Нетакая

      Стоило Дафне пройти сквозь мерцающую стену, которая тут же превратилась в непроходимую, как Гарри осознал, что о замке, который он давным-давно окрестил домом, он не знает толком ничего, как, впрочем, и о людях, которых давным-давно окрестил лучшими друзьями. Гарри не думал, что тот долговязый веснушчатый мальчишка, стыдливо прячущий материнские сэндвичи, окажется тем, с кем он пройдет и тролля, и василиска, и вервульфа. А та маленькая девочка с лохматыми волосами, поучающая и вредная, окажется той, что не только пройдет, но и никогда не оставит, не бросит, как бы тяжело, как бы страшно, как бы больно ни было. А еще Гарри не мог и подумать, что немного трусливый, прямолинейный и неуверенный в себе Рон завидует его славе настолько сильно, что уже второй раз обвиняет его в том, в чем он не виноват; а умная, находчивая и правильная Гермиона… Гермиона!       Гарри спохватился и тут же припустил в сторону Гриффиндорского общежития, совершенно не помня о своей хромающей ноге, перепрыгивая две ступеньки за раз, нервно тарабаня пальцами по перилам, пока лестница, будто насмехаясь, медленно ползла между пролетами, и всерьез раздумывая, долетит ли он, если попробует прыгнуть сейчас… Вина противно щерилась на него, неодобрительно цокая, и ждать было просто невыносимо под ее осуждающим взглядом. Слабый и неблагодарный…       Когда запыхавшийся Гарри влетел в гостиную, то увидел, что веселье и не собиралось покидать сводов Гриффиндорского общежития. На том же шатающемся табурете важно восседал Фред, закрыв глаза и удерживая бутылку на голове, а Джордж нашелся чуть поодаль, наставляя на Фреда «плавающей» рукой палочку. Под потолком летала парочка учеников, чей-то галстук и даже черный кот, ошалело выпучивший глаза и лапы; а под ними извивалась под музыку вопящая толпа.       Гарри целенаправленно пробирался в сторону мальчишечьих спален, зная, что если Гермиона что-то захочет сделать, к примеру, спрятаться, то она это сделает блестяще, как и все остальное. А потому ему была нужна маленькая помощь — Карта Мародеров. О том, что в мальчишечьих спальнях мог быть Рон, Гарри сейчас не думал. Хотя, что таить, обиженный на него Рон не был неизведанной территорией, а довольно знакомо огрызающейся и дующейся. Гарри влетел в комнату и тут же подпрыгнул к своему чемодану, выкидывая вещи направо и налево, пока не добрался до искомого. А еще прихватил мантию, кто его знает, когда и как им придется возвращаться. Думать о том, что она не захочет говорить или вообще видеть его, не было сил и смелости. Не осматриваясь, он так же шустро выпрыгнул из комнаты, направляясь вон из гостиной. Шум, вопли и целующиеся по углам парочки и троечки наводили на Гарри удручающее настроение. Будто было куда!       Коридор встретил его тишиной и свежестью, а Карта Мародеров — запашком наспех закинутых ношеных носков и хрустом пергамента. Рассматривая этаж за этажом, он искал такое знакомое имя и нашел. Она была на улице, вечером, одна! Вина еще сильнее впилась в него, и Гарри, накинув наспех мантию отца и засунув карту в задний карман, как и палочку, ринулся к Гермионе. Выбежав за пределы замка, он направился в сторону теплиц, у которых и нашел беглянку. Скрытый мантией, он подобрался к одиноко сидящей у кактуса девочке, которая уже не плакала, но время от времени подносила платок к носу. Гарри вновь ощутил вину, а вслед за ней и щемящую потребность успокоить, забрать красноту ее носа и припухлость глаз. Отчего-то вспомнились шутливые слова Рона о том, что он хотел бы уметь ладить с девчонками, а не драконами. Сейчас и Гарри хотел бы ладить с девчонками. Или, как волшебники из детских маггловских книжек, щелчком пальцев избавлять от плохого настроения.       — Можешь снять мантию, — тихо проговорила она, но Гарри даже не удивился тому, что она знает. Просто потому что уже устал удивляться и принял это как данность: Гермиона знает, да мало того что знает, еще и умеет.       — Привет, — только и смог придумать Гарри, снимая капюшон. Он опустился рядом с ней на грязный пол, усыпанный жухлыми листьями и землей, и замолчал. А потом, увидев, как она повела плечами, опомнился: — Ты не замерзла? Давай я отдам тебе свою мантию, — Гарри тут же стянул с себя мантию-невидимку и набросил на Гермиону. — Иногда мне кажется, что она не только помогает быть невидимым, но еще и дарит тепло.       — Может, тебе и не кажется, — сказала Гермиона в нос. — Кто знает, сколько заклинаний вплетено в нее.       — Я… — Гарри не знал, что сказать. Я тебя тоже люблю, но не так, как ты? Но ему бы самому не понравилось, если бы так сказала Дафна. Будто пожалели. — Я не знаю, что сказать, — сдался он. — Но мне не нравится, когда ты плачешь…       — Мне тоже.       «А кому бы понравилось? Небось, сам незрелую довел, что теперь двух слов вырастить не может!»       «Верно говоришь, от него несет чем-то гнилым! Даже здесь чую!»       «Сами вы гнилые, не видите, он незрелый совсем! Неразумный он просто»       «Да что ты говоришь! Одна половина незрелая совсем, а вторая — переспелая! Значит, спелый!»       — Ты это слышала? — Гарри настороженно прислушивался, осматривая теплицы и медленно, без резких движений, подбираясь к палочке.       — Что именно?       — Кто-то спорит, человека три-четыре…       — Гарри… — но он поднял руку, прося ее помолчать, и встал, начиная двигаться в сторону больших горшков в восточной части теплицы, выставив вперед палочку. Гермиона, позабыв обо всем, тут же последовала за ним. Но чем ближе Гарри подбирался к голосам, тем шире раскрывался его рот в удивлении. Из горшков, высунув корни-руки на него глазами-бусинками поглядывали мандрагоры. Листья с разноцветными цветками качались, иногда вспыхивая свечением, а полоска рта искажалась вслед за гримасами на их маленьких личиках.       «Он нас слышит! Магия первородная! Неужели эта человечина слышит нас? Давно таких не было»       «Давно нас так не обзывали! «Человеки!» Будто это мы своими двумя отростками их неспелых деточек из утробы выдираем! Еще и тыкает мне тут свои и чужие конечности!» Гарри споро убрал палочку, оставив огонек люмоса висеть над говорливыми растениями.       — Здравствуйте…       «Да полно вам!»       «Полно им должно быть, а не нам!»       «Он тут! Вниз!»       — Эй! Куда вы?! — Гарри с волнением наблюдал, как, один за одним, говоруны ныряют в лунки.       — Гарри, зачем ты пищишь?       — Я? Я с ними говорю! Это они говорили! — он обличающе ткнул один из цветков пальцем, который тут же плюнул в него пыльцой. Гарри звонко чихнул.       — Мандрагоры? — хмыкнула неверяще Гермиона, не сумев сдержать снисходительную улыбку, — и что они, позволь полюбопытствовать, говорили?       — Что я, дурной, обидел деточку. И что мы деточек их из утробы вырываем… А потом переругивались.       — Знаешь, я бы хотела тебе поверить, но это даже более невероятно, чем твое умение говорить со змеями и драконами. Они же магические животные все же, да и родственные виды. А растения… — но не успела Гермиона договорить, как из горшка выпрыгнула мандрагора с красным цветком и что-то зло запищала, тыкая в нее отростком.       «А я тебя еще защищала! Да ты еще более неразумная человечина, чем этот! Магические животные могут, значит, говорить, а мы чем хуже? Что укусить тебя не можем?! Да я тебя сейчас…»       — Она не со зла! — Гарри тут же встал между воинственно настроенным корнем и Гермионой, которая пытливо выглядывала из-за его плеча. — Она просто удивлена. Вы же обычно молчите…       «Мы так молчим, что вы глохните!» — это заговорила мандрагора с синим цветком.       — Простите нас, пожалуйста.       — Они говорят… — выдохнула Гермиона за его плечом и вцепилась в его руку, навалившись сзади и пытаясь рассмотреть растение из-за плеча Гарри. — Они понимают тебя!       — Вы понимаете ее?       «Все магические создания понимают друг друга!»       — Но понимаю вас только я.       «Значит иссох ваш вид как магические создания. А вот эта неразумная человечина просто напрочь глухая!»       — Как это понять?       «Как понимается»       — Что он или она говорит?       — Что все магические создания понимают друг друга. А ты глухая, — немного подавленно ответил Гарри.       — Ох, — Гермиона так же подавленно выдохнула. — Но как они позволяют себя собирать и использовать в ингредиенты, если они все понимают?!       «У каждого есть свое предназначение! — отвечая на вопрос Гермионы, мандрагора обратилась к Гарри. — У тебя оно есть, у нее оно есть, у тебя больше, чем у нее, но оно есть. Наше предназначение спасать, и оно смысл нашего существования!»       «Да-да, красиво цвети дальше! Слушай сюда, зеленый, как только мы зрелыми становимся, то сразу черствеем и отдаем себя на милость первородной магии, да и в этих человечьих грядках жить хорошо до зрелости — тепло, светло и сыто»       — Один говорит, что у каждого есть предназначение и у них спасать, а второй — что после зрелости они умирают и в теплицах им лучше.       — Мерлиновы кальсоны! — выдохнула Гермиона, блестящими от жалости глазами смотря на растения, как и на домовиков. Гарри почувствовал неладное и поспешил покинуть теплицы, пока Гермиона не вздумала их отпустить на волю.       — Доброй ночи!       «И тебе не гнить»       И Гарри с Гермионой, плечом к плечу, под одной мантией-невидимкой, крались обратно в замок, тихо переговариваясь. Гарри малодушно радовался, что все как раньше, а Гермиона, ошарашенная мандрагорами, не могла думать ни о чем другом.       — …А сколько еще магических созданий хотят быть услышанными, но не могут, потому что мы утратили эту способность? Это же сколько знаний сокрыто! Как думаешь, а Дамблдор знает об этом? Наверное, он даже умеет. Он же величайший волшебник!       — Но я ведь раньше их не слышал, тебе это не кажется странным? Сначала дракон, а теперь это… С кем я дальше буду говорить? С соплохвостом?       — Но ведь ты всегда ладил с животными, даже с соплохвостами, может, просто эта способность начала проявляться только сейчас? Ведь раньше в четырнадцать лет маги могли становиться подмастерьями, это ведь неспроста. Но я еще поищу в библиотеке…       — А тогда почему я не слышу твоего кота? Он же полукниззл, тоже магическое создание.       — Может, мандрагора именно это и имела ввиду… Он же полу-, а не книззл. Может, потому ты его и не слышишь, а я мандрагор. Может, поэтому чистокровные так берегут свою кровь…       — А я чистокровный, получается?       — Ну логически да, у тебя ведь оба родителя маги.       — Тогда понимаю, чем им не угодили магглы, но не магглорожденные. Даже если ты глуха к магическим созданиям, а я вообще сомневаюсь, что среди чистокровных или еще каких «–кровных» понимающих драконов или мандрагор пруд пруди, ты все равно обладаешь магией.       — Но мандрагора…       — Всего лишь растение, хоть и говорящее.       — Спасибо, Гарри, — она улыбнулась, и Гарри не смог не улыбнуться в ответ. — Ты самый лучший… друг.       — Но ты все равно лучше! — улыбнулся он, хотя и вышло как-то неловко. Она, погрустнев и опустив глаза в пол, тут же выскользнула из-под мантии и скрылась за портретом, в то время как Гарри с какой-то не свойственной его возрасту тоской провожал ее взглядом, надеясь, что они смогут преодолеть и это, как и раньше. Нужно лишь постараться. Жаль только, что в этот раз головоломка возникла не перед ними, а между ними…

***

      На следующее утро Гарри быстро, едва открыв глаза, соскочил с кровати, умылся, оделся и спустился в гостиную поджидать Гермиону. Она всегда просыпалась рано, в отличие от своих собратьев и сестер с факультета, и одна из первых спускалась в Большой зал, чтобы намазать тост клубничным джемом, который она очень любила, но который очень быстро заканчивался на гриффиндорском столе, и узнать свежие новости из хрустящего «Пророка». А Гарри, обычно громко протестуя против раннего пробуждения, в это утро решительно отогнал сонливость, чтобы свершить два поистине зрелых поступка.       — Доброе утро! — Гермиона удивленно на него посмотрела, потом кинула взгляд на часы над камином, которые показали девять утра, и начала спускаться по лестнице, странно посматривая на друга.       — Доброе, Гарри. Ты сегодня рано, — он только улыбнулся и встал, чтобы вместе с ней отправиться на завтрак.       — Я хотел поговорить.       — Конечно! — Гермиона привычно согласилась, однако остановилась так резко, что Гарри пришлось возвращаться к ней.       — Я всегда знал, что я неправильный человек, потом что я неправильный маг, это было неприятно, но со всем можно свыкнуться. Только вот оказаться неправильным другом неприятно втройне, и кажется, что с этим свыкнуться нельзя, но что важнее — я не хочу с этим свыкаться. Ты стала моей семьей, Гермиона. И я тебе доверяю больше, чем сам себе, да и люблю я тебе больше, чем себя или кого бы то ни было. Я никогда не хотел бы терять тебя, но если для тебя так будет легче, — он осекся, пытаясь совладать с голосом, — я приму твой выбор. — Он вновь замолчал, смотря куда-то на подол ее мантии, из-под которой выглядывали два маленьких аккуратных ботиночка, и боялся поднять глаза. Он долго думал над тем, что ей сказать и как ей сказать, решался едва ли не всю ночь, постоянно переворачиваясь от «да» к «нет», сминая одеяло в сомнениях и закручиваясь в простынь размышлений. Но страх потерять Гермиону оказался не так силен, как страх изо дня в день причинять ей боль.       И вот сейчас, уткнувшись взглядом в ее мантию, он не сразу осознал, что она кинулась его обнимать, вновь шмыгая носом и шепча «глупый Гарри Поттер». Облегчение расцвело на его лице улыбкой, и он стиснул Гермиону в ответных объятиях. Жаль, что он пока не понимал, что облегчил этим только свое бремя, но не Гермионино.       — Спасибо, — прошептал он ей в лохматые волосы. Она смущенно улыбнулась, а после отстранилась и начала как обычно щебетать о том, что уже имеет представление, в каких разделах нужно искать информацию о способностях Гарри, а еще она не преминула напомнить ему о золотом яйце-подсказке, которое все еще ждало их внимания, а также о том, что чем раньше они разгадают его и начнут готовиться, тем лучше. То есть чем раньше они попадут в библиотеку, тем лучше. Но сейчас Гарри был рад отправиться с Гермионой даже в библиотеку, потому с готовностью кивал на каждое ее предложение.       В Большом зале был немноголюдно, за столами сидели только ранние пташки — по два-три ученика то тут, то там, и весь преподавательский состав, чьи лица, как одно, были закрыты длинной полосой газет, изредка встряхиваемых. Гермиона тут же нахмурилась и ускорила шаг, подлетая к ближайшей газете. Она взглянула на передовицу и углубилась в чтение, не глядя сунув птице монетку, за что сова ее тут же клюнула и ухнула.       — Ай! Глупая птица!       «Еще бы письмо под крыло засунула! Глупая землетопка!»       — Она назвала тебя «землетопкой», — Гарри потянулся к бекону, наколов на вилку добрых три ломтика. После вчерашней «сладкой вечеринки» желудок требовал нормальной пищи.       — А Скитер назвала тебя «пробужденным гласом магии», — Гарри в ответ только весело похрустел беконом, беспечно махнув рукой, на что Гермиона улыбнулась и отложила газету в сторону, начав намазывать джем на тост, но глазком поглядывая на улыбающегося с передовицы Гарри. — А как ты с Роном? Опять дуетесь?       — Это он дуется, — пожал плечами Гарри. — Я устал объясняться с теми, кто меня не хочет и не будет слушать.       — Мы столько вместе прошли…       — Я знаю, — Гарри вздохнул. — Но давай поговорим об этом позже? Я такой сонный, что не могу думать о нем, кроме как о спящем сейчас в башне. И от того только больше хочу спать! — Гермиона вновь улыбнулась и принялась за кашу.       Гарри сидел лицом к слизеринскому столу и время от времени бросал мимолетные взгляды на то место, где обычно сидела Дафна. В отличие от гриффиндорцев, у слизеринцев был свой порядок за столом, иерархичный, как называла его Гермиона, который нарушался редко, только по особым случаям — по приезду дурмстранговцев, к примеру. Но, даже несмотря на их приезд, который все же разбавил засилье зеленого красными кляксами, Дафна так и осталась сидеть на своем месте, не в самой середине, но ближе к началу стола, между Паркинсон и Забини.       Отвлекшись на румяный пончик, Гарри откусил большой пушистый кусок и привычно бросил взгляд на место Дафны, только в этот раз встретился с самой Дафной, а не ее пустующим местом, и от неожиданности поперхнулся. Гермиона тут же заботливо похлопала его по спине, а потом, кинув взгляд на Гринграсс, сжала губы в полоску и уткнулась в чтение газеты. Дафна сочувственно улыбнулась Гарри, который был весь красный не только от нехватки воздуха, но и стыда.       — Не торопись, никуда она от тебя не убежит, — пробурчала Гермиона из-за газеты.       — Что? — непонятливо переспросил Гарри, хотя тут же пожалел об этом. Не нужно было сыпать соль на рану.       — А то, что тебя даже Лаванда с Парвати сбросили со счетов.       — То есть?       — Ой, Гарри-Гарри, — Гермиона покачала головой. — Ну бал же! Только не затягивай с приглашением. — Она глянула на него в ее излюбленной поучительной манере, а потом, нерешительно и даже как-то нехотя, призналась: — Меня вот уже пригласили.       — Здорово, — ответил Гарри, натянуто улыбаясь ей. Однако чувствовал он от ее признания не особо здорово. А еще не мог понять, для чего она ему это сказала: чтобы подтолкнуть его к действиям? — А не скажешь кто?       — Конечно нет! — она хитро улыбнулась, вздернув носик вверх.       — Хорошо, — сдался Гарри, а потом вновь посмотрел на Дафну, которая уже сидела рядом с Панси и сонно зевающим Блейзом. Раз Гермиона говорит «не затягивать», что в ее понимании означает «немедленно приступить», то Гарри лучше послушается. — Я пойду приглашу ее тогда.       — Хорошо. Удачи, - сухо отозвалась Гермиона.       Но Гарри уже шел к слизеринскому столу, теряя решительность с каждым шагом. Панси, заметив его приближение, тут же сощурилась.       — Дафна… — начал Гарри, пытаясь звучать уверенно, но его тут же перебила Панси.       — Если не обращать внимания, может, оно уйдет само? — спросила она вслух, и Дафна, толкнув ее локтем, улыбнулась Гарри. И не будь он с Панси в разногласии, он бы поблагодарил ее. Именно ее нахальное поведение дало ему смелости.       — Я уже пробовал с тобой, Паркинсон, не вышло, — едко ответил Гарри, а потом, глубоко вздохнув, сказал: — Дафна, ты не хочешь пойти со мной на бал? — Блейз протянул Панси руку и она, вытащив из кармана галеон, вложила монетку ему в ладонь.       — Ты лишил меня галеона, Поттер. Снова!       А Гарри в этом время с бьющимся о ребра сердцем ждал, пока Дафна ему ответит. Казалось бы, такой простой вопрос, да и ответ не сложнее, но сколько чувств он в себе кроет. Гарри верил, что Гермиона была права и в этот раз, надеялся, что Дафна хочет пойти с ним на бал так же, как и он с ней, и боялся, что он просто придумал ее хорошее отношение к себе, выдумал ее улыбки и вчерашний поцелуй и сейчас услышит обидное «нет, Потти».       — Да, Гарри, я с удовольствием пойду с тобой на бал, — Дафна слегка порозовела, смутившись, а Гарри ответил ей не менее смущенной улыбкой, хотя внутри что-то взметнулось фейрверком радости. Хотелось прыгать, бегать, летать! Что-то внутри тянуло сорваться с места! Переполненный чувствами, он едва ли не пружинистой походкой возвращался к Гермионе, сдерживая полоумную улыбку.       Все же Дафна не такая, как все.