В четырех стенах

Особняк встретил его тишиной. Брюс привалился к стене и порывисто выдохнул сквозь сомкнутые зубы. Из нижней губы сочилась кровь, а все тело было усыпано синяками, словно гроздьями винограда на ветках в его саду. Уэйн грустно усмехнулся, когда вспомнил, что никто не выйдет встретить его, никто не будет лечить его раны и хлопотать на кухне. Альфред ушел. Теперь уже навсегда. И вряд ли что-то заставит этого человека вернуться. Пенниуорт всегда был непреклонен, когда дело касалось непростых решений. Выбрать то, что будет правильным, а не то, что хотело бы выбрать сердце. Брюс восхищался этой чертой, ему самому такие решения давались непросто, и каждый раз что-то умирало в Брюсе Уэйне. Свет в комнатах его души гас, они наполнялись мраком и туда подселялись чудовища. «Эй, Брюс, приятель! У тебя тут довольно тесновато, знаешь ли, как-то уныло местами, но…» «Заткнись». «Что? Как ты смеешь? Ты сам захотел, чтобы… » «Замолчи… Прошу». Когда Альфред покидал особняк, Брюс не остановил его, потому что выбрал Бэтмена. Когда Джон падал в бездну, Брюс не поймал его, потому что выбрал Бэтмена. Когда Гордон устроил засаду Селине, Брюс не предупредил её, потому что он выбрал Бэтмена. «Ты и я. Мы всегда выбираем Бэтмена, да?» Смех. Смех такой громкий, что череп готов взорваться, прямо как те пластмассовые головы манекенов, напичканные взрывчаткой. Брюсу нужен отдых. Пока он осторожно снимает с себя броню бэт-костюма, пока поднимается по лестнице в кромешной тьме и звенящей тишине, какой никогда тут не было, понимает, что вот он — настоящий страх. Одиночество. Сколько бы Брюс не старался прятать эту мысль подальше, сейчас все замки были сломаны и мерзкое хихиканье, от которого льдом покрывались внутренности, настигло его здесь. До боли знакомый голосок. «Бедный, бедный маленький Брюс. Совсем один, никому ненужный и всеми покинутый». «Это не так». «Это так и ты знаешь об этом, Брюс. Ты один, но ты не одинок…» Уэйн рухнул на постель, сдавленно охнув. Принять душ уже не было сил, он завернулся в одеяло с головой и зажмурил глаза. Брюсу было холодно, ведь обычно растопкой камина занимался Пенниуорт. Альфред, Селина, Тиффани… Джон. Его дворецкий был прав. Дорогие его сердцу люди страдают. Брюс может защитить их от Уоллер, Бэйна и его банды, чокнутой Квинн. Брюс Уэйн не может защитить их только от одного человека в Готэме. От самого себя. И хуже этого нет ничего. Интересно, а как Джон справляется с одиночеством? Боится ли он его или напротив, наслаждается, смакует, как те коктейли в гигантских стаканчиках из кафе «Трист»? «А что, если?..Нет». Брюс тяжело выдыхает и отсекает мысль на корню. Он не будет навещать Джона Доу в Аркхэме. И уж тем более не будет навещать там Джокера. Самое время прекратить. Брюс достаточно искалечил его психику и не имеет теперь право появляться в жизни этого человека снова. Он не будет, не будет.

***

Он не… Брюс следует по коридорам Аркхэма за доктором Леланд и думает, что не так уж много времени прошло с тех пор, как он сам был здесь на правах пациента. Воспоминание не из приятных, чего уж там. Лечебницу отстроили заново, но все осталось таким, какое и было до разрушения. Казалось, что это здание невозможно уничтожить, его будут постоянно отстраивать заново, реконструировать и «Аркхэм», в итоге, переживет их всех. Брюс переводит взгляд на Леланд. Если доктор и недовольна его приходом, то не показывает этого. Только уж слишком прямой и напряженной выглядит ее спина. — Удивлен, что вы до сих пор не покинули это место, доктор Леланд. После того инцидента с Леди Аркхэм и, — Он замолкает, когда доктор порывисто оборачивается. Смотрит на него внимательно, улыбается мягко. Брюс на пару секунд снова ощущает себя пациентом. Стены Аркхэма давят на него слишком сильно. — Удивлена, что вы после всего случившегося пришли навестить Джона, — она осекается, ее взгляд становится растерянным. — То есть, навестить Джокера. Брюс ведет плечом, улыбается только уголком губ и мрачнеет. — Что ж, доктор, туше. Дальше они идут в молчании пока не останавливаются у металлической двери, за которой сейчас находится Джон. Брюс не знает наверняка, обрадуется ли Доу его приходу, либо же наоборот, будет обвинять во всех бедах. В любом из вариантов, Джон будет прав. — Он много говорит о вас, Брюс, — доктор Леланд смотрит на него устало и совсем чуть-чуть грустно. — Как только его привезли, все его разговоры сводятся к вашей персоне. Он зациклен на вас. Брюс прислушивается к голосам больных в Аркхэме, они все будто шепчут: «Брюс, это Брюс. Он вернулся домой». Брюс смаргивает наваждение и спрашивает: — Так что Джон рассказывал обо мне? Леланд усмехается и переводит взгляд на металлическую дверь. Уэйн вдруг понимает: она привязалась к Джону. Насколько же это было непрофессионально, но Брюс понимал ее. Даже слишком. — Говорил, что вы его самый лучший друг. А еще Джон говорил, что вы придете. — В самом деле? — Брюс приподнимает брови, но не выглядит удивленным. Конечно же, Джон знал это. Джон понял. Их разговор прерывает голос из динамиков, сообщающий о посетителе к Джону Доу. — Идите, — говорит доктор Леланд и осторожно касается его плеча. — Только основательно подумайте, прежде чем приходить еще раз. Брюс отрицательно качает головой и усмехается на это. — Доктор Леланд, я не собирался… — Брюс, — ее голос становится уверенным и строгим. — Пожалуйста, хотя бы ради Джона…не надо. Брюс провожает ее спину ничего непонимающим взглядом, пока она не скрывается за поворотом. А потом Брюс видит его. — Брюс! И Джон смеется, смеется, смеется.

***

Они сидят за столиком друг напротив друга в отдельной комнате. Неподалеку два крепких санитара сверлят их внимательными взглядами. Одно неосторожное движение и парни применят силу. Джон неотрывно следит за эмоциями на его лице, и Брюс чувствует ту знакомую тревогу, какая не покидала его всякий раз, как только они оставались с Джоном наедине. — Я так рад видеть тебя, дружище! — Я тоже рад тебя видеть, — Брюс чуть медлит и говорит осторожно, будто ступает ногами по тонкому льду. — Джокер. — Нет, не Джокер. Больше не Джокер. Джон грустнеет и смотрит на свои руки, покоящиеся на поверхности столика. — Думаю, что имя Джон подходит мне намного больше, тем более…эти воспоминания. Они все такие ужасные, Брюс! — Он порывисто взмахивает руками, на что санитары дергаются со своих мест. Брюс видит это мельтешение боковым зрением и чуть напрягается. — Я так хочу забыть об этом! И мне правда очень и очень жаль, ты ведь веришь мне? Брюс? Джон так проникновенно смотрит, что Уэйн даже теряется от этого напора на несколько секунд, пока не чувствует тепло чужой руки на своей ладони. Брюс переводит взгляд на их руки и Джон быстро отдергивает свою, как будто бы он обжегся. — Я верю тебе, Джон. Конечно, я тебе верю. Джон улыбается на это, и его улыбка выходит почти нежной. — Я тут кое-что принес. Пришлось подключить все свое обаяние, чтобы мне разрешили передать его тебе. Брюс тянется к пакету с покупками и слышит веселый смех. Джон хлопает в ладоши. — Что там? Что там? Ты принес мне мой нож или нет, подожди, там определенно должно быть что-то острое и опасное, я прав? Ну же, Брюс, я разрываюсь на части от нетерпения! — Вот держи. Брюс протягивает ему коктейль из кафетерия «Трист». Джон неуверенно тянется к нему рукой. — Это, конечно, не ножи, но насколько я помню, тебе нравились эти коктейли. Я не знал, какой тебе нравится больше всего, поэтому попросил добавить разных вкусов, ну знаешь, ассорти. — Оу, Брюс, это так… Если бы я мог плакать, то обязательно разрыдался у тебя на плече. Ты такой заботливый! Джон шумно втянул содержимое через трубочку, и его лицо приняло блаженный вид. Брюс же надеялся, что у Джона не будет несварения желудка после такого напитка. Он не имел ни одной идеи, по поводу того, что за ядерная смесь там получилась. Джон поставил стаканчик на стол и потянулся к своим коленям. — Хочу тебе кое-что показать, Брюс. Джон держал в руках тряпичную мини-копию Брюса Уэйна и скалился такой хищной улыбкой, что Брюсу стало снова не по себе. — Это же я. — Брюс натянуто улыбнулся. — Сам сделал? Выглядит даже лучше, чем оригинал. — Ну, брось, дружище. Разве кто-то может сравниться с тобой? Я так не думаю. — Так ты сделал ее потому что?.. — Ох! — Джон потряс куклу в руках. — Понимаешь, Брюс, доктор Леланд сказала, что это поможет в моей терапии. Я говорю с ним иногда, как если бы говорил с тобой, делюсь всяким и мне становится лучше, понимаешь? — Кажется, да. Брюс посмотрел на Джона с сочувствием. Доктор была права. Джон зациклен на нем теперь даже сильнее, чем это было до повторного заключения в «Аркхэм». — Но иногда, — Джон сжал руку на шее куклы и уставился на нее со злобой, — Иногда, этот парень так нервирует, что мне приходится затыкать его, применяя силу. Он бросил куклу на столик, она сбила стакан, и содержимое пролилось на пол. Джон хихикнул. — Все нормально, — Брюс обернулся к санитарам, чуть ослабил галстук. После Брюс уставился на куклу и взял ее в руки. Черные глаза-пуговки, словно просили его о помощи. — Он весь перепачкан помадой. Ты что, целовался с ним? Не могу поверить, что твой поцелуй достался какой-то кукле, а не мне. Брюс сказал это в шутку, сказал раньше, чем успел подумать. Глаза Джона опасно вспыхнули, будто абсент в рюмке подожгли зажигалкой. — Ох, Брюс, — Джон чуть приподнялся и потянулся через стол к его лицу, жарко зашептал в ухо. — Я-то думал, ты никогда не решишься. И поцеловал его в щеку. От Джона пахло карамелью, взбитыми сливками и совсем слабо лекарствами, кровью, безумием. Санитары двинулись к ним, но Брюс остановил их взмахом руки. Движения Джона были такими плавными, казалось, что все это происходит в замедленной съемке. Джон уселся на стул и подмигнул ему, будто ничего и не произошло. Правая щека буквально пылала, а сердце стучало отбойным молотком по грудной клетке. — Что ж, — Брюс кашлянул, — Это было …неожиданно. Доктор Леланд прервала их. — Брюс, Джон — она улыбнулась последнему — время закончилось. — Что, уже? — Джон разочарованно простонал. — А мы ведь только начали развлекаться, правда, Брюс? — Оу…да. — Джон, ты знаешь правила. Пора возвращаться в палату. Джон пружинисто поднялся, Брюс встал следом за ним. — Ну, до скорого, красавчик. И вышел, прихватив куклу с собой.

***

Брюс ехал и старался сосредоточиться на дороге. Сжимал руки на руле, но на душе было тоскливо, тревожно и еще Брюс злился. Злился на себя за то, что пришел, злился на Джона за то, что тот устроил несколько часов назад. Ему не следует больше навещать Джона Доу. Это плохо влияет на них обоих. С этой мыслью Брюс Уэйн прожил еще две недели, а потом снова пришел в «Аркхэм». Джон расплылся в довольной улыбке, когда они встретились взглядами, но не был удивлен. Все шло по плану. А потом он снова смеялся и смеялся…