***
Прошло три месяца со дня смерти Ньюта. Жизнь протекала так же угрюмо и бессмысленно. Разве только боль потери и утраты теперь затупилась и стала ноющей, отдающей равномерным стуком в голове, когда Томас ложился спать. Он засыпал медленно и тяжело. Сердце каждый раз отбивало бешеный ритм, и из этих ударов складывались слова "ты мог его спасти". Раньше Томас пытался гнать от себя эти назойливые обвинения, но потом смирился, принимая их. Ненавидя себя ещё больше, он принимал их. Принимал и верил. Верил в то, что мог спасти своего друга, товарища, приятеля, свою опору, близкого человека. Мог, но не спас. Он мог сейчас сидеть рядом с ним, обсуждая прошедший день, придумывая несмешные шутки, которые поймут лишь они вдвоем. Он мог сейчас смотреть на его лицо, на его светлые и непослушные янтарные вихри волос и любоваться им каждый раз, запуская в них руки, на его тихие, смиренные, грустные, покорные и до невозможности красивые глаза, шоколадного оттенка, на бледную мраморную кожу, на лучезарную улыбку, источающую столько тепла, сколько не испытывал Томас за всю свою жизнь. Он мог бы. Мог бы. Но он не спас его. Он не спас его дважды. Томас смотрел, как у его друга отбирают его воспоминания (единственный огонёк в жизни), он смотрел, как его беззащитного друга отправляют в лабиринт, он не спас его. "Но я не мог". Ты даже не пытался. Ты не спас его тогда и не спас, когда он умирал на твоих руках. Томас перевернулся на другой бок, борясь с желанием разбить кулаки в кровь, упасть лицом в асфальт, молотить ногами камни, пока не переломает их во всех возможных местах, лишь бы не ощущать это отвратительно чувство вины и разрывающую на куски боль. Он закрыл глаза и выдохнул сквозь плотно сжатые зубы. Мог спасти. Мог спасти. Мог. Томас до хруста костяшек сжал одеяло побелевшими пальцами. На лбу выступили крупные бусины пота, а по щеке покатилась прожигающая сознание слеза. Ты мог его спасти. Должен был спасти. "Я не мог" - беззвучно, одними губами кричит измученный парень. Он изгибается на кровати, глотая подступающий вновь и вновь поток слез. Ты не спас его. "Я хотел" - стонет парень. "Я хотел, больше всего на свете.." - он шепчет, подняв опухшие глаза в темный потолок. Почему тогда не спас? Ты всё время был рядом и не спас. "Я не знал, как" - шептал Томас. "Я боялся сделать только хуже. Я не мог причинить ему ещё больше боли" - парень начал задыхаться. Ему не хватало воздуха. Он не мог перестать винить себя. Но ты сделал. Ты причинил ему бо́льшую боль. Ты не спас его. "Хватит" - умоляюще взвыл Томас самому себе. Не спас. "Я больше не могу" - его трясло, он хватал ртом воздух, уже не видя выхода из этой пучины боли, слёз и бесконечной вины. Почему ты не спас? Почему ты не спас меня, Томми? Последняя фраза прозвучала таким родным и теплым голосом, но в ней было столько страха, столько ненависти и боли, что захотелось разорвать своё сердце на части, лишь бы ничего не чувствовать. Томас, всё ещё задыхаясь, сполз с кровати и небольшими шагами вышел из небольшого лагеря. Его обдало летней ночной прохладой. В нос ударил приятный запах черешни и морского прилива. Небо напоминало огромное полотно, на которое кто-то уронил баночку белой краски, а после попытался отмыть, оставляя только небольшие брызги. Томас сделал глубокий вдох и поплелся к берегу, омываемому спокойными и тихими волнами. Эти волны всегда напоминали ему Ньюта. Его тихий и спокойный голос. Умный и изучающий взгляд. Он никогда не делал резких движений, продумывая всё до мелочей. Его хромающая походка удивительно успокаивала Томаса, вселяя какую-то непонятную уверенность. Ньют так верил в Томаса, что ему передавалась эта вера? Он верил в тебя. Почему ты не спас его? Томас дёрнул головой, борясь с желанием удариться ею о близлежащий камень и забыться навсегда. Он доплелся до самого берега, уставившись невидящим взглядом на темную воду. Угрюмые волны тихонько разбивались о песок около его босых ног. Он смотрел на них и мог слышать их шепот. Мог слышать, о чём они говорят между собой, что пытаются сказать Томасу. Он прислушался и тут же пожалел об этом. Они винили его. Так же винили за то, что он не спас Ньюта. От этого внутренности выворачивало с ещё большей силой. Томас схватился дрожащей рукой за камень и медленно сполз на землю. Прижавшись спиной к опоре, он схватился руками за голову и заскулил. Он уже не скрывал слезы, не сдерживал их, он лишь чувствовал, как они прожигали его кожу, его душу, скатываясь по щекам каждую секунду. Томас открыл глаза и поднял их в небо, его тело сотрясалось от тихих рыданий. Он устремил затуманенный взор в черное и бесконечное полотно, застланное яркими белыми вкраплениями. Парень всхлипнул, пытаясь вернуть себе способность дышать. Он вытер глаза уже насквозь промокшим рукавом кофты и еле слышно начал. - Я никогда не делал этого раньше, но мне всегда хотелось, - он выдохнул. - Всегда хотелось просто.. поговорить с тобой. Рассказать. Хоть что-то. Например, как Минхо боролся за жизнь в ПОРОКе, - Томас прикрыл глаза, противясь изо всех сил желанию зарыдать в голос и продолжил чуть тише, - знаешь, он почти спас там одну девочку, - "А ты даже не попытался спасти его. Он умер на твоих руках, а ты ничего не сделал". Томас всхлипнул, - Хотел рассказать о том, какой Галли на самом деле заботливый и умный. Он отличный старший брат, я бы хотел себе такого, - парень выдохнул через нос, вспоминая, как Галли играл с маленькой девочкой, потерявшей свою маму. А ты бы так не смог. Ты не смог спасти друга и так бы не смог. Томас опустил глаза на воду. Его рука неосознанно легла на землю, пропуская песок сквозь пальцы. И Томас представил, как пропускает через свои пальцы его янтарные пряди. - Я бы хотел рассказать так много, но я не могу, - тихий шепот норовил превратиться в громкий крик, - не могу рассказать тебе всё, потому что ты не рядом, - сердце пропустило удар, - потому что я не уберёг тебя, - голос предательски сорвался на слове "тебя", - потому что я не спас тебя, Ньют, - Томас уронил голову на согнутые колени. Его сотрясали рыдания, ещё сильнее, чем пару минут назад и ещё более не поддающиеся контролю. - Потому что я был рядом, я всё время был рядом, но не спас тебя, - вырывалось из парня и улетало куда-то ввысь.***
Шелест листвы, тихий шепот волн, ночной ветер, окутывающий безнадёгой и непониманием, и согнувшийся напополам плачущий парень у самой воды. Такая картинка появилась перед его глазами. Он смутно помнил всё, что было раньше. В его памяти будто загорались какие-то воспоминания, но потом быстро потухали, не давая парню ухватиться за них. Он постоянно видел перед собой эти тускло горящие свечи, но как только он хотел согреться от их огня, кто-то сразу тушил их, оставляя его в ломающем кости холоде и до слёз обидной неизвестности. Он устал ползать от одной потухающей свечи, к другой, устал замерзать и терять надежду с каждым разом всё больше и больше. Кто он такой? Почему он ползает здесь, среди этих непонятных свечей? Почему не может найти выхода отсюда? Почему никто не приходит спасти его? Эти вопросы убивали парня. Он сидел в этой пустоте, обхватив руками свои трясущиеся тонкие ноги. Он прижал их к груди, отпустив на колени, измученную бесполезными попытками ВСПОМНИТЬ, голову. Он всё ещё был в такой позе, когда завалился на бок от усталости и, когда перед его глазами появилась эта картинка. Он открыл опухшие, мокрые глаза и уставился в одну точку. Впервые за то бесконечное время, что он находится здесь, в его голове стало что-то прояснятся. Он встал на ноги, пытаясь покрепче ухватиться за этот неясный лучик надежды. Он стал вслушиваться. И он услышал. Услышал шум волн, разбивающихся о песок. Услышал тихий шелест ночного ветра, колышущего листву на деревьях и сухую траву. Эти ощущения были для него такими родными, почему же он не помнил об этом? Почему он не помнит ничего? Он всхлипнул и стал слушать дальше. Неизвестно откуда доносившиеся звуки пробуждали в нём приятное, забытое чувство. Чувство спокойствия и умиротворения. Он обхватил себя руками, потому что почувствовал прохладу. Он чувствует холод? Он так давно не чувствовал ничего, кроме боли и отчаяния. Он помотал головой из стороны в сторону, будто пытаясь разглядеть то, что происходило, но это происходило не здесь, он понимал, что это происходило не здесь. Он отвлекся от странных ощущений, пытаясь осмыслить их, но через секунду у него внезапно подкосились ноги, он упал на колени. Он увидел кого-то. Широкие, немного неравномерно вздымающиеся плечи. Сильные руки, обхватывающие дрожащие колени. Темные короткие волосы, растрёпанные по всей голове. Бледная кожа, местами покрытая паутинкой темных мелких родинок. Красиво очерченные губы, периодически хватающие воздух. Идеальной формы нос, который покраснел и опух. Карие, шоколадного оттенка глаза, обрамлённые пушистыми и мокрыми ресницами. Из них непрестанно скатывались слёзы, делая это лицо ещё прекраснее. Ньют схватился за голову. Из его горла вырвался хриплый стон. Он знал этот образ, знал это лицо, он уже видел раньше эти слёзы. Он заплакал и сам. Воспоминания о нём громко стучались в голову парня, пытаясь растрясти его. Ньют хотел их впустить, хотел вспомнить его, но он боялся. Боялся боли, боялся почувствовать, как эти воспоминания разрывают его на куски. Он открыл покрасневшие глаза, и захотелось кричать, кричать, чтобы сорвать голос, чтобы забыться и снова ничего не чувствовать, но он не мог. Ньют попытался восстановить дыхание. Он закрыл глаза и снова прислушался. В образе этого парня что-то изменилось. Он тихо всхлипывал, его руки теперь подпирали голову, в грустном, полном боли и отчаяния взгляде виднелось что-то ещё. Ньют не мог понять, что, но он чувствовал изменения. Томас сделал очередной глубокий вдох, задерживая дыхание, будто пытаясь вместе с кислородом наполнить лёгкие спасительным спокойствием. Парень провел рукой по волосам, убирая со лба влажные от пота пряди и закусил нижнюю губу. - Ньют, - тихо, скомкано, отрывисто и просто невыносимо нежно это имя вырвалось из самой души, будто томилось там в заточении несколько лет, и понеслось по воздуху, создавая странное эхо. Это слово прорвалось сквозь плотную пелену вонзилось острой стрелой в самое сердце светловолосого парня, отбрасывая его на спину и заставляя издать тихий стон. Ньют, Ньют, Ньют. Его имя звучало так прекрасно из уст Томаса. Оно причиняло столько боли и отчаяния. Он с трудом вернулся в сидячее положение и вытер рукавом очередную горькую слезу, покатившуюся по левой щеке. - Ты был для меня так важен, - всё сжалось внутри на слове "был" и отказывалось разжимаются, голову дернуло вправо, словно от удара. - Я сломался бы без тебя, - ещё удар, но теперь куда-то в область солнечного сплетения, выбивающий весь воздух из лёгких. - Ты был для меня всем, - он беспомощно хватал ртом воздух, слыша, как срывается голос Томаса к концу фразы. Пожалуйста, молчи, не говори ничего. Нет, продолжай, не останавливайся, я сойду с ума. Всё внутри Ньюта металось по разным сторонам, разрываясь на части и моля о пощаде. Как он вообще ещё может что-то чувствовать? Картинка в мозгу снова изменилась: теперь Томас пытался осторожно встать на ноги, держась рукой за камень, о который только что опирался спиной. Ньют замер, беззвучно глотая слёзы, сил издавать звуки просто не осталось. Он наблюдал и ждал. Ждал, что будет дальше, что сделает парень, когда встанет. Томасу стоило огромных усилий поставить себя на ноги, не завалившись при этом обратно на землю. Он не знает, зачем встал. Не знает, зачем побрел неуверенными шагами вперед вдоль линии воды, устремляя невидящий, заполненный слезами взгляд на яркое, рябящее отражение луны в спокойной воде. Он не знает, зачем останавливается и наклоняется над высокой травой, срывая белоснежный цветок, с красивыми ровными лепестками. Он не знает, зачем в ушах так громко бурлит кровь, перекрывая возможность мыслить. Но он знает, что сейчас скажет, когда поднимет глаза на уровень далёкого горизонта. - Почему так произошло? - Слёзы всё ещё прожигают его мраморную кожу, скатываясь по щекам каждую секунду, но голос звучит ровнее и спокойнее. - Я не верил, что существует лекарство, - он грустно усмехнулся, прикрывая глаза и ощущая разливающийся по венам яд, - и моё упрямство убило тебя, - он нервно сглотнул, резко хмуря брови и своя плечи. Он так боялся этого слова, так отчаянно гнал его от себя, а сейчас просто сказал. Сказал ЕМУ. Ненависть к себе росла с каждой секундой. Томас снова стал очерчивать взглядом тёмные могучие волны. Его руки, длинные тонкие пальцы, с ссадинами и мозолями, неосознанно, медленно и осторожно отрывали от бутона его крохотные полупрозрачные лепестки и отпускали их поочередно в воздух. Ветер направлял их вперед и они, кружась, плавно опускались на поверхность синей воды. - Я никогда не смогу подобрать таких слов, описывающих насколько сильно мне..- он замолчал. Ньют буквально кожей почувствовал его напряжение, как он замер, борясь со всеми чувствами и эмоциями разом. - Как мне жаль, как мне чертовски жаль, - голос норовил сорваться и перейти на жалобный крик. - Я не имею право говорить это, - пальцы сильно сжали белый лепесток, оставляя на нём круглую вмятину, - не могу даже просить об этом, - ветер подул сильнее и направил этот тонкий лепесток глубже, дальше остальных, - но я больше не могу держать это в себе, - Томас выпрямился, поднимая взгляд на какую-то очень яркую звезду, мерцающую над самой водой. Ньют лежал на боку, обхватив руками колени и прижав их к себе, он весь напрягся и слушал. - Прости, - на выдохе, тихо, невозможно тихо, обжигающе тихо прошептал он одними губами. Ньют сжал руки ещё сильнее, костяшки побелели, веки плотно сомкнулись, а губы дрогнули. - Прости, прости, прости - удары ножом по обливающемуся кровью сердцу Томаса, и выстрелы в сотрясающуюся от рыданий светлую голову Ньюта. - Прости меня, - голос парня невозможно было узнать, настолько он охрип. Ньют широко раскрыл глаза, хватая ртом воздух. Ему было холодно, ему было жарко, он чувствовал разрывающую боль, он чувствовал тихую радость. Он лежал как рыба, выброшенная волной на песчаный берег. - Я никогда не смогу загладить свою вину.. Черт, как же я виноват перед тобой - тихий шёпот, осуждающий самого себя отдавался покалыванием в онемевших конечностях лежашего в пустоте тощего парня. А лепестков в руках Томаса оставалось всё меньше, его пальцы дрожали всё сильнее, крепче хватаясь за каждый новый лепесток, как за спасительные веревки, глаза наполнялись слезами и глядели вдаль. - Я просто хочу, чтобы ты знал, Ньют, - пальцы бросили в море очередной смятый лепесток. Ньют сделал глубокий вдох, готовясь слушать. Пять. - Ты прекрасен, - голос дрогнул, левый уголок губ тоже. По телу Ньюта потекло тепло, смешанное с горечью.Четыре. - Ты яркий лучик солнца, ярче и красивее чем в Глейде и в Жаровне, - теперь дрожали губы и подкашивались ноги. Ньют повернулся на спину, сдерживая стон, хватаясь рукой за рыжие волосы. Три. - Твоя улыбка делала меня счастливым, - новый поток слёз мешал произносить слова внятно, дрожащие пальцы оторвали предпоследний лепесток и отпустили в воздух. Ньют смотрел в пустоту. Он перестал плакать. У него не осталось сил. Два. - Рядом с тобой я чувствовал себя живым, - глаза широко открылись, поглощая яркое свечение луны. Пальцы сжались в кулак вместе с последним белоснежным лепестком. Ньют помотал головой в разные стороны, тяжело дыша. В ушах стучала кровь, делая напряжение ещё более невыносимым. Один. - Я люблю тебя, - чёткий и тихий голос со невероятной мощностью ударил Ньюта в грудную клетку и прижал его к полу. Голова Ньюта взрывалась, кровь бурлила, вены набухали. Он закрыл глаза и закричал так громко, как смог. Томас резко выдохнул, устремив взор на темную линию стыка, где заканчивалось море и начиналось небо. Сердце пропустило удар. Он сделал шаг вперёд, касаясь левой ногой линии воды. Второй. Третий. Он забывал дышать, его душили слёзы. Он шёл вперед, в море, в пучину, зовущую его одинокую измученную душу к себе. Четвёртый. Пятый. Шестой. Он по пояс в воде. Она не холодная и не теплая. Она пробирается под кожу, заставляя терять контроль. Седьмой. Восьмой. Тихие волны окутали своим прохладным спокойствием его затёкшие плечи. Девятый. Вода коснулась подборка. Он вытянул руку вверх и медленно разжал кулак, поворачивая ладонь. Самый большой и самый красивый лепесток плавно лёг на воду и поплыл вперед. Томас в последний раз внимательно посмотрел на яркий силуэт луны. Он сделал глубокий вдох, закрывая глаза. И десятый, самый длинный шаг. - Я люблю тебя.