Назови мне свое имя

Вселенная порой бывала очень коварна. Некоторые, правда, говорили, что она очень добра, ведь каждый человек рождался со своей второй половинкой, и оставалось только найти ее. Златан считал, что Вселенная могла поцеловать его в зад. Он ненавидел тот факт, что ему приходилось следовать ее правилам. Приходилось быть каким-то ничтожным, пустым. Он ненавидел тот факт, что из-за того, что его гипотетическая родственная душа где-то шароебилась, ему приходилось подстраиваться под выдуманные обстоятельства. Из-за отсутствия родственной души Златан не мог произнести своего имени. И дело даже не в том, что оно ему очень нравилось. Златан просто не любил каких-то ограничений, его это ужасно выбешивало. К тому же в обществе часто запоминали по имени, так как в мире было еще не так много людей, которые нашли свою родственную душу. В общем, поводов для злости у Златана было вагон и маленькая тележка. Что он только не делал, чтобы обмануть Вселенную! Сначала Златан просыпался с мыслью о том, что он — полный сосуд и ему никто не нужен. Он говорил это себе как можно чаще, надеясь тем самым убедить Вселенную. — Мне вообще похуй на родственные души, — на выдохе произносил он, не открывая глаз. — Я — цельный сосуд, которому не нужен никакой другой человек. Я — … — на этом моменте он не мог произнести и звука. Вселенная все еще не считала, что ему можно было доверить собственное имя — Сука. Какая же ты сука. Через месяц Златан окончательно отчаялся и понял, что нужно было идти другим путем. Поэтому он стал встречаться с Майей, милой девушкой с красивыми коленками. Встречаться и убеждать себя, что вот она — любовь всей его жизни и что можно было прекращать этот цирк и возвращать ему его имя. Но все было тщетно, потому что Вселенная, как уже говорилось, ничего не делала просто так. Вместе с тем Златан активно играл в футбол, постепенно становясь лучшим в своем деле. И хоть он и не мог произнести своего имени, но собирался сделать все, чтобы записать его в историю. Потому что Златан был рожден для того, чтобы стать великим. Он не собирался стать «еще одним футболистом». Так что пошла Вселенная нахуй. Он и без имени справится. *** Время шло, и у Златана правда все получалось. Он смог показать и доказать всем, что для того, чтобы стать легендой, не обязательно иметь имя. Поступки говорили лучше любых действий. Но да, Златана все еще парила сложившаяся ситуация. Он стремился узнать новых людей, надеясь, что кто-то из них окажется его родственной душой. Хотя сам относился к этому скептически: ему правда было не нужно, чтобы его любили. *** Максвелл никогда не задумывался о значимости родственных душ в жизни. Во-первых, хоть большинство людей и жили без возможности произнести свое имя, многие выходили из ситуации. У Макса было много знакомых, которые вполне обходились вторыми именами. Да и он сам, если быть честным, не так уж и сильно переживал. Да, конечно, ему очень хотелось иметь свое имя, это было абсолютно нормальное желание, но с другой стороны, у него не было никакого желания связывать себя по рукам и ногам. Ведь наличие родственной души как раз-таки и подразумевало, что ты никуда теперь не денешься и будешь сидеть подле неё, думая только о том, как же тебе повезло. А Максвелл, может, не хотел этого везенья. Может быть, он хотел свободы, и даром ему собственное имя не сдалось. У Макса уже была любовь. Футбол, большего ему было не нужно. А где-то в Швеции жил Златан, отчаянно желавший иметь возможность произносить свое имя, но также считавший, что эта вся любовь ему даром не сдалась. Но не им было диктовать правила. Вселенная сама решала, как лучше, и с момента, когда Максвеллу и Златану, находящихся в десяти тысячах километров друг от друга, предложили перебраться в Амстердам, чтобы влиться в ряды «Аякса», обратный отсчет пошел. *** Амстердам можно было смело назвать городом, который очаровывал с первых минут. Стоило Златану сойти с трапа самолета, как он тут же окунулся в атмосферу другого города, другой страны. Как будто в другой мир. Все полтора часа, что он летел, Златан был на иголках, он не спал и не ел целый день, потому что, черт возьми, он так переживал, что это все сон, что его вот-вот толкнет отец и скажет, что он опаздывает на тренировку, — что невозможно было сомкнуть глаз. Он озирался по сторонам и разве что рот не открывал, пока бойкая девушка, которая встречала новичков, рассказывала о том, куда их повезут, что нужно будет делать и когда начнутся тренировки. Краем сознания Златан подумал о том, что надо было как-то пораньше начинать учить английский, потому что понимал он ее через слово. Но это было неважным. Потому что он прилетел. Он вырвался из этой дыры. О нем еще заговорят! *** В то время как Златан, находясь в радостном предвкушении от предстоящего оформления контракта и осознания, что он, наконец, всем все показал и скоро покажет еще больше, бродил по зданию аэропорта, представляя, как через пару лет в такой же ситуации за ним будет носиться толпа фанатов, Максвелл приземлился в этом же самом аэропорту, и единственная здравая мысль, сопровождающая его, была нетривиальна — ему ужасно хотелось спать. Двенадцатичасовой перелет убил в нем все позитивные мысли и радостный мандраж. Максвелл еле передвигал ноги, в пол уха слушая встретившую его девушку. Администрация «Аякса» подгадала время так, чтобы все новички прибыли примерно в один и тот же временной промежуток, чтобы их всех можно было познакомить, ну и лишний раз не мотаться по городу. Поэтому у микроавтобуса, который должен был собрать всех новоприбывших, медленно собиралась толпа. Златан оглядывал всех, чувствуя какое-то непонятное удовлетворение, он на себе ощущал, что становился частью чего-то большего. Милая девушка щебетала о том, что рада всех видеть, рада, что все они стали частью большой семьи, раздала всем сим-карты и попросила обменяться номерами друг с другом. Ребята не спеша протягивали друг другу бумажки, и в какой-то момент Максвелл поравнялся с высоченным парнем, который оглядывал собравшихся шальным взглядом. От него за метр чувствовалась невероятная эйфория, которую он распространял на всех вокруг. — Вот, — он протянул ему визитку и вдруг, совершенно не отдавая себе отчета в том, что делал, сказал. — Меня Максвелл зовут. — Златан, — ответил тот и тут же замер, осознавая. — Меня зовут Златан. Златан Ибрагимович. Зла-тан. Зла… — Так, ладно, я понял, — закивал Максвелл. Осознание того, что они только что сказали, пришло не сразу. Медленно, словно сквозь завесу, понимание окутало их своими путами и не отпускало, пока не пришла окончательно-сформировавшаяся мысль, ставшая громом среди ясного неба. — Блять, ну нет, — покачал головой Златан, смотря на Максвелла. Он ведь даже не красивый! С какого хера Вселенная решила так на нем отыграться? Это было нечестно, неправильно, ну и просто нет! Он же не гей! Златан тут же заозирался, пытаясь понять, слышал ли их кто-нибудь. Максвелл прищурил глаза, без труда читая его реакцию, и только хмыкнул, отходя назад. Он не собирался ни навязываться, ни уж тем более связывать себя узами с тем, кого он даже не знал. Теперь он мог произносить свое имя, спасибо, пошли на хуй. — Проходите в автобус, — объявила девушка, убедившись, что все обменялись номерами. — Это ничего не значит, — прошипел Златан. — Ебал я в рот такие связи, мне не нужен никакой соулмейт. — Смотри не споткнись о свои принципы, — фыркнул Максвелл, забираясь в автобус, садясь у окна. Он ужасно устал и единственное, чего ему действительно хотелось, — принять горячий душ, позвонить домой и завалиться спать часов на восемь. Откинув голову, Максвелл закрыл глаза, пообещав себе подумать обо всем позже. *** — Я — Златан, — это было первое, что произнес он, проснувшись. Златан теперь вовсю пользовался привилегией своего имени и умудрился задолбать с этим всем. Он видел, что на него не злились не только потому, что он теперь постоянно говорил о себе, но и потому, что другие такого делать не могли. Максвелл же, наоборот, воспринял возможность говорить о себе спокойно и почти не представлялся. Конечно, думал Златан, когда у тебя помимо основного имени есть еще парочка запасных, можно и забить на всякие мелочи. — Мам, привет, это Златан, — а вот он собирался пользоваться своей внезапно открывшейся привилегией долго и со вкусом. *** Звонок застал Максвелла неожиданно, он только позавтракал, и у него оставалось время, чтобы позалипать в телевизор, когда телефон, лежавший на столе, ожил. Звонил Златан, чему Макс немало удивился, ведь после их инициации как соулмейтов они больше не общались. Вели себя как взрослые люди, находящиеся в стадии отрицания. Наверное, для звонка была реальная причина, поэтому, вздохнув, Макс принял вызов. — Алло? — Это Златан, — бодро отрапортовал тот. Максвелл закатил глаза, ну конечно, Златан. — В двадцать первом веке уже появился определитель номера, ты не поверишь, — закивал он. — Так вот, можешь помочь? Мы же все-таки родственные души, все дела… Максвеллу такая постановка вопроса не то чтобы не понравилась, просто очень напрягла, и он как-то изначально перестал понимать, к чему тот клонил. — И? — У меня закончились деньги. Одолжишь? Максвелл перевел взгляд на календарь. Вообще-то, аванс им выдали позавчера, и чтобы просрать деньги так быстро, надо было иметь определенные таланты. — Не одолжу, — внезапно сказал он и, прерывая гневный поток речи, который непременно бы на него вылился, быстро добавил. — Приезжай. На том конце образовалось неловкое молчание, прервавшееся согласием. Отложив телефон, Максвелл начал осозновать, на что, собственно, он подписался. А главное — зачем. *** Златан приехал через полчаса — на красивой машине, с вещами и матрасом. Не забыв объявить, что это Златан приехал (вдруг Максвелл сразу не понял), он зашел в квартиру, тут же скинув матрас на пол. — Есть что поесть? Максвелл вскинул брови, чуть качая головой. Определенно, ему достался самый отбитый соулмейт из всех. *** Вообще, поселить у себя Златана изначально было так себе идеей. Тот оказался ужасно надоедливым, шумным, постоянно все комментирующим человеком. Максвелл уже не знал, куда от этого деться, и, к своему ужасу, через пару дней стал получать удовольствие от их препирательств, совместного времяпровождении и даже от ничего не значащих разговоров! Видимо, все эти истории о соулмейтах, которые, не зная друг друга, сближались, несмотря ни на что, — далеко не вымыслы. По крайней мере Златан уже не казался таким уж раздражающим, как это было всего неделю назад. Златан вообще к сложившемуся положению вещей относился с каким-то нездоровым энтузиазмом. Его постоянно тянуло докоснуться до Макса, поговорить с ним, вывести на эмоции. И непременно не забыть добавить, что Златан так решил. Эффект поехавшей кукушки еще никогда не был таким милым. *** Однажды ночью Златан не выдержал. Магнетизм родственных душ на самом деле был очень силен. Людей тянуло друг к другу, особенно тогда, когда они долгое время находились на одной территории, дышали одним и тем же воздухом. Сначала все шло хорошо, а потом в какой-то момент Златан обнаружил себя на кровати у Максвелла. Он лежал, прижав того к себе, уткнувшись носом в волосы. И это было так правильно и нужно, что ни один на утро не спорил и не заострял на этом внимания. *** Так они стали сближаться: постепенно, не давя, но в то же время неминуемо двигаясь в одном направлении друг к другу, и в какой-то момент это перестало казаться им таким уж странным. Как и ребятам из команды, которые уже привыкли к тому, что Златан и Максвелл всегда были вместе. *** Потом совместное сближение как-то само по себе стало набирать остроту. Оказалось, целоваться со своей родственной душой не то же самое, что целоваться с обычным человеком. Оказалось, родственная душа целует иначе. Златан задыхался, целуя Максвелла, он будто бы падал в какой-то омут и не мог выкарабкаться, просто не хотел. Его затягивало в этот водоворот, от которого не хотелось выбираться. Раз за разом, зарываясь рукой в волосы Максвелла, Златан чувствовал, как воздух вокруг них накалялся, как все искрило и сверкало. Этому не было объяснения, это просто был один из фактов. Максвеллу нравилось целоваться со Златаном по многим причинам. Во-первых, потому что во время поцелуя тот не разговаривал. Во-вторых, потому что целовать Златана — это каждый раз что-то невероятное, волнующее, то, отчего не было сил дышать, а хотелось только сильнее прижиматься, путая пальцы в жестких прядях волос. *** Оказалось, заниматься сексом со своей родственной душой не то же самое, что заниматься сексом с обычным человеком. К этому выводу они, конечно, пришли не сразу. Сначала Максвелл дико смущался, не представляя, куда себя деть, не видя во всем этом смысла. Вначале Максвелл даже испугался: не каждый день ему предлагали всякие непотребства. А потом страх прошел сам собой. Потому что Златан умел быть убедительным, потому что губы Златана творили что-то невозможное. Потому что Златан умел быть терпеливым. Он медленно растягивал Максвелла сначала одним, потом двумя пальцами, целуя его живот, прикусывая тазобедренные косточки. Златан медленно, с щемящей нежностью провел языком по члену Макса, собирая выступившие капли смазки. В действиях Златана было столько уверенности, что ему хотелось довериться. Безостановочно. Сразу же. Максвелл смотрел на него шальными глазами, постоянно кусая губы, пытаясь не забывать дышать, но Златан, чертов Златан, как будто специально находил места, от прикосновения к которым Максвелл буквально взрывался, заходясь долгим стоном. — Что же ты делаешь, — простонал он, сминая простынь в руках. — Это называется секс, — хмыкнул Златан, оставляя засос на внутренней стороне бедра, в том месте, где кожа Максвелла была достаточно чувствительной, вызывая тем самым долгий стон. — Ты иногда такой умный, — между хриплыми вздохами произнес Макс. — Златан всегда умный, — важно заметил он, наваливаясь сверху, медленно целуя подставленные губы. Даже поцелуи сейчас казались наполнены той живительной энергией, которой порой не хватало. Максвелл, обняв Златана ногами, подстраивался под одному ему понятный ритм, откинув голову, позволяя целовать свою шею. Вскоре Златан вытащил пальцы, смазывая свой член. Максвелл ожидал разного: он ожидал боли, которая, сковав тело, напрочь отбила бы все желание в дальнейшем заниматься таким сексом. Он ожидал, что будет как минимум неприятно, но… очевидно, Златан постарался, растягивая его. Единственное, что почувствовал Максвелл, — легкий дискомфорт и нежность, в миг сдавившую грудь. Наверное, это и называлось «связью». Златан, замерев на какие-то мгновения, медленно начал двигаться, целуя и кусая подставленные губы Максвелла, не закрывая глаз, не отрываясь от него ни на секунду. Это все напоминало какое-то волшебство, сказку, которая все никак не заканчивалась. Златан почти вколачивал Максвелла в матрас, крепко держа его бедра, сливаясь с ним едином ритме, толчок, еще один, и в какой-то момент, Макс сам не заметил, как взорвался, с громким стоном кончая себе на грудь. Это был самый сногсшибательный оргазм в его жизни, он лежал, распластанный по кровати, пытаясь вспомнить, как дышать. Златан повалился рядом, утыкаясь носом ему в плечо. — Ладно, — сказал он, целуя чуть солоноватую кожу. — Не такой уж ты и безнадежный. — Придурок, — фыркнул Максвелл. — Нет, я — Златан. И где-то в этот момент, Макс понял, что, во-первых, от Златана он не отделается еще очень долго (да и сам не отпустит), а во-вторых, тот будет называть себя по имени так долго, пока сам в это не поверит. Он же, черт возьми, Златан.