Вне времени

Нил Блэк отчетливо понимал, что съехал с катушек. Маниакальное желание мести его разрушало, он летел в пропасть на сверхзвуковой скорости с широко открытыми глазами и не думал останавливаться. Он осознавал, что эти воплощения Цаски не знают, какую кашу она заварила в прошлом, но кто-то должен был заплатить за то, что с ним случилось, и Цаски очень хорошо подходила на эту роль, даже если сейчас она уже не Цаски. В конце концов Старицы сказали, что он то самое зло, что уничтожит Вселенную, а злу подобает творить зло, например, убивать юных девушек, которые в прошлой жизни пытались убить его. С каждым перерождением душа Цаски забиралась всё дальше, словно пыталась укрыться от его гнева. Но раз за разом, в бесчисленных мирах Нил находил её. Находил и уничтожал. *** В галерею доставили новую картину, Алиса долго за ней охотилась, и, наконец, смогла заполучить. История этого полотна окутана тёмными и мрачными историями, возможно, Оскар Уайльд писал своего «Дориана Грея» под впечатлением от него. Говорили, что портрет приносит несчастья своему владельцу, впрочем, для многих само его существования было лишь легендой, а Алиса ничего не любила больше легенд, всей душой веря, что Вселенная устроена чуть сложнее, чем нам кажется. Существовать в мире без капельки магии было для нее невыносимо больно, и надо сказать, в охоте за чудесами, молодая женщина преуспевала, отец её был, что называется очень известным в узких кругах охотником за сокровищами, а Алиса была истинной дочерью своего отца. Алиса, затаив дыхание, извлекла портрет из упаковки, он был совсем небольшим, как «Мона-Лиза» или немного меньше, сильно потемнел от времени и покрылся затейливой сетью кракелюров. Некоторые приписывали авторство Да Винчи, некоторые утверждали, что портрет был написан задолго до него, кто-то полагал, что этот артефакт вообще не принадлежал нашему миру, официально в искусствоведческой среде его не существовало. В любом случае, Алиса находила это невероятно захватывающим. Алиса не сомневалась, впечатление портрет производил такое же, как несколько веков (или десятков веков?) назад, когда художник закончил работу. Из темноты вырывалось когда-то красивое мужское лицо, обезображенное шрамами, правая половина стекла как расплавленный воск, на губах застыла безобразная ухмылка, но страшнее шрамов были его глаза, холодные как небо зимой, совершенно пустые. Показалось, что от портрета дохнуло холодом, и Алиса поежилась, если раньше она не была уверена в подлинности, сейчас все сомнения рассеялись, это полотно не могло быть подделкой. Она сама себе не могла объяснить зачем ей понадобилась эта жуткая картина, это была слепая потребность. По одной из легенд, изображенный мужчина убил 10 своих жён, однако последняя, защищаясь, выплеснула на него какой-то алхимический состав, обезобразив злодея, очевидно, что последнюю жену постигла участь предыдущих. Этакая история о Синей Бороде, приправленная новыми деталями. Портрет внушал животный ужас и вместе с тем, Алиса была довольна, словно это был старый друг, с которым они спустя годы разлуки вновь встретились. Она повесила его у себя в кабинете, над рабочим столом, хотя обычно не хранила свои сокровища в галерее, для этих целей ей отец оборудовал дом, который она называла тайным убежищем Бетмена. Она провела рукой над лицом этого обезображенного человека, словно поглаживая: — Какая тонкая работа! Просто невероятно… Улыбнувшись своей удаче, она погасила свет, был уже поздний вечер, галерею давно следовало закрыть и ехать домой. *** Он криво ухмыльнулся, наблюдая за женской фигурой, закрывающей дверь художественной галереи. Удивительно, в этом воплощении она была так похожа на себя, на ту, что предала его, только старше и с безумной, на вкус Нила, прической. Синие волосы, нет, серьезно? В этот раз найти Цаски оказалось сложнее, если бы не её интерес к портрету, поиски могли затянуться на очень долго, в какой-то момент он даже решил, что её подлая душонка больше не появиться ни в одном из миров. Но нет, вот она, прямо перед ним, с довольной улыбкой запрыгивает в такси. — Цаски, — прошептал он, раздавив в руке сигарету. Она оглянулась, словно услышала. Прищурившись, вглядывалась в темноту, с которой он слился, но конечно, ничего не увидела. *** Как только Алиса вышла из галереи, её не покидало чувство, что за ней кто-то следит. Она сжала в руках перцовый баллончик, пытаясь свободной рукой открыть упрямый замок, как назло ключ отказывался выполнять свои функции, руки дрожали, Алиса всё больше нервничала, периодически оглядываясь на безлюдную улицу. В такие моменты, она жалела, что не послушалась отца и не получила разрешение на ношение оружия, с её нетривиальным хобби это было не лишним. Нил удовлетворенно улыбался, она всегда чувствует его приближение. — Наконец-то! — Алиса стремительно вошла в поддавшуюся дверь, и влетела по ступеням на пятый этаж не дожидаясь лифта, казалось, что минута промедления может ей дорого стоить. Дважды проверив, заперта ли дверь, молодая женщина облегченно выдохнула, списав тревогу на расшалившееся воображение, возможно, этот жуткий портрет неизвестного так на нее повлиял. Завешивая окна перед сном, она заметила на улице мужскую фигуру, показалось, что человек смотрел на её окна, хотя с такого расстояния нельзя было сказать наверняка. — Надеюсь, меня не собираются ограбить. Алиса не афишировала свое увлечение артефактами, но этого и не требовалось, в узком кругу охотников за сокровищам все друг друга знали, а люди могут пойти на многое ради того, чего отчаянно жаждут. Спалось в эту ночь тревожно, снилось, что обезображенный человек с портрета смотрит на нее и улыбается, и от этой улыбки волосы на затылке шевелились, и хотелось раствориться в воздухе. Во сне у него были длинные платиновые волосы, закрывающие изуродованную часть лица, и он казался почти красивым, во сне он называл её странным именем Цаски, и Алисе казалось, что они знали друг друга вечность. — Помешалась на почве искусства, — контрастировала она, придирчиво разглядывая совсем не выспавшееся лицо. В душе она понимала, что не случайно портрет попал к ней, словно они друг для друга были предназначены судьбой, хотя в судьбу Алисе не верила, предпочитая полагаться на себя. В галерее сегодня было тихо и малолюдно, Алиса уединившись в кабинете, задумчиво рассматривала портрет, словно он мог рассказать свою историю, портрет, в свою очередь, будто изучал её. Через какое-то время былое хладнокровие вернулось к хозяйке галереи, и она окунулась в бумажную работу, периодически поглядывая на портрет. Он перестал внушать Алисе страх, в конце концов, сказала она себе, это просто холст и краски, хоть и с загадочным прошлым, и испытывала невероятное удовлетворение при мысли, что эта потрясающая вещь теперь принадлежит ей. *** — И тебе не надоело столько веков гоняться за этой Цаски? — Камаль вальяжно развалившись на кушетке, пил кофе и пытался убедить друга оставить в покое очередное воплощение этой женщины. Он был почти уверен, что за сотни перерождений Цаски стала совсем другой, и наказывать ничего не подозревающую девушку за грехи очень далекого прошлого, казалось Камалю варварской жестокостью. Нил ничего не ответил, наблюдая в зеркало за предательницей. Его раздражало, что Цаски казалось уже привыкла портрету и совсем не испытывала животного страха, как было вначале. Она должна бояться! В этом весь смысл: превратить её в загнанного зверя, и лишь потом уничтожить это лживое лицо. — Нет, серьезно, она совсем не выглядит злодейкой, — Камаль не сдавался. — Разве ты мог представить, что Цаски вдруг заинтересуется искусством? Однако поди ж ты, владелица художественной галереи. Может она изменилась гораздо больше, чем ты думаешь? — Люди не меняются, — льдисто-серые глаза встретились с янтарными. — Ты это знаешь не хуже меня, Камаль. Обсидианово-черный эльф пожал плечами: — Может злодейкой она никогда и не была в этом случае? Хотелось бы её версию событий услышать. Нил посмотрел на друга так, словно у того выросла вторая голова: — Она, своими собственными лживыми руками заключила меня навечно в эту уродливую оболочку. Действительно, ангел, а не женщина. — Даже не знаю, что тебя злит больше — её предательство, или потеря красоты, — хохотнул эльф. *** Алиса часто засиживалась в галерее допоздна, копаясь в интернете в поисках новых талантливых художников или изучая древние легенды, часто предпочитала пешую прогулку, даже поздним вечером, такси, до дома было всего пятнадцать минут ходьбы и размять ноги после долгого дня было приятно. Гулять в одиночестве по темным улицам она не боялась, город был тихий и событий никаких не происходило, частично именно поэтому они с отцом переехали сюда после смерти матери. До дома оставалась совсем немного, когда проезжающая мимо машина светом фар, выхватила из темноты переулка группу мужчин гоповатого вида, окруживших девушку, с целью более чем очевидной. Алиса поморщилась, кажется истории про череду неудач владельцев портрета не преувеличивают. Набрав в легкие побольше воздуха, она закричала: «Помогите!», в надежде, что хоть у кого-то из жильцов окрестных домов есть совесть, и её вместе с той девушкой тут не прибьют. Алиса тяжело сглотнула, все взгляды устремились на неё, и снова пронеслась мысль, что надо было слушать отца и учиться самообороне. — Хочешь присоединиться? — жуткая образина ухмыльнулась, дыхнув смесью перегара, лука и гнилых зубов, и ловко схватила Алису за руку. Молодая женщина выпустила густую струю перца прямо ему в лицо, но тут же кто-то ударил ей в висок, на какое-то время она потеряла ориентацию в пространстве и рухнула на колени, отстраненно заметив, что испортила новые чулки. «Идиотка, просто идиотка. Пять мужиков, перцовый баллончик и целый квартал, делающих вид, что спят, людей». Кто-то рванул блузку на её груди, и Алиса как в замедленной съемке увидела рассыпающиеся перламутровые пуговицы по асфальту. К счастью, её крик о помощи все-таки был услышан, буквально из воздуха возник крупный мужчина, раскидал гопников как щенят, и они посчитали за лучшее ретироваться, девушка тоже сдерживая всхлипывания, схватила сумочку и убежала. Алиса с трудом переводя дыхания, смотрела на спину её спасителя, что-то в его фигуре показалось ей знакомым. — Уходи, — мужчина даже не обернулся, и пошел прочь. Алиса, стянула на груди разорванную блузку, неловко поднимаясь с асфальта. Пекло счесанные во время падения колени, до дома оставалось совсем немного и она не стала игнорировать его совет, достаточно приключений для одного вечера. «Как странно. Где я могла его видеть?» Это было как слово вертящееся на языке, но все равно ускользающее. После расслабляющей ванны, Алиса села за акварель. Возможно, нарисовав его, получиться вспомнить? Темная фигура, выхваченная случайным проблеском луны, очень светлые волосы, почти белые, убранные в низкий хвост. Алиса ахнула. Ну, конечно! Волосы! Совсем как у человека на портрете. И тут же рассмеялась своей догадке, мало ли платиновых блондинов на свете. Воображение дорисовала несуществующие детали и спасатель, человек с портрета и из сна, переплелись в одно лицо. В этот раз Алиса спала без снов. *** Камаль с интересом смотрел на молодую женщину, назвать её Цаски язык не поворачивался. Она была очень похожа на неё внешне, но совсем другая. Алиса, так её звали в этом мире и это время. Алиса тем временем с маниакальным упорством смотрела в пустые холодные глаза портрета, словно играла с ним в гляделки. — Мне кажется она начинает вспоминать тебя, — Камаль обернулся на друга. — Она всегда вспоминает, — Нил равнодушно пожал плечами. Но равнодушие это было наигранное. Вчерашняя ночь что-то изменила. Цаски никогда не пошла бы на такую безрассудную глупость — броситься прямо в лапы озверевших мужчин, вооружившись одним баллончиком с перцем ради какой-то там неизвестной девки. Цаски всегда была крайне осторожна и не рисковала по-напрасну. В своё время это благоразумие очень нравилось Нилу. До тех пор, пока она с абсолютно невозмутимым видом маленькой святой не произнесла это чертово проклятье. Нил вспомнил, как слепая ярость захватила его, когда один из этих мужланов схватил Цаски. Она принадлежала ему, всегда будет принадлежать. Он один имеет право и власть терзать эту лгунью. Нил знал, что она уже скоро как 12 часов сидит, уставившись на его портрет, словно ожидая, что тот оживёт и заговорит, наконец. Возможно, стоило показать ей вчера вечером своё лицо, но Нил от чего-то не смог. Представил с каким ужасом она шарахнется от него, и не смог. Не то чтобы его интересовало ее мнение, в конце концов, именно она это с ним сделала, но видимо тщеславие в нем еще подавало какие-то признаки жизни, и мысль, что это воплощение Цаски сочтет его безобразным была неприятна. Нил провел ладонью по обезображенной щеке и брезгливо поморщился. Он всегда старался быть с собой предельно честным, и со своим уродством так и не смирился. Чего ему стоил этот чертов портрет! Запечатлеть навечно своё лицо казалось идеей отвратительной, но стоило признать, что это сработало. Цаски как магнитом тянуло к полотну в каком бы из миров она не оказывалась. — Ладно, — Алиса в зеркале откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди. — Я выясню кто ты. Портреты из воздуха не появляются. И жуткие легенды тоже. Может быть вчерашний герой твой родственник? Камаль чуть не поперхнулся чаем. Вчерашний герой? — Нил? Тот лишь неопределённо пожал плечами и накинул пиджак: — Мне пора. Камаль же решил, что пора бы и ему самому познакомиться с этой Цаски-Алисой. *** Алиса ждала в кофейне подругу и просто глаз не могла отвести от сидевшего за соседним столиком мужчины. Он был великолепен. Она безрезультатно пыталась вспомнить видела ли его раньше. С такой внешностью он должен был засветиться в качестве модели или актера, но совершенно точно, раньше Алиса его не встречала, ни на в кино, ни в фотосессиях. Она уже представляла кому из своих художников могла бы предложить такую восхитительную модель. Это был африканский языческий бог, волею судьбы, заброшенный в провинциальный городок на краю мира. Нет сомнений, что интерес Алисы был замечен, и стоило уже прекратить пялиться и подойти познакомиться, но как никогда раньше она чувствовала себя глупой серой мышкой, даром, что волосы синие, казалось, что даже дышать одним воздухом с этим африканским божеством было непростительной роскошью. Кофе давно остыл, подруга прислала сообщение, что не успевает и зайдет позже в галерею, Алиса совсем расстроившись от своей нерешительности, расплатилась по счету и ушла. Солнце слепило глаза, а молодая женщина как назло забыла очки в галерее. Но не смотря на досадную помеху решила, что погода слишком хороша, чтобы игнорировать прогулку в тихом парке, хотя вспоминая, ночной эпизод, Алиса сделала заметку изучить вопрос о приобретении оружия посерьезнее баллончика с перцем. Она взяла еще капучино на вынос, надела наушники и полуслепая от яркого солнца поспешила в тенистую аллею на набережной. Алиса так углубилась в свои мысли о портрете, о незнакомце в кафе и способах самозащиты, что почти не замечала ничего вокруг. Что привело к предсказуемому результату: она на полном ходу врезалась в мужчину, расплескав горячий кофе и на себя, и на него. — Ох, черт. Простите, я вас не заметила. Алиса подняла взгляд с расплывающегося пятна кофе на белой футболке на лицо своей жертвы. Слова застряли в её горле, и время кажется остановилось. Это был человек с портрета, и очевидно именно он помог в ту ночь ей в переулке. И кажется был удивлен не меньше нее. Как так могло получиться, что этот человек точная копия лица на портрете, Алиса не представляла, и постаралась остановить поток воображения, потому что очевидно, что одним и тем же человеком они быть не могли, несмотря на то, что даже его шрамы были те же, но чуть более сглаженные, будто от времени. Так или иначе продолжать молча пялиться на него было странно, не хватало еще, чтобы он решил, что это шрамы её напугали. — Простите, совсем не вижу куда иду, — еще раз извинилась Алиса, опустив глаза, хотя в мозгу неоновой вывеской горело: «Что, блядь, здесь происходит?» — Ничего, я тоже вас не заметил. Нил злился на себя. Дурацкая ситуация, она вылетела словно из ниоткуда, нужно было быть внимательнее. И что теперь делать? Очевидно, что сходство с портретом Цаски уловила. Но выглядела не напуганной, а скорее растерянной, удивленной и кажется немного злой. — Не сочтите сумасшедшей, но недавно я купила старинный портрет. Точная ваша копия. Удивительно, правда? — Алиса чувствовала как лицо заливается алым, молчать было неловко и вырвалось то, что крутилось в её мозгу — портрет. Он приподнял бровь, словно действительно раздумывал — а не сумасшедшая ли перед ним. Алиса рассердилась, мог бы хоть как-то помочь закончить эту нелепую встречу. Ну не пялиться же молча друг на друга? — Позволите угостить вас кофе? — Алиса чуть не подпрыгнула от неожиданного предложения. — В качестве компенсации, — мужчина любезно улыбнулся. Если это можно была так назвать. Алисе подумалось, что из-за шрама всего его улыбки похожи на злые ухмылки. Но это жуткое лицо её совсем не пугало. Может быть потому что она привыкла к нему на портрете, впрочем Алиса отметила, что испугаться стоило бы — оживший, мать его, портрет. Алиса чувствовала, что было еще что-то, чего она пока уловить не могла, как-будто она знала его, что, конечно, было невозможно, забыть его лицо она бы не смогла даже через тысячу лет, будь у нее в запасе столько времени. Конечно, Алиса согласилась. Ей было интересно кто этот двойник портрета, как они связаны и что он забыл в её городишке. Забылась досада, что обсидиановое божество она так и не пригласила в качестве модели. В случайности Алиса не верила, и считала, что всё происходящее каким-то образом связано с портретом, и потенциальная возможность узнать его тайны невероятно воодушевляла её, но и пугала тоже. Если бы её отец не раскапывал древний храм где-то в Сибири, всё было бы проще, Алиса в свои тридцать пять всё ещё по-детски верила, что у Антона Громова были ответы на все вопросы, а если не было, то он знал как их получить. Сложно было не заметить, что окружающих её спутник пугал. Некоторые беззастенчиво пялились, некоторые сразу отводили глаза. Его казалось это совсем не трогало, а вот Алису порядком раздражало. Ей и самой было не по себе, но проявлять такое неподобающее и крайне невежливое чувство как страх, казалось совершенно неуместно и грубо. Алиса проводила тяжелым взглядом напуганного до чертиков официанта: — Я тоже так пялюсь? — спросила она неожиданно для себя. Её спутник неопределенно хмыкнул. У Алисы, наконец, хватило смелости посмотреть в его глаза. Да, как льдинки, но не такие жуткие, как написал их художник. Она снова поймала себя на мысли, что думает о нем и человеке на портрете как об одном и том же лице, как бы невероятно это не звучало. — Алиса, — она протянула ему руку. Он подумал мгновенье, достаточное, чтобы заметить это, и сжал маленькую ладонь: — Нил Блэк. Алисе снова показалось, что время остановилось. Было только тепло его руки и равнодушные глаза. Она вновь задала себе вопрос — кто он, черт возьми, такой? Необычное имя и легкий акцент, указывали как минимум на иностранные корни. Нилу же стоило большого труда выглядеть равнодушно-учтивым. Он не верил ей. И не понимал какого черта сейчас творит. Какие бесы дернули его потащить Цаски в это идиотское кафе? Зачем? По её лицу ясно читалось неуемное любопытство, которое было сильнее страха. Она хотела понять какое он имел отношение к портрету, а Нил позволил себе на миг притвориться обычным мужчиной с обычной женщиной, хотя чувствовал, что вскоре будет себя за это проклинать. Как-то незаметно за светской болтовней они договорились встретиться снова в галерее Алисы, она хотела показать портрет. За время, проведённое с Нилом за кофе, она убедилась, что знала его раньше. Не в этой жизни видимо, такие лица не забываются. Это было такое новое волнующее чувство, словно всё, что она делала вело к нему, и иначе быть не могло. И это Алисе совсем не понравилось. *** Камаль не без удовольствия потешался над другом. Нил из-за этого незапланированного знакомства был зол как черт, и проклинал Алису последними словами. Она же, судя по отражению в зеркале, напротив, была настроена крайне благодушно, задумчиво улыбалась, глядя на портрет. — Влюбилась, точно тебе говорю, — Камаль довольно хохотнул. — Кто бы мог подумать? Нил в раздражении кинул пепельницу в зеркало, котором отражалось довольное лицо Цаски. — Мы возвращаемся. — А она? — И она.