***
Сегодня гораздо бодрее, но сам средний показатель состояния жизни это лучше не делает. Утро в квартире Ючана и его друга, которого было видно так же редко, как и деньги в собственном кармане. Хотя этот Сеюн, всё же, появлялся последнее время чаще. Не сказать, чтобы он был как-то противен Хуну, или что-то сродни этому. Юн постоянно ходил по пояс голый, говорил глупости, зачесывал волосы назад и предлагал потрогать его грудь на степень мышечной массы. Ючан резво смеялся и был с ним на одной волне, чего о Ли сказать нельзя было. Старший ел чудом найденный рамен, наблюдая за этими двумя. Ким снова раздетым листает каналы старого телевизора. Внезапно он начинает разговор. — Эй, Хён, думаешь клан Хи оставит тебя в покое? Хун давится пресной лапшой, и удивлённо смотрит на Ючана. Зачем было рассказывать такому, как Сеюн? Ли взглядом спрашивает, на что Ю шепчет что-то непонятное, и старший почему-то приходит в себя. — Я верну долг. — Не слишком ли долго ты тянешь? Скоро люди Хи придут за тобой, — Ким с невозмутимым лицом продолжал листать каналы, даже не смотря в сторону старшего. Он нарочно делал вид, будто ему плевать на всё, что не имеет к нему отношения. И именно этот человек выручал не первый раз. Не без помощи Ючана. Но всё же, квартира Сеюна. — Они не найдут меня . — Найдут, — снова вмешивается и это уже разжигает маленький костер внутри Донхуна, а Сеюн беззаботно поворачивается и смотрит в глаза, — всегда находят, Хён. Ючан быстро и незаметно оказывается рядом, поглаживая по спине в попытке успокоить. — Мой друг Джейсон работает на них. Платят неплохо, кстати, несмотря на то, что каждый день ходишь с пистолетом у виска. — Серьёзно? Сеюн активно кивает, отпивая остатки пива из жестяной банки. — Но они и живут все вместе, так что его выхватить просто невозможно, — Ким жмурится от неприятного вкуса и отбрасывает банку, которую незаметно поднимает и выбрасывает Ючан, — ах да! И уйти оттуда невозможно. Они убьют тебя без следа, суда и следствия. Что жил — что нет, — Юн пожимает плечами. Какие условия привели этого Джейсона к такой жизни? Платят неплохо, да, но каждый день быть на грани смерти как от «своих», так и от «чужих» - пугает. Шутка ли, кроме как смертью это никак и не закончить. Что-то отчасти жизни самого Донхуна. Такой же мерзкий круговорот, выходом из которого может стать только смерть. Глаза сами собой находят лиловый сгиб руки. — Чем они занимаются по большому счету? — Торгуют наркотой в целом. Когда-то Джейсон рассказывал, что до его прихода, они варили мет. Но это уже могут быть и сказки. У Хи несколько казино по стране. Небольших, но проходимость хорошая, как и количество покупателей. — Они и сами торчат? — Джейсон точно нет. Они наняли его как шавку, цепную собаку, убивающую должников, — Хун закатывает глаза от очередного упоминания этого Джейсона, — сам Хи тоже не колит точно. Может, только курит. Странное место. Это как вечная ноша на собственных плечах. От его рук умирали столько людей и он всё ещё работает там, боясь умереть самому</b>. С другой стороны такая жизнь более похожа на ту, которой живёт Донхун. Всё будто дикое, как в животном мире. И эти люди, вроде Джейсона, вершители естественного отбора. Остальные в бесконечной борьбе за существование. И это реально больше похоже и действительно в духе Ли. Единственное, что за своё существование он не очень-то и борется, учитывая не очень частые процедуры по замене крови равной порцией героина. Всё же внутри что-то есть. Что-то теплится и даёт какую-то надежду, что всё станет лучше и будет хотя бы на уровне нуля. А не как сейчас - в минусе. И, казалось бы, можно остановиться, взять себя в руки и попытаться сделать хоть несколько шагов в положительном направлении. Вот только мотивация хорошей жизни значительно слабее, чем мотивация не сдохнуть за долги до завтрашнего утра. Внезапно в голове вспыхнули софиты мысли. — А что если мне отработать долг у Хи?***
Решил, что это лёгкие деньги. Ючан замер, испуганно уставившись на старшего. Сеюн также отвлёкся от баночки пива, ироничным мутным взглядом вцепившись в Хуна. — Что? — Может поработать на Хи, пока не выплачу долг? — Ты с утра колол или тебя с вечера не угомонило? Хун закатывает глаза, бросая палочки с уже остывшим на них мотком рамёна и подходит к старому дивану, опрятно ухоженному Ючаном. — У меня будет самый близкий доступ к поставкам. — Хён? Ючан быстро и нежно оказывается рядом, прикладывая ладонь ко лбу. Так по-детски. Как раз в стиле Кана. — Ты это сейчас серьёзно? — У меня выбора нет. Времени совсем не осталось, и ты сам сказал, что они скоро придут за мной. — А теперь ты сам хочешь прийти к ним? А если они не согласятся? — Согласятся. Хун говорит и мало верит в сказанное. Конечно, это просто безумная глупая идея. Зачем пытаться цепляться за жизнь таким образом, если в любом случае ближайшее будущее — это смерть? Грубо говоря, либо завтра с пулей в голове за долги, либо неделями позже от тока героина вместо крови. Но что-то в этом интригует и заставляет «помечтать» об этом. Сеюн не первый, кто рассказывает ему о клане Хи. Они довольно популярны в этом районе и городе. Многие обращаются к ним, и не важно, каким образом. Кто-то завсегдатай их клуба, кто-то – казино. Кто-то ищет порцию хорошей и качественной наркоты, а кто-то — профессионала, чтобы стереть врага из своей жизни не собственными руками. Некоторые даже занимают в долг или делают заказы на ограбления и прочее. Но как бы там ни было, это все же пока слухи. Признаться самому себе, что хочется знать это устройство изнутри, очень сложно, но Хун признаётся и загорается этой идеей. Разве это не интересно? Хоть однажды побывать в этой системе по другую сторону? Это распаляет интерес и заставляет данное чувство разливаться тягучей лавой внутри, обливая органы и тлеющим паром лаская лёгкие. Схоже с тем чувством, которое искусственное. Это просто прекрасная идея. Они не просто организация или шайка преступников. Всё же они клан, и это не пустое слово. О Хи мало что говорят. Хун слышал разве что только то, что он молод, и не более. Ещё в клубе как-то говорили, что он совсем не жесток и редко марает руки. Но это всё же остаётся слухами. Иногда ты застываешь на месте в жизни, когда совсем недоволен ей. Скучно, угнетающе и бессмысленно, что хочется взвыть от всей этой несправедливости. Тем не менее куча проблем одновременно наваливаются, но они на втором плане. Потому что эгоистично ты видишь ситуацию только со своей скучной жизнью. И вместо того, чтобы сбросить с плеч груз второстепенных проблем и попытаться найти место своей яркой жизни, сделать всё для этого, нанести красок на тусклое полотно, просто замыкаешься в себе, обижаясь на весь мир вокруг и виня его, а не себя. Однако с другой стороны, почему бы не забить на проблемы и сразу взяться за что-то необычное для себя. Рискнуть. Что в этом плохого? Это тоже жизнь. И это явно имеет больше смысла, чем текущая жизнь Хуна. С другой стороны - убийство. Складывалось ощущение, что без способности на убийство там делать нечего. И он не уверен, способен ли на это. Одно дело распоряжаться собственной жизнью, другое — чужой. Сложно решиться на что-то подобное. Как бы Ли ни грезил сейчас мыслью оказаться внутри клана, он не уверен, справиться ли со всеми обязанностями, налагаемыми на него. Хун слабый. Это можно сказать, даже глядя на его жизнь. Разве сильный человек станет так жить? Нет. А там именно сильные и нужны. Там не нужны такие. Такие, как Хун на своём месте раба в этой системе. Раба у сильных, как клан Хи. Это даже расстраивает, но не убивает желание. Просто представить, сколько денег там будет. Такие украшения, такие одежды, машины и места, которых он точно раньше не видел. Всего лишь нужно продать душу, чтобы увидеть эту жизнь. Чтобы уравновесить баланс весов. На одной чаше - жизнь в клане Хи со всеми прелестями и недостатками, что там есть, а на другой — сердце Донхуна. Разве что, чаша весов не прогнётся под весом такой дешевки. Не то, чтобы это его расстраивало. Если быть уж совсем честным, стоит признаться, что он и сам это отлично понимает. Но Хун снова вспоминает, что избежать убийства будет невозможно. Это своеобразная плата. Позже, заставляя Ючана ложиться спать и уходя в зал к Сеюну, Ли делает самое важное решение в своей жизни. Он всё же продаст свою жизнь.***
Впервые в такую рань он на улице. Так давно не дышал утренним воздухом и не видел такого яркого солнца. Пряный запах свежести витает так резво, наравне с шумом машин и прочих будничных суматох. То, что совсем не в его стиле. То, что так ему чуждо. На Хуне лучшее, что нашлось в гардеробе Сеюна и Ючана: вельветовая винная рубашка и чёрные, слишком юные для Ли, брюки Кана, оголяющие худые и бледные колени, мелко подрагивающие при подходе к зданию негласного казино. Он ещё раз обречённо вздыхает, понимая всю отчаянность своего положения. Если его пошлют? Или просто без разговоров застрелят? Становится ещё страшнее. Дверь плохо поддается слабому толчку, с характерным звуком открываясь. Нужно делать всё так, как сказал Сеюн. С каких вообще пор? Это самый не внушающий доверия человек. Ладно. Просто нужно успокоиться и попробовать. Перед глазами выступает просто потрясающая картина. Внутри такие странные чувства, которые просто следует разделить, чтобы понять. Страх, невероятной силы страх с расцветающим восторгом просто захватывает дух, и становится сложнее дышать. Это что-то потрясающее и несравнимое ни с чем. По прохождении в холл из-за поворота выходит молодая девушка в чёрном платье с белоснежным воротничком, и недлинные нежно-розовые волосы волнистыми прядями легко касаются плеч. Неплохая. То, что в его вкусе. Она достаёт бейдж «Ким Сухён» и быстро цепляет на грудь, смахивая прядь волос с плеча и тяжело вздыхая. — Здравствуйте, извините, но мы ещё не открыты, — она лениво кланяется, явно уже с утра утомленная чем-то. Она слишком молода для персонала казино. Выглядит очень юной, но будто разбитой. Она работает на клан Хи? Они и девушек нанимают? И также под угрозой выстрела? По телу проходится стая мурашек и пальцы мелко подрагивают. Донхун слегка улыбается. — Мне нужно к Джунхи. Девушка пугливо озирается, достаёт телефон с очень милым розовым чехлом, набирает номер и отворачивается, прикрывая ладонью микрофон. — Как вас зовут? — Ли Донхун. Она отворачивается и немного отходит. Холл не слишком широкий. Не грубое и не назойливое помещение тем не менее не обошлось без приятного лоска и богатства. Клан Хи настолько богат? Как много они получают на всём этом? Наверняка гигантский долг Донхуна для них - мелочь. Но даже за такие мелочи они готовы пустить пулю в лоб. Они пугают. Тем не менее долг Ли отчасти его же наглость и неспособность остановиться. Тихо на фоне играет резвая классическая мелодия. Во вкусе Донхуна. Стены голубые, интерьер будто золотой. Справа небольшая лоджия с ярким дневным светом и зеленью цветов, как и сами залы. Сухён с дежурной улыбкой оказывается рядом, устало выдыхая перед сказанным. — Господин Пак готов лично встретить вас. Сердце пропускает удар в страхе. Это нужно понимать. Он встретит одного из самых влиятельных людей своего мира. До этого он видел лишь мелких работников. Он другой. С чего Хун вообще взял, что человек вроде него может встретить молодого главу клана Хи лично? Впрочем, не важно. Сухён нажимает кнопку восьмого этажа в красивой кабине лифта. Внутри играет неназойливая мелодия, пол одного цвета с рубашкой парня, и он осторожно водит ногой по покрытию, пробуя материал, пока Сухён не подаёт голос: — Могу я узнать, по какому вы вопросу? — Я хочу вернуть ему долг за давний заказ. Девушка устало смотрит в двери лифта, даже не пытаясь взглянуть в лицо гостя. — Вы могли перевести деньги на его счёт или отдать деньги одному из господинов Ким. Лёгкая тревога пробила тело. Донхун испуганно уставился в профиль девушки. Она же даже не дрогнула. Здесь, в этом роскошном и по началу приятном лифте, сейчас парень чувствует себя, как в ловушке. — Ещё страннее то, что господин Хи и сам не стал спрашивать, с какой вы целью, и просто велел пустить вас непосредственно к нему. — Я хочу работать на него, — по непонятной причине решив, что может доверять этой девушке с грустью и усталостью во взгляде, внезапно признался Ли. Сухён встревоженно оглянулась на него, будто испугавшись его слов. Звонок лифта оповестил о приезде. Оба стояли, в ступоре глядя друг на друга. Один был удивлен такой реакцией на заявление, другая — глупому откровению. Лифт открывается прямо в кабинете. В скромном и не слишком роскошном кабинете. Повсюду стояли цветы, а на полу, в больших формах, деревья. В тесную кабину пробрался солнечный свет, и Сухён отвлеклась. Она подтолкнула Ли к выходу из лифта, сама вежливо поклонилась, на первый взгляд, в пустоту, и поспешила закрыть двери лифта, оставив фактически жизнь Донхуна на распоряжение собственному боссу. Всё же, почему она была так напугана? Хотя её можно понять. Так как он хочет работать на клан Хи, значит, в любой момент готов убить. Потенциальный убийца, заявляющий об этом в шаге от тебя, это пугает. Он знал, на что шёл. Готовность сдохнуть самому, или убить кого бы то ни было не ради собственных интересов, а интересов всего клана и его главы в том числе. По сути, если Джунхи захочет — Ли сделает. Подписка о собственной безвольности, и в руках именно этого человека. И всё ради чего? Абсолютно глупого, безумного и даже детского любопытства за взрослой аргументацией вроде банального «вернуть долг». Тем не менее все понимают, что это не так и это полный бред. Так или иначе, ему придется дать присягу клану Хи и отказаться от собственной жизни, которой не было, и фамилии собственной семьи, которой нет. Никогда не поздно расписываться в собственном бессилии, но пока, Донхун откладывает это. Молодой господин что-то ищет на полках с цветами и некоторыми документами и совсем не обращает внимания на посетителя. Так странно. У них тоже есть документация и официальная составляющая их бизнеса? С другой стороны, он ведь не просто наркоторговец, грабитель и наёмный убийца. Владение казино — это бизнес, и плату налогов и аренды никто не отменял. Тем более, учитывая тот факт, что игральные дома, вроде как, запрещены и переоформить это очень непросто. Молодой господин довольно красив, и Донхун немного замирает при виде его профиля. Всё в нем говорило о чести и лоске его клана, о его аристократичности, несмотря на преступность. Донхун, надеясь, что так его наконец заметят, кланяется. Раньше он делал так только в средней школе. Почему-то после личной встречи, убедившись в внешнем величии главы клана Хи, появилось обязательное чувство оказания формальностей. Как-то иначе идти на контакт казалось невозможным. — Здравствуйте, Джунхи-ним. — Привет, Ли Донхун. Хотел вернуть долг? — Да, но … — Но? — У меня сейчас нет таких денег. Я ищу работу. Джунхи не предлагал садиться и сам даже не оборачивался, продолжая перебирать какие-то папки. Младший тяжело вздохнул. Ли чувствовал себя неловко и напряжённо. Отчего-то чужое влияние ощущалось фибрами души, заставляя внутри что-то трепетать. Донхун улыбается. — И как успехи? — Я хочу работать здесь. И отработать свой долг, — Донхун тяжело выдыхает. Молодой господин никак не реагирует, совершенно. От этого Донхуну ещё страшнее. Что, если он не имел права просто так ввалиться сюда и просить подобного? — И что ты мне предлагаешь, Ли Донхун? — Довериться мне и позволить отработать долг. — Ты же знаешь, что это невозможно. Старший обессиленно кивает. Отработать долг невозможно. Либо работать здесь до той поры, пока тебя убьют, либо найти деньги и вернуть вместе с неплохими процентами за просрочку. На что он вообще рассчитывал? Что Джунхи мило кивнет, пожмет руку, выдаст рабочую пушку и проведёт в комнату с наркотой? Так глупо и безрассудно было приходить сюда. Не имеет никакого смысла. — Хотя знаешь, мы сработаемся. Джунхи лукаво улыбался, наконец полностью развернувшись к Донхуну. Молодой парень, плотного и крепкого телосложения, красивые завитые крупными прядями волосы, ровные и правильные черты лица, и эта улыбка, по хитрости сравнимая разве что с дьяволом. Внешности достаётся лишь малая часть всего образа главы клана. Остальное за его аурой и обаянием. От него веяло властью и влиянием. Создавалось ощущение «правителя». Несмотря на добрый взгляд, его улыбка и образ внушали страх. Любопытство. Сильное любопытство поселилось идеей в голове Ли. Узнать, так ли велико это влияние. Хотя он уже уверен, что невероятно велико. Соглашаясь, он подписывает пакт о распоряжении собственной жизнью этим человеком. Перемена в мнении Джунхи напугала, но пока он всё ещё жив, и к его виску не приставлена пушка, всё в порядке. Глава продолжает молчать, да и сам Хун не спешит задавать вопросы, боясь нарваться на неприятности. Несмотря на всю атмосферу, создаваемую этим человеком в собственном кабинете, здесь довольно-таки уютно и комфортно. Воздух пряный, со смесью разных негрубых ароматов. Всё это кажется таким далёким от того, что на этажах ниже. И особенно далёким от того, что под землёй и ночью. Следовательно, далеко от того, что так близко Донхуну. И это расстояние он пытается пройти за такое короткое время. Джунхи продолжает молчать, пока наконец не находит на стеллаже нужный файл с документами. Молодой господин, искренне улыбнувшись, аккуратно присаживается за стол. Он вспоминает о Донхуне, только случайно обратив на него внимание при посадке. Пак в момент хмурится и кладёт документы на стол: — Ты свободен. Я напишу тебе сообщение, куда подойти завтра. Донхун в удивлении распахивает глаза. Это всё? Всё «собеседование»? К ним так просто попасть? Это совсем не похоже на безвыходную обязанность, почти зависимость. Сложившееся разочаровывает. Странное чувство западни поселяется внутри. Ощущение, будто это один большой розыгрыш, и все сейчас видят происходящее и сдерживают животные позывы смеха. Охватывает стыд вперемешку с желанием добиться цели. У Донхуна нет чести. Скромные остатки на уровне одной единственной возможности, исчезли, с первым шагом в этот кабинет. Это ужасное, ужасное чувство. Будто он под кайфом. Казалось, что увидев Джунхи, его мозг отказал в обслуживании, и всё стало происходить само собой. И работать здесь, на клан Хи, обязательно. Глупая и идиотская ситуация. В пустой, одурманенной чужим образом голове были перемешаны образы денег, очередной дозы с галлюцинациями, оставшимися в памяти, и теперь Джунхи. Он был похож на Бога из какой-нибудь фантастичной мифологии. Образ мужества, красоты и власти. Нечто подобное. То, чему невозможно сопротивляться. В какой-то момент парень просто перестал понимать зачем ему держаться за жизнь, кроме как не за возможность работать здесь. Почувствовать вкус другой опасности, грозящей жизни. Ходить каждый день на волосок от смерти. Как в тех фильмах, с тысячу раз затрепанным сюжетом, но не менее интересным оттого. Как жажда попробовать что-то новое, не настолько грязное и отвратительное, как его жизнь сейчас. Это возможность увидеть вторую сторону темной медали такой жизни. Почувствовать роскошь пошлости и похабности, царящей на этой, другой половине от мира Хуна. Это всё ещё идиотское, необъяснимое желание попробовать и примерить к себе. Но Джунхи сказал только «сработаемся». Это звучало по-детски и даже как-то издевательски. Так не пойдёт. Хун осматривает стены и стеллажи на предмет наблюдения за происходящим в кабинете. Он встаёт, опирается прямыми руками о стол главы клана, и наклоняется к парню впритык, оголяя напряжёнными плечами разрез рубашки у горла. — Я сдохнуть готов за твой клан, Джунхи, и ты смеёшься надо мной? Я сделаю всё, что велит глава. Только позволь мне быть одним из вас. Господин Пак лениво поднимает голову, почти сталкиваясь носами с Хуном. Младший улыбается, продолжая смотреть так около пяти секунд. Затем Хи встаёт, заставляя старшего отпрянуть. Он ходит по кабинету около половины минуты, периодически нарочно задевая и ощупывая густые листья растений. В каждом его движении есть какой-то шарм. Его действия полны лоска и уверенности. Уверенные в себе люди всегда привлекают забитых и робких. Как плюс к минусу. Так и Джунхи окутывает Хуна лентами своего обаяния, влияния и харизмы. Всё это странным образом манит Ли, как будто блестящая драгоценность, взывающая к собственному приобретению. Ровно как эта самая драгоценность, заставляет представлять себя в ней. То, как увидят тебя в этой роскоши другие. Какое сложится мнение. Обыкновенное эгоистичное желание. Джунхи остановился прямо у присевшего от долгого молчания парня. Теперь он смотрел на него сверху вниз. Так, как и должно быть. Так, как и есть. — Ты думаешь, что если ты захочешь уйти отсюда, то любой из моих ребят пристрелит тебя? Донхун молчит, нагло глядя прямо в глаза главе. Нельзя показывать слабость перед ним. Хи негромко смеётся, и старший сводит внимание на улыбку главы. Нечто между самым настоящим хищным оскалом, демонстрирующим степень опасности для чужой жизни, и очаровательно-доброй и приятельской дружелюбной улыбкой. Самая настоящая золотая середина, потому что Хун долго не может прийти в себя от этого. — Это правда. Значит так, давай договоримся. Ты мне нравишься, я много слышал о тебе. Думаешь почему мои ребята до сих пор не пришли за тобой? Думаешь, не нашли, или смилостивились, — Джунхи снова негромко и грубо смеётся, — помнишь того здоровяка в клубе, что пытался залезть на твоего дружка? Кан Ючан, да? Красивый, как и ты, — Донхун глупо отводит взгляд в смущении, — этот толстый кусок дерьма сказал, что ты непрост. Он часто следил за тобой в клубах. Я знаю о тебе. Давай договоримся. Ты пойдешь на одно единственное задание с нами. Если всё пройдёт успешно, то твой долг выплачен. Если нет — я убью тебя. Что скажешь? Постепенное наступление осени давало о себе знать заметным сокращением длины светового дня. Трудно заметить, в какой именно момент томное солнце тяжело упадёт за горизонт, и наступит темнота. Сам вечер о своём наступлении даёт понять появившейся прохладой и влажным осенним воздухом. Как и сейчас. Хун потерял счёт времени, досиживая последние остатки дня в кабинете Хи. Тишина никогда для Ли не была ещё такой комфортной. Во время прогулок мимо стеллажей кабинета, парень делает вывод, что глава без ума от цветов и всякой растительности. На стене возле самого рабочего стола главы располагается маленькая полка, заставленная цветущими и не очень, кактусами. По углам кабинетов, в больших формах стояли комнатные деревья. Когда-то, старый друг парня Хангем имел сад, о котором заботился сам. Там было прекрасно, особенно осенью. Алые и пламенные яблоки, вместе с дождевой сыростью опадающих листьев и вянущих цветов, создавали неповторимый пряный запах. Об этом тоже стоит написать в своём не существующем сборнике стихов. Ли улыбается воспоминаниям. Всё это было там, в прошлом. До этого. Ничего уже не вернуть, самолёты задом не летают. Да и возвращать уже не хочется. После принятия условий Джунхи, Хун понял, что цель практически достигнута. На данный момент Хи не так опасен, каким казался. Он немного расстегнул рубашку у горла и открыл окно, избавляясь от духоты заката, и снова сел за какие-то документы. Так выглядит жизнь главы клана? Что ж, красиво. Это о Джунхи. Он действительно красив, и Хун не позволяет этой мысли покинуть собственное сознание. Что будет дальше? Хи объяснил детали операции. Его ребята не могут пойти, потому что нужно вынести притон их бывшего японского приятеля Токашиды, крупно кинувшего их на деньги. Так что, мужчина точно не подпустит их к своему дому. А вот Хуна он не знает. Поэтому велика вероятность оказаться в его доме, вынести содержимое сейфа и вырубить хозяина. В принципе, Пак сказал, что достаточно вынести сейф, снять систему охраны и запустить его ребят в особняк. По непонятной для Хуна причине, молодой глава упомянул, что Токашида предпочитает парней, и Ли следует быть осторожнее. Старый мобильный в узких штанах оповещает о сообщении. От Ючана. Этот ребёнок. Беспокоится и просит поскорее приехать домой, или сказать ему адрес, потому что Сеюн говорить отказывается. — Господин Пак, я могу идти? — Мы же уже договорились, что ты можешь звать меня Джунхи. Да, договорились. Но это слишком большая привилегия, в которую до сих пор невозможно поверить. По какой вообще причине, он может так его называть? Здесь вроде формальности обязательны. Но с самого начала Хуну показалось всё другим, по сравнению с тем, что рассказывали другие. — Хорошо, господин Джунхи, — парень усмехается, снова оперевшись на стол главы, впритык наклоняясь к нему, считая это весёлым и опасным, приносящим некоторое удовольствие, — я свободен? — Да, — Джунхи поднимает взгляд на старшего, почти сталкиваясь носами, — я свяжусь с тобой. Мне пригласить Сухён, чтобы она тебя проводила? — Нет, она итак выглядит слишком уставшей. Кстати, почему она здесь? Выглядит совсем не довольной жизнью. — Она и её братья, Минсок и Бёнкван, работают на меня. Долгая история. Если коротко — они не могут не работать здесь. Но если Минсок и Бёнкван ещё справляются, им даже нравится, то Сухён просто держится за них, как за последнее, что осталось от семьи и всего дорогого. Я бы хотел сделать их жизнь лучше, они дороги мне, но, если не здесь, то нигде. Их либо убьют, либо посадят. Под эгидой этого клана они в безопасности. — Ты так влиятелен, господин Джунхи? Глава усмехается, снова обнажая аристократическую улыбку. Это всё ещё красиво. Всё пошло совсем не так. Всё идёт неправильно, не так, как в представлениях. Но не сказать, что такой расклад не устраивает Донхуна. Просто с самого начала он вполне нормально общается с Джунхи. И сам глава клана довольно снисходителен и даже приятен в общении. Или это только первое время? Он мило общался с Ли, довольно часто улыбаясь и отчего-то принося Хуну удовольствие своей компанией. Это было словно посиделки повидавшей жизнь, но не утратившей интерес друг к другу пары. Тот случай, когда они могут обсуждать какие-то абстрактные или высокие темы, находя удовольствие и комфорт в этом. Когда всё спокойно и размеренно, но оттого не менее интересно. Но они не пара. И это самая большая несостыковка. Хотя наоборот, удивительно, что они нашли общий язык. Они слишком разные, и они скорее временно на одной стороне баррикад.***
Только попрощавшись и зайдя в лифт, Хун осознаёт всю ситуацию. В ближайшее время ему предстоит такая ответственность. Ограбление. Это не пугает. Скорее, заводит в тупик. В лифте снова приятная мелодия, отличная от той, что играла днём, но не менее расслабляющая. Лифт останавливается на следующем этаже, после офиса Хи. Ли подозрительно отходит в сторону от входа. В кабине оказываются два молодых человека, совсем не обращая внимания на стоящего почти в углу Хуна. Они о чем-то негромко болтают. Оба невысокие и стройные. Блондин явно воодушевленный часто взмахивал руками, переминался с ноги на ногу и хихикал. Второй, брюнет, вёл себя сдержаннее и скромнее, с тонкими, почти девичьими ужимочками, он улыбался, покачивая головой. Довольно милый, и своими манерами и движениями больше похож на девушку, нежели на юношу. Это по непонятной причине завораживало. Блондин рядом впервые обратил внимание на Хуна, резко изменившись в лице. По спине Ли пробежались мурашки. — Ты — Ли Донхун? Второй парень, брюнет, тоже оборачивается, как-то по-детски глядя на Ли. Напоминает Ючана. Донхун кивает, и брюнет будто расцветает. — Джунхи-я позволил тебе работать на него? Эй, хён, это же о нем говорил Джунхи? Что скоро он придёт? Блондин всё ещё сердито смотрит на Хуна, будто требуя от него что-то. — Глава сказал тебе, что будет, если из-за тебя хоть что-нибудь пойдёт не так? Биение внутри стало громче в десятки раз. Точно. Если хоть где-то он провалится, его застрелят. — Бёнкван-хён, хватит! Бёнкван? Тогда брюнет — Минсок? Те самые братья? Вау. Они абсолютно отличаются от того, какими Хун себе их представлял. Он ожидал увидеть каких-то высоких громил, с двумя пушками на поясе, и с грустным взглядом, как у Сухён. Но эти двое совсем не похожи на неё. Разве что, Минсок очень напоминал её движения и улыбку. — Донхун-хён, мне очень приятно познакомиться, — Минсок шустро кланяется и подходит ближе. Бёнкван продолжает стоять на месте яростно прожигая взглядом. Совсем не похожи на братьев. По приезде на первый этаж, парни обнаруживают мечущуюся между игральными столами Сухён. У дверей появились несколько коренастых ребят в костюмах, и сами залы стали оживленнее. Появились стройные дамы в возрасте, с их длинными узкими платьями, раздражающе блестящими в скудном вечернем освещении, и их ковалерами, низкими полнолицыми мужчинами, чьи узкие хитрые глаза часто цепляются за юбки чужих спутниц. На женских шеях — тяжёлые белоснежные шарики жемчуга и прочие доказательства роскоши, на мужских запястьях — часы — стоимость миллиона жизней Донхуна. Но скоро всё изменится, должно измениться.***
Первое сообщение от неизвестного номера не заставило себя долго ждать. Уже спустя примерно сутки Джунхи велит подъехать, но уже не в центральное здание казино. Просит хорошо одеться и уложить волосы, упоминая, что так старшему больше идёт. Донхун в непонимании сдвигает брови, не в состоянии скрыть какую-то глупую улыбку. Ючан кружит рядом, как кот, высовывая голову из-за плеча хёна, чтобы прочитать чужие сообщения. Но натыкается на серьёзный взгляд Ли, негромко фыркает, отворачивается и уходит. Сеюна уже давно не было видно, что не может не радовать Донхуна. Всё утро проходит, как в окрылении. Это похоже на чувство первой влюбленности. Как будто состояние невесомости, неподдельного интереса и счастья? О нет, пока ещё это слишком громко сказано. За старым, но опрятным благодаря Кану окном — безветренно и облачно, что не видно яркого диска солнца. Осень снова даёт о себе знать этой своей пасмурностью и сыростью. В семь вечера нужно уже быть там, но Джунхи попросил быть гораздо раньше. Будет ждать. Вау. Такого никогда раньше не было, чтобы кто-то его ждал. — Чан-а! Тишина. Не слышно даже тихого копошения. — Чан-а! Кан Ючан! Наконец-то слышатся негромкие шлепки босыми ногами о линолеум, а позже в проёме появляется пушистая макушка с сердитым взглядом. — Можешь снова дать мне те черные джинсы? Кан хитро улыбается, заметно воодушевившись. Быстро прибегает с немного другими, невероятно узкими джинсами и фланелевой рубашкой с крупной клеткой на левом рукаве. Почему это выглядит так потрясающе и сексуально? Это не то, что должно быть в гардеробе малыша Чана. Но он обязательно поговорит об этом с ним позже. А сейчас Кан наносит немного мейка на лицо старшего и с тихим шёпотом: — Сделаем вид, что ты не колишь тяжёлые наркотики и высыпаешься. Время медленно подвигается к нужному, и вот уже на пороге, забившись в собственных мыслях и мечтах, Донхун осматривает свои ноги в чужих джинсах. Убедившись, что выглядит всё довольно неплохо, он выходит, на прощание потрепав Ючана по голове. Чувство предвкушения даёт о себе знать резким и четким биением сердца и безумством мыслей. Спустившись вниз с громким треском лифта, Хун покидает дом, за поворотом встречая незнакомую машину. Он тормозит, мелкими шагами отходя назад. Темное стекло опускается и показывается лицо Джунхи, он снова широко улыбается и жуёт жвачку. Это выглядит так роскошно и завораживающе, что Ли нескоро реагирует на приветствие и предложение проехать вместе. Так же, как и отвернувшись, не замечает чужого взгляда из машины на свои тесно помещенные в джинсы, бёдра. Только захлопнув двери машины главы клана, он приходит в себя, улыбаясь в ответ Джунхи. — Сначала поедем встретимся с остальными. Хун по-дамски пожимает плечами, отворачиваясь к окну. — Не взял с собой пушку сегодня? Джунхи не заводит машину, продолжая томно жевать жвачку и добиваться большего внимания Ли. Это выглядит как очень хорошая провокация. И, если быть совсем уж честным, то она почти работает. Потому что Донхун чувствует всё это влияние. Весь этот аттракцион эмоций, что вызывает человек за водительским сидением. И казалось бы, что сложного в том, чтобы игнорировать всё это ненормальное для себя обстоятельство? Но это было бы так просто, если бы сам Донхун не хотел поддаваться этому влиянию. Если бы не существовало этой мечты о хорошей жизни, как у других. С любовью, дружбой, преданностью и прочими глупостями. Из пучины рассуждений вырывает шлепок лопающегося пузыря жвачки в миллиметре от собственного уха. Ли вздрагивает, но не слишком резко. — Ощутил себя в безопасности? Хун всё же сдаётся и смотрит прямо в глаза Джунхи. — С тобой — да. Пак заметно меняется в лице, улыбка становится ещё непонятнее, хитрее и шире. Затем он слишком бодро отворачивается к сидению, заводит машину и, присвистывая, срывается с места, оставляя Ли самому разбираться со своими эмоциями. Ещё не время становится честным с самим собой.***
В какой-то момент за окном начинают проскакивать острые верхушки желтеющих деревьев вдоль аллеи, яркие огни вывесок, а из окна Хи вырывается ледяной ветер, безобразно разбрасывая светлые волосы. По степени удаления от центра города, звуки повседневной суеты становятся всё тише, а шорох шин колёс о асфальт всё громче. Джунхи молчит, не спуская той самой улыбки, напевая себе что-то под нос. Ветер начинает настойчивее рваться внутрь авто, и по телу пробегают мурашки от вечерней осенней прохлады. Машина остановилась, и Джунхи вопросительно развернулся к пассажирскому сидению. — Приехали. Донхун по наитии собирается выйти, как глава хватает его за затылок, бросает весёлое «подержи» и запускает собственную жвачку между губ старшего. Тот теряется и автоматически сжимает её зубами, прожевывая. Жмурится и спешно выходит из машины, теряясь в ощущениях от всей этой ситуации. Что это вообще было? И самое главное — зачем? Со стороны наверняка выглядело как старый трюк из дешёвых бульварных романов, но по ощущениям это было что-то невероятно интимное и горячее. Потому что даже на эту долю секунды старший смог почувствовать такую опасную близость с молодым главой. Потому что губы почти касались, и пламя языка тоже было в близости микрона. Внутри ощущение, будто ты стал тем самым человеком, который открыл что-то новое: гордость, возбуждение и желание ещё большего. Помимо этого — мурашки по коже от осеннего холода и априори появившегося желания. Джунхи тоже выходит, громко захлопывая дверь, и продвигается к незнакомому зданию. Кафе? Донхун осторожно осматривается. Десертный бар находится в небольшой дубраве. Поодаль видны торговые центры и большие коттеджи, из-за своей роскоши казавшиеся нереальными. Само же кафе, красивой вывеской вещало «десертный бар» и представляло собой низкое широкое здание, с уютным светом и растениями внутри. Джунхи кивает какой-то девушке на входе, и быстро, широкими шагами, проходит дальше. Снова эти отличия. Донхун бегло кланяется и улыбается девушке, быстро, переходя почти на бег, пытаясь нагнать главу. Хи останавливается у дальнего столика, больше похожего на кабинку. За столом уже сидят двое, спиной к входу. Джунхи обходит их, и подзывает Хуна к себе. — О, Донхун-хён! Минсок выпрямляется на месте, предлагая обоим присесть и заказать десерт или выпивку. Упоминает, что сам выбрал это место и здесь очень вкусные сладости. Бёнкван рядом погружен в мобильный, и только поднимает руку в приветственном жесте для Джунхи. — Вы уже знакомы? Круто, мы экономим время. Хи не садится, лишь пропускает Хуна сесть, и тот предпочитает место напротив Минсока, который сразу же обнимает своей широкой улыбкой и жмурится так довольно, снимая ягоды вишни с дессерта. Как этот человек вообще оказался там, где работает сейчас? Хуну никогда этого не понять. Джунхи остался стоять слева, сложив руки на груди. — Я повторюсь. Завтра ночью мы берём притон Такашиды. Там он и его жирные приятели любят в тайне от своих жён трахать немилых девочек, — Джунхи отпускает руки, будто специально задевая плечо Хуна, и засовывает их в карманы, — и мальчиков тоже. Наша главная цель — вынести сейф. План такой. Здание не маленькое, поэтому из-за одного человека, если это не кто-то из нас троих, — Хи обводит взглядом Минсока и Бёнквана, упрямо уставившегося в мобильный, — панику не разведут. Поэтому идёшь ты. Представишься знакомым Такашиды, и тебя пустят, только взглянув на тебя. Это будет выглядеть как хороший маскарад. Они будут в японских юкатах и прочем. После того, как все разойдутся по комнатам, в том числе и шавки Такашиды, ты запустишь Минсока и Бёнквана внутрь, сняв охрану. Чтобы мы не тратили времени. Дальше — не важно. Вы с Минсоком выносите деньги и уезжаете. Бёнкван знает, что делать. — Ты забыл сказать, что будет, если он облажается, — внезапно Бёнкван отвлекся от телефона. Джунхи в момент стал серьёзнее, взглянув на младшего испепеляющим взглядом. — Это мелочь, по сравнению с тем, что будет, если облажаешься ты. Донхун вздрогнул всем телом, теперь покрытым стаями мурашек. Раньше он не слышал такого тона Хи. Теперь он как раз похож на тот, каким Ли себе его представлял. Воцарилась тишина и только Минсок тихо и спокойно продолжает захватывать вишенки из мороженого. Бёнкван отвлекается от телефона и в упор смотрит на главу. Это ужасно смело, потому что Донхун даже и секунды стерпеть не может, готовый продать свою жизнь, лишь бы не чувствовать себя так. Только здесь другое. Своими взглядами они будто мечут молнии, и Хун на грани этого взрыва. Хи сильнее и властнее, это неоспоримо. Он упирается одной рукой на спинку сидения старшего, другой — прямо о стол, и наклоняется вплотную к лицу Бёнквана. Всё это напоминает ситуацию в кабинете, между молодым главой и Хуном. Только сейчас Хи выглядит в разы сексуальнее. Светлые волосы спадают на лицо, и обзору предстаёт широкая спина с запечатанными в белую рубашку лопатками. Донхун переминается с ноги на ногу и садится крепче. Джунхи что-то шепчет лично Бёнквану, улыбается и оглядывается на Хуна, быстро отпрянув и став на место. По телу старшего вновь пробегается стадо мурашек. Минсок резко бросил белую вилку с насаженной на неё вишней и посмотрел на главу. — Прости, хён, это снова тот Вау. Я тебе говорил. Донхун в какой-то момент теряется, медленно прожевывая жвачку, и пытаясь почувствовать её вкус ещё сильнее. Сердце почти останавливается, когда на собственное плечо падает рука Хи, сжимая. — Поедем смотреть на притон. Да, стоит не забывать ради чего он здесь. Несмотря на всю пелену принадлежности к этому миру, такому интересному, опасному и интригующему, навеянному влиянием Джунхи, всё же он до сих пор отброс, который периодически вынужден вкалывать по порции героина. Это выглядит как жалкие потуги. Как нелепая бесполезная мечта, никак не способная изменить жизнь.***
Долгожданный приезд на место, которое оказалось не так далеко от десертного бара, ещё дальше продвигаясь в густую рощу, потребовал терпения. Поодаль виден жилой комплекс, с большими домами и красивой улицей, увенчанной кукольными фонарями. Минсок на заднем сидении рассказывал какую-то милую историю, периодически задавая вопросы главе и ещё чаще Донхуну. Бёнкван продолжал тайную переписку. Хун чувствовал себя более напряжённо по приближении к особняку. Минсок достал маленькую бутылочку тонизирующего сока, и протянул вперёд, не прекращая вести себя ужасно мило. — Донхун-хён, держи, выпей это. Хи обратил внимание на жест доброй воли, и снова лукаво улыбнулся: — Да, выпей. Донхун надул губы и по-дамски пожал плечами. Крышка негромко щёлкнула, и он поднес баночку к губам, как машина резко затормозила, и её содержимое расплескалось по подбородку, шее и ловко стекало под рубашку. Тихо выругавшись, он яростно, в немом вопросе, смотрит на Джунхи, который шутливо бросает «кошка», и наблюдает, казалось, за каждой каплей. — Хён! — вмешивается Минсок, спрашивая всё ли в порядке с Хуном. Но всё вообще не в порядке, особенно когда смотрит прямо в глаза Хи. Хитрее и похотливее нет взгляда. И самое страшное в этом то, что трудно предположить о чём он думает. Одно дело, когда он проделывает все эти штуки наедине с Хуном, другое — в компании. Сейчас же это похоже на очередную попытку унизить и показать ничтожность всей личности Донхуна, если она конечно осталась. Глава ещё с минуту наблюдает за старшим, а позже оборачивается на пассажирские сидения, говорит что-то вроде «всё нормально, малышня?» и трогается с места, оставляя Хуна самого решать, как воспринимать всё происходящее. До места оставалось около семи минут езды, и Минсок устало выдохнул, открывая двери первым. Особняк в два этажа, без ограды, слева гараж и ещё какая-то мелкая пристройка. Крупные широкие двери с автоматической системой безопасности, как позже сказал Минсок. Довольно красивое место: тихо и спокойно. Бёнкван прошёл вперёд и уселся на капот машины главы, чего тот даже не заметил, продолжая изучать местность вокруг. — Да я тут за пять минут всё вынесу, — Бёнкван даже не повернулся. Донхун смог оценить масштаб ситуации, и её скорого свершения. Пути обратно нет. Теперь только вперёд. На ограбление. Главное вынести оттуда деньги, остальное не важно. Важно доставить деньги до Хи. Это было добровольно, его никто не заставлял. Не стоит и забывать о том, что если всё пойдёт не по плану и деньги не окажутся у Хи, его, судя по всему, просто застрелят. Кроме Ючана, наверное, никто и не хватится. Печально. Зато, если всё пройдёт нормально, они будут квиты с кланом Хи. Возможно, он даже заручиться гарантированными дозами. Всё в принципе зависит от этого ограбления. Всё уже практически разделилось на до и после. Хи подходит совсем близко, закинув широкую руку на чужие плечи. Хун вздрагивает и оборачивается, снова натыкаясь на эту улыбку, которая, похоже, одна из тайн человечества. Потому что её понять просто невозможно. Глава наклоняется ближе и почти шепчет: — Только пушку не забудь, меня с вами не будет, — Хи издает шутливый звук выстрела прямо на ухо старшему. Тот почти дрожит, стараясь игнорировать всё это, и даже чужую горячую руку на своей пояснице, ловко съезжающую на зад и сжимающую его. Но позже оборачивается, отвечает такой же наглой улыбкой: — Хорошо, господин Джунхи. *** Тот самый день. Погода не лелеет особым дружелюбием, напротив, скалится на всех острым похолоданием. Постепенно солнечный мячик проваливается за горизонт, проливая на землю густую текучую ночь. В ванной холодно и сыро, особенно от влажного кафеля на который опирается голая спина. Использованный шприц аккуратно уложен в пакет и спрятан. И казалось бы, Ючан прекрасно обо всём знает, причём как никто другой, но тем не менее, какое-то детское чувство стыда перед младшим одолевает. Как будто сорокалетний сын, стесняющийся на семейном застолье сказать матери, что он хочет выйти покурить. Тело мелко подрагивает, голова закинута назад, и постепенно бросает то в жар, то в холод. Глаза лучше не закрывать, чтобы не вырубиться от бесконечных первоначальных галлюцинаций. Под кожей, по тканям будто перемещаются кубики льда, и парень растягивает ленивую улыбку. Все эти ощущения похожи на те, что он чувствует рядом с Хи. Особенно, когда тот выкидывает очередной фокус. То же чувство слабости, предвкушения и удовольствия. И абсолютно так же смертельно опасно. Осталось немного времени, чтобы прийти в себя. В зале, как и по большому счету в квартире только двое: сам Донхун и Сеюн, заснувший в зале за какими-то тетрадями и открытыми почти на последних страницах книгами. Это был тот редкий случай, когда старший проникался пониманием к Киму. И действительно его можно понять — ночами чаще всего он подрабатывал, причем редко говорил где, днём — старался не пропускать университетские занятия, а вечерами и днями выходных он танцевал на площадках, местоположение которых тоже предпочитал не раскрывать даже Чану, не то, что Донхуну. Это рвение к жизни, одержимость деятельностью, эти прекрасные порывы заставляют подойти и вынуть мобильный из под щеки Кима, накрыв плечи маленьким пледом Ючана. Осталось немного времени, нужно одеться и хотя бы просто настроиться на то, что будет происходить сегодня ночью. Ставшие почти собственными джинсы Чана, как литые садятся на стройные ноги, за исключением всё ещё слишком широких вырезов на коленях. В предыдущий раз Хун окончательно убедился, что эти штаны ему определённо по душе. Особенно после того, как чувствовал на своих бёдрах тяжёлый взгляд главы клана. Донхун снова улыбается. Звонок. Минсок, снова тысячу раз вежливо и тысячу раз мило говорит, что он не сможет приехать, и вместо него приедет Бёнкван. Сначала нужно переодеться ко всему маскараду, забрать оружие и оборудование Минсока. И только после этого они отправятся к притону. Конечно, компании Бёнквана он не особо рад. Чувство его агрессии постоянно было преградой между ними. Другое дело Минсок — с самого начала, как ребёнок расположенный к новым знакомствам. До сих пор сложно поверить в то, что они братья. Минсок в своём образе больше похож на юную девушку, тогда как Бёнкван — на взрослого мужчину. Хотя его поведение сложно назвать взрослым. Чем-то напоминает юношеский максимализм Сеюна. Только жизнь у них сложилась совершенно по-разному, хотя и есть общие черты. Сегодня нет Ючана, который как фея поможет нарко-золушке Донхуну отправиться на бал. И хорошо, что Чан не так много времени проводит с ним. Донхун даже рад, что младший избавил себя от его общества, потому что Ли определённо влияет на кого угодно не лучшим образом. Спустя примерно пятнадцать минут, Бёнкван нагло поднимается на этаж, без стука входя в комнату. Донхун как раз надевает куртку, показывая младшему жестом не шуметь. На лице Кима было какое-то оцепенение, которому Хун не придал особого значения, поправляя пушку, не совсем аккуратно спрятанную в брюки. Сложно понять, что на уме у всех этих ребят из клана Хи. Поэтому Хун даже игнорирует то нервное напряжение, исходящее от младшего. — Мы едем? — Да, я за тобой. Жди в машине. Донхун пожимает плечами, берёт протянутые Кимом ключи, хоть и не видит в них смысла, за неимением прав на вождение, и выходит из квартиры, не сильно захлопывая дверь. И он в абсолютном неведении, как в его квартире Бёнкван, тяжело вздыхая, подходит к спящему Сеюну, просовывает пальцы в чужие густые волосы и целует старшего так трепетно и отчаянно, что можно убедиться в его совершенно точной юности, которую под сомнение ставил Донхун. Бёнкван гладит по голове, пытаясь как можно больше почувствовать чужой запах и такую редкую близость. Он нежно перебирает волосы, наблюдая, как тёмные пряди падают обратно в безобразном порядке. Все предыдущие обиды на себя, на него, на жизнь, постепенно рассеиваются на фоне долгожданной встречи. И хотелось бы, чтобы Сеюн сейчас проснулся и поцеловал в ответ, но ненависть к себе заставляет последний раз горько чмокнуть губы старшего, и провести по щеке в прощальном жесте. Кто он такой, чтобы нарушать такой редкий и кратковременный сон Сеюна? И только на пороге, он слышит звуки пробуждения любимого и сладко брошенное "спасибо". Впервые за долгое время он улыбается.***
Вся поездка определённо проходит в атмосфере, отличной от прежней. Бёнкван не смотрел тяжёлым взглядом, а напротив, был раскрепощен и даже спросил, готов ли Хун к сегодняшнему, и что его привело к Хи. Конечно, Ли сомневается, что без его ответа Ким не знал, почему он оказался в такой ситуации. Потому что все они встретили его так, будто давно в курсе о его жизни. И вообще это до сих пор оставило чрезвычайно подозрительное впечатление. Но, к счастью, эйфория приближающегося события в момент затуманила и отвлекла от этих мыслей. Спустя какое-то время, не угнетающий поток дежурных вопросов и односложных ответов на них, машина подъезжает к месту первой встречи с Джунхи. Бёнкван быстро выходит из машины тихо проговаривая, что осталось мало времени. В холле младший находит Сухён, что-то шепчет ей на ухо, как будто делясь последними впечатлениями или новостями, и впервые Хун видит её улыбающейся. Она жмурит глаза, и теперь видно её потрясающее сходство с Минсоком. Девушка хлопает Бёнквана по плечу, хитро улыбается и вновь возвращается к работе, легко чмокнув брата в макушку. Девушка, теперь в приподнятом настроении ловко бегала между столиками, с улыбкой встречая пришедших. За последнее время, это самое очаровательное, что он только видел. Так выглядит забота? Преданность? Любовь? Может, даже семья? Хотя, откуда ему знать, как они выглядят. В лифте снова расслабляющая мелодия, тем не менее не способная успокоить ураган внутри Донхуна. Тонкие колени под узкими джинсами заметнее подрагивают, и старший переминается с ноги на ногу. Бёнкван же тем временем заключен в собственных мыслях. Как бы сейчас Ли не овладевал страх, стоит забыть об этом на весь оставшийся день. Потому что прямо сейчас, как только откроются двери, всё и начнётся. Лифт издаёт звонкий сигнал о приезде. Донхун осторожно проходит вперёд, даже не пытаясь догнать побежавшего к Минсоку Бёнквана. Ким старший снова, теперь уже своему брату что-то шепчет на ухо, они оба хихикают, и Минсок даже краснеет. Похоже, это что-то очень важное для Бёнквана. А соответственно, важно и для его близких. И это на самом деле прекрасно. Внимание цепляется за сидящего за столом Джунхи. Он снова очень сосредоточен, как и в тот день. И это снова выглядит потрясающе, как он хмурится, как спадают волнистые пряди, и как напрягаются его шея и ключицы из-под расстёгнутой рубашки. Он даже не обращает внимание на нетихо хихикающих братьев Ким. Будто работающий дома отец, привыкший к шумам своих детей. Донхун улыбается этой мысли. Минсок оказывается рядом, говорит, что осталось мало времени и им обоим нужно подготовиться к "спектаклю", а потом и вовсе уводит в соседнюю от Джунхи комнату. Там уже висят несколько комплектов японских одежд. Младший протягивает две вешалки с юката, одна из которых — чёрная, с красным оби, вторая — будто женская, цвета бургунди и черными цветами на плечах. Минсок просит быстрее выбрать, потому что совсем скоро им нужно выезжать, они и так заметно опаздывают. Донхун думает, что это даже может сыграть им наруку. Из двух юката, первая — более спокойная, и именно она больше ему нравится и старший кивает Киму, что так серьезно сосредоточен на происходящем, и Хун впервые за всё время видит его таким. Младший наскоро одевает на Ли юката, стаскивая рукава с плеч побольше, открывая вид на ключицы и очертания груди. Минсок даёт Хуну передышку, попросив сменить обувь и спрятать оружие в другое место, пока он сам наносит небольшой мейк на глаза, которые теперь выглядели ещё больше, а сходство с Сухён росло в геометрической прогрессии. Ким приводит в порядок самого Хуна, и всё это напоминает фею-Ючана, которого тот уже давно не видел. Становится немного грустно, но ненадолго. Осталось совсем немного, и жизнь точно изменится. Только это по-прежнему держит его здесь. Это, и человек в соседнем кабинете, имеющий какое-то необъяснимое влияние на Ли. Минсок заканчивает, легко выдыхает, наконец улыбается, и выводит старшего к главе. Тот долго не обращает внимания, пока Минсок не шепчет что-то вроде "Хён, посмотри, так нормально?". Джунхи поднимает серьёзный взгляд, и Хуну становится не по себе: какой-то строгий, осуждающий, и готовый расплавить всё на пути. Позже он меняется, становится рассудительным и оценивающим, пока, в конце концов, Хи снова не возвращает ту самую улыбку, от которой всё возвращается к изначальному, уже привычному дискомфорту. Хи скользит взглядом по плечам, и даже приподнимается на месте, чтобы оценить полностью всё. Потом смотрит прямо в глаза. И Хун хотел бы отвернуться, но в этой ситуации он безволен. — Пушка с собой? — Да, господин Джунхи. Глава улыбается, откидывается на спинку кресла, уточняет какие-то вопросы у братьев Ким, но Донхун этого уже не видит и не слышит. Полностью погрузившись в себя. Это ужасно. До чего его довела вся эта жизнь. Даже не жизнь. Существование. Нет, случившееся сейчас не было унизительным, он привык к унижениям и похуже. Но из-за Хи, всё происходящее кажется таким странным. Будто всё это огромный розыгрыш, направленный на полное подавление скудных остатков чести, и, возможно, даже достоинства. Но, как бы там ни было, на ограблении, Джунхи не будет. Джунхи будет пускать пулю в лоб, если что-то пойдёт не так. Нужно просто взять себя в руки, и в конце концов покончить уже с этим. Бёнкван тяжело вздыхает, оказываясь рядом, и бросая неловкое "пора". Да, пора.***
Под внезапно нахлынувший порыв смелости, Хун, поправляя пушку на поясе, и спуская юката больше с плеч, минует охрану уже давно начавшейся вечеринки. Ли томно сказал им, что Такашида Оичи очень просил его приехать именно сегодня, и они, как-то издевательски-укоризненно переглянувшись, пожали плечами и обыденно пропустили парня внутрь. Масштабы притона удивляли изнутри больше, чем снаружи. Кругом были расписные ширмы, цветы, традиционно-низкие столы, которые ломились, в большинстве своём, от выпивки, нежели от закусок. Присутствующие разбросаны по абсолютно разным местам, несмотря на традицию совместного присутствия за одним столом. Основная масса была сосредоточена в зале, где, к счастью, Оичи не было. Зато присутствовало большое количество девушек, с чудом державшимися на них юката, и уже давно растрёпанными волосами. Обуви на них, как и на Донхуне, не было. Компанию, если можно так сказать, им составляли довольно-таки старые, полнолицые мужчины, с многочисленными татуировками на толстых телах, и блестящими в скудном освещении лысинами. Хун жмурится от внезапной боли, босая ступня немного кровоточит от раны разбитым осколком. Ужасно. Осталось просуществовать здесь немного времени, пока вся ночь в этом притоне наберёт обороты, и гости, вместе с уже подготовленным барышнями, не разбредутся по комнатам. Судя по происходящему уже сейчас, этот момент наступит достаточно скоро. Важно, чтобы офис с сейфом был пуст, что, конечно, маловероятно. Шаги становятся медленнее и даются труднее, из-за непрекращающейся боли в ступне. Он практически оставляет следы из крови, пока не набредает на какой-то малобезопасный лоскуток, и не перевязывает рану. Ли находит офис с сейфом. И в нём, что и следовало ожидать, сидит Такашида. И в его компании, в отличие от компании его "деловых партнёров", располагается пара парней. Довольно милых и юных. Хун хмурится в отвращении, предпочитая пока не заходить внутрь. Время медленно тянется к третьему часу ночи, а офис Оичи так и не освобождает. Хун присоединился к какой-то компании девушек, отчаянно выпивающих шоты один за другим. Так проходит около часа, пока позже, охрана со входа не уводит их с собой наверх. Наконец-то. Теперь уже точно всё началось. Страх отшибает громкими ударами сердца всё сознание. Выбросы адреналина чувствуются как никогда остро, и Хун, улавливая последние нотки трезвости, направляется к выходу. Поправляя постоянно спадающую с плеч юката, он отключает автоматическую охрану здания, и Минсок снаружи быстро понимает это и остаётся ждать сигнала. Хун, бросив попытки правильно надеть шёлковую одежду, прямо в таком виде, направляется в офис Оичи, делая максимально развязный вид. Мальчики на коленях хозяина притона, лениво поднимаются и один даже мерзко облизывается. — Такашида Оичи, забыл обо мне? Мужчина долго не может прийти в себя, назойливо моргая узкими глазами, хитро прищуренными над полными щеками. Это тысячу раз ужасно, что сюда его вообще привела собственная глупость. Донхун старается не думать об этом. Важно, чтобы всё прошло гладко. Нужно ещё больше споить Оичи, чтобы он не был помехой. На данный момент мужчина в непонимании морщится, действительно пытаясь вспомнить парня. Мальчики смотрят на Ли с каким-то презрением и даже отвращением, оценивая потенциального конкурента. Их можно понять. Хун тоже всегда смотрит на себя с отвращением. Минутное молчание вскоре заканчивается, когда, судя по всему, так и не вспомнив, Оичи оценивает внешний вид парня. Юката Такашиды уже давно служит только поясом, потому что широкая толстая грудь, полученная видимо от большого количества таких вот вечеринок, уже давно о себе даёт знать тенью волос на ней. Хун сглатывает, потерявшись на какое-то время. Нужно затащить Оичи наверх и скорее впустить Бёнквана и Минсока. Пора собраться и вместо слов, наконец, действовать. Сейф прямо за спиной мужчины. Просто нужно делать всё по плану. Иначе его просто напросто убьют. И не то, чтобы он так дорожил своей жизнью. Просто изначально всё было рассчитано на бартер. А так, будет нечестно со стороны Хуна. Пора. Хун подходит ближе к Оичи, огибая мальчиков возле. Такашида и сам, казалось, понимает, начинает гладить тонкие бёдра парня. Хун закрывает глаза. Это унижение. Просто отвратительное унижение. Это не сравнимо с тем "унижением", которое время от времени проворачивал Джунхи. У Хи это всё выглядело как хорошая игра. Интригующая, влекущая, возбуждающая игра. Может, это было навеяно и самим Хи, но тем не менее, не было этой мерзости и чувства отвращения к себе самому. Возможно, эта тайна, эта неконкретность Джунхи оставляла этот возбуждающий интерес ко всему. Никогда не было понятно, чего добивается или хочет Джунхи. Как дорогое элитное украшение, которое манит своей красотой, ценой, статусностью, но ты не уверен, как оно будет выглядеть на тебе. И ты боишься рискнуть. Потому что по итогу можешь выглядеть реальным идиотом. Поэтому просто позволяешь себе мечтать об этом, наслаждаться мыслями о положительном исходе, но ничего не предпринимаешь. Здесь же — всё понятно. То, чего хочет Оичи, что нужно делать, и это просто отвратительно, вкупе с чувством влажных ладоней у себя на бедрах. Не желая страдать самому, он кивает мальчикам по краям и они начинают гладить толстую грудь мужчины. Всё продолжается довольно долго, пока Хун не выдерживает больше этого, когда Оичи проводит ладонью вверх пытаясь задеть член. Парень отходит, но чтобы не обидеть хозяина притона, он манит пальцем мужчину и спускает юката ещё сильнее, предлагая пройти наверх, вместе с мальчиками, которые будто действительно заинтересованы в сексе с этим отвратительным человеком. Именно отвратительным. Оичи улыбается, отчего его глаза будто совсем исчезают с лица. Хун улыбается в ответ, отворачивается и достаёт телефон, набирая сообщение Минсоку, чтобы они начинали. И важно, чтобы они успели все до того, как случится самая отвратительная вещь в жизни Ли. На лестнице парень идёт самым последним, чтобы успеть дать сигнал братьям Ким о том, что внизу всё чисто, и все гости сейчас на втором этаже. И они действительно там. У Ли даже подкашиваются ноги, увидев всю эту картину: практически голые девушки, прямо в коридорах насаживались на толстых, потных от духоты притона мужчин, которые издавали животные пьяные звуки, даже не закрыв за собой дверь, некоторые ублажали друг друга орально. Это выглядело невыносимо. И возможно, он привык к похожей картине в этих забытых Богом клубах, только вот даже там всё это выглядело иначе, и не было так приумножено, как здесь. Хуна очень сильно тошнит, и он готов прямо сейчас сдохнуть лишь бы не видеть этого всего. Но он уже увидел, и он уже давно мертв. Так что единственный выход ждать сигнала Минсока, что им двоим можно уходить. Но его как назло до сих пор нет. И приходится заходить в одну из ближних комнат, потому что дальние были заняты ещё большими извращениями, чем коридоры. Мальчики сразу опрокинули Оичи на кровать, усаживаясь сверху, но тот, к сожалению, лениво отталкивает их, и подзывает Хуна к себе. Что они там вообще делают? Не кинули же они его здесь, забрали деньги и уехали? Пожалуйста, только не это. Гнусное мерзкое чувство внутри душит, но сознание всё равно подталкивает вперёд и заставляет присесть на бедра Оичи. Как только руки Такашиды оказываются на ягодицах парня, он вскакивает, как от разряда. На первом этаже слышится выстрел, и Хун быстро, насколько это возможно с раненой ногой, выбегает из комнаты вниз.***
Как только Донхун, идущий самым последним, даёт сигнал, что внизу чисто, Минсок и Бёнкван быстро заходят в офис. Бёнкван выставляя оружие вперед прикрывает брата. Младший не быстро справляется с замком, и нагружает сумку наличными. Бёнкван кидает какую-то шутку о том, что можно кинуть Хуна здесь, на растерзание самому себе, но Минсок не смеётся и бросает грозный взгляд брату. В офисе показываются две шавки Такашиды, и Бёнкван автоматически стреляет. — Минсок, быстрее, вали в машину! Младший наспех хватает сумку и выбегает через веранду. Практически все со второго этажа сбегают из притона, за исключением шавок Оичи, которые, вооруженные только собственными обкончанными юкатами, как последние идиоты заходят в офис, и подставляются под пули Бёнквана, который почти рычит от всего происходящего. Все, практически раздетые, сбегают, громко крича, и роняя всё на своём пути. Когда и вторая пушка пустеет, Бёнкван чертыхаясь, достаёт нож. Донхун, хромая, выбегает из здания, встречая Минсока и перехватывая сумку. Всё происходит в нескончаемой суматохе, что Ли и мысли собственной поймать не может. Всё превращается в какой-то сумбурный поток. Единственная надежда — Минсок, для которого всё это точно не впервой. Он садится за руль, и он уже совсем не похож на милого парня, что был раньше. Хун по-прежнему вздрагивает практически от каждого выстрела. Он не может прийти в себя, прижимая сумку с деньгами к себе ещё сильнее. Внезапно, в машину врезается пуля, и парни инстинктивно пригинаются. Затем ещё один выстрел и Минсок смотрит в зеркало, злобно крича: — Блядский Оичи! Хун поворачивается. Действительно, Такашида, в спущенной юката, с порога своего дома сам стреляет в них. Ещё один выстрел. Минсок сильнее давит на газ. Ещё один. Осколки заднего стекла врезаются в затылок Ли и он шипя, морщится. Последний выстрел, и они скрываются в дубраве. Минсок тяжело дышит, поджимая губы и, казалось, до предела давит на газ. Хун аккуратно касается пальцами затылка. И снова кровь. Ещё несколько царапин на скулах и одна на брови. — Что будет с Бёнкваном? — Всё будет хорошо. Он пристрелит Такашиду и завтра приедет в казино. Шавок Оичи уже не было, когда мы только сели в машину. Ты в порядке? Нет. Совершенно точно нет. Но Хун просто молчит, оставляя этот вопрос риторическим. Сердце постепенно успокаивается. Минсок внушает какое-то доверие и умиротворение, и Хун впервые за долгое время расслабляется. Впереди долгая дорога до казино, а ленивое солнце уже медленно выползает из-за горизонта, разливаясь пока ещё скудным светом, и прерывая наконец это безобразие, в виде ночи. Младший наконец сбавляет скорость, убедившись в отсутствии погони. И что же скажет Хи? Почему-то сейчас именно этот вопрос волнует больше всего. Та жизнь, что раньше не имела смысла и мотивации, почему-то только сейчас стала иметь хоть какую-то ценность. И эта мечта скрасить её палитрой опасностей и риском её потерять — абсолютна глупа. Всё ещё не время становится честным с самим собой? Пожалуй.***
Снова успокаивающая мелодия и звонок о приезде. Двери медленно открываются, и первым выходит Минсок, коротко кивая и бросая "всё нормально, хён". Джунхи впервые в офисе не был занят документами. Он обеспокоенно осмотрел ушедшего в соседний кабинет Минсока, и поднялся со своего места, увидев хромающего Хуна. Пожалуй, впервые его взгляд был таким. Сочувствующим? Или жалким. Донхун поправляет юката на плечах и бросает сумку у стола главы, оставаясь напротив него на непозволительной близости. Уставшим взглядом и каплей крови, застывшей на брови, он будто спрашивает мнения Джунхи. Будто ему нужно какое-то одобрение от него. Глаза предательски слезятся, а пальцы дрожат. Потому что это было ужасно. Потому что то, что это не страшно — ложь. Это страшно. Страшно, когда твои бедра трогает взрослый отвратительный человек, убивший и изнасиловавший до этого кучу парней. Страшно, когда поверх твоей головы стреляют. Страшно, когда столько человек было застрелено ради этой сумки денег. Хун тяжело вздыхает, сдерживая взрывающиеся порывы эмоций. Нужен хоть какой-то знак, что всё это было не зря. Что все эти царапины, порезы на шее и ступне, ощущение толстых потных ладоней на бедрах, — не напрасны. И Хи даёт этот знак. Пак обхватывает ладонью испачканный кровью затылок, и притягивает к себе слишком сильно, вторая рука — на прикрытой тонкой юката талии, что бесполезно, потому что позже ладонь все равно крепко сжимает чужую ягодицу. Джунхи целует, слишком цельно, сочно и интенсивно. Это не грубо, и не мягко. Хи поочередно сминает чужие губы, создавая ощущение наполненности внутри Хуна. Этот поцелуй не выглядит издёвкой или унижением. Он похож на искренность? Или, скорее, обязанность после случившегося? Это то, что нужно было получить. Хи с характерным звуком отстраняется, растягивая ниточку слюны, и глядя расфокусированным взглядом. Он приходит в себя, отворачивается к столу, забирая что-то оттуда. Глава поворачивается, просовывая белый конверт между пушкой и торсом старшего, который всё ещё, как в тумане, зачарованно следит за всем происходящим, пока Джунхи ещё раз не целует в губы, и не уходит в соседний кабинет. Сейчас, пожалуй, самое время быть честным с самим собой, но сделать выбор по-прежнему рано. Ко всему этому привела глупая мечта выглядеть лучше, почетнее и статнее. Жажда скорости, крови и интересной жизни, к которой, как оказалось, он не был готов. Всё это было так очевидно для Джунхи, который знал, что рано или поздно это произойдет. И этот идиотский предлог в виде долга. Так по-детски и легкомысленно. Произошедшее выглядит так, словно он — ребёнок, загоревшейся бесполезной мечтой, а Хи — взрослый, подаривший исполнение этой мечты, которая оказалась не такой, какой предоставлялась в фантазиях. И снова это чувство жалости к себе. Он жертва и никто иной. Разве? Не важно. Это всё уже произошло и бесполезно рассуждать, как было бы если бы… Но определенные выводы сделать необходимо. И что же дальше? Больше нет этого "долга", грозившего смертью. Есть деньги на героин. Есть Ючан, который всегда на его стороне и готов помочь. Есть возможности. Но нет сердца, убитого Джунхи этим поцелуем. И это точно большая потеря. Не стоит недооценивать бессмысленность и беспощадность собственных желаний.