assholes

      Когда Сычен застает на пороге Сюйси, всего мокрого, по телу которого стекают капли воды, в одном лишь полотенце, обмотанным вокруг талии и прикрывающим лишь его достоинство — он может наверняка сказать, что видел порно, и даже не одно, которое начиналось точно так же. Только на месте Сычена была девушка. Или на месте Сюйси. Гейское порно Сычен никогда не смотрел, но ему кажется, что скоро он вот-вот станет главным героем подобного сценария.       Самое хуевое, на чем ловит себя Сычен, что он не против такого расклада. Сычен уже давно чувствует, что он проебывается. А сейчас перед ним стоит Сюйси, весь из себя эталон мужской красоты, с подкаченными руками и рельефным торсом, со своей привычной улыбкой, которая у Сычена уже где-то под ребрами засела, и он не просто чувствует, что проебывается, а осознает это со стопроцентной вероятностью.       Сычен проебался окончательно и бесповоротно.       Он не может сейчас спокойно смотреть на Сюйси, вести себя, будто его вовсе не волнует, что он тут стоит полуголый перед ним, и пытается подумать о чем-нибудь конкретно плохом, потому как чувствует, что внизу живота начинает тянуть. Например, о том, что его скоро отчислят.       — Я вообще-то не планировал встречать тебя в таком виде, но так уж вышло, — смеется Сюйси и чуть отходит, пропуская парня в квартиру. — Чувствуй себя как дома! И, к слову, об этом. Что бы ты делал, если бы твою квартиру затопило?       Сычен старается не пялиться так открыто на почти что обнаженного Сюйси, с которого, кажется, и полотенце вот-вот упадет, и произнесенные слова заставляют чуть-чуть над ними задуматься, да поднять на друга недоуменный взгляд, с вопросом.       — К чему ты клонишь?       Сюйси жестом предлагает двинуться за ним, вглубь квартиры, что Сычен и делает, быстро скинув с себя обувь. Стоит Сычену сделать шаг с ковра, который постелен в коридоре, его носки тут же мокнут, отчего он кривится недовольно. Не то, чтобы он находит это большой проблемой, совсем нет (Сюйси куда большую проблему представляет сейчас, да и вообще), просто это немного некомфортно, отчего лицо скривилось в недовольстве как на автомате. До Сычена не сразу доходит, что его носки промокли не от того, что Сюйси наследил, который явно только вышел из ванной.       Они проходят дальше по коридору, где Сычена встречает уже лужица, которая держит путь из ванной комнаты. А когда Сюйси открывает дверь ванной комнаты, Сычену хочется сказать, что там течет уже настоящая река.       — Ты же не затопил соседей?       — Судя по тому, что они еще не пришли, нет. Либо их нет дома, — широко улыбается Сюйси, и Сычен, чувствуя, как вода проникает в носки все больше и больше, может лишь тяжело вздохнуть. — Советую тебе закатать джинсы, а лучше вовсе их снять. Тазик и тряпка там, я сейчас, труселя напялю и вернусь, — проговаривает он, направляясь в другую комнату.       — Я хоть шавуху за это получу? — в надежде кричит Сычен, стягивая с себя уже донельзя мокрые носки, которые после отбрасывает куда-то в сторону, не глядя (знает, что Сюйси такой же неряха, как и он сам, да что может себе это позволить).       — Неа, — спокойно кричит ему Сюйси, которого уже вовсе нет в поле зрения. — У меня вообще нет ничего, чтобы ее приготовить, — объясняет он.       — А хоть какая благодарность будет? — еще с большей жалобностью в голосе спрашивает Сычен, осматривая наводнение. А еще приходит к выводу, что джинсы снять однозначно придется, как минимум, вытирать все это придется на карачках, а уж очень не хочется, чтобы они промокли.       — Могу предложить себя, — смеется Сюйси, а Сычену как-то не смешно от осознания, что он совсем даже не против.       Еще не смешнее становится, когда Сюйси возвращается в одних трусах. Хоть бы футболку еще сверху накинул для приличия, бесстыдник.       Сычен пытается думать, что, вообще-то, еще несколько месяцев назад они принимали вместе ванную и ничего, у него даже близко никаких пошлых мыслей в сторону друга не было. Да что там пошлых, у него вообще никаких мыслей в сторону друга не было.       Что так сильно изменилось за эти месяцы? Когда они так сильно успели сблизиться, что Сычен теперь на Сюйси и вовсе не как на друга смотрит?       Сычен даже думать не хочет, да и что толку. Сейчас есть заботы поважнее, типа как поскорее разобраться с этим потопом в ванной комнате.

///

      Возможно, что Сюйси начал нравиться Сычену из-за своей простоты и прямолинейности. Успевает сказать прежде, чем подумать, ни разу этого не постесняется, а если что, то потом просто посмеётся. Сычену такое по нраву, Сычен хочет так же. Сычен делает так же.       — Да уж, в порнухе сюжет поприятнее будет, — вырывается у него, когда он сливает в туалет очередную порцию воды из тазика. Слава богу, что очередную и последнюю.       — Это ты к чему? — спрашивает Сюйси, вешая на батарею тряпки, а после поворачиваясь с взглядом совсем капельку удивленным.       — Когда тебя на пороге увидел, подумал, что видел порно, которое так начиналось.       Сычен не боится прямо это говорить. Чего в этом такого? Они два придурковатых друга, для которых подобное — нормально. Они не приятели, не парень и девушка, которые желают выстроить какие-то отношения, где стоит следить за языком, чтобы не сказать что лишнее или неловкое. Они друзья. Каждый со своими тараканами и каждый уже всем тараканам лапки пожмакал и дал имя, в честь того, чтобы любить и принимать друг друга такими, какие они есть. И оба прекрасно знают о том, что ни у одного, ни у второго (а особенно у Сюйси) нет никаких манер, чтобы стыдиться говорить что-то подобное.       — Но вот чтоб в порнухе действительно шли, брали в руки тряпки, ставили тазики, да начинали прибирать эту катастрофу — никогда не видел. Реальность отстой, — сухо проговаривает Сычен, вкладывая в последнюю фразу всю свою искренность.       — Все потому, — начинает Сюйси, включая кран и намыливая руки; Сычен собирается сделать тоже самое. — Что обычно в порнухе вместо тебя бы в этот момент ко мне бы пришла ругаться соседка. А кому как не ей есть дело до того, что у меня потоп? Ну и у нее, соответственно, тоже. Но потом она видит распиздатого меня и напрочь обо всем забывает, — Сюйси самодовольно ухмыляется. — И ей уже нет дела до того, что я ее затопил. А тут другая ситуация. Проблема остается и ее надо решить, потому что соседке дело наверняка будет, если я сейчас забил бы хуй, что у меня душевая кабинка протекает.       Сычен вытирает руки и хочет сказать, что ситуация стала в корне другой уже когда на пороге заявился он, парень и друг, а не соседка, и к чему ты вообще это так размусоливаешь, но его хватает лишь на краткое «логично», потому что да ну его в жопу, продолжать этот глупый разговор.       — Где мои штаны? — в мыслях проскакивает, что теперь можно бы, да нужно одеться (особенно Сюйси, который все еще в одних трусах). — Я вешал их на кабинку, — проговаривает Сычен с нотками волнения, потому что на кабинке его штанов точно нет.       — Они упали, промокли, и я кинул их в стирку, — спокойно говорит Сюйси, да направляется к выходу из ванной. — Пошли, найду тебе что-нибудь.       — Блять, — цокает Сычен, а после наигранно жалобно стонет. — Почему это происходит со мной? Почему это происходит в моей жизни? Почему?       Сюйси посмеивается, пока они доходят до комнаты, где Сычен усаживается на кровать, а Сюйси начинает шарить в шкафу, что стоит прямо напротив.       Сычен замечает, что у Сюйси одежда в шкафу выглядит даже хуже, чем у него — на полках все комком валяется. Он сидит на кровати, упираясь локтями в собственные коленки и обхватывая ладонями лицо, краем глаза наблюдает за Сюйси, да за тем, что творится у него в шкафу. Он и сам раньше так одежду складывал (если можно сказать, что складывал), а потом понял, что так проебывается очень много места и приучился делать все чуть-чуть лучше.       Хочешь — не хочешь, а взор Сычена постоянно падает на спину Сюйси. Он отводит взгляд снова на шкаф первый раз, второй, даже третий, на четвертый сдается. Наблюдать за чужим затылком не очень интересно, но все же. У Сюйси широкая спина, такие же плечи и сильно выпирающие лопатки, что Сычену невероятно нравится. Хуй его знает почему, но нравится. Когда ты привязался к человеку, тебе все в нем начинает нравится. Только Сычена это расстраивает. Не хотел он влипать в это дерьмо, ох, как не хотел.       — Бля, у меня проблема с домашней одеждой, — Сюйси все еще копается в одежде, что-то скидывая на пол. — Точнее, футболок домашних дохера, а вот шорт или что-то вроде — с ними беда, и, кажись, все в стирке.       Сычен молчит, не зная, что сказать, да продолжая наблюдать за Сюйси, который в свою очередь, несмотря на сказанное, продолжает рыться в шкафу, видно, все же, в надежде что-то найти.       — Я не хочу искать тебе одежду, — вдруг говорит Сюйси, опять противореча своим словам, потому что продолжает это делать. — Я хочу с тебя ее снять вовсе.       Сычен смотрит лениво, продолжая залипать, и так же лениво и спокойно отвечает, словно не понял вовсе, что сказал Сюйси.       — Снимай, — а может играет то, что Сычен привык, что Сюйси бросается подобными словами, да удивления как-то подобное уже не вызывает, не то, чтобы еще какую-то большую реакцию.       Сюйси кладет на место какую-то из футболок, что была в его руках, а затем поворачивается медленно, да смотрит, хитро прищуриваясь.       — Я же сниму.       — Снимай, — повторяет Сычен, даже не меняя своей позы и не убирая рук от лица, что делает его вид еще более скучающим.       Сюйси продолжает хитро улыбаться, не удосуживается даже шкаф закрыть, двигается к Сычену, который спокойно наблюдает, потому что в голове не мигает никакой светофор или что там должно мигать, когда ты в шаге от того, чего, вообще-то, жаждал. До него действительно не доходит, что Сюйси сейчас на самом деле возьмет, да разденет его. А если и разденет, то что с того?       В голове песенкой играет: «Сюйси может, Сюйси может все, что угодно». И в ванну закинуть, и вену прокусить, и молиться жареному Иисусу, и стянуть с него сейчас одну-единственную футболку и вообще, блять, все, что угодно. И что с того-то? В этом все еще ничего такого нет. Границы Сюйси охватывают очень многое и если поначалу это кажется чем-то невероятным, то потом к этому быстро привыкаешь и думаешь: «ну, ебанутый он, и что с того?». Становится даже грустненько, что перейти эти границы почти невозможно, просто потому что их даже не видно на горизонте. Все чего ждешь и не ждешь — все получишь, и смысл как-то теряется. Хочется чего-то еще более интересного. Сычену хочется.       И вот, Сюйси действительно подходит к нему, чуть наклоняется, тянет руки к краям сыченовой футболки, и Сычен даже решает ему помочь. Он поднимает руки, позволяя спокойно стянуть с себя предмет одежды, который Сюйси далее кладет на кровать (куда с большей аккуратностью, между прочим, чем каждый из них обращается со своей одеждой), и Сычен уже хочет спросить: «ну и дальше-то че?», но дальше Сюйси опускается перед ним на колени, и вот тут Сычен чувствует, что внутри начинает не просто светофор мигать, а взрываться все нахер всеми цветами радуги.       Сюйси устраивается прямо около ног Сычена, кладет свою руку на колено старшего, а ко второму приближается губами. С нежностью и трепетностью он вдруг начинает оставлять легкие поцелуи на коленке Сычена, что вводит его в полнейший ступор, в то время как внутри огни горят.       Сычен уже испытывал подобное однажды. В тот день, когда Сюйси ему вену прокусил. Тогда Сычен испытал подобное впервые, и тогда же он понял, что потихоньку влипает. Начинает проебываться, как он это сам называет.       Тогда они ложились спать, Сычен уже проваливался в сон, но его резко как рукой сняло, когда он почувствовал прикосновения к себе. Сюйси был так же нежен, как сейчас, что Сычена дико поразило. Точнее, его поразила ситуация в целом. Сюйси аккуратно придвинулся к старшему ближе, провел ладонью по его руке, что на подушку закинута была, и осторожно начал покрывать поцелуями забинтованное запястье китайца, тихо шепча извинения, в то время как у Сычена паника чуть ли не началась от сего действия. Он наблюдал за этим с широко распахнутыми глазами, не в силах что-либо сказать или сделать.       После последнего поцелуя последовало краткое «спокойной ночи», и Сюйси не улегся обратно, как того ожидал Сычен, он приблизился еще ближе, крепко старшего обняв.       — Что ты делаешь? — неуверенно спрашивает Сычен, но не отодвигается.       — Обнимаю тебя, — непривычно спокойно отвечает Сюйси. — Ты все равно сам меня потом обнимешь, так какая разница?       Разница в том, что заснуть так труднее раз в тридцать, а в голове мысли разом закрутились-завертелись, в то время как главная мысль: «какого хуя происходит?». И это Сычен не о действиях Сюйси, а о том, что он сам чувствует в этот момент.       Почему это так приятно?       Сычен не стал возражать ни на секунду, даже более, обнял Сюйси в ответ, утыкаясь тому куда-то в грудь, хотя это было не очень удобно; жарко было и дышать тяжеловато.       Сюйси не засыпал, равно как и Сычен. Тянулся к телефону далеко не один раз, что-то кому-то писал, а Сычен продолжал лежать, обнимая его и пытаясь заснуть, что выходило крайне плохо, но все же, спустя время, вышло.       Самое интересное, что Сычен тогда даже близко не думал о том, что за действиями Сюйси стоит что-то большее. Он успел прокрутить в памяти то, что было между Сюйси и Донхеком, даже его поцелуй с Ютой (который он, слава богу, не застал) и опять же, подобное у Сюйси в норме, а вот что на самом деле творится в его голове — черт знает. И иногда кажется, будто он не умеет быть серьезным, да все, что делает — бессмыслица какая-то, которую и не стоит воспринимать.       Поэтому сейчас он искренне недоумевает от происходящего, от того, что Сюйси снова целует его, и уже, кажется, куда с большими намерениями, чем в прошлый раз.       Сюйси отрывается на секунду, смотрит на Сычена снизу вверх, бросая взгляд до жути обворожительный, как кажется старшему, и начинает покрывать поцелуями вторую коленку, в то время как руки его поглаживают ноги Сычена.       И пока Сычен все еще пытается понять, что происходит, Сюйси начинает предпринимать действия все более интимного характера.       Он выстраивает дорожку поцелуев все выше и выше, позволяет себе чуть раздвинуть ноги Сычена, и когда он оставляет поцелуй на внутренней стороне сыченового бедра, старший не уверен, кто тут с ума сошел — он или все же Сюйси. Сычену даже не стыдно за нескрываемое возбуждение, потому что, очевидно, за происходящее все же должно быть более стыдно Сюйси. Хотя Сычен не уверен, что младший знает, что вообще такое стыд.       Сычен понимает (хоть что, наконец-то), что творится полный пиздец, когда Сюйси двигается дальше и примыкает губами к его уже стоящему члену через ткань трусов, оставляя и там легкий поцелуй. Целует над пахом, целует тазовые косточки, целует живот, после чего, продолжая покрывать сыченово тело поцелуями, приподнимается уже с колен, да аккуратно заваливает старшего на кровать, устраиваясь сверху. Целует грудь, целует сыченовы соски, да не только целует, но и языком проводит, целует ключицы, целует шею, целует подбородок, а потом решается поднять на Сычена взгляд и заглянуть ему в глаза. Они смотрят друг другу в глаза буквально долю секунды, а потом Сюйси примыкает своими губами к сыченовым.       Сычен думает, что он и так не дышит, куда ты, бля, мой последний кислород забираешь, но на поцелуй отвечает, конечно же, свои руки за шею младшему закинув. Они сплетают языки, Сюйси умудряется даже прикусить язык старшего, прикусывает его нижнюю пухлую губу, верхнюю, при этом, он продолжает ухмыляться в поцелуе, и все это настолько кружит голову, что когда Сюйси отстраняется от Сычена, обхватывая рукой его щеку, Сычен думает, что сейчас точно коньки отбросит.       Но не отбрасывает, потому что еще есть куда продолжать, и они продолжают. Сюйси снова начинает покрывать поцелуями Сыченово тело, только теперь начиная с плеч и двигаясь в обратном направлении.       И когда Сычен чувствует, что его лишают последнего предмета одежды, а чужая рука накрывает его член, ему кажется, что настолько плохо и хорошо одновременно ему еще никогда не было. А после, когда Сюйси ведет по члену языком, помогая себе рукой, а еще через пару мгновений начинает посасывать головку члена — вот тут Сычену уже не кажется, а он уверен.       Стоны вырываются из Сычена непроизвольно, лицо уже давно покрасневшее, да и весь он горит. У Сюйси движения ритмичные, он сосет, периодически играясь языком, да бросая томные взгляды на Сычена, от хриплых стонов которого ловит нереальный кайф.       Когда Сычен кончает, Сюйси не отстраняется, а продолжает, далее послушно проглотив все до последней капли, а после еще и подняв на Сычена довольный взгляд.       — Вроде питаешься всякой гадостью, но ты такой сладкий, — полушепотом говорит младший, облизываясь.       Сычен даже и не знает, что можно ответить на такое, да и сил говорить нет совсем. Но ему и не приходится, когда Сюйси снова приближается лицом к его лицу и вновь затягивает его в глубокий поцелуй. Он чувствует, как ему в живот упирается чужой стояк, с которым тоже надо что-то делать, и не прерывая поцелуй, закидывает одну руку на спину Сюйси, а второй тянется к чужому паху. Без какого-либо стеснения стягивает так мешающуюся ткань и начинает поглаживать член младшего.       Тот сразу реагирует слишком ярко, тяжко выдохнув в чужие губы, а дыхание стремительно учащается. Когда Сычен начинает ускорять темп, одновременно с этим поглаживая и приятно щекоча спину младшего, его снова начинает накрывать возбуждение от чужих стонов, что раздаются над его ухом, да от чужих сильных рук и пальцев, которые впиваются в его талию непозволительно сильно, но дарят сейчас лишь наслаждение тем, что дают понять, что Сюйси сейчас очень и очень хорошо.       И когда Сюйси кончает, Сычен понимает, что ему дико мало. Ему нужно еще, ему нужно больше, еще теснее и еще развратнее, потому что эти границы, которые ему все же удалось пересечь — что-то запредельно охуенное.       И он по-быстрому приходит в себя, насколько это возможно, чтобы перехватить на себя инициативу еще больше, да оказывается на Сюйси сверху, с мыслями, что он все равно уже влип, так пойдет до конца.