Полуденное безмолвие

Горящий в мареве город был необычайно красив в свете лучей, переливающихся золотом. На их фоне кроны деревьев словно сияли изнутри, а изумрудные листья покрылись зелёной мозаикой. Тени танцевали, стоило подуть морскому ветру. И тогда город словно мог вздохнуть полной грудью. Прячась от удушающей духоты и сковывающего жара, люди шли либо к лазурному берегу, омываемому Средиземным морем, либо скрывались среди стекла и бетона. Лишь немногие облюбовали старый прибрежный парк. Его витиеватые мощённые дорожки изрезали всё вокруг. Однако растения так буйствовали, что весь парк утопал в их зелени. В этом царстве растений гармония просто витала в воздухе. Среди старых, крепких деревьев, словно островки человеческого искусства, скрывались кованные скамейки. И те в свою очередь настолько сливались с природой, что порой их можно было даже не заметить. И среди всего этого царства природы, где не было места мирской суете, уединилась пара. Невысокий рыжий парень, утомленный от жары, откинул голову на спинку скамьи и глубоко вздохнул. Силясь уловить хоть каплю прохлады, он безуспешно ловил потоки морского воздуха. Слабый ветер трепал его волосы и ласкал разгоряченное тело своими ненавязчивыми прикосновениями, но это нисколько не умаляло жара. Мысли плавились не меньше, чем воздух вокруг, и в голове блуждали лишь отдельные отрывки фраз и образов. Всё чаще взор ярко-голубых глаз замирал на застывших тускло-аметистовых, словно затуманенных, глазах мужчины, сидящего рядом. И обоим было так уютно наедине друг с другом, что никто не стремился разорвать витающее молчание. И всё же Оливер, чей тихий голос почти затерялся на фоне стрекочущих цикад и щебечущих птиц, спросил то, о чём изредка думал: — Ты всегда такой молчаливый, словно даже не хочешь со мной говорить. Я тебе опротивел? Глупый вопрос, который раз за разом озвучивал англичанин, вызвал у Андре лишь тёплую улыбку. Француз обернулся и неторопливо покачал головой. Невероятно. Как у людей рождаются столь глупые мысли? Оливер тихо усмехнулся, будто был рад ответу. Но лёгкая улыбка, словно плавясь на солнце, вскоре исчезла. — Я люблю тебя. Если бы ты только знал, насколько сильно… Неторопливая речь неожиданно прервалась. Мысли словно вода утекали меж пальцев, ускользая от Оливера. Француз сел чуть ближе, встревоженный чем-то. Тем временем англичанин продолжал: — При виде тебя у меня внутри будто всё замирает, трепещет, а потом сердце начинает биться так сильно, что мне кажется, будто и окружающие слышат его биение. И мне так хорошо, когда ты рядом. Оливер поднял взгляд на светлую фигуру и глаза его заблестели от наворачивающихся слёз. Губы слегка подрагивали и изламывались всё больше и больше с каждой секундой. Силуэт Андре уже давно размылся, но Оливер мог почувствовать нежное, прохладное прикосновение руки к своей щеке. Француз не сводил взгляда с этого лица, которое потеряло умиротворённое выражение. — И в то же время… Продолжать было тяжело. В горле встал ком, от которого дыхание перехватило, а говорить стало попросту невозможно. — Ненавижу. Твой холод, сарказм, мрак в твоей душе, — с каждым новым словом голос англичанина набирал всё большую силу. — Всё это настолько въелось в твою сущность, что мне иногда попросту больно от общения с тобой! По щекам катились горькие слёзы, огибающие мелкие морщинки на искажённом от боли лице. Всё внутри сжималось, и тело уже не могло скрыть дрожи. Всё горело словно в адском пламени: и мысли, и тело, и мир, что был вокруг него. Вокруг жизнь будто остановилась, и остались только он и его боль. И всё же сейчас он мог разделить с Андре эту боль. Достаточно даже того, что он в этот момент был здесь, рядом. Было с кем поделиться, было кому выслушать. Стоило взгляду проясниться, англичанин удивился, что его француз безмолвно плачет, глядя прямо на него. Обоих будто током пробило, стоило взглядам пересечься. Андре поспешил стереть непрошеные слёзы краем рукава, а Оливер наконец-то смог связать какие-то мысли в одно целое. — Но если подумать... Не будь всего этого в тебе, ты бы не был самим собой, верно? — голос дрожал, но Оливер держался. Короткий кивок в ответ. — Не будь ты таким, какой ты есть… — мужчина старался подобрать нужные слова. — Я полюбил тебя именно за то, что ты есть ты. И как бы мне не хотелось это признавать, твои негативные черты полюбились мне не меньше. Глупый я, да? Бонфуа почти посмеялся, но на его лице лишь снова замерла та привычная тёплая улыбка. Он потянулся к рыжим волосам и, вторя ветру, потрепал их. Привычный, казалось бы, но столь любимый жест, всколыхнул нечто большое внутри. Сотрясаемый новой волной, Оливер начал плакать сначала тихо, а потом всё громче, громче… Эти пустые глаза, безответные и бессмысленные речи, бесшумные движения, холодные прикосновения, которые невозможно почувствовать. Во всём этом нет ни капли жизни! Всё это тает словно мираж. И образы снова и снова растворяются в этом раскалённом воздухе. Ядовитая зелень окутывает изумрудной дымкой рыжеволосого парня, объяли его полностью, скрывая от чужих глаз. Пронзительное одиночество и едкое безмолвие уже поглотили его. И приторно-громкий щебет птиц не позволял никому услышать этих разговоров под сенью листвы.