Да, хочу

Закатное солнце превращает окрестности в картинку из детских сказок - буйство красного, желтого и золотого должно приводить в ужас и заставлять цепенеть, но Питер отстраненно замечает, что психика реагирует на горящий, пламенеющий прямо, пейзаж вполне стандартно - зрение наслаждается, душа умиротворена, паники не наблюдается. Галочка. Все хорошо. За исключением вечных вопросов, конечно, - вроде таких, как "кто привел нас в этот мир?", "почему люди умирают молодыми?" и "как сказать "да" на вопрос, на который хочется сказать "да", но слишком страшно?" Питер стоит на крыльце большого дома вечером двенадцатого октября, дышит полной грудью ароматами осени, смотрит на закат и пытается ответить на главный вопрос своей жизни - насколько сильно он хочет ответить "да" альфе стаи Стилински, чей дом - один из - и играет роль декораций для указанного волшебного вечера? На самом деле, такие вечера здесь постоянны, как луна на земной орбите, и Питер порой думает, что это особая магия Стилински - не только альфы, но и его родственников, друзей и членов стаи. Он еще ни разу не встречал опровержения этой теории, хотя и "гостит" в стае уже несколько месяцев. Много месяцев. Наверное, много. Питер старается не зацикливаться и не просыпаться с мыслями вроде "сегодня сто тридцать шестой день, как в огне погибла почти вся моя семья". Стайлз этого не любит. А Питер не любит, когда Стайлз огорчается. Только старается это никому не показывать. "Стайлз знает лучше" было его мантрой на протяжении почти того же количества месяцев и дней, которые Питер живет с ним. С ним, с его стаей, со своими племянниками, в новом удивительном мире, про который никогда не узнает грезившая о феях его малышка... Питер тяжко вздыхает и в который раз думает - не стоит ли попросить Стайлза стереть горькие воспоминания? Он бы с удовольствием смотрел вперед, встречал новую жизнь и радовался каждому дню, как велят всякие психологические книги, но ему кажется, что это будет предательством по отношению к Хейлам - он должен их помнить, он должен жить так, чтобы не было перед ними стыдно. Питер думает о том, чтобы попросить Стайлза стереть память девочкам или Дереку, чтобы они могли двигаться вперед и влились в новую жизнь. (Интересно, Стайлз просто выбросил те психологические книги или сжег? Питер действительно хочет знать, в нем все еще живет любопытство. На этом Стайлз его поймал и вытянул.) Но каждый раз, когда он видит Дерека, с суровым видом таскающего на плечах Кору по заднему двору, он понимает, что не может отобрать у них родителей и детство. Пожар стал катастрофой, жесточайшим потрясением, но дети остались живы, стали дороже ценить друг друга, стали ближе... Особенно отчетливо это чувствуется, когда на Питера со спины с визгом прыгает Лора, пользуясь тем, что дядя отвлекся на младших. Она хохочет, болтает ногами, цепляется руками за его шею и громко требует немедленно идти на ужин, потому что сегодня готовил Стайлз, а когда он находит время на готовку - собирается вся стая. И Питер, обнимая навалившихся со всех сторон племянников, думает, что готов просить Стайлза о том, чтобы тот никогда не смел выполнять его просьбу и стирать кому-то из них память. Их осталось целых четыре Хейла - и это дорогого стоит. Стайлз, выпроваживая их компанию из кухни с требованием немедленно вымыть руки, а всех остальных - все лапы для надежности, смотрит на него с легкой улыбкой, и Питер в который раз удивляется Альфе. С большой буквы А. И завидует сам себе и своим племянникам, что им так повезло, пока тащит всю ораву до ближайшей ванной. Иногда, когда рядом никого не оказывается и Питер "проваливается" в воспоминания, его оттуда выдергивает жесткая рука, стискивающая плечо чуть ли не до хруста. Боль всегда отрезвляет, заставляет вынырнуть на поверхность реальности, вскинуться - и опасть под внимательным взглядом карих глаз. Стайлз, убедившись, что его видят, осознают, всегда ослабляет хватку и тут же вытягивает боль, но руку убирает не сразу, позволяет себе легонько размять пальцами пострадавшее место, погладить, приласкать... Или это Питеру только мерещится?.. Он наблюдает за Стайлзом постоянно, он как утенок, открыв глаза в больнице и уставившись на него в первый раз, больше не может отвернуться, он опирается на него морально - Стайлз как земля под ногами - надежный, крепкий и постоянный. Но он такой для всех - как и земля под ногами. Физический контакт в стае - вещь обыденная и безусловная, если сесть на лестницу утром перед завтраком, то можно пронаблюдать, как каждый, собираясь на работу, учебу или просто бродя со всеми, по паре раз коснется и вожака, и друг друга. С первого же дня в этом доме Питеру всегда было в кого вцепиться во время ночного кошмара. Да и от дневных спастись, упав на диван к одному из волков, было делом трех секунд - почувствовал приближение паники, огляделся, уцепился - и никто никогда этому не удивляется. Так насколько прикосновения Стайлза к Питеру более особенны, чем к остальным?.. Или речь играет особенное отношение Питера к этим прикосновениям?.. К черту эти мысли, только голова разболится. Всегда можно обдумать еще сотню других любопытных вещей. К примеру, укус. Хочет ли Питер укус? О да. В восьмидесяти случаях из ста, когда он задаётся этим вопросом, он отвечает на него утвердительно. Остальные двадцать варьируются от "возможно-потом" до "наверное-не-сейчас". Хочет ли Питер укус от Стайлза? С этим вопросом намного сложнее. После того, как альфа-оборотень вытащил Питера и троих его племянников из пожара в старом доме Хейлов, опасаться за малышню не стоит - надпись "собственность Стилински" светится над ними как Лас-Вегас в новогоднюю ночь - племянники под надежной защитой самой опасной стаи Калифорнии. Зато со своим отношением к вожаку этой стаи Питер пока определиться не успел. Язвительный и порой более резкий, чем необходимо, Стайлз в то же время невероятно умен, внимателен, пугающе проницателен и, что греха таить, - очень привлекателен. Суммируя все его личные качества, на выходе можно получить весьма интересную личность, но тут еще добавлялись и его статус урожденного альфы, и "видовое разнообразие" входящих в стаю существ, и дружба с сильными друидами, и положение, занимаемое его отцом-шерифом, который, будучи человеком, с легкостью справляется со всеми заботами округа, образовывая с сыном смертоносный тандем. Пока шериф разбирается с обыденной стороной дел, его сын разруливает любые конфликты стороны сверхестественной. Уникальный персонаж. Не поддаться его обаянию было делом принципа, из которого состоят сорок процентов отказов Питера от заманчивого предложения принять укус. Еще десять пляшут между "зачем-ему-такой-потрепанный-я" и "как-то-я-вообще-в-этом-не-уверен". Стайлз, останавливая на Питере задумчивый взгляд, только хмыкает, словно умеет читать мысли, и облизывается. В прямом смысле. Словно смотрит на молодого оленя во время охоты. Или на порцию картошки-фри, столь непонятно им обожаемой. Очень большую порцию. Питер бы сравнил его с котом, а себя со сметаной, но соседство себя, сметаны и Стайлза в одной мысли плавит мозги и заставляет срочно вспоминать учительницу английского языка в средней школе - добрую, но весьма толстую и неуклюжую мисс Пибблз, вечно забывавшую снять бигуди. Возбуждение как рукой снимает. До пожара Питер особо не интересовался этой стороной любимого города, у него хватало обычных забот - семья Хейлов была большой, требовавшей уйму внимания, - дети собственные и дети сестер, двоюродные тетушки, наездами проносившиеся через город, родители свои, родители друзей и друзья родителей, коллеги, сокурсники, соседи. Плюс любимая работа, в некоторые дни чуть менее любимая (когда кто-то из коллег подкладывал свинью, судья уезжал на рыбалку, а обожаемый галстук обнаруживался в виде платья на дочкиной кукле), в некоторые - чуть более (сюда входили дни получения бонусов и удачно завершенные дела). Где здесь найти место для оборотней? Даже если они и являются сокурсниками, соседями и друзьями коллег? То есть, главная мысль была не в том, что Питер не был в курсе, или не был готов это обсуждать, или не был морально готов к отношениям такого плана - Стайлз с легкостью сумел пролезть в душу к каждому из них, он хорошо знал боль потери близких и удивительным образом сумел помочь и малышке Коре, и сумрачному Дереку, и замкнувшейся было в себе красавице Лоре - и едва не сломавшемуся Питеру, потерявшему своего ребенка и едва не лишившемуся рассудка в первые недели после пережитого им кошмара. Порой он подозревал, что все провокации Стайлза как раз и были частью его плана вернуть мужчину к жизни, растормошить, заставить отбиваться и суметь снова встать на ноги. Эти подозрения составляли полпроцента в той куче отказов, которые он педантично складывал в своей голове в отдельную папочку. Питеру кажется, что он слишком много думает. Чертовски много. Часть ворочающихся в его голове мыслей вполне обыденна - он думает, что надо вернуться в строй, устроиться на новую работу, стать более активным членом общества, чем оберегаемый оборотнями "питомец" - он привык так называть себя со времен больницы, когда не мог даже сам повернуться на кровати - он остался бы инвалидом, если бы не Стайлз, его друиды и его волки. И племянники Питера. Он все чаще зовет их просто "дети", и уже начинает забывать, что они не совсем его дети. Хотя разница не так уж и важна, понимает он, глядя на Стайлза и видя, что для того вообще все окружающие являются детьми, о которых необходимо заботиться (включая сурового шерифа, которому Стайлз грозится что-нибудь откусить в каждое полнолуние за постоянно нарушаемые правила питания). И Питеру неосознанно хочется доказать вожаку, что он - взрослая и ценная особь, способная не только удовлетворять материнские инстинкты Стайлза, но и приносить пользу. Питер старше, но Стайлз, кажется, пережил раз в десять больше потрясений в своей жизни. У Питера был один ребенок и трое - сейчас. Количество подопечных альфы до сих пор неизвестно Питеру. В доме постоянно живут одиннадцать оборотней, наездами почти каждый каждый день бывает еще пара десятков. Остальные живут семьями в соседних домах. По-оборотническим меркам соседних - что им стоит пробежать пол-леса, чтобы поболтать о том о сем вечерком? Питер хочет возвращения к взрослой жизни - и боится покидать дом и Стайлза. Осознает это и пытается с собой бороться. Проигрывает битву за битвой, пока внезапно не обнаруживает себя сначала на школьном поле среди болельщиков на каком-то матче, где играет Дерек, потом - в каком-то магазине, кафе, на заправке - его сознание словно отключается при мысли, что необходимо выйти из дома, а потом - треньк! - и его силком включает рука Стайлза, как всегда просекшего проблему без посторонней помощи. Все проблемы Стайлз решает сразу по мере их появления, и поэтому Питер ездит с ним в полицейский участок, в супермаркет за продуктами, в школу за детьми, в кафе, потому что Стайлзу захотелось картошки... И мир вокруг перестает пропадать, разрастается, становится безопасным - потому что Питер на подсознательном уровне знает, что рядом всегда кто-то есть. Кто-то особенный. Глядящий прямо в душу смеющимися глазами и за секунду разделывающийся с любыми демонами. Питер подпихивает пару процентов в сторону "за укус" - ему чертовски нравится жить в безопасности. Ему только надо еще разогнать пару стай тараканов в голове - и он сможет наконец оставить прошлое позади и начать двигаться вперед. Конкретно - навстречу Стайлзу. Правда, среди оставшихся "против" все еще стоит шериф, который, возможно, свое "против" захочет выразить как-то основательно. Хорошо бы - не в виде эпитафии на могильной плите Питера. Хотя Питер ведь ничего такого в голове и не держит, он пока даже оборотнем под Стайлзом стать опасается, а уж о всяких потаенных желаниях и себе не рассказывает. И надеется, что не начал после пожара говорить во сне. За то время, что Хейлы возвращаются к жизни под крылом стаи Стилински, Стайлз принимает двух новичков - один приходит со стороны, по обмену с крупной стаей с востока Калифорнии, - крупный рыжебородый мужчина по имени Дэниэл приезжает со своей семьей из жены и двух дочек (все трое - люди, он сам - хирург, жена готовит очень вкусную лазанью), а второго - Криса - Стайлз создает сам, обратив одного из охотников, на которого напал кочевавший через город дикий горный лев. Это было обидно - подчищая всяких сверхестественных тварей, чуть не погибнуть от лап какого-то льва. Пусть и горного. Тогда впервые и зашла речь об обращенных, об укусе, о вероятности смерти у кандидата - и тогда Стайлз пояснил, почему лечил Питера подручными средствами, слизывая по ночам с его лица шрамы от ожогов пополам со слезами. Теперь у Питера больше шансов выжить после укуса, но при этом и больше вопросов, стоит ли оно того? Он бы ответил "да" в одну из тех ночей, мечтая не пережить укус и наконец умереть. Наверное, это и было одной из причин, почему предложение так и не прозвучало. Сейчас он приглядывается к Крису, всего за одно полнолуние сумевшему найти свой якорь - при таком-то альфе! - и пересыпает свои "за" и "против", как песок из ладони в ладонь. Лора собирается уезжать в Нью-Йорк, и Стайлз, даже не вздумав возразить, выдает ей ворох наставлений и указаний. Питер волнуется за свою девочку, но Стайлз легким взмахом отметает его тревоги как несущественные - в Нью-Йорк Лору везет один его знакомый, на месте ждет еще дюжина, и каждый будет присматривать, подбадривать, оберегать и высылать отчеты по пятницам. Питер поджимает губы. Стайлз пожимает плечами и дописывает в информационное письмо "по средам и пятницам". Лора пакует вещи и обещает звонить каждую субботу. Питер скрещивает руки на груди. Лора поправляется на "каждый вечер" и садится в машину. Дерек с Корой машут ей вслед руками, а Питер греется дыханием Стайлза, стоящего прямо за его спиной. Ему кажется, что, в отличии от оборотней, ищущих свой якорь, он нуждается в буйке, который обозначает место Питера на поверхности и держит его на плаву. Стайлз не дает ему утонуть самим своим существованием, и эта мысль греет Питера. Он кивает Коре в ответ на вопрос, поедут ли они на Рождество в Большое яблоко, соглашается с Дереком, что новогодние праздники они все вместе проведут дома, обещает перезвонить Марте, которая просит помощи по паре юридических вопросов, бросает мяч малышу Тайлеру, который с остальными ребятами играет на поляне в футбол, и вдруг понимает, что окончательно проснулся. Пришел в себя, вернулся в сознание, осознал свое бытие. Увидел новую жизнь и способ перейти к ней от жизни старой. (А что если Стайлз не сжег те книги, а читал и смеялся? Один. Очень любопытно...) Питер смотрит на свои ментальные весы, у которых осталась всего одна чаша, в которую без разбора высыпаны все его мысли, страхи и доводы, и принимает решение. Он заходит в дом, прислушивается, пытаясь отыскать в переплетении голосов Стайлза, закрывает глаза и идет вслепую, потому что это кажется ему самым логичным поступком. Он знает эти коридоры и комнаты наизусть, он по новой родился среди этих стен, и для завершения затянувшегося детства, для перехода во взрослую жизнь Питеру не хватает одного акта, одного шага, одного слова - он проходит очередной поворот, открывает дверь, заходит в чью-то комнату и распахивает глаза. Ему кажется, что в него врезался товарный поезд, он прикладывается спиной об стену и как в замедленной съемке ждет удара головой, но вместо бетона его затылок впечатывается в горячую ладонь, которую Стайлз успевает подставить. Он аккуратно выпрямляет мужчину и отодвигается буквально на пару ладоней - вероятно, просто из вежливости, ему достаточно и того, что он нависает над Питером незыблемой скалой - оборотни и их понятия о личном пространстве... Питер думает, что не стоило заходить к альфе накануне полнолуния, особенно после такого эмоционального взрыва. Контроль Стайлза потрясает воображение, но близость Питера, судя по всему, способствует некоторой расхлябанности движений и непредсказуемости реакций. - Питер, ты хочешь укус, - Стайлз наклоняется к мужчине, сверкая алой радужкой. - Прямо напрашиваешься на него. Хейл морщится и с болью смотрит на оборотня. Стайлз все чаще произносит эту фразу без вопросительной интонации, и Питер даже согласен вернуть ту короткую усмешку, с которой обычно Стайлз на него всегда смотрел. Но сейчас глаза напротив серьезны, как в те дни, когда Стайлз вытаскивал Хейлов из омута их депрессии - каждого, за шкирку, как котят из озера, не перекидывая эту обязанность на других членов своей внушительной стаи. Он смотрит так, словно пытается заглянуть в душу Питеру, и от этого внутри и страшно, и горячо, и путано, и как будто щелкает в обратном направлении счетчик, скручивающий все причины для отказа - и Питер пытается отвести взгляд и сосредоточиться на этих щелчках, пока до него не доходит, что это колотится сердце в груди. Стайлз приближает лицо, проводит носом вдоль скулы мужчины, медленно вдыхает, коротко проводит языком по губам и со вздохом отодвигается: - Это полнолуние, Питер. Проклятый превосходный контроль. Обычно в полнолуние желание Питера придает ему сил, чтобы решиться утолить жажду Стайлза, только вот победить Стайлза на поле его принципов еще никому удавалось. Пусть даже в этот раз за Питера говорит не луна, бурлящая в крови Стайлза, а его собственная - альфа на это не поведется. Питер стискивает пальцы на плечах Стайлза, не помня, когда успел в него вцепится, зло вздыхает и с вызовом смотрит, но Стайлз только улыбается, проводит ладонью по шее, забирая боль от удара, мягко целует Питера в запястье и аккуратно выставляет из комнаты, закрыв за ним дверь на засов. Питер съезжает по стене прямо в коридоре и четко говорит себе - да, теперь он хочет укус. Хочет возможность выбить эту чертову дверь, хочет разрешение вообще никогда не видеть ее закрытой перед собой, хочет быть рядом с альфой и наслаждаться взглядом горящих алых глаз, не опасаясь, что контроля Стайлза не хватит на всю ту нежность, которую Питер иррационально хочет на него выплеснуть. Он готов сказать Стайлзу "да", и тому придется принять это. Питер получит свое. Он переждет эту луну, и тогда Стайлз возьмет его - в свою стаю, в свою жизнь, в свою душу. Навсегда.