***
— Ты не видел Чимина? — заглядывает Хосок, спустя полчаса, в комнату к макнэ. Тот мотает головой, хитро поблескивая черными глазами. — Зачем он тебе? — лыбится он заинтересованно. — Да так, не бери в голову… — бросает небрежно Хосок через плечо, выходя. Макнэ, чуть помедлив, срывается с места и идет на уносящееся по коридору хосочье «Никто Чимчимыча не видел?» как гончая на свист. — Ну зачем он тебе? — догоняет он Хосока на кухне. — Хён? Хосок ныряет с головой в холодильник, выуживает оттуда бутылку питьевой воды, жадно прикладывается к горлышку. — Отвяжись, Гукки, — пытается он отдышаться. — Это наши с ним дела. Иди, занимайся, чем хотел… Чонгук обиженно дует губы, делает шаг назад, почти скрываясь из виду за кухонным шкафом. Хосок набирает номер Чима и фыркает в трубку: — Ну ты где, ну, блин! Чонгук вытягивает шею из-за угла и прислушивается. — … я же просил! … — Хосок явно расстроен и явно не намерен делиться секретом. У Чонгука аж припекает от любопытства. — Если бы я мог сам эту связку прогнать, я бы тебя не просил! Связку? Связку! Хосок думает над какой-то новой хорягой! Это же, блин, такой эксклюзивчик, что слить его частично в сеть — это прям разъеб левел сто! Это тебе не кусок микстейпа в твиттер выложить — это прям по концепту полоснуть! Это на вес золота прям! У Чонгука аж ладошки запотевают от предвкушения. — Хён… — выходит он из-за шкафа, мило улыбаясь. — Я могу помочь… со связкой… Хосок оборачивает на него расстроенный взгляд и задумывается. — Ладно… — соглашается он. — Пойдем. И нейтрализует макнэ на полдня в студию. У Джина свой традиционный первоапрель. К его первоапрелю все уже привыкли и никто не удивляется. Поэтому, когда бантаны садятся за стол и Джин с загадочной харей ставит посреди столешницы большое блюдо с мясом, все с полминутки внимательно смотрят на блюдо, вертят в руках палочки, а потом поднимают глаза на джинову красную от попытки не разоржаться физиономию. Он похож на надутый пузырь, у него губы собрались в бутончик и держат изо всех сил в щеках рвущийся наружу смех. — Так… — Намджун внимательно оглядывает стол. — Соус! — подсказывает Хосок и меняет бутылочку, в которой явно плещется кола, на нормальную, соевосоусную. И советует лидеру: — Еще кетчуп проверь! Кетчуп оказывается кетчупом, правда, дополненным убойной дозой лимонной кислоты. Джин мелко хихикает, а парни продолжают обследовать стол. Никто даже не улыбается, поскольку хочется жрать. — Ты неправильно мясо на стол поставил, — тыкает пальцем Шуга. — Надо перевернуть, к Тэ вот этой стороной. Тэхён хлопает ресницами из-под очков и вздыхает: то-то ему на секунду подумалось, что, возможно, сегодня обойдется и он голодным не останется. — Да, точно! — хлопает себя по лбу Джин и разворачивает блюдо. — Извини, Тэ, что-то я тупанул. — Ничего, хён, не извиняйся, — кивает обреченно нелюбитель острого Тэхён и ковыряет щедро приправленное красным перцем вперемешку с васаби мясо на своей стороне. — Йаааа! — раздается вдруг из недр комнаты крик опоздавшего на ужин Чимина. — Вы видели? Видели это??? Он тычет всем по очереди айфоном в нос и возмущенно оттопыривает губу. — Это все ты! Это все ты со своей бородой! Тэ снова хлопает ресницами и разглядывает бесконечную галерею бородатых одногруппников в твиттере. — Арми? — прыскает он в рукав Гука. Все дружно погружаются в телефоны. За столом сдержанный смешками шелест постепенно перерастает в дикий ржач. — Сууууууукааааааааааа! — катается по скатерти Юнги, дрыгая одной ногой, разглядывая пририсованную к Ёнтану бороду. — Это зачет, я отвечаю! Минут пятнадцать стебут бородатых друг друга, голосят с чайки Чонгука и небритых летяг. Потом все-таки успокаиваются и приступают к еде, пока Тэхён под шумок не отъел у всех по половине мясной порции. Когда все собираются в комнате у лидера, чтобы обдумать первоапрельский троллинг, макнэ понимает, что наступил его час.***
Чонгук выскакивает из комнаты Намджуна, захлопывая в прыжке за собой дверь. Пока они поймут, что за запах распространяется по комнате, пока сообразят, где вонючка… у него будет время забаррикадироваться в своей комнате. Со всей скорости влетает в собственные тапочки и… вылетает из них непосредственно носом в пол. Тапочки приклеены подошвами к паркету. Обидно. Все-таки кто-то из хёнов успел пошутить. Ха-ха! Детский сад, честное слово! Но на раздумья времени нет, и Гук несется, бросив тапочки на произвол судьбы, в комнату, распахивает дверь и взлетает от боли, кажется, под самый потолок, наступив на множество твердого выпуклого непонятно чего на полу. Твердое выпуклое оказывается китайскими резиновыми шариками с секретиками внутри: они рассыпаны по всей комнате, и Чонгук, будь он в тапках, наверняка покатился бы на них, и его счастье, если чего-нибудь бы не переломал себе. А так, вроде, обошлось — только ступни болят. Чонгук захлопывает дверь, закрывает ее на ключ, и в это самое мгновение что-то грузно ударяется о дверь с той стороны. — Гукки! — слышится ласковый голос Чимина. — Открой, пожалуйста, дверь. — Ага, щас! — пыхтит Чонгук, пододвигая к двери комод и громоздя сверху на него тумбочку. Он думает, что стоит еще укрепить конструкцию, и направляется в ванную за щеткой от швабры. Липкую лужу из гелей для душа и шампуни всех цветов радуги на скользком плиточном полу он замечает не сразу. А только когда правая нога начинает ехать на пятке по направлению к душевой кабинке. Он с минуту скользит на одном месте, размахивая руками как заправская фигуристка, плюхается со спецэффектами в центр жидкости на полу, а потом пытается встать, пачкая мыльными и ужасающе ароматными руками стены и стиральную машинку. Когда скользкие пальцы срываются с поверхности, и он падает в радужную лужу еще раз, ему требуется минут пять, чтобы прийти в себя. «Слава богу, что никто этого не видит!» — мелькает в голове малодушная мысль, но тут же мигающий красный огонек вебкамеры с потолка аргументированно доказывает ему, что это не так. — Суки! — вырывается у Чонгука, и он решает встать, чего бы ему это не стоило. Делает рывок вперед, хватается рукой за что-то… что оказывается душевой дверцей, дверца отлетает с резким хрустящим звуком, и Чонгук успевает только всхлипнуть от изумления, как на него из недр кабинки вываливается непонятная снежная лава. Которая при вынужденном детальном рассмотрении оказывается мелкими шариками пенопласта. В огромном, просто возмутительном количестве. Эти гадские шарики моментально облепляют все чонгучье тело, намертво вклеиваясь в шампуне-гелевый слой на одежде и коже, а сам Чонгук становится неуловимо похожим на альпаку RJ. Макнэ медленно, как в слоу-мо, переводит взгляд в зеркало, и нервный хохот перемешивается в его горле с позывами к рыданиям: сам себе он, безусловно, нравится, но понимание того, как легко он повелся на такой детсадовский развод, не дает ему покоя. В любом случае, из ситуации нужно выходить достойно. Ему срочно нужно отмыться от этого великолепия, он ни за что не появится перед хёнами в таком виде. Чонгук решительно шагает в душевую кабинку и… собственно, чего и следовало ожидать: воды нет. Эти придурки не забыли перекрыть краны. Когда дверь в комнату Чонгука открывается изнутри, все хёны, только что наблюдавшие по вебке, как мыльно-снежное существо разбирает по ту сторону баррикады, стоят как часовые в рядок с камерами на изготовку. С их торжествующих физиономий можно писать маслом групповые портреты и продавать на Мёндоне. И все вскидываются было запечатлеть «Явление макнэ народу», но случается неожиданное: Чонгук опускает голову, всхлипывает и начинает плакать навзрыд. У хёнов опускаются руки. — Блин, мы, кажется, перегнули, парни… — бормочет Намджун, подходя к младшему и обнимая его за плечи. Джин кивает и сует телефон Чимину: — На, подержи-ка, Гукки надо привести в порядок. Шутки шутками, ребят, а меру знать тоже надо… Хосок суетится возле вентилей, возвращая макнэ водоснабжение, а Шуга избавляет душевую кабинку от остатков пенопласта. Намджун громким шепотом что-то высказывает Юнги о буйстве фантазии и чрезмерной мстительности, которая несоразмерна детским шалостям ребенка, а Джин кивает, помогая Чонгуку избавляться от остатков одежды, клятвенно обещая подарить ему любые свои джинсы взамен испорченных. Когда, наконец, Гук более-менее успокаивается и лишь изредка всхлипывает, прижатый к заботливой хёновой груди, старшие поспешно покидают ванную, чтобы «малыш мог привести себя в порядок», и по пути принимаются обсуждать, каких вкусностей стоит заказать на ужин, чтобы порадовать ребенка. Постепенно их голоса стихают, и в душевой остаются только Тэхён и Гук. — Дверь запри, — быстро командует макнэ, и Тэхён, кивнув, задвигает щеколду. — Ты все успел? — притягивает Гук его к себе и зарывается пенопластовыми щеками в волосы. — В лучшем виде! — кивает Тэхён, стряхивая челкой со щек Гука белый скрипящий слой. — Я говорил тебе, что ты очень горяч, когда вот такой вот беленький и флаффненький? — Мммм, — тянет с улыбкой Чонгук, — Тэтэ хочет свою альпаку? — Звучит — пиздец, конечно, — фыркает Тэ, чем вызывает еще один белый фонтан с гуковой поверхности, — Но ты прав — это именно то, что я хочу. И он обхватывает Чонгука за шею и, целуя, увлекает в душевую кабинку. — Подожди, — останавливает его Гук. — Не включай пока воду. Послушаем. И оба напрягают слух. Маты Намджуна долетели до них сразу, как только тот попытался расправить постель и прилечь с книгой: методично пришивая сначала простыню к матрасу, потом одеяло к простыне, потом покрывало к одеялу, а потом небрежно лежащую пижаму к покрывалу, Чонгук предполагал, что Намджун, войдя в комнату, рванет по обыкновению покрывало на себя, чтобы красиво в едином порыве расправить постель. И тогда все содержимое кровати прилетит ему в уставшее лидерское лицо. Так, в принципе, и получилось, за тем только исключением, что простыня долетела не вся — часть ее, по периметру пришитая к матрасу, на нем же и осталась, а матрас не прилетел вовсе — тяжелый оказался, зараза. В итоге маты Намджуна получились чуток приглушенными, но от того не менее витиеватыми. Маты Джина, на которого подпиленная ножка кухонного пенала обрушила все свое рамённо-чанчжанмённое содержимое, были озвучены не сразу, а как только старший хён выбрался из-под завалов. Потом он еще минут пять хохотал как сумасшедший, ибо розыгрыш показался ему вполне зачетным, а потом еще минут десять смазывал образовавшиеся в результате синяки и шишки. Маты Шуги, у которого весь пол в комнате оказался посыпан песком, причем, сахарным, переливались угрожающими оттенками значений, а когда он увидел растянутый над своей кроватью транспарант с надписью: «Ты же хотел на море, хён? Извини, пока только пляж…», то вспомнил даже те ругательные словесные конструкции, которых никогда и не знал — благо, фантазии на такое не жалко. Поскольку Шуга ступил на этот сахарно-песчаный «пляж» босыми ногами, ощущения получились ярче и сочнее, ведь помимо того, что оно все кололось, оно все еще и липло. Маты Хосока никто толком и не расслышал, потому что они все время перемежались дикими воплями, слышать которые было страшно: после такого обнадеживающий хён мог свои партии в камбэке только шептать. Ну а, собственно, что еще можно было ожидать от Хосока, который сначала увидел над своей кроватью огромного черного паука, потом на белой подушке заметил маленькую зеленую ящерку, а когда отшатнулся и с визгом сел на кровать Чимина, ощутил под рукой чей-то скользкий шевелящийся хвост. Хвост оказался змеиным, и на этом моменте Хосок и сорвал себе голос. Понятно, что все это было резиновыми игрушками, но невменяемому от страха Хосоку объяснять это было бесполезно. Тэхён методично выслушал по очереди все хёнские вопли, а потом пустил воду в душе. — Иди сюда, альпака, — поманил он макнэ. Тот с радостью шагнул под струи воды, и с него потекли разноцветные потоки вперемешку с белыми слипшимися шариками. — Я бы поцеловал тебя, мыльное ты создание, — пробормотал Тэхён, — Но не знаю, куда именно, чтобы не отплевываться потом от мыла и пенопласта. — Есть одно такое место, — улыбнулся Чонгук. И многозначительно опустил глаза.***
У двери Чонгука его вновь дежавюшно ждали. Когда Тэхён несмело отворил дверь и выскользнул в коридор, суровый Намджун и все еще трясущийся Хосок, угрожающе упираясь кулаками в бока, недвусмысленно играли бровями. Джин похихикивал, выковыривая из волос остатки сухой лапши, а Шуга улыбался, но периодически раздраженно почесывался. Про Чимина временно все забыли, а тот, получив в распоряжение джинов телефон и возможность единолично продумать концепцию первоапрельского розыгрыша арми, уткнулся в твиттер и не отсвечивал. Тэхён жалобно округлил глаза и прошептал: — Только не убивайте! — и закрыл выходящего малого своей любящей грудью. Хёны уставились на появившегося в проеме Чонгука, но ни капли вины на этой бессовестной физиономии так и не разглядели. — Придется бить, — констатировал Шуга и потянул ремень из пояса джиновых джинсов. Чонгук напрягся, выставил руку ладонью вперед и предупреждающе изрек: — Прежде чем вы начнете избивать беззащитных несовершеннолетних… — … уже совершеннолетних, это прошлогодний текст… — подсказал Тэхён. — … беззащитных младшеньких… — округлил Гук бэмбиобразно глаза, — спешу сообщить вам, что в это самое время в интернете весь мир празднует годовщину отношений намджинов. Намджуна снесло Джином с места так, что он едва не завертелся вокруг своей оси по инерции. — Чими-и-и-и-и-и-и-и-и-и-н! — послышался крик из кухни, а потом громкий топот, пара взвизгиваний и звон разбитого стекла. — Мне кажется, экран айфона бьется немного с другим звуком… — пробормотал Тэхён, глядя вслед рванувшим на кухню Хосоку и Шуге. — Ну… — протянул Чонгук, — Если по нему бить топором, то примерно с таким… Он развернулся, обхватил Тэхёна поперек живота и потащил назад в комнату со словами: — Мы немного не договорили, хён… Тот обхватил шею мелкого руками и одним резким движением запрыгнул ему на руки, обхватив ногами поясницу. — Нас ожидает долгий серьезный разговор, макнэ! — прохихикал он Чонгуку в ухо и принялся ласкать губами мягкую мочку. — Я, блять, не представляешь, как готов к разговору, — прорычал ему в шею макнэ и мазнул губами нежную кожу цвета топленого молока, натянувшуюся у ключицы. Со стороны кухни послышался топот бегущих ног, а потом мимо к балконам промчался взъерошенный Чимин, за ним в несколько прыжков преодолели коридор намджины, и завершил эту процессию невероятно довольный и весь в предвкушении настоящего веселья Ёнтан, облепленный с ног до головы пенопластовыми шариками. — Тани! — ужаснулся Тэхён, выпрыгивая из макнэшеских объятий в попытке поймать сильно побелевшее животное. — Иди сюда! Божечки, как же я тебя теперь буду чистить?! Ёнтан обернулся на него, глянул укоризненно, и, проскользнув между расставленных рук, устремился за разборками. Мол, не до тебя щас! До конца первого апреля оставался ровно час.