Серо-синее

Вокруг все серо-синее. Небо, в которое Миша смотрит, когда качели поднимаются вверх, пятиэтажки, разбросанные вокруг детской площадки, на которой и стоят, те самые качели. Качели тоже серые, как и песочницы, как и песок в них, как и горки неподалеку. Дети, гуляющие во дворе тоже. И даже воздух какой-то темно-синий. И сам Миша темно-синий. Настолько, что кажется, будто он, открыв рот, вместо слов начнет поливать мир синевой. Мрачной, грязной, неприятной синевой. Миша смеется своим мыслям и сильнее отталкивается ногами от земли, чтобы раскачать качели как можно сильней. Он вспоминает, как в детстве хотел сделать «солнышко», но у него почему-то, так и не получалось. Быть может сейчас это получится? Цыркунов снова поднимает голову вверх, вглядываясь вглубь серо-синего неба. А есть ли в этом смысл? Однако парень бросает эту идею, как только замечает маленького светленького мальчика, внимательно смотрящего на него. Очевидно, он хочет на качели, и кто Миша такой, чтобы не уступить место ребенку? Он тормозит ногой и слезает. Кроссовки теперь набиты песком, отчего не особо приятно ходить, но Цыркунов не останавливается, чтобы вытряхнуть его. У него и без того слишком много дел, которые нужно успеть до конца дня. Куда дальше идти? Пока непонятно. Странно, но эти места Мише знакомы еще с раннего детства, он хотел побывать здесь с самого момента, как переехал к Даниле — своему, похоже, уже бывшему парню. Но сейчас, оказавшись в этом самом месте, он просто не понимает куда идти. Да и зачем? Зачем ворошить прошлое, которым, как говорят некоторые люди, не нужно жить. А что, если хорошенько подумать? У людей, по сути, нет ничего, кроме прошлого. Настоящее — лишь мгновение, которое ты не можешь уловить. Будущее — неизвестное, которое все равно останется позади. Выходит, есть только то самое прошлое, которое, иногда, лучше забыть. И если ты хочешь забыть все, что с тобой было — свою жизнь, зачем ты тогда вообще живешь? Миша пытается найти ответ на этот вопрос скитаясь по дворам и всем возможным паркам, что только есть в этом городе. Тщетно. Нет, конечно, были мысли оставить все плохое в далеких черно-фиолетовых закоулках своего подсознания. Но тогда твоя жизнь будет вся слишком приторно розовой с примесью малиново-красного и персиково-оранжевого. И это будет ложью. Потому что жизнь не может быть такой красивой. Жизнь — смесь из синих, серых, красных оттенков с охрой и сиеной. Теплые и холодные, темные и светлые, тусклые и яркие. Если ты уберешь оттуда хотя бы один — это уже не будет называться жизнью. Скорее какой-то доброй сказкой, в которой, увы, никому из нас не суждено жить. И где тогда выход? Миша верит, что он есть. Пусть он и серо-синий, но он есть. Поэтому Миша идет вперед. Его телефон гудит в кармане уже раз десятый. Миша уверен, это Даня пытается его отыскать. Миша уверен, Даня не сможет. А Даня уже битый час пытается дождаться ответа на свои звонки. Нихуя. Даня знает насколько его парень упрямый, особенно, когда зол. Холодный голос сообщает: «Абонент не отвечает, оставьте свое сообщение после сигнала.» Данила набирает в легкие воздух. — У меня еще есть надежда на то, что ты это послушаешь, какой бы глупой она не была. Пауза. — Да, у нас не все гладко в последнее время, но я же люблю тебя мерзавец, ты это знаешь. Хули ты тогда от меня бегаешь? Сам говорил, что это не выход. Данила набирает в легкие еще воздуха. — Я-то тебя уже два года знаю. Ты легких путей не ищешь. Зачем тогда ведёшь себя так? Понимаю, в этом почти полностью, да, что там, целиком, моя вина. Но тебе ли не знать, что я сказочный долбоеб. Классная у нас пара, правда? Упрямый мерзавец и долбоеб. Вместе мы сможем многое, — на секунду Кашин забывает всю пиздецовость ситуации, в которой сейчас находится и издает смешок, — но только если ты, блять, возьмешь трубку, когда я тебе звоню. Миша выдыхает, поднимает голову вверх, на все еще серо-синее небо. На глазах, почему-то, наворачиваются слезы. В голове мелькают картинки, произошедшие буквально пять часов назад, и разбитая скула, начинает ныть. Чего плохого сделал Кашин, что Миша, как последний трус, убегает? Возможно обидел, возможно унизил, возможно морально убил. Но этого же мало для большинства. Это же не причины сидеть сейчас на крыше девятиэтажки, в нескольких сантиметрах от края… Миша не трус, Миша просто слабый человек. Человек которому сложно пережить, казалось бы, такую мелочь жизни, как измена любимого человека. Но все люди разные, верно? Кто-то слабый, а кто-то долбоеб. И злость настолько заполняет сознание, что голова кружится, а руки трясутся и, сжав телефон своими тонкими, длинными пальцами, парень швыряет его куда подальше с высоты девятого этажа. Плевать. Все равно он вскоре полетит за ним. Вот и приближается закат. Небо теперь серое с красно-желтым отблеском. Дует теплый весенний ветер. Май в этом году как никогда теплый. Прекрасно, что Мишин последний май именно такой. Но это не утешает. Цыркунов смотрит вверх, не переставая реветь. Реветь так, что голос уже сорван, а глаза болят. Парень не видит себя в зеркало, но уверен, что они красные. Истерика приобретает новые обороты. Хочется выплеснуть всю злость на себя и все, что окружает. Сдирать на себе кожу. Так, чтобы до крови, прям до мяса. Теплые капли стекают с рук. Миша лишь вспоминает ухмылку Дани. — Что я такого сделал? — натягивая джинсы, смеется Кашин. Он в говно пьян и накурен. — Ты! — Миша сжимает кулаки так, что не длинные ногти до боли впиваются в ладони, — Всей моей злости не хватит, чтобы описать насколько ты мудак! — голос настолько громкий, что пожилым соседям снизу, смотрящим какое-то шоу по типу «Пусть говорят», не слышно телевизор. А Кашин даже не пошевелился. Ему хорошо, он под кайфом. А Миша плохо, у него вся жизнь по пизде пошла из-за этого ублюдка. Потому, что любит он его сильно, что убиться хочется. Рвать и метать за своего любимого. Но на деле любимый так себе оказался. Поэтому, тоже убиться хочется. Хочется упасть к тому самому телефону, что внизу. Встает на ноги. Холодный голос сообщает: «Абонент выключен или находится вне зоны действия сети. Оставьте свое сообщение после сигнала» Смысла нет. Потому что, зная Цыркунова и его психи, телефон уже где-нибудь на асфальте, разбитый. Кашин выдыхает воздух из легких. Он встает, чтобы подойти к холодильнику. Там так удачно остались забытые бутылка виски и колы, которые он с удовольствием достает. Они такие холодные. — Как твоя блядская душа! — голос все еще такой громкий. Соседям точно не удастся посмотреть сегодня свое любимое шоу. Да и похер. Всем, кроме накуренного Дани. Удар. — Заткнись, блять. И так утром голова болеть будет, еще ты тут. Кашин не бил слишком сильно. Не бил с целью причинить боль. Бил так, просто, чтобы показать кто тут главный. Но этого хватило, чтобы разбить Мише скулу. И душу заодно. — И еще ты испортил мою жизнь. — раздается едва слышный шёпот. Хлопок дверью является самым громким звуком за вечер. А дальше тишина. Тишина длиной в вечность. Эта вечность, к слову, растянулась на семь часов, в которых голос Миши не звучал ни разу. Холодный виски с колой обжигает горло и уносит в страну беспамятства. Туда, где нет обиженного Миши и того самого вечера. Цыркунов не пьет. Поэтому ему сложнее. Слабым людям вообще сложно в этом мире. Поэтому они так часто делают эту простую вещь. Убивают себя. Убить себя так просто, верно? На это способен только слабак. Но у этого слабака есть причина. Все, что у него было — тот самый человек. Противный, мерзкий. Тот, что изменил ему всего несколько часов назад. Стоит ли Вам объяснять насколько предательство херовая штука? Она ранит в самое сердце. Выбивает из мира малиново-красный. Очень красивый цвет. Нужный в этой уродливый жизни. Шаг вперед. Бутылка виски опустошена почти полностью, а кола успешно забыта на столешнице кухонного стола. Телефон гудит, оповещая о новом сообщение. «Повторим тот вечер?» Теплый ветер дует в лицо. Миша летит. Словно он волшебник из сказки, у которого есть крылья. В этой сказке нет места серо-синему. Только тепло. На душе так легко. Вокруг алый и другие оттенки красного. Удар. Миша ни о чем не жалеет.