17:46. Я: не против
17:47. Двумордый: «(☞ﾟ∀ﾟ)☞» Одна из причин, по которой Катсуки предпочитал скайп в общении с Шото, это невозможность использовать смайлы. Потому что Шото не знал меры. И это не преувеличение (кто-нибудь, удалите у него эмодзи клавиатуру с телефона). Пару лет назад Катсуки долго и жарко возмущался из-за любви Тодороки к нарисованным рожам, которые то и дело мелькали в чате класса, но все же смирился, а вскоре стал ловить себя на мысли, что считает это по-детски забавным (отчего на его сморщенном лбу мгновенно выступил пот). Бакуго предполагал, что таким образом Шото компенсировал свою скупость на эмоции при общении с глазу на глаз (и считал это милым, о боже). Вторая причина (первая, но он не признается) — возможность видеть половинчатого засранца. Потому что иногда от невозможности раздражаться с его лица сжимало грудь, отчего становилось трудно сделать глоток воздуха. Катсуки не скучал (да-да, мы в курсе), но не упустил еще ни одну возможность повисеть в скайпе независимо от того, каким тяжелым ни был день и как сильно он ни хотел спать. Всем известно, что Земля круглая (на самом деле приплюснутая, но не суть). На Земле двадцать четыре часовых пояса. Гринвичское время в Германии составляло — плюс два. В Японии — плюс девять. И это было проблемой. Но Катсуки был бы не первым героем (он не был первым, спасибо Деку), если бы не смог справиться с этим. Поэтому давно свыкся, что в выходные он спал до обеда, пропуская утреннюю тренировку и хорошенько сбивая режим дня. Иногда в сознании Бакуго проносилась мысль, что, если появится возможность не спать несколько суток при условии, что половинчатый кретин все это время будет сидеть по ту сторону экрана, он непременно согласится. И, черт, это пугало. Они же, блять, даже не встречаются. Или встречаются. Катсуки тихо зарычал, беря чистый бланк для заполнения. У них были тысячи сообщений в чате, сотня ссор, десятки звонков в скайпе и один поцелуй. Бакуго не знал, подходит ли это под стандартный набор для начала отношений, отчего бесился еще сильнее, разгрызая уже двенадцатую ручку за месяц. Первый и единственный их поцелуй состоялся в аэропорту. Тодороки тогда улетал на стажировку и уже ждал своего самолета, когда Катсуки, подъезжающему к зданию, поступил вызов о появившемся злодее на другом конце города. Он давно привык к ненормированному графику, но в тот раз впервые хотел послать все к чертовой матери. Но герои так не поступают, верно? «Верно», — ответил он сам себе со скрипом в зубах. Поэтому пришлось собрать волю в кулак (засунуть свои желания в задницу) и отправиться спасать жилой комплекс от разрушения. Он бы не раздражался так, если бы изначально не договорился, что проводит Шото. А Катсуки свои обещания сдерживал любой ценой, так что, когда он появился в аэропорту со свежими ссадинами, вывихнутым плечом и разбитыми губами, Тодороки так и застыл в зале ожидания с телефоном в руке на вкладке «новости». А потом у него в голове то ли замкнуло что-то, то ли перемкнуло (там не разберешь), отчего Шото за плечи притянул зашипевшего Бакуго к себе и поцеловал. В фильмах обычно показываются такие сцены под романтическую музыку (например, под всем известную песню из «Приведения» с Патриком Суэйзи) с приближающейся камерой и приглушенным светом. В реальности все гораздо тривиальнее — вместо музыки повторялось объявление о посадке на рейс, а Шото ощущал во рту соленый привкус крови из кровоточащих ссадин на губах. У него пальцы и ресницы дрожали от волнения и трепетной нежности, окутавшей его в ватный кокон, в то время как Бакуго стоял с широко распахнутыми глазами. И, черт, все это было настолько неловко и странно, что Катсуки потребовалось несколько минут на осознание. Когда герой более-менее пришел в себя и ощутил, как лицо запоздало налилось краской, спина Тодороки уже скрылась за дверьми на посадку. Вспоминая события того дня, Бакуго почувствовал, как краснеют мочки ушей, и поспешил зарыться в бумаги. Бакуго думал, что все очень плохо. «Вечером» — понятие растяжимое, тем более тогда, когда разница часовых поясов составляет семь. Бакуго, усевшийся перед монитором ноутбука, залипал в интернете, уповая на завтрашний выходной. Он прочитал последние новости с геройского сайта, на главной странице которого висел пост, посвященный победе Деку над очередным злом. Раньше Катсуки, наверно, давно бы уже разломал ноутбук, превратив в угли, но по прошествии времени он стал спокойнее относиться к успехам бывшего одноклассника (Деку все равно раздражал, не подумайте). У Бакуго уже глаза закрывались из-за недосыпа. Когда стрелки часов тянулись к двум, раздался звонок в скайпе. Он даже на месте подпрыгнул, как только на экране возникло долгожданное голубое окошко. Катсуки, вглядываясь в экран, попытался придать кошмару на голове божеский вид, но, глупо поморгав с запутанными пальцами в волосах, взлохматил их снова. Это что вообще было сейчас. Возникшее на экране лицо Шото было вымотанное, но отчего-то счастливое. Если бы не паршивая фронтальная камера, Катсуки увидел бы (и вздохом подавился), как засияли глаза напротив. — Прости, на стажировке задержали. Думал, что освобожусь пораньше. Катсуки уперся кулаком в щеку, чуть склонив голову на бок, и заметил, как синяки под его глазами стали отчетливее. Вообще, он надеялся, что дело в освещении, а не в том, что дурак-Шото спит от силы пару часов из-за загруженности. — Да когда тебя с нее раньше отпускали? Тодороки глаза чуть сощурил, пытаясь вспомнить, отчего у Катсуки все внутри переворачиваться начало, как в барабане стиральной машинки. Ну черт возьми. — Какие новости? — перевел тему Шото, прислоняясь спиной к стене возле кровати. Катсуки рассказывать особо нечего было, разве что упомянул Киришиму, оказавшегося снова в больнице, «потому что он дебил, кто при смерти несется на того, кто сильнее». — Так обычно ты поступаешь, — Шото улыбнулся тепло, и Бакуго взгляд резко перевел на темноту за окном. — Заткнись. Катсуки заснул, когда цифры в углу экрана приближались к четырем часам ночи. Он так и сидел, подперев рукой подбородок, разве что слюни на клавиатуру не пускал. А у Тодороки по ту сторону экрана сердце билось через раз, потому что отвести взгляд от Катсуки не представлялось возможным, потому что тот был слишком беззащитен и, черт возьми, мил во сне, потому что носом в его волосы хотелось зарыться так, что перед глазами темнело. Шото неловко подрагивающие пальцы к экрану прислонил, закусывая губу и представляя, что нет никакого долбанного монитора. Кончиками по щеке несмело провел, пытаясь вообразить, каково это — обхватывать ладонями его лицо и зарываться пальцами в растрепанные волосы. Тодороки опустил руку и взгляд. Скайп изначально позиционировался как программа, стирающая границы между людьми, городами и странами. Ну так вот, передайте разработчикам, что они проебались. Тодороки нужно было доделывать отчет о сегодняшнем патруле и бежать спать, потому что вставать чуть ли не с восходом солнца, но он потратил больше времени за наблюдением за спящим Катсуки, чем на сон. Вообще, если бы не Бакуго, никуда бы Шото не полетел. Они тогда находились в съемной квартире первого, сидя на полу в гостиной и прислонившись спинами к дивану. Точнее, сидел Тодороки, пока Бакуго, поднявшийся с пола, ходил из стороны в сторону грозовой тучей. — ...сваливать надо, а не думать! Там тебе сразу квалификацию повысят, если херней маяться не будешь! Тодороки, скажи, ты дебил?! — Я не... — Ты дебил! Почему ты решил отказаться?! Что с того, что тебе отец подкинул эту тему?! Или думаешь, он в очередной раз захотел у тебя прощение попросить?! Да бля, он бы не стал предлагать тебе свалить в Германию только для того, чтобы ты ему грешки отпустил! Разве у вас не нормализовались отноше... — Мой отец здесь не при чем, — Тодороки уголки глаз пальцами потер, пытаясь привести себя в порядок и не дать расколоться голове на части. К крику Бакуго он привык давно (иногда ему казалось, что эта привычка у него врожденная), но не после нескольких выпитых банок пива, стоящих в углу. — Тогда... — Я просто... не хочу уезжать, — он голову поднял, всматриваясь в перекошенное от злости и негодования лицо друга. Друг резко опустился, нависнув над Тодороки (возможно, кто-нибудь другой уже давно на ноги бы вскочил и удрал куда подальше — если бы смог, хаха, — потому что Бакуго пугал, но, эй, это же Шото, ему не привыкать). Ложь — неправда, намеренное искажение истины. Ложью можно было бы назвать то, что Тодороки не отводил взгляда от сощуренных глаз Бакуго, потому что ему было тяжело сфокусироваться на что-то другое от алкоголя в крови, а не из-за алых притягивающих искр. В них, конечно, утонуть не получится, но подорваться — запросто. Шото мог бы добавить, что не хочет уезжать из-за него, но не был уверен в сохранности своей и квартиры в частности. — Засунь «не хочу» куда подальше. Раздался телефонный звонок, нарушивший воцарившееся молчание. Бакуго поднялся и вытащил телефон из заднего кармана, громко отвечая на вызов коллеги. Тодороки смотрел, пока тот метался из угла в угол, перенося гнев уже на ни в чем неповинного сотрудника, и, схватив лежащую пачку сигарет со стола вместе с зажигалкой, вышел на балкон. На город уже как пару часов опустилась ночь, отчего на улице стояла притягательная тишина, которую так ценил Шото (из-за общения с Бакуго ценность тишины возрастала в десятки раз у всех, кто его знал). Освежающий ветер ударил в лицо, приводя в порядок забродившую от выпитого алкоголя голову. Красный огонек сверкнул в темноте (прямо как глаза Бакуго парой минут ранее — господи, Шото, перестань) и запах дыма мгновенно заполнил легкие. — Будешь курить у меня, скину с балкона. — Мы на втором этаже, — герой почувствовал, как Катсуки прожигал его затылок, отчего по спине поползли мурашки, а потом услышал тяжелый вздох. — И? Все равно скину, ты у меня асфальт рядом с домом метров на сто продырявишь, — Бакуго встал рядом, опираясь руками о перила и гневно смотря на выпускаемые струи дыма (на самом деле, он смотрел на Шото, чьи мысли были далеки от балкона на втором этаже). — Соглашайся. Любой дурак сразу бы принял это предложение. А Шото дураком не был, просто ему нужно было время. Еще Шото нужен был Бакуго рядом, а не за девять с лишним тысяч километров. — Будешь скучать? Тодороки резко к нему повернулся, отчего Катсуки даже вздрогнул, но виду не подал. Он напрягся весь, пытаясь подобрать нужные слова, ведь говорить нахуй ты мне сдался было, по меньшей мере, глупо, а для да, блять, конечно не хватало духу. Катсуки тогда сглотнул, когда осознал, что чувствует горькое дыхание в пугающей близости на губах, и позорно свалил с балкона. Время имеет свойство течь то медленно, будто его через трубочку пропускают, то обрушиваться Ниагарским водопадом на головы несчастных. Для Бакуго время текло через медицинскую иглу. Если вы не понимаете всю катастрофичность ситуации, то стоит сказать, что герой уже был готов признаться — он скучал до потери пульса и бессонных ночей (еще представлял всякую чушь, за что утром от стыда хотелось подорвать уже не город и не ублюдка, а себя). Думать о нем было до опьянения приятно, но в то же время до одури больно и паршиво, будто по нему катафалк из сахарной ваты проехался. Катсуки не понимал, как избавиться от этого контраста (как вообще избавиться от этого), да и, если честно, не хотел. Прошло четыре месяца с момента отъезда Тодороки, а Катсуки казалось, что он успел выйти на пенсию, поседеть и занять место на кладбище. 12:43. Долбошима: Хэйхэй!! У меня появилась ГЕНИАЛЬНАЯ ИДЕЯ! Почему бы тебе не взять билеты и не смотаться к Тодороки на несколько дней?12:49. Я: НЕТ.
12:58. Долбошима: ?????? 13:47. Долбошима: Не игнорируй меня! Не то чтобы Бакуго не думал о поездке (эй, он же не идиот, в самом деле!) Но типа. Как бы. Признаться самому себе, что да, скучаю — одно. Поехать в Германию к другу(?) — немного другое. Ну как другое. Сравните слона и верблюда. Сравнили? Вот примерно настолько это другое. — Какие слоны и верблюды? Бакуго, ты совсем дурак? — Киришима смеялся громко, заразительно, но прибить его от этого меньше не хотелось. — Скучать по близкому человеку — это нормально. Катсуки хотел возразить, что, во-первых, он не дурак, а слон и верблюд — это чертова метафора, нечего было спать на уроках литературы, а во-вторых, с какого такого хрена Тодороки ему близкий человек, но не успел. Киришима был не только хорошим другом и отличным героем, но и быстрым. Во время очередного разговора в скайпе (разговором это было сложно назвать, потому что чтение Тодороки книги и заполнение отчета, которым занимался Бакуго, мало походило на подобие беседы). Шото, уже, наверно, в десятый раз перечитывающий один и тот же абзац, отложил книгу в сторону, внимательно посмотрел на экран, чем привлек внимание Бакуго, и сказал: — Я не могу перестать думать о том, что хочу поцеловать тебя. У Катсуки выпала ручка, ему показалось, что рухнул стул, на котором он сидел, а сердце, еще толком не осознавшее произошедшее, провалилось на дно океана с криками о помощи. Бакуго тоже нужна помощь. Пожалуйста, помогите. А Шото выжидательно смотрел, наблюдая за реакцией, и думал, что стал причиной апокалипсиса внутреннего мира Катсуки. Через секунду звонок прервался и перед глазами Тодороки предстал экран рабочего стола. У Тодороки в Германии тоже случился апокалипсис. Катсуки вцепился рукой в компьютерную мышку, пока другой закрывал пылающее лицо. — Блять. Блять-блять. Блятьблятьблятьблять. Минут через двадцать, когда Бакуго остыл (в прямом смысле слова), он открыл браузер и со скрипом в зубах, приговаривая, что иди-ка, Киришима, прогуляйся нахрен, забронировал ближайший билет в Берлин. В самолете Бакуго раз двадцать порывался встать и свалить в спасительную пустоту съемной квартиры (даже тогда, когда самолет оторвался от земли). Бакуго думал, что он идиот, недоумок и что прилетать в другую страну только из-за того, что кретин («не кретин, а близкий человек», «Киришима, повторяю, иди нахрен») сказал, что хочет его поце… поцело… ну вы поняли — очень, очень глупо. За одиннадцать часов в самолете он вообще много чего надумал. Сидя на ступеньках поздно вечером перед домом, где Шото снимал квартиру, Бакуго все еще считал себя идиотом и недоумком. Он крутил в руках телефон, порываясь позвонить и предупредить о приезде (о том, что это нужно было сделать как минимум двенадцать часов назад, он как-то не подумал). Поэтому он решил, что сымпровизирует на ходу, когда увидит Тодороки. В конце концов, он в любой момент может послать Шото и свалить. Катсуки закрыл руками лицо, в очередной раз повторяя, какой же он идиот. — Бакуго?.. Когда Катсуки поднял глаза, мысли о «послать» и «свалить» растворились в удивленно сияющих глазах напротив.