргенштерн… попал.