Русские страсти во Франции

      День медленно превращался в вечер, начало темнеть. На улицах то тут, то там ещё лежал снег. Гоголь неторопливо шёл по улицам Парижа, всё ближе и ближе подходя к своему временно снимаемому дому. Но вот его сердце что-то всколыхнуло. Брюнет обернулся, на другом конце улицы быстро шла чья-то тень. Николай покачал головой и продолжил свой путь, и вот уже показалась знакомая крыша, как сердце снова пропустило удар. Удивлённый брюнет начал вертеть головой в разные стороны и снова увидал чью-то тень, проходящую меж домов в неизвестном ему направлении. Странное предчувствие поселилось в голове писателя. Сделав глубокий вдох, Гоголь развернулся и пошёл по направлению к тени, всё дальше и дальше уходя от своего дома. Вскоре шаг пришлось ускорить, не хотелось потерять странный объект из зоны видимости. Выходя из очередного угла, Гоголь напоролся на тупик и стал гадать, куда же делся тот человек. В тот же миг его схватили за руку, развернули лицом к себе, обхватили щёки и шею руками и впились в губы писателя страстным поцелуем. От неожиданности Гоголь даже не пытался сопротивляться этому человеку.       Через несколько минут, когда воздуха в лёгких уже категорически не хватало, мужчина, а это был именно он, отник от сладких губ писателя и заглянул тому в глаза. Гоголь ахнул, напротив него, обхватив руками его лицо и шею, стоял Пушкин. Собственной персоной!       Пушкин, о смерти которого Гоголь узнал из письма от их общего друга. Живой, настоящий, из плоти и крови Пушкин сейчас стоял перед ним, Гоголем, его, когда-то, бывшим учеником. Не сказать, что Николай был в полнейшем шоке, значило бы скромно промолчать. В серо-голубых глазах поэта бегали искорки веселья, которые он и не пытался скрыть. Более менее продышавшись, Александр снова припал к столь сладким и манящим губам брюнета, которого не видел около года. Гоголь интуитивно робко отвечал на поцелуй, всё ещё не до конца воспринимая ситуацию, как данную реальность. В его голове металась мысль, что он вконец спятил после смерти любимого учителя и всё это ему только кажется, это происходит невзаправду и может сейчас он лежит в квартире, свернувшись калачиком на постели и видит этот приятный сон.       Но реальность была такова, что великий русский поэт на самом деле и вправду был жив. Хоть немного и изменился внешне — Гоголь заметил отсутствие растительности на лице кудрявоволосого. Побрился. И видимо, совсем недавно, так как при поцелуе, при соприкосновении с кожей лица не ощущалось никакой щетины, которая успевала обычно вырасти в течении дня.       Ловкий язык с интересом заново исследовал ротовую полость мистического писателя, которую и так хорошо знал, но вдруг за год могло что-то измениться. Карие глаза Николая были закрыты от удовольствия, руками он коснулся локтей Пушкина и опустил их вниз. Александр тут же крепко-накрепко сплёл свои пальцы с пальцами возлюбленного. Ещё несколько минут они простояли в этой позе, почти не двигаясь.       — Привет, — прошептал в опухшие губы напротив Александр. У Гоголя мурашки по телу пробежались от этого низкого и немного хриповатого голоса.       — Привет, — шёпотом повторил он. Александр слегка скривил губы в улыбке и, немного спустившись, опалил горячим дыханием шею. Мурашки с новой силой забегали по бледной коже писателя. Мягкий поцелуй, а после него Пушкин прихватил губами нежную кожу, прошёлся по ней языком, всосал в себя, отпустил и снова поцеловал. — Са…ша… — с придыханием сказал Николай. Пушкин вопросительно промычал, вобрав в рот мочку уха любимого. — Саш… Я… Мне… — после каждого слова, изо рта вырывалось тяжёлое дыхание. — на…до… ид…ти…       — Куда же? — лицо Александра вновь оказалось на одном уровне с лицом брюнета. Новый поцелуй тут же пришёлся на кончик носа мистика.       — Домой, — выдохнул Николай. — иначе Данилевский Александр Семёнович будет… волноваться… — с каждым новым словом лицо поэта становилось всё мрачнее и мрачнее. — Саш? — Гоголь стушевался под прожигающим взглядом своего учителя. С пол минуты они простояли вот так, один смущён, второй сердит.       — Пошли, — Пушкин грубо схватил за руку своего бывшего ученика и потянул за собой. На начавшиеся было возмущения, он строго произнёс, — ничего, подождёт твой Данилевский.       Гоголь закрыл свой рот и молча следовал за кудрявым мужчиной. Походив по улицам, они вошли в незнакомый Гоголю дом. Закрыв дверь, Александр снял верхнюю одежду и повесил её на вешалку в прихожей, то же самое проделал и с Колей. Схватив за запястье, кудрявый брюнет сверкнул в темноте глазами и повёл бывшего ученика вверх по лестнице. Гоголь безропотно следовал за ним наверх.       Взобравшись по лестнице, Пушкин отворил одну из дверей, впустил в комнату писателя и зашёл следом, запирая за собой дверь на ключ. Дерзкая ухмылка растянулась на губах поэта, когда Гоголь, оглядываюший комнату, посмотрел в его сторону. По взгляду писателя было ясно, что он уже догадался о том, зачем его сюда привели.       — Раздевайся, — приказал твёрдым голосом Пушкин. Гоголь начал невнятно что-то лепетать, но Александр повторил снова, с рычащими нотками. — Я сказал, раздевайся.       Мистик перевёл взгляд с поэта на пол, затем обратно, но решив, что лучше на него не смотреть, чтобы ещё больше не смущаться, снова устремил свой взор на пол. Переходя от него на предметы быта, Гоголь начал снимать с себя сначала верх, потом низ, предварительно разувшись. Находясь уже полностью обнажённым, Николай неуверенно переставлял ногами по ворсу ковра, распологавшегося в середине комнаты. Рядом лежала кучка из скинутой ранее одежды. Пушкин, внимательно наблюдавший за всем процессом, откинул небрежно обувь в сторону и подошёл к обнажённому, так и манящему его телу. Положив тёплые пальцы на грудную клетку, он медленно провёл руками вниз, вызывая шумный вдох у Николая. Доведя до пупка, Пушкин прошёлся по бокам и, опустив ладони на мягкие бёдра мистика и чуть присев, резко поднял над полом бледнокожее тело. Чтобы не упасть, Гоголь тут же обнял ногами за талию, а руками за шею учителя.       — Саш, — Пушкин впился губами в губы брюнета в голодном поцелуе. Запустив пальцы в тёмные и пышные кудри, Гоголь охотно отвечал на поцелуй, склонив чуть голову на бок. Отстранившись, Александр перевёл взгляд на постель и, развернувшись, зашагал к ней с ношей на руках. — Саш, если ты думаешь, что у меня с ним что-то было, то знай, что у меня с ним ничего не было, — последние слова были сказаны уже когда Гоголя уложили на воздушное покрывало.       — Разумеется, — уверенно и чётко ответил Александр в мягкие губы напротив. — ведь ты только мой, — выделил последнее слово поэт и чмокнул любимого. — и больше ничей, — язык прошёлся по скуле, кудрявый брюнет поцелуями начал опускаться по шее вниз к соскам.       — Только твой, — прошептал Гоголь и тут же простонал от того, что поэт облизал и слегка прикусил его правый сосок.       Пушкин пошловато улыбнулся и начал вылизывать, целовать и покусывать писателя по всему телу, водя руками по бёдрам вверх и вниз. От приятных ласок Николай скулил и шумно вздыхал. Когда же из его груди вырывался стон наслаждения, то Гоголь тут же плотно накрывал губы ладонью, боясь быть услышанным возможными соседями. Поэт это заметил и скрестил руки над головой любимого, удерживая их мёртвой хваткой.       — Не надо, — бархатный шёпот на ушко заставлял краснеть и смущаться Гоголя ещё больше. — Я хочу тебя слышать. — Николай неуверенно кивнул и повернул голову набок, отчего его чёрные волосы скрыли половину лица. Но Пушкин вернул голову в исходное положение, нежно проходясь ладонью по лицу писателя и убирая волосы с карих глаз. — И видеть, — начавших затягиваться пеленой желания.       Ещё один глубокий поцелуй, после которого ниточка слюны тянулась от одного рта к другому, постепенно оседая на подбородок, шею и ключицы мистика, ибо Пушкин начал спускаться вниз. Отпустив руки писателя, Александр поглаживал Николая по бокам, целуя всё, что попадалось ему на пути к пульсирующей плоти.       Когда лицо брюнета оказалось напротив колом стоящего члена, то он легонько подул на него и неспешно вобрал в рот головку. Гоголя подкинуло, как током поражённого и он тут же кончил в рот любимому.       — Быстро ты, — Александр проглотил всю белёсую жидкость и облизнулся.       Гоголь залился краской и отвёл взгляд в сторону от нахального учительского лица. А Пушкин просто был рад тому, что мистик хранил ему верность. Даже, видимо, не дрочил, отчего и произошла столь быстрая разрядка.       Зарывшись в лобковые волосы, Александр с благоговением вдохнул любимый запах. Чмокнув в живот возлюбленного, поэт отодвинулся немного в сторону от мистика, чтобы выудить из-под подушки цветочные масла. А сделать это было не так легко, как казалось бы на первый взгляд, ведь ноги писателя после пережитого оргазма сжались на талии сероглазого брюнета ещё сильнее, чем прежде. Но Пушкин таки смог засунуть руку под подушку и достать оттуда пузырёк.       Откупорив крышку, Александр вылил часть масла себе на руку и на причиндалы мистика, вместе с анальным отверстием. Бутылочка, выполнив свою миссию, отошла с помощью руки поэта на прикроватную тумбочку, а сам поэт тем временем растирал масло по нежной белой коже своего любимого, тем самым разогревая её. Зажав и слегка покручивая меж пальцев один сосок, языком и губами Пушкин ласкал другой. Николаю некуда было деть руки, от избытка чувств. Покрывало он уже измял и растянул, теперь же его пальцы погрузились в кудри возлюбленного. Гоголь сжимал волосы, массировал пальцами кожу головы, а потом притянул Пушкина за ещё одним поцелуем. Тем временем круживший вокруг анала палец осторожно протолкнулся внутрь. Мистик немного сморщился и промычал в поцелуй, но отстраняться не стал, лишь постарался расслабиться, дабы получить максимум удовольствия от процесса проникновения в него чужеродных, а хотя и не очень, тел.       Второй палец проследовал через несколько секунд после этого. Протолкнув их как можно дальше, Александр стал разводить их в стороны, словно ножницы, стараясь ещё больше растянуть проход для себя. С третим пальцем последовало шипение, утонувшее в глубоком страстном поцелуе. На четвёртом Гоголь жалобно заскулил. Простата была уже найдена и Пушкин мастерски массировал бугорок мышц внутри желанного тела. Не выдержав переживаемого наслаждения, Николай излился во второй раз, запачкав одежду Александра. Но об этом Гоголь не жалел, он жалел лишь о том, что он уже давно голый, а возлюбленный всё ещё нет. Оттолкнувшись от кровати, Гоголь сел и стал быстро-быстро раздевать Пушкина, чуть ли не разрывая дорогую одежду на нём от нетерпения.       — Тише, тише, — усмехался поэт, глядя на то, как Коля пытается снять с него штаны, но те никак не поддавались. — Давай я сам.       Пушкин избавился от последней детали одежды, нижнего белья, одновременно сняв его со штанами и испачкав и то, и то в масле. Не дожидаясь, пока его разложат, Гоголь опрокинул бывшего учителя на кровать и уселся сверху. В данный момент он был довольно смел, не то, что в начале. Обхватив одной рукой два члена, он несколько раз провёл ей вверх-вниз, размазывая обе смазки, цветочную и выходившую из уретры, по мощному достоинству Александра, приподнялся и, направив в себя ствол, стал медленно опускаться. Из груди Пушкина вырвался глухой стон. Щелковистые стенки кишечника обхватывали его член со всех сторон, принося незабываемые приятные ощущения.       Полностью опустившись на крупный ствол, Николай дал себе небольшой перерыв, дабы привыкнуь к чувству распирающей наполненности. С минуту не двигаясь, он томно смотрел прямо в глаза, также как и его, с увеличенным зрачком, может, немного размазанные. Сплетая пальцы с любимым, Пушкин поддал бёдрами чуть вверх, вынуждая мистика начать двигаться. Николай начал неторопливо скользить по члену, поскуливая от сильных ощущений боли и наслаждения, где пока что преобладало первое.       Медленно-медленно-медленно!       Пушкин резко поменялся местами с «наездником» и стал буквально вколачивать его в мягкие простыни. Многочисленные стоны боли и одновременно наслаждения заполнили всё помещение комнаты. С каждым новым толчком Николаю всё больше хотелось расплавиться от наслаждения, ведь Пушкин, входя под особым углом, каждый раз проезжался по простате.       — Приятно? — рычал Александр на ушко возлюбленному.       — Да, — выстанывал ему в ответ Николай. — Боже, так хорошо. Прошу, не останавливайся.       Пушкин заводился ещё сильнее от мольб своего любимого Коленьки. С утробным рычанием он вколачивался до пошлых шлепков яиц о полупопия всё быстрее и быстрее. Кусал мягкие опухшие губы во время голодных поцелуев.       Когда же за окном давно была непроглядная тьма, Пушкин кончил в третий раз в толстую кишку Николая и с чавканьем вышел. Оба мужчины были вымотаны до полного изнеможения. Брюнеты залезли под тёплое одеяло и под обоюдное «я люблю тебя» уснули в объятьях друг друга.       Утром Николай Васильевич быстро очухался, резко сев на кровати и тут же упал обратно на подушку. Задница болела конкретно, а ещё из анального отверстия медленно начала вытекать сперма Александра Сергеевича Пушкина, который, к слову, ещё мирно дремал. В голове писателя словно что-то щёлкнуло.       — Твою ж мать! Александр! Выыы! Да как Вы только могли?! — Николай сердито смотрел на своего старого учителя, который сонно вскинул голову и устремил расфокусированный взгляд в сторону мистика.       — Ай-яй-яй, Коленька, какие плохие слова ты говоришь, — пробухтел хрипло Александр, переворачиваясь на другой бок.       — Пофигу! — Николай покачал головой. — Дюма! — его руки разлетелись в стороны. — Дюма, блядь! Какого хера, Александр?! А?! — мистический писатель очень тяжело и зло пыхтел, тыкая сонному брюнету в грудь указательным пальцем. Листик, нечаянно попавшися на глаза Гоголю, будто бы даже съёжился. Это после него у писателя в голове щёлкнуло.       — Спокойно, Коленька. Тише, тише, — Саша схватит своего, когда-то, ученика за руку и притянул к себе, заставляя лечь, он нежно проходился свободной рукой по чёрным волосам. — Много причин было.       — Вы! Инсценировали свою смерть! Вы были мертвы! Как я могу успокоиться? — на глазах выступили слёзы. — Я же вас так любил… Ой, то есть я вас и сейчас люблю, но я же так горевал после известия вашей смерти.       — Зато теперь ты знаешь, почему гроб был закрыт и «моего» лица никому не показывали.       — М… Да. А я уж думал, что они это сделали, дабы я проклятиями Вас не обложил, — Николай припоминал строчки из письма от их общего друга.       — Обложил. Вот прямо недавно. Буквально, только что.       — Извините, это я на чувствах.       — Прощаю, сладенький мой, — Пушкин поцеловалв лоб возлюбленного. — Но позволь спросить, — мистик вопросительно изогнул тёмную бровь. — С каких времён когда мы вдвоём ты обращаешься ко мне на «Вы» и называешь полным именем?       — Привычка, — выдохнул писатель и прижался носом к шее.       — Будем избавляться от неё? — заигрывающе спросил Александр, запустив руку под одеяло и коснувшись крайней плоти члена его милого Коленьки.       — Н…нет, — от неожиданности заикнулся Гоголь. — Саш, нет, не сейчас.       — Почему же? — Пушкин глубоко вдыхал запах гоголевских чёрных волос.       — Мне сейчас будет больно, — смущённо пролепетал Николай и зарделся.       — Оу, тогда я просто… — Александр всем телом придвинулся ещё ближе, насколько это было возможно. Николай ойкнул, почувствовал твёрдый член Пушкина, которым он тёрся об него. Поэт обхватил оба ствола и стал надрачивать, пристально смотря за эмоциями Коленьки. -…сделаю вот так… — Гоголь закатывал глаза от удовольствия, пока оба не кончили. -…и всё. Больно было?       — Нет, — прошептал брюнет и нежно поцеловал поэта.       В кровати они валялись ещё долго. Обнимаясь и неспешно водя руками по телам друг друга.       А где-то там, на другой улице, в другой квартире сидел Александр Семёнович Данилевский и писал письмо любимой девушке, совсем чуть-чуть волнуясь о своём друге и сожителе Николае Васильевиче Гоголе. Который придёт домой ближе к вечеру, скомканно объяснит откуда засосы и где он был. Который в спешке соберёт свои вещи и попрощается на неопределённый срок с другом, попросив на какое-то время отложить поездку в Рим.       Но всё это будет потом, а сейчас два влюблённых наслаждаются друг другом и встречают с улыбкой новый день.