Туманные причуды мертвых улиток

Дара Льдинка потрогала ракетницу на поясе, решила отложить сигнал минут на десять и подкормила символический костерок. Сырые ветки ответили потоком белесого резко пахнущего дыма, забивая запах сырой хвои и земли. С огнем было все-таки уютнее среди чертова тумана и непривычной тишины. Да что там, с заглохшими намертво сканером и коммом она себя чувствовала здесь полуслепой. Полу-, а не целиком, за что громадное спасибо прабабушке с ее любимым бзиком первопроходчества и свободных путешествий без поддержек свыше. «Когда эта хрень закончится, — пообещала себе Дара, — я пропихну обратно «дикие походы» в полноценный тренинг Патруля. Какие засранцы их убрали? И когда? Не могу вспомнить. Полкоманды не умеет на местности без сканера ориентироваться, стыдобища… И это мне еще повезло!» Успокаивало то, что в пропавшей группе «пятнашек» точно были люди с опытом диких походов — других, собственно, в эти земли практически не заносит. …Туман накрыл восточные, безлюдные части Рудных гор три дня назад. Связь со всеми группами вольного турья на территории — закрытие сезона, охота, любование сентябрьской медной хвоей да колючками и прочая походная романтика — исчезла, как слизанная кошкой. Тех, кто шел классическими маршрутами, встречали на выходе без проблем, даже после того, как в тумане отказалась летать патрульная техника. Пару групп невезучих экскурсантов с флаеров эвакуировали в первые же сутки — повезло, что были недалеко. Одни слегка побились, когда двигатель отказал прямо на взлете. Вот только целая группа подростков на таком же флаере свинтила неделю назад вглубь региона, чтобы пройти речной маршрут, и в краевом турцентре сильно подозревали, что ничего неэлектронного у них с собой нет вовсе — ни карт, ни кроков маршрутов. Герои каяков могли просто не найти пути назад по земле, и дежурная группа номер три, прочувствовав и осознав, выдвинулась туда после короткого спора с номерами два и пять, взяв аптечки и запас сухпайков. Потому что во второй и в пятой даже старшие групп не имели опыта диких походов с ориентировкой без сканера и спутника. «А бабуля скажет — расслабились, обормоты, разленились, к хорошему привыкли… Ну да. Привыкли. Сто с лишним лет после заселения все-таки». Механические часы — причуда любителя стимпанка, одолженная одним туристом для похода в аномалию, — уверяли, что третий час дня. Унылые сумерки, созданные туманом, не позволяли ни определить время, ни понять, где именно находится солнце: подсвеченное светлое пятно на треть неба и ничего более. Притом — никаких аномальных фокусов: туман как туман. Сырой, промозглый, неподвижный. Здесь, в этой красивой котловине с зарослями медных игольников по краям, сходились сразу три маршрута через вторую гряду — и группа проверяла их все. Маршрут Джинна самый длинный, маршрут Рика и Майянки самый легкий, но извилистый, маршрут Дары самый популярный и тяжелый — отличная ковырялка по скалам среди красивых видов, теперь закрытых туманом напрочь. Следовало быть уверенной, что не упустят пятнадцатилетних приключенцев, когда те пойдут с севера по указателям. Кстати, указатели и щиты с картосхемами тоже надо подробнее делать — не просто расстояние, но и тип маршрута, и высшую точку перевалов. Дара сделала себе пометку в блокноте с кроками маршрутов. Еще раз посмотрела на часы — и выстрелила из ракетницы, сигналя ребятам. А потом все-таки принесла побольше веток и стала греть воду для кофе. Четверть часа спустя появился человек, только не с той стороны, откуда она ждала. Возникнув из молочной мути со стороны огромного купола горы Мертвая Улитка, среди беспорядочных нагромождений пятнистых гранитных глыб, к ней медленно брел какой-то бородач в защитной куртке и странной зеленой шляпе. Чуть позже Дара присмотрелась в монокуляр — нет, не показалось. За спиной бородач нес архаичного вида двустволку. Ну, прямо ожили снимки времен первых поселений. Дара постаралась вызвать в памяти карту. Ей хорошо помнилось, что поселки поклонников «естественной жизни» находились заметно западнее, и что почти все они теперь пусты. Два из них Дара еще стажером патруля инспектировала лично и участвовала в спорах о судьбе брошенных домов. Но два поселка вроде бы еще мертвыми не считались. Только жить там должно семьи по две-три в каждом, не больше. Увы, без электроники она точно вспомнить их расположения не смогла. Все-таки, уже давно работает в восточном секторе, а до того — совсем на севере, у своих, и еще юг… Нет, не вырисовывалось. Но теоретически, здоровый вооруженный человек может в теплый сезон и пешком дойти сюда из жилого сектора. Особенно если он из убежденных «естественников» и считает святым долгом автономно выживать в любых условиях. Дара сбросила со спины свою пневматику. «Естественники» бывали всякие, а иные автономные поселения на памяти Дары искали со спутников и разгоняли как секты — после жалоб сбежавших. Когда обладатель странной шляпы приблизился, она как раз высыпала кофе в кружку, и над поляной раскатилась волна вкусного запаха. Автономщик оказался немолод, с резким лицом и сединой в бороде, и шел он устало и медленно, как после долгого перехода. Для середины дня в этом была некая несообразность, да и склоны Мертвой Улитки — не самое сложное для путешественника место, просто очень большой лавовый купол… Уже подойдя к площадке с костром и взглянув на Дару в упор из-под полей шляпы, мужик вдруг застыл столбом. Огляделся, словно ища кого-то; вернулся к ней взглядом. На вытянутом лице читалась растерянность, совершенно Даре непонятная. На всякий случай покосившись на соседние тропы — никого еще не было — она для затравки дежурно спросила: — С вами все в порядке? Вы здоровы? Начавшая было исчезать с лица собеседника растерянность немедленно вернулась. — Патрульная группа пять, сектора Эф-семь, — в принципе, это было написано в нарукавном знаке Дары, но мало ли, вдруг ему плохо видно нашивку. — Помощь нужна? Наконец автономщик что-то ответил. «Вот блин…» — подумала Дара. Сходу не понять, на каком языке говорит твой собеседник… Это, товарищи, в наше время сильно. Классические испанский и китайский тоже не сработали. Автономщик, кажется, завис, как кустарный комп первопоселенцев. Перебрав в памяти знакомые языки, живые и старые, Дара переключилась на язык деда по отцовской линии. — А ю олл райт? — спросила она, надеясь, что произношение получилось сколько-то разборчивым. — Кэн ай хэлп ю? Лицо собеседника просветлело. …Акцент у обоих оказался жуткий, но понимать друг друга стало можно. Ну, как «понимать»… Словесно — в целом, да. — Я вышел из Харцбурга вчера… — говорил этот странный тип, тыкая рукой в сторону Мертвой Улитки. На северо-запад, в направлении, где были только безлюдные горы, пара геологических баз и пустоши, и никаких бургов. — Я шел и шел, только ночь не наступала. Не темнело совсем. Меня преследовали странные животные… С рогами во лбу и на шее. «Звероящеры ему странные, значит…» — Я опасался долго спать… Я рассчитывал выйти к городу Эленд. Но здесь нет ни одной дороги. — Ты нашел дорогу, — напомнила ему Дара, указывая в сторону тропы — той, с которой ожидались Майянка с напарником. — Здесь безопасно. Вот тропа на поселок Теплые Камни. Если этот тип не знает, как ночевать в соседстве со звероящерами, — он не автономщик. Спрашивается, откуда он взялся здесь, в двух днях пешего пути от ближайшей турбазы? — Дороги, — повторил тип с нажимом. — Не тропы. — Что такое Харцбург? Где это? — поинтересовалась Дара, отхлебывая кофе и начиная изучать его внимательнее. Собеседник снова завис. И опять начал метаться взглядом по котловине. Он был растерян, словно пытался найти нечто недостающее, обязанное перед ним быть — но отсутствующее. — Мой город в Харце. Где я тогда? — Здесь нет никаких городов. Здесь Восточные Рудные горы. Незаселенные, — укуси его звероящер, он, похоже, не понимает, где находится. — Почему ты здесь одна? — спросил он вдруг. — Где другие? — Какие другие? — невозмутимо переспросила Дара. Теперь этот тип прилип взглядом к ее рукам, таращась на стандартное укороченное ружье так, словно видел впервые в жизни. Между прочим, его собственная двустволка была шикарным первопроходческим антиквариатом из вороненой стали, даже с резным деревянным прикладом, насколько было видно из-за спины. А патронташ на поясе и сумка вовсе были словно из кино, причем самого старого. Хотя ухоженное, красивое личное оружие вызвало легкую зависть. — Как далеко находится поселок? — продолжал спрашивать этот тип, подходя все ближе. У него изменилась интонация, отметила Дара, слегка подбираясь. Этакие командные нотки в голосе появились непонятно с чего. — Два дня хода. — Как ты оказалась здесь одна? Ты потерялась? — чтоб ей лопнуть, он продолжал коситься по сторонам, уверенный, что кто-то здесь есть. — Это почему? — спросила Дара, приподняв брови. Тип приблизился еще на шаг. Теперь он буквально нависал над ней, как полный невежда, так, что донесся запах скверного табака. И пытался сохранять невозмутимый вид, но получалось так себе — внутри странного мужика явно бурлили противоречивые чувства. — Почему тебя оставили одну здесь? В лесу? Далеко от жилья? Здесь дикие животные. Ты в опасности. — Я? — спросила она с искренним удивлением. В голове у мужика творилось что-то сильно неладное, если он, не понимая, где находится, на ровном месте вдруг начал играть в спасателя. Спасателя патрульной, caramba! Можно подумать, он курток патруля в глаза не видел… — Мне нужно попасть в поселок. Найти людей. Ты ведь покажешь мне дорогу? — теперь он заговорил успокаивающе-покровительственным тоном, как говорят с маленькими испуганными детьми. — Все будет хорошо, поверь мне. И, наклонившись к ней, решительно протянул руку к ее ружью. Льдинка в ответ дала ему прикладом в переносицу. Прелестный довесок к работе — заблудившийся в горах вооруженный псих. Так что, пока он не очухался, патрульная перевернула странного типа и забрала его антикварную двустволку. Краем глаза она в то же время отметила движение на тропе — это вышли двое с маршрута номер два, и светловолосая Майянка махала руками, торопливо прыгая по камням в ее сторону. *** (Несколькими часами ранее) Часы упорно показывали четыре, и Рихард пожалел, что это не хронометр на полные двадцать четыре часа. Память твердила, что это должны быть четыре утра, но окружающий мир был безразличен и к часам, и к воззваниям его памяти. Серый свет, не разобрать, дневной или сумеречный, наполнял нескончаемый лес без признаков присутствия людей. Вверху пелена тумана было столь плотной, что не позволяла даже определить точное положение солнца. Внизу он сейчас несколько поредел, позволяя временами различить силуэты небольших гор слева от Рихарда, в той стороне, куда уходил бесконечный склон. Все, что у него сейчас было — подобие тропы под ногами, не разобрать, человечьей или звериной. Рихард не знал, было ли ошибкой его решение идти сквозь туман к Эленду, или следовало повернуть назад сразу. Он был уверен лишь в том, что этот лес уже не знакомый ему Харц, а нечто чужое и опасное. И он не мог понять и вспомнить, в какой момент туманных сумерек, казавшихся ему вечерними, привычные ели на камнях склона сменились этими извитыми… можжевельниками? Или кедрами? Не считая себя натуралистом, всего лишь охотником-любителем, Рихард был уверен, что более-менее помнит основных обитателей любимого леса. Тем более странно было понимать, что здесь он никого не узнает. Самым первым изменился запах. Рихард и забеспокоился именно тогда, когда почувствовал, что терпкий, влажный запах осеннего елового леса, мха, старой хвои и увядающих листьев ягодника сменился чужими запахами, пряными и маслянистыми. Да, странные можжевельники со спирально закрученными стволами и красноватым оттенком плоских игл отчетливо пахли не хвоей, а чем-то слегка пряным и коричным. Воображение рисовало смесь восточных масел и приправ, не яркую, а такую… как в старом ящике, хранящем их запах и добавляющем туда немного старой древесины. А вот незнакомых звуков не было. Их вовсе почти не было — так, иногда кто-то попискивал или тихо скрипел сверху. В остальном стояла неприятная тишина. …Запахи чуть отвлекали его от невеселых мыслей. Символическая тропа упорно вела его поперек склона огромного купола — места почти как в Харце, только валуны и каменные обломки здесь были рыжее и темнее. Судя по силуэтам слева, он потихоньку спускался. Да, он ведь повернул назад, когда понял, что вокруг чужой лес. Идти в неизвестность — несколько иное, чем просто идти в сумерках по знакомым холмам. Но оказалось поздно. Дороге на Харцбург следовало найтись давным-давно, но дорог не было и в помине. А самое неприятное — спятил компас. Когда именно, тоже неизвестно, ведь Рихард за ним не следил, полагаясь на знание местности. Потеряв прежнюю тропу и с трудом найдя хоть какую-то, Рихард брел наудачу сквозь туман и жутковатый лес, решив идти, пока не зайдет солнце. Так вот, оно не заходило, хоть убей. Часы показали девять после полудня, одиннадцать, полночь… а световое пятно в тумане, как в насмешку, становилось лишь выше и ярче. Самый сумрак пришелся на семь не то восемь часов. Тогда, осознав, что темноты не предвидится, а усталость подступает, Рихард устроился на отдых под приметным можжевельником. Ружье положил на колени. Был чертовски прав. Потому что вскоре, привлеченная тишиной, выбралась из-за камней поразительная тварюга и уверенно потопала к нему. Рихард еще подумал про ископаемых зверей… Тварюга была приземистой, с торчащими чуть в стороны лапами и длинной мордой. Из передней части челюстей торчали приметные клыки, и вверх, и вниз, да еще на шее торчал целый воротник из шипов. А тело покрывала жесткая шерсть, вперемешку с костяными пластинами. Все вместе походило на варана не то крокодила, которого второпях покрыли мехом для тепла, вырастили до размеров волка, укрепили костяной защитой и отправили охотиться в лесу вместо болот. Он даже ущипнул себя, прежде чем выстрелить. Заряд скользнул по спине тварюги: та остановилась в задумчивости на несколько мгновений, развернулась и с такой же механической уверенностью полезла обратно в кусты. От второго выстрела Рихард с трудом, но удержался, сберегая патрон. Но мысль о том, что в здешних кустах отдыхает такое, взбодрила его необычайно, и он двинулся вперед, решив идти, пока в силах. Сознавать, что он не только не в любимом Харце, но и наверняка вовсе где-то за пределами Старого Света, было мучительно. Механически шагая, он дважды ловил себя на том, что перебирает свои действия за последние дни, нечувствительно пытаясь найти некий промах или прегрешение, ответственные за его несчастье. Как назло, жизнь он вел размеренную, подобающую достойному человеку на отдыхе, состоявшую из прогулок, чтения, посещения друзей и мирных ужинов в сельской гостинице. Даже с чужими женщинами не заговаривал перед охотой, если уж совсем углубляться в суеверия. …Дорогу пересек крошечный ручей. Вода в нем показалась вполне обычной, чистой и вкусной. Чуть передохнув и наполнив флягу, Рихард взбодрился немного. А еще ему показалось, что туман слегка посветлел — хотя, возможно, просто солнце за его пеленой поднялось выше, безразличное к тому, что твердят стрелки часов. Сразу за ручьем к тропе примкнула другая, сбегавшая с купола: путь слегка расширился и повел, наконец, отчетливо вниз. Лес же становился только гуще, красноватые можжевельники поднимали выкрученные ветви все выше. И все же, когда докатился далекий хлопок, он насторожился и сумел разглядеть сквозь эти ветви зеленый сигнальный огонь, взлетевший на мгновение от подножия горы. Рихард давно так не бегал. Он несся вниз по тропе, забыв о тяжести ружья и об осторожности, ощущая, как поворачивается под ним склон, остановившись, лишь когда резко закончился лес и начался курумник — хаотично разбросанные по склону красноватые валуны, между которыми тропинка вилась пьяной змеей. И здесь стало возможно перевести дух: на границе видимости, у подножия горы, мерцал сквозь туман огонек костра. Здесь был человек, и прямо сейчас он никуда не спешил. Сразу заныли плечо и колено, напоминая Рихарду, что он уже не мальчишка, чтобы носиться с ружьем по горам. Успокоив дыхание, он начал спуск, то и дело поглядывая вперед и все отчетливее различая мужчину, сидящего над маленьким огоньком. Внизу он смог увидеть всю округлую, словно чаша, котловину и сходившиеся здесь тропы. По краям рос венцом колючий кустарник удивительно густого медного цвета. Внезапно донесся запах хорошего кофе: человек в расстегнутой ярко-синей куртке (бывают же такие насыщенные краски!) спокойно пил из блестящей кружки, сидя на камне с оружием на коленях и глядя в сторону незадачливого путника. Казалось, на чужаке специально создали яркие пятна для заметности. Еще большей странностью были волосы, пронизанные белыми прядями, как выборочной сединой. Подойдя, Рихард успел удивиться юношески-гладкому смуглому лицу незнакомца, противоречащему седине в волосах. А затем расстегнутая одежда выдала ему, что перед ним вовсе даже не юноша… не то, чтобы откровенно, но отчетливо выдала сквозь тонкую нижнюю одежду. Признаться, это было уже чересчур. Рихард считал себя просвещенным и не суеверным, но примета о том, что встретить в лесу женщину — к несчастью, пришла на ум сразу же. Он завертел головой, ища того, кто устроил этот дурацкий розыгрыш и подставил свою женщину в таком виде перед незнакомцем. Затем она что-то спросила. Нет, Рихард не слишком ожидал услышать родную речь в лесу из пряных можжевельников с сухопутными крокодилами, но и на знакомые ему языки это не походило. Он услышал сходство со славянскими наречиями, которых не знал, и развел руками. Женщина повторила вопрос на вовсе странном мяукающем языке. С теми же уверенными интонациями, удивительными едва не больше того, что случайно встреченная в лесу женщина владеет несколькими языками. Будь это хорошо обученная с детства дочь благородного семейства, казалось бы не так странно… Вопрос прозвучал в третий раз. Теперь Рихард вроде бы опознал испанский язык, но по-испански он, увы, не говорил. Женщина на этом не остановилась — само по себе интересно — и использовала четвертый язык. Слава Господу — английский, пусть и с жестким неприятным акцентом. Боже мой, подумал Рихард, она предлагает ему помощь! Может быть, он бредит? Или перед ним не женщина? Но зрелище очерченных прилегающей одеждой небольших грудей в распахнутой куртке убеждало, что все-таки женщина, пусть и чудовищно нелепая. Господи, сидеть как мужчина, раздвинув ноги в штанах, говорить первой, предлагать помощь мужчине… Рихард считал себя просвещенным и современным. Не разделял воззрений маразматиков-консерваторов, считающих женщину не более чем «первым из животных, созданных Господом для человека». Голосовал пару лет назад в своих землях за позволение женщинам получать образование на специальных курсах, помимо домашнего, и расширение списка дозволенных им ремесел. Но Господь свидетель, превращения их в мужеподобные стриженые пугала он не желал никогда. Значит, все-таки Новый Свет, думал он, пытаясь с помощью самых простых слов прояснить, откуда он и где оказался. Как известно, людей там не хватает, опасность нападения дикарей постоянна, и многие женщины вынуждены вести весьма открытую жизнь, заниматься разными неподобающими делами, а иногда, если слухи не лгут, их обучают даже обращению с оружием… Оружие. Господи, он же сперва глазам не поверил. Женщина держала на коленях оружие! Небольшое укороченное одноствольное ружье, смахивающее более на игрушку. Но она блестела металлом… Святый Боже, да ружье в этих руках будет поопаснее твари на тропе! …А женщина все-таки оказалась глуповата. Начала удивляться естественным вопросам и переспрашивать. Все-таки есть в мире вещи неизменные! И Рихард решил пока оставить расспросы о том, куда он попал. Он мужчина, и защитить одинокую женщину его долг — если, конечно, она действительно одинокая, и рядом не сидит любитель розыгрышей. Кроме того, он мог рассчитывать, что в благодарность она поможет освоиться в здешних местах. — Почему тебя оставили одну здесь? В лесу? Далеко от жилья? Здесь дикие животные. Ты в опасности, — сказал он убедительно. Возможно, женщина настолько глупа, что не понимала своего положения… — Я? — переспросила она снова, с легким удивлением на неприлично смуглом лице. В это мгновение Рихард до глубины души осознал истинность выражения «раздирали противоречивые чувства». Одно чувство кричало, что ему следует думать о своей безопасности больше, чем о нелепостях встреченной женщины. Другое подсказывало, что поведение женщины было бы вовсе не нелепым, окажись на ее месте действительно юноша, умеющий ходить по лесу — быть может, она все же не столь беспомощна? Третье твердило, что мужчине должно вести себя подобающе в любых странных обстоятельствах, а подобает достойному мужчине — защищать и опекать женщину… даже низкого происхождения. — Мне нужно попасть в поселок. Найти людей. Ты ведь покажешь мне дорогу? — Рихард окончательно решил взять нелепую ситуацию под контроль и заговорил так, как успокаивал бы соотечественницу. Женщины всегда очень чутко откликаются на интонацию. Главное теперь — разрядить опасность для них обоих. — Все будет хорошо, — с нажимом сказал он, потянувшись к опасному в этих руках предмету. — Поверь мне. Женщина сделала резкое движение — и мир взорвался у него в голове. *** — Возьми его ружье, — велела Льдинка Рику. — А ты пульс ему проверь. Придется же с собой его тащить. — Да пусть самоходом идет на базу, — хмыкнул Рикардо. — Мы не няньки, у нас свое дело. Тут один, там двадцать юных обормотов. — Самоходом без оружия? Одного сожрут, чего доброго. А ружье ему возвращать рано. — Заявишь нападение на патрульного? — спросила Майянка снизу. Дара только рукой махнула. — По-честному, нельзя. Я с ним объяснилась-то с четвертого языка, старый английский знаю на уровне «моя твоя понимай», официально на нем и не назвалась. А за попытку нападения на меня как частную рожу он уже огреб… Короче, разбираться надо, что с ним такое. Может, он сектант долбанутый, и его лечить надо. — Недееспособность в таком возрасте? Да он, скорее, руководитель секты был бы. — Май, руководитель автономной секты ходит по лесу, как по родной спальне, а этот тип не знал, кто такие звероящеры. А при этом снаряга охотника, и ружье в отличном состоянии, и патроны. Я прямо затрудняюсь предположить, откуда такой наивный свалился на нашу голову. Ощупав незадачливого психа, Майянка уложила его головой на рюкзак. Рик тем временем открыл термос, налил себе и ей терпкого, ароматного чайного взвара с пряностями. Со стороны третьей тропы показался долговязый Джинн со своим лимонным рюкзаком. Группа в сборе, и если бы не этот старый дурак, могли спокойно отдохнуть и до темноты сделать еще переход. Что же все-таки так удивило мужика при встрече, аж до неадеквата? — Джинн, ты английский, вроде, неплохо знаешь, — заметила Дара, когда последний из ее группы сбросил рюкзак возле потухшего костерка. — Вполне. Я полдетства провел у деда Вилли, он был чистый англичанин во втором здешнем поколении. А еще хранил дома кучу копий интересного видео на родном языке. — Забавно! — отозвалась Майянка. — А дома-то зачем? — Так первопоселенец в своем краю был. Один дом на километры вокруг, сеть через антенну с аэростатом, при плохой погоде часто накрывалась. Сидишь так, в стекло шторм колотится, а мы с дедом у живого огня и старое кино смотрим, и он объясняет все непонятное… Слушайте, что за старикана вы завалили, и за что так с ним? — Пришел с Улитки на сигнал и попытался отобрать у Дары ружье, прикинь. Говорит только на английском. — Джинн, возьми-ка ты этого типа на себя, — определилась Дара. — Расспроси, насколько он вообще понимает, где находится. Кто он, откуда взялся. Будет выпендриваться и откажется — намекни ему, что за нападение на патрульного может огрести. Так, расплывчато намекни, чтобы побольше страшного себе представил. — В смысле, он этого не знает, что ли? — Похоже, не знает, — сказала Дара задумчиво. — Предварительная версия? — А ты без версии с ним пообщайся. Чтобы шаблонов в голове не было. Просто расспроси, с нуля. — А в смысле планов на него? — Взять с собой, держать под присмотром. Дальше по обстоятельствам. — Я так, на крайний случай, — заметила Майяна, — у нас нет опыта конвоирования преступников по дикой местности, а тут придется его долгое время с собой таскать. — На крайний случай, ты напомнишь нам теорию, и будем получать навыки сразу на практике. Тем временем неизвестный зашевелился; Джинн присел к нему, откупоривая термос чая, и негромко заговорил. После обеда сухим пайком Дара развернула следующие распечатки карт. — Смотрите, дальше есть еще одно раздвоение тропы, вблизи Белокрылки. Мы исходим из предположения, что группа пятнашек оставит флайер и двинется назад пешком от точки высадки по тропе Крылатка, которая в этом месте подходит к берегу. Тропа поведет их частично вдоль реки, спрямит часть маршрута через перевал, затем вернется к Белокрылке. И вот здесь, — указала маркером, — у них возникает соблазн сразу свернуть, там должен стоять первый указатель на Теплые Камни. Хотя впереди есть маршрут проще и удобнее, однако без карты на руках, ориентируясь по указателям, они наверняка выберут первый же поворот. Поэтому я предлагаю ночевать на слиянии маршрутов с нашей стороны кряжа, на следующий день отправить с проверкой маршрута номер два одного человека, а остальной группе идти наиболее вероятным маршрутом один. За световой день хороший ходок пройдет до реки, к узлу троп и подготовленной стоянке, где заночует без проблем, а на следующий день соединится с группой на тропе Крылатка возле развилки маршрута один. Я так думаю, пятнашки либо высланные ими гонцы должны быть или на подходе к развилкам, или уже свернуть на одну из них. — По большому счету, можно было сегодня и не разделяться, — заметил Рик. — Нужно. Я не желаю обнаружить, что особо резвая юная личность возомнила себя скаутом из игры и в одиночку усвистала до Теплых Камней за помощью, которую давно послали. Это же пятнашки, вам что, память отказала? А тут такой случай погеройствовать. — Тогда послушаем Джинна и идем, — подытожила Майяна. Четвертый патрульный подошел к остальным, и был он озадачен. — Дело такое, люди, — сказал он задумчиво. — Если он не врет — а я полагаю, что не врет, больно уж потрясенный — то наш гость не сектант и не выживальщик. Либо он полный сумасшедший, либо он влип, как никто в жизни. Видите ли, он уверен, что находится, ну, или еще недавно находился, на Старой Земле. А тебя, дорогой командир, он пытался спасать как одинокую и несчастную женщину в бедствии. Патрульной формы он в глаза раньше не видел. Группа переглянулась. — Ну, конвоирование преступника, похоже, отменяется, — резюмировала Майяна. — А вот есть ли у нас с собой антипсихотики в аптечке, это вопрос… Антигистаминные вот точно есть. Спецом для последствий подножного питания у переселенцев. — В каком бедствии-то? — хмыкнула Льдинка. — В лесном одиночестве и несчастности. — Вооруженную женщину. Спасать. Отбирая ружье, — перечислила Дара. — Да он нас за идиотов держит. — Не думаю, сочинить можно было и поудачнее. Он там сидит в нешуточном шоке от тебя и всех вас. Спрашивал еще какую-то пургу про то, цветные мы или нет… — В каком смысле цветные? — удивился Рик. — Ежу ясно, что не черно-белые! — А хер знает. Позже выясню. Я влил в него перцовки из фляги, как противошоковое, пусть отходит. Рик хмыкнул в том смысле, что пора бы уже идти дальше. Вечереет, в тумане ящеры романтически бродят и все такое. — Давайте я останусь здесь и приведу его немного в порядок, — предложил явно обеспокоенный Джинн. — Позже догоним вас. Прямо на ночевке, если что. Опять же, я парень, мне с ним будет проще. — Годится, — решила Льдинка. — Главное, пусть не пытается и тебя спасать. Уже надев рюкзак, Майяна мечтательно сказала: — А вдруг это окажется правдой, про старую Землю? И у нас тут аномалия с прямой червоточиной на прародину? — Какая-то зверски нелепая версия прародины, — фыркнул Рик. — Я ни в одном старом фильме не встречал, чтоб женщину спасали от оружия в руках. Бред. И землянин с антикварной двустволкой… — Вдруг он реконструктор? — А главное, — сказала зло Льдинка, забрасывая на спину свою долю груза, — никакая червоточина ни на какую прародину не отменяет нашу проблему. А то и создает. Два десятка пятнадцатилетних шиложопых обормотов в четырех днях пешей ходьбы от людей, без связи, транспорта, почти без жратвы и с минимумом утепления! И пропавшие на главном маршруте, которых ищут остальные! И что еще оттуда вылезет, сколько бородатых психов с манией спасать девок от самих себя? Да чтоб ее звероящер сожрал, эту блядскую аномалию! Пошли. Джинн задержал Майяну на несколько секунд. — Не знаю, насколько романтичной тебе кажется старая Земля, — сказал он невесело, — но я тут спросил… Ты видишь, как он выглядит? — Ну, лет на семьдесят, не меньше, — прикинула девушка. — Ему сорок пять, — сообщил Джинн. *** Поначалу в голове крутилась пословица про то, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Сказать, что Рихард очнулся в шоке… да, наверное, подходит. Прежде он вовсе не знал, что такое «шок». Уж точно не подходящее состояние для добропорядочного человека. Чудовищно длинный день. Потеряться в хорошо знакомом лесу… Найти неведомые места с сухопутными крокодилами в одном переходе от любимого города… Потерять ночь неведомо где… Попытаться помочь женщине, как подобает, и получить за это удар в лицо… Кстати, этот день еще не закончился. Более всего, когда он очнулся, удивило холодное лицо той, которую хотелось назвать ведьмой. Он готов был видеть злость, опасение, испуг — но не раздражение человека, которому помешали в важных делах. Мой Бог, хорошо хоть нашелся мужчина, способный говорить с ним. Объясняться с этой женщиной после случившегося было бы поистине неприятным испытанием. Кроме того, в больной голове всплыло столько слышанных в детстве сказок о ведьмах… поистине, суеверия вредны, а глупые мужицкие сказки еще хуже суеверий. Говорить отрядили отчетливо цветного мальчика. Если пестроволосая ведьма и другой паренек казались просто смуглыми, как обожженные солнцем испанские и итальянские крестьяне, то говорящий с ним был темно-кофейным, да еще и раскосым, а посреди округлого его лица торчал индейский нос с горбинкой. Простодушного вида плотная девица, последняя из пришлецов, была того же кофейного цвета, а волосы имела противоестественно желтые. Все трое беседовали, как равные. Все выглядели зелеными юнцами, едва покинувшими школу. Вавилонское смешение рас… попытка спросить об этом натолкнулась на полное непонимание. Впрочем, англоязычный мальчик оказался вежлив и тактичен, предложил холодную примочку на ушиб, а Рихарду хотелось выговориться. Он рассказал все, и даже больше, чем собирался. Он потребовал объяснений и извинений. И свое оружие. Мальчик вежливо объяснил, что Рихард напал на офицера полиции при исполнении, и рискует получить большие проблемы. Что почтенный возраст не может его извинить в ситуации, когда речь идет о спасении двадцати человек, оказавшихся в лесу без провизии, которому он пытался помешать. Потому о возвращении оружия речи нет, а без оружия здесь ходить не следует. Да, из-за крокодилов. Которые были вовсе не крокодилы, но подробности Рихарда не волновали сейчас. Он чувствовал себя не то в бреду, не то где-нибудь на Марсе. Проклятая память вновь услужливо подсунула сказки об отрядах лесных ведьм, летавших по ночам, убивавших мужчин и воровавших девочек. В земле его детства любили рассказывать на ночь страшные сказки. Нет, долой суеверия! Один раз он проигнорировал подсказки разума — получил прикладом. Повторения не хотелось. — Так где же я нахожусь, молодой человек? Что за страна воинственных амазонок? В Новом Свете? — Вынужден вас огорчить — нет. — Антарктида? Или сразу Марс? — Рихард принужденно засмеялся. — Нет, не Марс. И я думаю, вам лучше выпить. Только один глоток, — юноша протянул ему сочно-желтую флягу. За что здесь любят такие неестественно-яркие цвета, хотелось бы знать… В мягкой тонкостенной фляге оказалось жуткое зелье, крепкая настойка трав и перца, ударившая в пустой желудок волной тепла и легкого дурмана. — То есть, вы отказываетесь мне отвечать? — Я думаю, что вам не стоит торопиться. — Да за кого вы меня держите, черт возьми? Я, возможно, ошибся, но я не преступник и не какой-то оборванец! — Я полагаю, что пожилым людям вредно волноваться, — заявил этот наглец. — Ты хоронить меня собрался? Мне сорок пять лет!.. …Нет ответа. Немного позже, когда ушли с грузом трое местных полицейских, оставив мальчишку, Рихард вновь попытался его разговорить, но паренек держался прочно. Вместо объяснений предложил Рихарду около двух часов на отдых, прежде чем они отправятся следом за всеми. Объяснения отложил до возвращения в поселок. Отличная забота о пожилом человеке. — Черт побери, — пробормотал себе под нос охотник, сметая пепел костра, чтобы подремать на теплой земле, — сколько бреда одновременно… женщины-полицейские, цветные полицейские… не удивлюсь уже, если встречу цветную женщину-офицера! — Я в прошлый раз не уточнил, — у мальчишки оказался отличный слух, проклятье! — Люди же не монохромные, что вы подразумеваете под «цветными»? — Отвечу вам, когда придем в поселок, — хмуро сказал Рихард, обретя дар речи. И провел часть отдыха, ворочаясь и раздумывая о способах завладеть ружьем наглеца. В основном для самоутешения. …Вечером он был счастлив, что отдохнул, а не отказался из гордости — было такое побуждение. Рядовой переход по туманным холмам, с умеренными подъемами и спусками, вышел странно тяжелым: Рихард то и дело останавливался перевести дух, а ягдташ, казалось, весил изрядно больше положенного. Дома он считал себя выносливым и пребывающим в хорошей форме, особенно для своего возраста. Здесь — тощему мальчишке-полицейскому с набитым рюкзаком то и дело приходилось ждать его. Всего одна бессонная ночь не должна была так измотать! В сумерках проводник зажег свет — слабый фонарик, прячущийся в ладони. Последняя часть пути превратилась для него в мельтешение световых пятен, силуэты болезненно-искривленных ветвей и темные пятна камней. С трудом он добрел до стоянки полицейской группы, мельком взглянул на диковинные купола из ткани — и сел прямо на землю, от души ненавидя в эти секунды всех и вся. Туман, завлекающий невесть куда. Уродливый можжевеловый лес с иглами цвета крови. Наглых цветных мальчишек, возомнивших себя полноправными служителями порядка. Пестроволосую ведьму, так некстати изобразившую из себя глупенькую потеряшку. Себя, не прислушавшегося к подсказкам разума и оказавшегося без оружия — в руках подозрительных сопляков. …Но пестроволосую ведьму особенно. Сидит, мерзавка, цедит свое кофе… словно не провела большую часть дня, тягая по горам рюкзак немалого веса. Вес мешка мальчишки Рихард, кстати, успел прикинуть. С таким он сам бы полный день не прошел… размер же мешков у всех примерно равный. В довершение беды в дороге начали чесаться глаза и нос. Чужой лес решил ему подарить сенную лихорадку. Он почти обрадовался мальчишке, принесшему какие-то бумаги. — Я на отдыхе записал кратко ваши слова, — сообщил тот. — Взгляните, верно ли, и поставьте подпись, пожалуйста. Подсветил своим крохой-фонарем. Мальчишка не перетрудился. На обороте фрагмента чуть помятой карты он в нескольких нумерованных тезисах изложил по-английски содержание всего сумбурного рихардова рассказа, причем ужасным почерком, наполовину печатными буквами. Подумав было, что для такого сама грамотность большое достижение, Рихард спохватился: он уже сделал один привычный вывод и поплатился за него. — У вас у всех почерк столь ужасен? — спросил он, небрежно расписываясь. — Мы мало пишем от руки, — отозвался мальчишка. — Поставьте, пожалуйста, полную дату. И поешьте, вот наша походная еда. …Забрав бумажку, парень потом долго всматривался в нее, словно банальная подпись сообщила очень неприятные известия. *** Сигнал, честно говоря, запустили просто для проверки. Они спокойно поставились до темноты прямо поперек всех троп, чтобы никто не вздумал просочиться мимо. За неимением сканера залезли на ближайшую скалу, осмотрелись, нет ли на виду звероящеров. Выгнали любопытного шилоуха прямо из тента, спугнули семейку мелких пухнастов и прыснули дезинсектом на осиное гнездо, случившееся возле стоянки. Запустили горелку и чай. По темноте Дара отстрелила зеленый сигнал, не слишком рассчитывая, что на него сегодня прибегут, и все трое спокойно расположились ужинать. Понятно, что разнообразия в меню не предусматривалось, чай да сухой рацион, да еще Рик по дороге собрал немного шишкоягод в чай и псевдогрибов из съедобных. Не самые удачные псевдики, больше трех-четырех раз подряд есть нельзя, но для разнообразия вполне сошли. И вот как раз псевдогрибы вовсю шкворчали на сковородке вместе кусочками рациона в их соке, чай и кофе пахли изо всех сил, а желудки урчали в ожидании, когда со стороны маршрута два кто-то радостно заорал на два голоса! — Прямо к жрачке, везучие, — хихикнула Майянка. Три патрульных глотки хором взвыли волшебное слово, и слово то было — жрать! …Двое пятнашек примчались карьером. Небось шмякнулись не раз от торопливости — в свет люминофоров они вбежали одинаково вымазанные пылью и со ссадинами на руках. Тощий парень в слишком легкой ветровке, по типажу классический северный испанец, даже с шикарным носом, и мощная темно-бронзовая белобрыска с Южной островной дуги, в теплой куртке. — Сильно голодные? — дав минуту на проораться и пообниматься, Дара перешла к главному. — А остальные как с едой и где? — Я-то нормально, а вот она… — Жрать хочу ужас как! — призналась девчонка, запуская даже не ложку в сковороду, а зубы в сухую плитку рациона. И продолжала прямо сквозь него: — Мы грибы немного жрем и рыбу ловим. Ну как ловим… три инструкторские удочки на двадцать рыл. Все в котел и варим. Немного, конечно. А я ем четыре ложки и все, иначе на пятой меня начинает выворачивать. Вся семья такая, блин… Да, я Анда. Бережная. — Проблемы? Травмы? Что с флайером, в нем никто не гробанулся? — Все здоровы как коровы, тащщ патрульный! — доложил мальчишка с шутливым салютом. — Флайер нас ждал на финише и не взлетел. Пилот с инструкторами полдня его ковыряли, пока не сдались. А так… ну, пара боевых фингалов от неравной битвы с порогами осталась. Вообще, стоим над рекой у развилки. Марко Мартинес к вашим услугам! — Из тех самых Мартинесов? — заинтересовался Рико. — Ты что, нос мой фамильный не признал??? — Я твою фамильную наглость признал! — …Команда ржет, полет нормальный, — решила Дара. И, конечно, юные герои рвались назад с добычей. Почти четыре дня на скудной диете из грибов и немногочисленных рыб там никого не радовали. Вдобавок, еще у пары человек была скверная переносимость подножного корма: один парень мог есть единственный вид грибов из всех, один инструктор не мог есть вообще ничего дикого, имел с собой НЗ, но оставался уже больше суток без еды. Бывают такие невезучие, у кого высокая чувствительность плюсуется к сбоям генокоррекции. Темный переход через малый кряж — штука неприятная, но не то чтобы опасная, решил патруль на экспресс-совете. Кинули фишку: идти с пятнашками выпало Майянке. Возьмут добавочные фонари, еду и теплые вещи. Все перепакуют в один рюкзак, чтобы нести по очереди. В общем, главная задача почти выполнена, осталось отвести героев каяка на базу и без спешки разбираться с аномалией. За радостными хлопотами они почти не обратили внимания, что их догнали Джинн с изрядно выдохшимся подопечным. Тот плюхнулся где-то в стороне, Дара это отметила про себя. О помощи не попросили — значит, проверять их прямо сейчас не надо. Рико без напоминания убрал с глаз двустволку. …Джинн подошел несколько минут спустя. — Я попросил нашу находку расписаться. И на всякий случай еще полную дату написать. Вот, глянь. При фонарике Дара увидела уверенную надпись, сделанную человеком, который много пишет от руки. Очень много. И проставленную дату: «1912 год от Р. Х.» — Что означает это Р.Х? — Рождество Христово, — радостно вклинился младший Мартинес. — Это так счет лет обозначали, который наша эра. — Кстати, юные историки, — спохватился Джинн. — Кто-нибудь помнит, в каких обстоятельствах людей называли «цветными» и почему? У кого школьная история в голове посвежее загружена? — Э-э… — протянула вторая юный историк, — это что-то про расизм. Был такой староземельский предрассудок, людей делили по цвету кожи. За это много сра… ругались в самом начале космической эры. Типа одни хуже и глупее, а другие лучше просто по мастям и цветам. А соцусловия, образование и возможности не роляют. — Почему? — Потому что те, кто был круче в докосмическую эру, назначили такой произвольный признак. Он у них был формально общий. А чего вы такие охреневшие? — Потому, — сказал Джинн, получив кивок от Льдинки, — что есть неприятная вероятность контакта с докосмической Землей. Небольшая, но уже не ноль. — Лучше бы он просто психом оказался, — загрустила Майянка. — А место получается? — Так Мертвая Улитка же. Он по описанию прошел хороший кусок окружной тропы по склону. С момента осознания чужого леса шел часов десять с небольшим перерывом, первый час беспорядочно блуждал. У себя шел по небольшому лесу на похожих холмах, день хода в поперечнике. А еще… Он уставал. Быстро. Один раз обронил, что сумка кажется слишком тяжелой. Медик констатировала: — Мда, если ему плюс восемь процентов тяжести, да на усталость — с непривычки будет заметно! — А девятьсот двенадцать — это докосмическая? — Самый конец докосмической. — В конце докосмической эры вроде уже не было привычки кричать «оружие не для женщин», — Дара пыталась думать в двух направлениях одновременно. — Дикий Запад уже был, опять же. Что-то здесь не стыкуется… Ладно, картина такая: Мертвую Улитку надо под наблюдение. Человеческое, по-другому не выйдет. Майянка, вы сейчас идете как запланировали, а утром быстро-быстро галопом скачете к котловине Три Тропы у подножия Улитки. Мы возвращаемся туда утром, первые. Нужны все, кто знает английский, нужны все вооруженные, и нужны самые хорошие ходоки. — Застава! — воскликнула Анда, впадая в азарт. Такое же азартное безобразие вспыхнуло на лице юного Мартинеса — эта семья много чем славилась, но шилом в заднице прежде всего. …Не можешь пресечь — возглавь. — Джинна отсылаем на базу с этим типом… — Он Рихард. — И там пусть подробно объясняет, какой у него год на дворе, да что за бардак с женщинами и оружием в его голове. А в первую очередь сделать генсканирование, пусть за него генотип поговорит о происхождении. Генотип пока врать не научился и с ума не сходит. — …И расписать до минуты его походные воспоминания! — это Рик. — Мужика, не генотипа. — Но вперед отправляем на базу двоих самых резвых, с грузом еды в карманах и личным оружием. Излагать картину, объявлять локальный код оранж, запрашивать вооруженное подкрепление. Бегом. С Джинном и Рихардом вместе отошлем самых уставших и аллергичных. Остальные встанут лагерем с нами, начнем вместе прочесывать Улитку. Очень осторожно. Берите коммы на случай, если все-таки вернется связь. — Я тоже остаюсь! — потребовала Анда. «Три дня пешего хода максимум…» — У меня разряд по стрельбе!!! — Оставайся. — Худшая версия — вооруженное вторжение, — Майянка решила перед уходом побыть штатным пессимистом. — Маловероятно, за три-четыре дня только обратят внимание на пропажу людей в лесу. Но вот позже… — Там лес маленький. — Ну, я думаю, — на лице Мартинеса-младшего читалось усиленное копание в закромах памяти, — что колесные пушки в лес они всяко за три дня не потащат еще. А ручных гранатометов в те времена еще вроде не было. — Это утешение. Только не надо уже мысленно играть в лайф-варгейм, юный идальго. В ближайшие дни мы играем только в скаутов. *** …Рихард медленно, нехотя жевал выданную еду. Усталость немного отступала, приступ бессильной злости тоже. Сейчас, вот сейчас он встанет и пересядет к огню. Вот еще через несколько секунд… Туман наверху понемногу расступался, только этого еще не замечали. Сквозь него над скалой проглянула одинокая синяя звезда. ***