— Виноград, яблоки и крыжовник. Яблоки и крыжовник…
Солнце стояло высоко в небе, разливая вокруг свои мягкие лучи. Они ложились на траву, заставляя её зеленеть пуще прежнего, играли в листве деревьев, играли на земле множеством бликов, золотили поднимающуюся пыль, и Вэриан блаженно жмурился, наслаждаясь теплом и неописуемым чувством легкости. Он почти вприпрыжку шел по тропинке, притом упорно, дабы не забыть, приговаривая:
— Виноград, яблоки и крыжовник. Виноград, яблоки и крыжовник.
Через плечо его была перекинута сумка, и с каждым движением колбы внутри — куда же он мог пойти без них — мелодично позвякивали. Карман фартука приятно оттягивала горсть монет, и алхимик, изредка прикасаясь к ним рукой, думал:
— Хорошо иметь в запасе средства, которые можно потратить лишь на свои нужды. А наука всегда требует от тебя каких-то вложений.
Он предвкушал радость от предстоящей покупки. Простые фрукты и ягоды — казалось бы, что в них радостного? Для обычного гражданина в них действительно нет ничего особенного, но для алхимика… Банальное яблоко, картошка, груша, тыква — любой продукт открывал Вэриану путь к исследованиям. Он предвкушал ряды экспериментов, видел груды желтоватых листов с разной писаниной, поломанные перья, колбы, пробирки, и сердце его от этого трепетало. Любой продукт открывал ему путь к любимому занятию, а возможность заниматься тем, что ты действительно обожаешь — не это ли настоящая радость?
Ноги ныли от усталости, когда подросток наконец добрел до города. Солнце пекло со всей силы, пот стекал по обратной стороне шеи, и тяжело дышащий Вэриан обессиленно облокотился о стену одного из домов, наслаждаясь её прохладой. По городской улочке бегали весело пищащие дети, поднимая в воздух клубы светлой пыли. Кто-то из людей спешил по своим делам, кто-то оживленно болтал, кто-то ворчал себе под нос. Продавцы зазывали горожан к прилавкам, на все лады расхваливая свои продукты. Издалека доносилась музыка, и Вэриан, прислушиваясь к ее звукам, улыбнулся: жизнь в городке, как всегда, кипела, и это покоряло его.
Простояв так еще пару минут, он подхватил свою сумку и, перекинув её через плечо, уверенно направился в гущу кипящей жизни, улыбаясь детишкам и весело глядя на прохожих, вдыхая полной грудью витающие в воздухе запахи свежей выпечки, цветов и легкого дымка, клубящегося над трубой в одном из домов. Продавщица фруктов, женщина с одутловатым лицом, но добрыми глазами, когда мальчишка задержался у её прилавка, рассматривая пестрое полотно фруктов, ласково протянула:
— Чего тебе, милок? Выбирай, не стесняйся.
— Мне? — Спохватился Вэриан, поднимая на неё свои светлые голубые глаза, — А-а… Да, пожалуйста, парочку яблок.
Он протянул ей несколько монет и, поблагодарив за покупку, бодро направился прочь. Музыка продолжала раздаваться над крышами домов и Вэриан, примостившийся с краю дороги, дабы перекусить одним из купленных яблок, начал внимательно прислушиваться к её звукам. Скрипке вторила мандолина с какими-то духовыми инструментами, звуки весело разносились по улице, и всё это вдруг напомнило мальчишке мелодию, которую пару лет назад играли на площади в честь дня рождения тогда ещё пропавшей принцессы. Вэриан был там с отцом и отчетливо помнил всё: от плясок народа, смеха детей до трогательного, завораживающего полёта сотен фонариков, и сейчас, думая о том празднике, растроганно улыбался. Праздник… А что, если и сегодня там проводится что-то подобное?
Двигаясь за пением инструментов, парнишка вышел к главной городской площади и замер. Десятки треугольных флажков украшали крыши, музыканты в углу площади задорно играли знакомую всем мелодию, а люди, столпившись плотным кольцом посреди улицы, за чем-то с интересом наблюдали. Мальчик неуверенно направился к толпе, но за спинами стоящих не смог разглядеть ровным счётом ничего. Тогда он аккуратно, почти любовно прижимая к себе бумажный пакет с яблоками, начал пробираться между людьми, но не успел пройти и пары метров, как кто-то схватил его за ремень сумки, заставив задохнуться от неожиданности.
— Вэриан!
Алхимик развернулся, и сердце его радостно подпрыгнуло, когда он увидел перед собой два знакомых лица, приветливо разглядывающих его.
— Рапунцель! Юджин!
— Давно не виделись! Ты как здесь оказался?
— Да я в город заскочил за парой фруктов, — он усмехнулся, развёл руками и торжественно провозгласил, — всё ради науки!
— Яблоки для науки? — Осведомился Юджин, с недоверием поглядывая на зажатый в руках подростка пакет.
— Я хочу исследовать ионы железа в яблоке роданидом калия. Хотя самый простой способ проведения качественной реакции — это воздействие щелочью. Скорее всего я прибегну именно к нему. Процежу сок, и в полученный фильтрат просто добавлю раствор. Результатом реакции является образование осадка коричневого цвета в жидкости. Ну разве не прекрасно? На что только не способна алхимия!
Рапунцель в замешательстве переглянулась с парнем, а тот, кивая, издал протяжный звук, который по-видимому должен был походить на полное понимания «А-а-а» и в котором, однако, не слышалось ничего, кроме замешательства и негодования.
— Ой, да вы же меня знаете: мне лишь бы алхимии петь дифирамбы, — рассмеялся Вэриан. — Не берите в голову. Лучше скажите, что вы тут делаете. Да и вообще, что все тут делают?
Рапунцель тут же подпрыгнула на месте от охватившего её возбуждения и затараторила звенящим от восторга голосом:
— Представляешь, к нам в Корону приехали бродячие художники, и они устроили свою собственную выставку прямо здесь! Мы как узнали, сразу же решили пойти и посмотреть.
— Ну, как мы…- Тут же вмешался Юджин, страдальчески поднимая глаза к небу, — Рапунцель захотела, а нас потащила за компанию.
— Погодите, «нас»? — Переспросил Вэриан, недоуменно изогнув бровь, но тут же замолчал, когда сзади раздался ещё один знакомый голос, заставляющий все внутри замирать и медленно судорожно сжиматься.
— Да, нас.
Сердце подскочило до самого горла и застыло, когда он повернулся и с ног до головы осмотрел подошедшую к ним девушку. Кассандра. От одного упоминания этого имени по коже сразу же начинало разливаться приятное тепло, и в груди, у сердца, что-то волнительно съеживалось. Вэриан был человеком науки; он не признавал «магии и прочих глупостей», но было на этом свете одно явление, которое не вязалось ни с каким научным объяснением — Кэсс с её притягательностью и обаянием. В ней было что-то поистине неземное, что-то, что восхищало Вэриана и заставляло его на мгновения уверовать в волшебство. Он робко улыбнулся и проговорил чуть вздрогнувшим голосом:
— Хах, привет, Кэсс.
— Я вижу, Рапунцель во всех красках описывает тебе выставку?
— Да, — воскликнула вместо него принцесса и взволнованно хлопнула в ладоши. — Я уже всё ему рассказала. Кстати, Вэриан, пойдем с нами посмотришь!
— Я-я?
Чёрт. Картины. Это, конечно, хорошо, и он бы не отказался потратить на них время, но… Он с самого утра планировал пораньше вернуться домой и наконец-то взять в руки холодные колбы, держать под локтем стопки бумаг, расчерчивать их чернилами и бесчисленными строчками. Его давно ждёт прохладная подвальная лаборатория — пыльная, сырая, с резким, въевшимся в воздух запахом химикатов, от которого чешется нос, но столь родная и любимая. С самого утра он рвался к этому.
— Ну, я… Солнце, видите ли, уже высоко в небе, а мне домой идти. Еще помочь отцу надо. И Рудигер ждёт. И пара новых изобретений. И алхимия. Вся жизнь расписана, что поделать… — Он усмехнулся и артистично передёрнул своими худыми плечами. — Так что…
— Да брось, Вэриан, составь нам компанию. — Мальчишка замер, уставившись в глаза Кассандре, и из горла его вдруг вырвался странный звук, походящий на нечто среднее между растерянным стоном и удивлённым восклицанием. Щеки запылали, внутри что-то затрепетало, будто бы силясь вырваться наружу, а затем медленно, плавно опустилось к низу живота. Он понял, что бороться бесполезно. Её имя запросто перечеркнуло все планы. Вэриан тихонько вздохнул. Влюбленность — удивительное чувство. Никакая наука не может дать ему полноценного объяснения.
— Ну, … Что ж, думаю, что могу задержаться на пару минуточек…
От разнообразия полотен на выставке разбегались глаза. Здесь были натюрморты с хаотично лежащими в корзинах фруктами и несколько цветочных композиций; летние пейзажи цепляли своей зеленью и, казалось, так и дышали свежестью, а зима на холстах слепила своими снегами. Моря, деревенские домики, портреты каких-то девушек, — Вэриан с ухмылкой отметил, что Кэсс куда более красива, нежели эти натурщицы — все картины цепляли деталями и заставляли рассматривать каждый свой мазок. Отцы этих работ были здесь же. Двое высоких мужчин, оба золотисто-рыжие, как колосья пшеницы, с острыми носами и светлыми с азартным прищуром глазами, по-видимому были братьями, и сейчас один из них, присев на брусчатке и расположив перед собой холст, ловко орудовал кистью. Вэриан подобрался поближе и стал завороженно наблюдать, как под рукой маэстро цветные линии постепенно складываются в настоящую полноценную картину.
— А этот парень знает свое дело, — многозначительно заметил подошедший Юджин, взглянув через плечо мальчишки на творящего художника. Алхимик уже открыл рот, чтобы ответить, но к ним подлетела радостная Рапунцель и, перекрывая стоящий вокруг говор, завопила:
— Это просто восхитительно! Вы только посмотрите на эти картины! Вот эта с рассветом мне нравится больше всего. Хотя нет, вот этот филин. Или тот портрет?
— Леди и джентльмены! — Принцесса замолчала, когда второй из братьев торжественно взмахнул рукой и заговорил своим хрипловатым высоким голосом. — Напоминаем вам, наша выставка спешит заинтересовать тем, что принимает ваши собственные работы. Похвастайтесь своими произведениями, несите всё — от портретов до этюдов! Давайте вместе расширять наше мероприятие!
Вэриан крякнул от неожиданности, когда Рапунцель с силой хлопнула его и стоящего рядом Юджина по плечу, чуть подпрыгнув на месте от радости:
— Вы это слышали? Юджин, я должна поучаствовать! Нельзя преминуть такой возможностью. Я…
— Эй-эй, красотка, — мужчина бережно взял её за плечи и развернул лицом к себе, — не забывай о том, что у твоего отца близится день Рождения. К такому событию будет готовиться всё королевство! Тебе будет не до картин.
— Но, Юджин, я уверена, что смогу найти время. Можно всё распланировать. Ну пожалуйста!
— По-моему, с ней бесполезно спорить, — хмыкнул Вэриан, склонив голову набок и по-дружески толкнув Юджина локтем под ребра. Однако тот в ответ на улыбку мальчика лишь тяжело вздохнул, а затем, в душе согласившись с его словами, неохотно пробормотал:
— Ла-адно, ла-адно.
Рапунцель оживленно взвизгнула и тут же бросилась на шею Юджину, который, не переставая скептично изгибать брови и сжимать губы, спросил:
— Что ты вообще собралась рисовать?
— Ну-у, — Рапунцель оторвалась от парня, на мгновение задумалась, а затем развернулась и принялась разглядывать толпу вокруг, словно бескрайнее море людей могло подкинуть ей идеи. Она чуть хмурила брови, щурила глаза, и лицо её выражало такую сосредоточенность, что Вэриан, наблюдающий за этим, невольно потешался. И вдруг, по-видимому поймав озарение, девушка просияла, а ладони её плотно сжали друг друга, извещая о неиссякаемой решимости.
— Я буду рисовать Кассандру.
Вэриан проследил за взглядом принцессы и заметил в толпе горожан фигуру Кэсс, стоящую перед одним из многочисленных полотен. Брови саркастично изогнулись, когда она, чуть повернув голову, разглядывала вихрь из цветных линий и пятен, именуемый абстрактным «Конем на летнем лугу». Конь ей там явно не виделся, и девушка, рассмотрев холст со всех ракурсов, бесцеремонно взяла его в руки и принялась поворачивать в разные стороны, со слабой надеждой пытаясь уловить суть.
— Хороший выбор, — только и смог вымолвить мальчишка, не отводя глаз от стоящей. Он ясно представил себе картину с её крепкой фигурой, гордо стоящей на возвышении, а может быть, сидящей на коне. Весь образ дышал жизнью и пылкостью, темно-зеленые глаза смотрели на зрителей самоуверенно, смело, и всё это в представлении юноши смотрелось так величественно и красиво, — а, в прочем, могло ли быть по-другому? — что он невольно разделил желание Рапунцель видеть Кассандру в качестве рисуемой.
Почувствовав на себе пристальные взгляды, Кассандра повернула в их стороны голову и, тут же положив картину на место, направилась к ним.
— Кэсс, ты ведь слышала про наши собственные работы на выставке?
— Слышала, и ты, несомненно, будешь этом участвовать, так?
— Да, и я буду рисовать тебя!
— Ч-что?! Меня? — Улыбка тут же сползла с лица девушки. Она так и замерла с открытым ртом, брови её ошарашенно взметнулись вверх. Рапунцель радостно закивала.
— Будешь позировать мне. Разве это не круто?
— Нет, Рапс, это плохая идея! Какая из меня натурщица? Не люблю я всё это, да и времени у меня в обрез. — Она выставила перед собой ладони, словно пытаясь тем самым защититься от грядущих жалобных просьб, и сделала несколько мелких шажочков назад. Вэриан тут же оказался рядом, облокотился о её плечо и с толикой иронии, по-доброму передразнивая её саму, проговорил:
— Да брось, Кэсси. Составь Рапунцель компанию.
— Кассандра, пожалуйста, — взмолилась принцесса. — Прошу тебя.
— Но почему бы тебе не нарисовать, например, Юджина?
— А эти слова имеют смысл, — Юджин, выпятив грудь распрямился во весь рост, провел рукой по волосам и напустил на себя такой «недогероический» вид, что без усмешки на него взглянуть было нельзя. — Уверена, что не хочешь нарисовать своего красавца-возлюбленного?
Кассандра окинула его язвительным взглядом и, чуть закатив глаза, заявила:
— Ладно, это плохая идея. Но, Рапунцель, ты же знаешь, какую тоску на меня нагоняют подобные вещи. Подолгу позировать в каком-нибудь праздничном наряде — это не для меня.
— Именно поэтому я не буду рисовать тебя в «каком-нибудь праздничном наряде». Ты наденешь королевские доспехи, в руке сожмешь меч, а стоять будешь во главе гвардейцев. Золото сверкает в лучах солнца, глаза горят! Я уже вижу, как люди восхищаются твоим величием. А потом мы повесим эту картину в холле нашего замка, как напоминание о том, какой храбрый и высокоуважаемый человек находится в наших рядах.
Сперва Кассандра всем видом показывала, что готова бороться до последнего за свою точку зрения — брови были сдвинуты к переносице, губы, сурово сжатые в одну тонкую линию, слегка посветлели. Но когда Рапунцель начала во всех красках говорить о восхищении и прочем, девушка не без интереса вздернула голову и явно смягчилась в лице. Глаза её азартно заблестели — всё это звучало так многообещающе и достойно, что упрямство девушки дало слабину, уступив загоревшемуся самолюбию — и на секунду на губах мелькнуло подобие улыбки.
— Думаю, можно попробовать… Только ради нашей дружбы!
Кассандра тут же напустила на себя строгий вид, но не смогла не улыбнуться, когда Рапунцель с благодарностями бросилась обнимать её. Вэриан чуть пригнул голову и, сладостно улыбнувшись, полушепотом сказал:
— Пожалуй, это будет самая красивая картина.
***
Дождь с силой барабанил по крышам домов, а резкий необузданный ветер заставлял мчащегося по улице мальчишку пригибаться, закрывать лицо руками и постоянно вздрагивать от холода. Очки, натянутые на глаза, неплохо защищали от грязи и мусора, но набирали в себе столько воды, что дороги было не разобрать. Вэриан всей душой желал поскорее очутиться дома, но при том совершенно не жалел о своем столь неудачном под конец путешествии.
Прошло уже почти два дня с момента, как Рапунцель загорелась желанием рисовать портрет для выставки, и алхимик абсолютно не знал, как у неё обстоят дела. Именно поэтому, когда он прибежал к городскому лекарю, (его отец захворал, мучаясь кашлем, и Вэриан, не дожидаясь никаких просьб, и вообще не спрашивая о необходимости, бросился в город за лекарствами) он решил попутно проведать принцессу.
На площади перед дворцом стояло несколько человек, в которых мальчишка ещё издалека распознал гвардейцев Пита и Стэна. Они о чем-то громко спорили, словно один пытался убедить другого в своей правоте криком, но, когда на горизонте показался человек, тут же замолчали, с напускной важностью изображая истинных охранников. Вэриан кивнул им, быстро пройдя мимо, и вдруг увидел знакомую фигуру, примостившуюся на верху деревянной лестницы и с видом явно скучающим натягивающую между столбами вереницу цветных флажков с символом королевства; близился день Рождения короля, и весь город по такому случаю облачался в свой праздничный наряд. Развешенные повсюду флаги, цветочные гирлянды, фонарики на столбах и деревьях — всё это невольно заражало хорошим настроением, для которого Кассандра, однако, была недоступна. Лицо безучастное, движения ленивые, но Вэриану даже в этом тоскливом виде почудилось что-то по-своему прелестное.
— Привет, Кэсси. Помощь не нужна?
Девушка резко обернулась и напряженно застыла, явно не ожидав, что кто-то застанет её в таком раздраженном скучающем виде, но, посмотрев вниз и поняв, что перед ней стоит Вэриан, она немного расслабилась.
— Уж поверь, флажки повесить я сама могу.
Алхимик подошел поближе и, облокотившись о лестницу, принялся с видом сентиментального мечтателя наблюдать за придворной дамой.
— Как продвигается рисование картины? Скоро ли мы сможем лицезреть тебя во главе гвардии?
Кассандра помедлила с ответом, путая веревки у себя под пальцами, а затем чуть закатила глаза и натянуто высоким голосом проговорила:
— Да всё, в общем-то, неплохо… — Она сделала маленькую паузу и вздохнула. — Ладно, на самом деле она даже не начинала. Сплошные приготовления к дню Рождения. Рапунцель, ты должна быть там, Рапунцель, ты должна быть тут! Но что поделать — обязанности принцессы.
Она небрежно передернула плечами, но взгляд, которым она окинула ряд треугольных флажков, был слишком уж раздраженным, а завязываемые веревки она потянула в разные стороны с такой силой, словно хотела причинить им настоящую боль. Вэриан обошел лестницу и заглянул в лицо Кассандры. Та отвела взгляд в сторону, из-под полуопущенных век разглядывая землю, но, как бы она не старалась спрятаться за маской равнодушия, мальчик не мог не заметить, что она явно опечалена.
— Ты, кажется, расстроена?
— Что? С чего бы мне расстраиваться?
— Ну не знаю, может быть, ты на самом деле хотела, чтобы твой портрет висел в холле замка. — Протянул Вэриан, с закинутой назад головой наблюдая за Кэсс. Она озадаченно смотрела на него широко распахнутыми глазами, но в следующую секунду лишь раздраженно цокнула и, мотая головой, ответила:
— Не говори глупостей. Даже если и хотела, не то, чтобы так уж сильно.
Вэриан неловко улыбнулся уголком рта, глядя на эту неумело притворяющуюся фигуру.
— Ладно, Кэсси, не расстраивайся, — начал он, но тут же запнулся, подавившись идеей, неожиданно накрывшей его с головой. Вэриан оглядел девушку с ног до головы, потом медленно повернулся, осмотрел площадь, солнце над головой, спрятанное облаками, которые постепенно сгущались, окрашиваясь в темно-свинцовый цвет — должно быть, собирался дождь. Значит, нельзя задерживаться ни на минуту, ведь теперь ему предстоит купить еще кое-что…
— Не расстраивайся, Кэсси, — повторил он уже в полный голос, а затем бросился прочь, на ходу крикнув через плечо, — мне надо бежать — неотложные дела! Увидимся потом!
И вот теперь, уже возвращаясь из города, он мчался под проливным ливнем, стремительно обрушившимся на землю. Мальчишка облегченно выдохнул, когда наконец вскочил на крыльцо родного дома и, с трудом переводя дыхание, вошел внутрь.
— Пап, пап! Я вернулся.
— Вэриан! — Голос мужчины изумленно повысился, когда он, выйдя из-за двери соседней комнаты, увидел своего промокшего до костей грязного ребёнка. — Ты где был? Посмотри на себя! Ты весь промок.
— Да всё нормально, пап, — повел плечами парнишка. Он скинул со лба мокрые когда-то пышные волосы и встряхнул руками, отчего из перчаток струями полилась вода. Под подростком уже образовалась целая лужа, и Вэриан, неуклюже потоптавшись в ней, усмехнулся, — я промок совсем немного.
Отец строго смотрел на сына, когда тот последовал из коридора в комнату, оставляя за собой мокрые следы, но даже самое суровое выражение не могло скрыть нотки опасения и беспокойства, мелькающие в его глазах. Он заботливо положил руку парню на плечо, пока тот выкладывал охапки сушеных трав.
— Я достал шалфей и немного мальвы. А еще тут цветки липы, они точно должны помочь от кашля. Ещё мёд и мать-и-мачеха…
Он принялся вытаскивать из сумки оставшиеся пучки, и вдруг, выпав вместе с травами и разразившись тихим звоном, по полу покатилась какая-то баночка.
— Что это? — Удивился Квирин, поднимая её и с интересом поднося к глазам. Вэриан издал нервный смешок и, поспешно протянув за ней руку, протараторил:
— А, это… Да так. Личные цели. Ну, алхимия, опыты, тыры-пыры. Сам понимаешь.
Отец со смехом покачал головой и без лишних вопросов протянул баночку мальчишке. Он почти никогда не вдавался в расспросы о занятиях сына; не то, чтобы ему это было не интересно, но когда юный алхимик, услышав вопрос о рацемических смесях или моносахаридах, с горячностью пускался в объяснения, а иногда и вовсе норовил показать всё наглядно, мужчина терялся и не слишком понимал, что все эти путанные объяснения значат. И сейчас, не надеясь удовлетворить свое любопытство, он молча отпустил своего сына вниз, в лабораторию, предварительно напомнив, чтобы тот был поаккуратнее.
— Не волнуйся, пап.
Вэриан помчался вниз, перепрыгивая через ступени и со сладкой негой предвкушая свою работу. Камень неприятно обжигал босые и без того замерзшие ноги, но мальчишка не обращал на это никакого внимания: в голове была одна только мысль. И вот он наконец-то оказался в родной тихой лаборатории, но к рядам стеклянных колб и пробирок, которые слабо поблескивали в полумраке своими гладкими боками, не притронулся. Наоборот, алхимик бесцеремонно отодвинул их в сторону и на их место водрузил множество жестяных баночек.
— Синяя, зеленая, пурпурная…
На стол, утробно фыркая, забрался енот и, ткнувшись носом в покупку хозяина, непонимающе уставился на неё.
— Ну, Рудигер, — Вэриан несколько раз провел рукой по пушистой спине друга, — сегодня отцу не придется волноваться, что я взорву добрую половину Короны.
Он положил перед собой лист бумаги, расправил его чуть загибающиеся края и оценивающе окинул взглядом. Енот вертелся рядом с хозяином, залезал своими крохотными лапками на лист, постоянно толкал Вэриана под руку, и мальчишка, не отрываясь от работы над бумагой, приподнял его за хвост и отсадил к краю стола.
— Прости, Рудигер, но ты мне мешаешь.
Зверек разочарованно пискнул и свернулся клубочком, не найдя ничего лучше, как наблюдать за работой хозяина. Под рукой алхимика появлялись штрихи, они пересекались друг с другом, изгибались и путались, складываясь в одну единую фигуру. Фигуру, от взгляда на которую у Вэриана теплело на душе.
Он рисовал и рисовал, поворачивая лист, пригибая голову то в одну, то в другую сторону, и каждый раз, как ему казалось, что какая-то линия легла не так, он безжалостно стирал её и переделывал заново. Он рисовал, пока голова, уже давно подпираемая рукой, не опустилась на лист. Черные волосы разбросались по светлой поверхности. Квирин заглянул в лабораторию и негромко окликнул сына, но тут же замолчал, увидев того спящим. Лицо его осветилось улыбкой, когда он оглядел подростка, уснувшего среди творческого беспорядка — хаотично раскиданных листов бумаги и поломанных перьев, нескольких мелков и каких-то цветных пятен. Мужчина с удивительной ловкостью поднял мальчика и, смахнув с его лица непослушные волосы, понёс наверх.
Лаборатория опустела. Свет с улицы, сочащийся через небольшое окошко под потолком, лился на стол и окрашивал стоящие колбы и склянки в нежно-оранжевый цвет. Колбы, на которых сейчас яркими пятнами светилась пролитая краска. Рудигер потянулся, встряхнул свою пушистую шерсть, спрыгнул вниз, и за ним следом на пол упало несколько яблок, тех самых, что Вэриан купил на рынке для долгожданных экспериментов и до сих пор оставил нетронутыми. А ведь он так рвался к опытам, заведомо рисовал их в своём воображении, чувствовал стекло под руками и слышал шипение препаратов…
Алхимия. Её он любил, как саму жизнь. Ничто не могло побороть этой тяги. Ничто, кроме одного необъяснимого понятия — влюбленности. Склянки и колбы забылись и сейчас одиноко стояли в углу. Препараты были нетронуты. А если он променял алхимию на Кассандру, уж поверьте, это значит, что он действительно любит её. Должно быть, как саму жизнь. Пятна краски на брошенных колбах — тому свидетельство.
***
Весь замок преобразился к приближающемуся празднеству и давно заразил всех его обитателей озорным, неиссякаемым позитивом. Но у Вэриана, вприпрыжку идущего по коридору, был другой повод для радости. В руке он держал небольшой сверток, не слишком умело перевязанный красной ленточкой, такой нелепой, но очень милой. Он повернул за угол и как раз столкнулся с той, кого искал — Кэсс, облаченная в свое голубое платье придворной дамы, (как же всё-таки непривычно было видеть её без сероватой рубашки до колен, ремня и перчаток) протирала расставленные вдоль стен вазы с тигровыми лилиями — любимыми цветами короля. Воздух уже насквозь пропитался их тяжелым ароматом, и у мальчишки тут же запершило в горле. Кассандра по-видимому эти цветы не особо жаловала. Она несколько раз оглушительно чихнула и принялась чесать нос, при том тихонько приговаривая:
— При всём уважении к королю, ненавижу лилии. Такие вонючие.
— Эй, Кэсси. Я как раз тебя искал.
Вэриан подошел к ней поближе, девушка вздернула голову, но вместо приветствия последовало очередное смачное «апчхи».
— Будь здорова.
— Спасибо, Вэриан, но говорю сразу: я немного занята для того, чтобы болтать с тобой.
— Поверь, это не займет много времени.
Она окинула его недоверчивым взглядом, но спорить не стала и лишь подавленно вздохнула, как бы говоря «ну хорошо, что тебе нужно?»
— У меня тут кое-что для тебя есть, — Вэриан протянул ей свиток, чувствуя, как щеки его распаляются и заливаются краской. Сердце напряженно отсчитывало удары. Брови Кассандры изогнулись.
— Что это такое?
— Ну… Мне показалось, что ты немного расстроилась, когда у Рапунцель не нашлось времени, чтобы нарисовать тебя. Нет-нет, может быть, мне только показалось, — со смешком проговорил парнишка и смущенно потер шею рукой. Он знал, что Кассандра никогда не признает правды, поэтому тут же перешел на шутливо-непринужденный тон. — Но я всё равно решил порадовать тебя. Естественно, если тебе понравится…
Кассандра развернула листок, и глаза ее изумлённо расширились, когда она уставилась на свой собственный портрет, так бережно нарисованный на этом куске бумаги. Уголки у листа немножко помялись, и это придавало работе особенную трогательность. Портрет был довольно прост: она стояла в своей повседневной одежде, опустив к земле меч, и гордо с самодовольной улыбкой смотрела вперед, но в этой простоте было что-то цепляющее.
Кассандра, видимо, не знала, что сказать, и потому молча разглядывала рисунок, позабыв о резкости и равнодушии. Лицо её посветлело, на нем не осталось и следа былой раздражённости, а широко распахнутые глаза выражали смесь изумления и растроганности, которая выплеснулась наружу в завороженной улыбке.
— Конечно, я не так хорош в рисовании, как Рапунцель, ибо в первую очередь я — алхимик. — Он улыбнулся ещё шире и пожал плечами. — Но знаешь, многим учёным положено рисовать для их же работы. Навык был, вот я и решил попробовать…
Он поднял взгляд на Кассандру, которая до сих пор рассматривала подарок, слегка поворачивая его из стороны в сторону, и ехидно усмехнулся.
— По-моему, ты всё же рада иметь свой собственный портрет.
— Вэриан, ну что ты, не стоило…
— А, делов-то. — Он махнул рукой, но через мгновенье подскочил к Кассандре и, заговорщически поднеся руку ко рту, прошептал, — На самом деле я ночами напролёт сидел над ним.
Кассандра улыбнулась, благодарно взглянув на мальчишку, и глаза ее весело блеснули.
— Что ж, я не могу не признать, что это поразительно. Спасибо.
Она положила руку Вэриану на плечо, и по спине у того побежала стайка обжигающих мурашек. Он судорожно вдохнул воздух и почувствовал, что грудь его готова разорваться от непомерного счастья. Лицо застыло в блаженной улыбке, пока он не отрываясь смотрел на Кассандру, и лишь когда она мельком кинула в его сторону вопрошающий взгляд, он встрепенулся, провел рукой по волосам и сказал:
— Думаю, что мне пора. Тем более я не в праве тебя задерживать. Нас всех ждут дела.
Он круто развернулся и, окрыленный переполняющими чувствами, с расправленными плечами зашагал прочь. Дома его ждали бесчисленные листы с черновыми рисунками, что не прошли «контроль качества», раскрошенные мелки для наброска и пятна краски повсюду. А также его ждала алхимия. Его любимое занятие было отложено на несколько дней, пока он полностью отдавался своей новой работе. Он не знал, зря это или нет, но сейчас ему было всё равно. Он просто радовался, идя обратно по красной ковровой дорожке дворца и наслаждаясь переполняющей сердце лёгкостью.
— Вэриан, — Кассандра окликнула его, когда он готов был повернуть за угол и скрыться из виду, — я слышала, ты говорил, что рисунок со мной будет самой красивой картиной. Думаю, что так и оказалось.
Он снова улыбнулся. Всё-таки, это было не зря.
