Просроченный кефир

      Сефирот включил миксер и грозно посмотрел на просроченную бутылку кефира, стоящую на столе. Если бы бутылка была солдатом, а тем паче новобранцем — под таким взглядом генерала она бы подпрыгнула и вытянулась в струнку, не смея даже дышать. Но бутылка ни солдатом, ни новобранцем, конечно же, не была, а потому Сефирот молча взял её в руки, отвинтил крышку и вылил содержимое в небольшую кастрюльку. Потом добавил муки и прочие нехитрые ингридиенты, принявшись готовить оладьи.       Из-за двери кухни бесшумно и осторожно выглянул отправленный на разведку Кадаж, прицельно оценивая обстановку. Короткое время назад все трое получили от генерала строгий нагоняй, видимо, в качестве воспитательной прелюдии к завтраку. К еде Сефирот предпочитал относиться до педантичности аккуратно, считая не употреблённое вовремя халатностью и бестолковым переводом продуктов, и поэтому совсем не обрадовался, обнаружив в холодильнике кефир с истёкшим сроком годности. Впрочем, надо отдать ему должное, после минутного раздумья он сразу же употребил его в дело.       — Хорош шифроваться, я всё вижу, — пробурчал он младшему, даже не поворачиваясь. — Доставайте тарелки, идите есть.       — А… — хотел было спросить Кадаж, но быстро понял, что Сефирот увидел его отражение в кофейнике. — Хорошо, сейчас. — и отправился сообщить братьям, что буря, кажется, миновала, а горизонт снова чист.       Сефирот как раз переворачивал шкворчащие оладьи, когда в прихожей пронзительной трелью откликнулись сразу три мобильника. Генерал снова нахмурился, а выражение его лица на миг стало расстроенным: ему был прекрасно знаком этот сигнал — немедленный вызов на Базу. В комнате послышалась возня, потом короткая перебранка.       — Сеф, извини… — на кухню на мгновение заглянул Лоз, бросивший на сковородку полный сожаления взгляд.       С негромким щелчком закрылась входная дверь и стало тихо.       Сефирот выложил оладьи на тарелку, сел на табуретку и вздохнул, наблюдая за причудливыми облачками пара. Чего уж тут извиняться-то — служба есть служба. Он и сам срывался подобным образом не раз и не два, так что, понимал всё прекрасно. Жаль только, что его сегодняшнее кулинарное начинание оказалось бесполезным. У СОЛДАТ экстра-класса миссии короткими обычно не бывают, особенно те, на которые срочно вызывают в воскресенье в полдевятого утра. Оладьи, тем временем, остывали. Генерал в раздумье съел несколько штук. Настроение стремительно упало в минус и продолжать готовить он не стал, ибо сам оладьи жаловал не особенно.       Интуиция Сефирота не подвела: сильверы вернулись только через четыре дня.       — И стоило ради горстки террористов тащиться в Нибельхейм, — Кадаж с ногами забрался на кухонный диван, держа обеими руками чашку с горячим чаем. — Вполне могли бы справиться и без нас.       — Руфус не хотел огласки, — мягко урезонил братишку Язу. — А кто ещё сможет это сделать также бесшумно, как ты? — расчетливо польстил он младшему, и Кадаж сразу же вернулся в благодушное расположение духа.       — Приказы не обсуждают, — заметил братьям Сефирот, впрочем, скорее для проформы. Генерал был рад тому, что его троица снова дома. Конечно же, он бы никогда не сказал этого вслух, однако, подобные вечера за чашкой чая ценил несказанно.       — Угу, — неизвестно кому поддакнул Лоз.       — Оладьев жалко, — внезапно вспомнил Кадаж. — Мог бы маску для волос из этого кефира сделать.       Сефирот хмыкнул. В переводе с кадажевого это означало: сделал бы себе приятно и на нас бы не орал. И кефир бы не пропал за зря.       — Вот где ты был раньше, Кадаж? — миролюбиво ответил на это генерал, благоразумно решив не ворошить прошлое. — И потом, одной бутылки мне всё равно бы не хватило, — внезапно задумался он о практическом применении озвученного предложения. Идея явно Сефироту понравилась.       — А на балконе ещё две есть, — сознался младший, делая ангельские глаза.       Ставший на мгновение колючим, взгляд генерала внезапно заблестел искорками смеха. Расчёт Кадажа, как всегда, оказался блестяще и бессовестно верен: в атмосфере уюта и всеобщей расслабленности у Сефирота не осталось ни строгости, ни желания делать внушения.       — Ладно уж, — благодушно промолвил он.       И улыбнулся.