Астарта

Чимину в голову не приходит, что он влюблен. У Чонгука меж пальцев вены, словно разлитые реки, и Чимин видит их сплетения так ясно, будто снова оказывается на уроке мировой географии, и учитель тычет его лицом в карту. Он смотрит на макнэ украдкой, пока они репетируют танец всей группой; улыбается широко, когда встречает взгляд младшего. Нет, он не пялится, не подумайте, просто смотрит, чтобы показать Чонгуку, где тот ошибается, но Чон не делает ошибок. Чон не ошибается, какое бы решение не принял.       Чонгук достает с полки огромную книгу — красивую, хорошо оформленную книгу. «Легенды Древней Греции». Он взял её просто так вообще-то, потому что обложка была красочной; ему даже, если честно, нет дела до мифов. Парень распахивает книгу где-то посередине, мельком пробегаясь глазами по содержимому. У Чимина в глазах стоит весна, и дело вовсе не в цвете его глаз и не в форме, а в том, как он смотрит. В том, как он себя ведет. В том, как он разговаривает.        — Хён, я думаю, что у меня есть проблема. В том, как себя ведет Чимин, всё дело. В тоне голоса его, мягкого и заливистого, в нотках улыбки; в его волосах все дело — мягких и шелковистых; в его скулах все дело; в руках — пухлых ладошках с маленькими пальцами; в движениях; даже в том, как он дышит. Он выглядит, как весна; он выглядит, как любовь. Он выглядит, как мужественное олицетворение Астарты.         — Что случилось, Чонгук-и? Чон Чонгук не делает ошибок.        — Чимин-и, ты… Я… Макнэ хорошо поет, отлично шутит, прекрасно поддерживает атмосферу. Но с тем, чтобы в ответственный момент найти нужные слова, у него проблемы. Он никогда никому не признавался в любви. Вот так, чтобы не в шутку, чтобы тет-а-тет, глядя в глаза.        Он не может заставить себя сказать то, что рвется наружу с клокотом, что режет его и душит уже давно. Что мешает, что отвлекает, что тянет сильнее с каждым днем. У него на сердце от недосказанности будто огромный булыжник, и снять его можно только одним способом. Но каждый раз, когда Чон Чонгук думает, что ему наконец-то подвластно с этим способом совладать, слова встают у него в глотке, как грязное ругательство. У Чимина улыбка нежная, полная осенней капели с переливами солнечных лучей на едва тающем снеге. У Чонгука что-то внутри обрывается со скрипом, когда Пак улыбается ему. Он смотрит завороженно, как ребенок, впервые попавший в магазин игрушек, где всё так цветасто и сказочно.       — Ты похож на Астарту, — выговаривает он, сжимая руку в кулак, потому что пальцы от волнения немеют.       — Прости? — бровь хёна выгибается дугой, взгляд у него застывает на мгновение. Ему страшно от того, что Чон может шутить с ним. Шутить с ним такими вещами. — Ты похож на Астарту, — повторяет Чонгук размеренно, стараясь угомонить бурю в груди. — Это которая богиня весны и любви? — улыбается Чимин ласково, ободряюще кивая, дожидаясь ответа от макнэ. — Да, — кивает парень. Паку хочется пошутить или ударить младшего по плечу за такие неопределенно-романтические шутки, но у Чона в глазах такая же серьезность, с которой он выходит на сцену. И Чимин в секунду понимает: младший не шутит.        Чонгук безошибочно угадывает желание Пака, протягивает тому руку — открытой ладонью вперед. С замиранием сердца старший касается пальцами чужой руки, поднимает взгляд на лицо Чона. В его глазах переливы сотен солнц, слитых воедино звезд, затаённых в разных уголках пространства — Чонгук сияет. Хён снова опускает взгляд к сплетенным вместе рукам. У Чонгука вены на руках разлиты, словно реки, и их переплетения видятся слишком ясно, как если бы Чимин сидел на уроке географии, пялясь в карту. Пак Чимину впервые приходит в голову, что он влюблен.