***
Дело же Загадочника имеет для неё первостепенную важность. Боже, да Авеста уверена, что Уоллер взяла её в группу лишь потому, что твердо уверена — она не предаст. Не остановится, несмотря ни на что, пока не доберётся до сути. А ещё потому, что полностью уверена в её безопасности. Так уж получилось, что Авеста — чуть ли не последний агент, кого тот попытается убить. В худшем случае усиления его психоза, Иман будет предпоследней. Последней же станет Уоллер, и отнюдь не из уважения или милосердия, о нет! Скорее, наоборот, чтобы мучилась дольше. Авеста знает, что так все и будет.***
Они… разные. Очень разные. Удивительно разные. Бэтмен нарочито односложен, почти груб, но до упрямого честен в своих кратких ответах. Сразу ясно, что если бы не необходимость и некая скрытая признательность за дело Загадочника — он бы уже исчез. Однако, в отличии от Уоллер, успевшей потрепать нервы и ему и Гордону, Темный рыцарь не имеет неприязни к самой Иман, поэтому отвечает. Хоть как-то. Он не подает виду, когда она рассказывает о лавочке своего отца (конечно приемного, у биологического… амбиций куда больше), однако вопрос о преступниках его задевает, заставляет среагировать, уравнивая себя самого, Защитника Готэма, с обычными людьми. Он даже не осознает, насколько хочет быть таковым. Нормальным человеком. Брюс Уэйн — радушен до двуличия, обходителен на деле и словах (в смысле ловко обходит стороной опасные темы), выверен в каждой детали — от интонации до узора на неброских, но искусных запонках. Но для столь легкомысленного человека, которым его считает большинство жителей Готэма, у него слишком тяжеловесный стиль. Слишком мало (вообще никаких) фотографий для любителя путешествий в приятной женской компании. И для такого баловня судьбы у него слишком экономные движения и слишком тихий шаг. И это после всей истории с «Детьми Аркхема». Хоть чего-то, похожего на правду, удается добиться, когда она спрашивает прямо. И вот тогда, только тогда, Брюс Уэйн начинает говорить о том, чего действительно нельзя ожидать от столь «распущенного» человека — о долге и искуплении. Серьезно? Эта ложь имела бы смысл, если бы это транслировалось на телевизоры, так бы поступил хороший бизнесмен, за которого его принимают, но так… А значит, это правда. Та самая, которая вроде бы и на виду как тень под огоньком свечи, но никто и никогда не воспримет её всерьез, пока, чуть ли не дойдя до абсурда в суждениях и действиях, в самой ситуации, не осознает — все так и есть на самом деле. И, как из всякой тени, из неё очень трудно выбраться. Самой Авесте, почти не затронутой «своей», это до сих пор не удается. Брюс Уэйн окутан ей целиком. И да, он признает и свое сотрудничество, и то, что является идеальной жертвой для преступлений — богатой, знаменитой, никчемной, просто не способной дать отпор… Авеста помнит, сколько именно людей и минут понадобилось, чтобы оттащить обезумевшего от токсина Уэйна от избиваемого им Кобблпотта. Куда больше, чем кто-либо мог ожидать. А вот затем… Происходит то, что никто не ожидал. Даже она. — По-моему, вы были очень близки. У Брюса, услышавшего её вопрос, взгляд не человека, который не знает, что сказать и придумывает свой ответ на ходу, о нет. Авеста знает этот взгляд, полуприкрытый, дымчатый, от которого подрагивают уголки губ даже у столь владеющего мимикой человека, как Брюс Уэйн. Так люди смотрят, если забываются в грезах, в воспоминаниях о чем-то бесконечно, хоть и неосознанно дорогом, значимом, любимом. И очень далеком, недоступным в это мгновение. Авеста знает это, потому что у неё самой точно такой же взгляд, когда она вспоминает о своем брате. Только слез куда больше. Она не удивляется, когда Уэйн молчит — сейчас любой его ответ это ложь, даже если он сам считает, что сказал правду. И ей даже становится его жаль, действительно жаль. Потому что она не представляет, насколько должен быть несчастен человек, чтобы воспоминания о самой страшной психологической лечебнице в штате были счастливыми, а один из её пациентов, ставший преступником — близким человеком. Авеста не представляет, о нет. Знает наверняка.***
Они разные… Очень, удивительно разные. Бэтмен и Брюс Уэйн. Брюс Уэйн и Бэтмен. Но это не мешает им быть одним и тем же человеком. Хотя, являются ли они двумя сторонами одной личности или двумя отдельным, но взаимодействующим, Авеста ещё бы поспорила. И поизучала бы, да. Её изумляет даже не их противоречивость, а поразительная эффективность симбиоза. Весьма… нестандартная, мягко говоря, при таком профайле. Впечатляющая. Она отлично знает, как способны меняться люди, даже за короткий срок — иногда для этого достаточно одного дня, назвать который хорошим язык не повернется. Так же, как и его последствия. Люди вообще редко меняются к лучшему — слишком много боли. Не сказать, что при обратном переходе её меньше, но… это случается быстрее. Чаще. И привычнее. Она почти не удивляется улыбке Уоллер, когда сообщает той, что узнала истинную личность Бэтмена. Авеста просто уже знает, как та использует эту информацию.***
Она до сих пор любит тот ресторанчик на углу, и действительно рада, когда узнает, что он все ещё открыт. Да, Авеста знает, что за столько лет в нем наверняка все поменялось, но… она не может удержаться. Вернон улыбается, но позволяет себя утянуть на вечерний перекус именно туда. И ни один из них не жалеет, потому что вопреки всему — там все так же замечательно, как она помнит. И на душе становится тепло совсем как в детстве, когда… Что ж… даже этого стоило ожидать, если подумать. Если вспомнить все детали, как это сделал он. Ведь Авеста узнала, что магазин работает. Значит, он тоже мог узнать. И узнал.***
— Тебе нужен я. А не агент Авеста. Она прикрывает глаза, отлично зная, что это не так. Не совсем так. Авеста нужна Загадочнику. Как заложница. Как рычаг. Как напоминание самому себе, почему он начал весь этот кошмар. Он не убьет её, нет. Даже полностью сойдя с ума, такого он не допустит. Что ж… когда из ушей начинает течь кровь, она не так уж в этом уверена. И в который раз оказывается правой — это её не убивает. Это убивает его. Ещё до того, как дротик насыщает тело ядом, он признает (ей хватает навыков, чтобы различить это по губам, он старательно артикулирует, специально), что причинил ей боль. Бэтмену от этого не по себе. Ей самой от этого не по себе. Но хуже всего — именно ему. Когда его тело обмякает в руках Бэтмена, Авеста падает на колени, ощущая как слезы заливают лицо. Она не знала, что это будет так больно… Терять его в который раз… Но теперь — навсегда.***
В попытках хоть как-то заглушить горе, Авеста с головой погружается в работу. Блэйк втихую скидывает ей на смартфон копии отчетов, которые она заучивает чуть ли не наизусть, силясь найти верное решение. Но таковое напрямую зависит от Брюса, который сейчас недоступен. Поэтому, она вспоминает. Вспоминает, потому что больше не может не-помнить. И чем больше она вспоминает, тем очевиднее все кажется её замозоленному навязчивой мыслью уму. Иман удивляется, как это не дошло до кого-то ещё, что… Что все это… Все они… Но позже вспоминает, что догадаться просто некому. Уоллер — знает наверняка, потому и тягает всюду, рассчитывая, что ей удастся разгадать планы Загадочника. Брюсу — просто не до того, он слишком занят третьей своей маской, слишком отличной от первых двух, требующей постоянного контроля. Про Пакт — и говорить нечего, а Джон Доу… Насколько она его знает, ему просто незачем над этим задумываться. Незачем и не над чем, если сведения об амнезии верны. Они ведь даже не встречались, ни разу. Не в этих жизнях. Авеста прикрывает глаза, зеленые, почти как у отца, откидываясь на больничную койку. Они не встречались… Но они встретятся. Обязательно. Авеста знает, что это будет. Не может не быть.***
— Мне кажется… мы с вами встречались… — Медленно тянет Д…Джон, окидывая её пьяным, но от этого не менее цепким взглядом. Авеста знала, что ночь будет нелегкой, но не до такой степени… От трясущихся рук и неподобающего поведения её спасает только принятое вечером легкое успокоительное. Поэтому, когда Брюс переводит внимание на себя, она только рада… и заинтересована. Потому что… Что-то не так. Она это ощущает, она знает это, но никак не может понять, что именно. Пресловутые хорошие инстинкты и знания пасуют перед настолько нестандартной ситуацией. Как в задачке про волка, козу и капусту, в которой волк оказался вегетарианцем, капусту начинили отравой, а коза оказалась заражена треклятым «Лотосом» — все и всё не так, как кажется на первый взгляд. Взять того же Д…Джона Доу — говорят, что сыновья обычно берут ум от матерей, а внешность — от отцов, но в его случае все явно было наоборот. Впрочем, ни он, ни она не могут быть недовольны этим, только горды. Ведь он позволяет узнать многое… например, Авеста точно, без всякой стены с фотографиями, знает, что он не убивал Загадочника — как бы тот не оскорблял Доу, считая его психом, впустую растрачивающего свои способности, ни один из них сознательно не причинил бы другому вреда. Физического. А психику у обоих идеальной назвать никак нельзя… Ему же его безумно-гениальный разум, даже не имеющий всей необходимой информации, верно подсказывал, что они встречались. Хоть и не в этих жизнях. А ещё — он слушает её. Всегда слушал и слышал, тогда и сейчас. И это — радует. Голос у Брюса обволакивающий, вкрадчивый, но не тот удушливо-выверенный, что используют дипломаты или врачи, а натурально-взволнованный. Он действительно беспокоится о Д.Джоне, и тот тоже это знает, откидывает пистолет в сторону, позволяя себя уговаривать, теперь уже на два голоса. Почему он вообще слушает, Авеста понимает не сразу, а только после очередной его псевдо-шутливой фразы: — Ты точно знаешь, как нужно скручивать. Руки вязать и все такое… О боги… То, что кажется шутливым советом… таковым и оказывается. Но отнюдь не ей, а ему самому, напоминанием о том, что… Авеста готова признать вслух, что она давно не чувствовала себя такой идиоткой. Оправдывает её только то, что идиотов здесь трое. Они ведь даже не замечают! Ни-че-го не замечают! Ни того, как изменяются их голоса, когда они обращаются друг к другу, ни слишком большой, неприлично большой частоты и длительности прикосновений и взглядов, не замечают, как у обоих расширяются зрачки, и как они облизывают губы… У Брюса из-под футболки и ворота куртки виднеется краешек укуса — явно человеческого происхождения, но слишком большого для женского, но как раз по размеру челюсти Джона, и ровно в том месте, которое тому было бы удобно кусать, сидя на бедрах Уэйна. У Джона — синяки на запястье прикрыты рукавом. На левом, ровно так, как было бы удобнее правше-Брюсу заводить его руки за голову, впечатывая поцелуем в стену. Чем больше она смотрит — тем больше находит подтверждений, тем картины в её голове приобретают все более высокий рейтинг. Авеста уже не знает, о чем ей думать. Все... не так. Неправильно. Но разве в её ненормальной жизни хоть что-то было таким? Какое древо, такие и плоды. Безумного вкуса, кисло-сладкие в своей яркости, больно бьющие по голове. Ярко-зелёного цвета. Совсем как глаза.***
О том, что у этих двух все хорошо, говорит буквально всё. Хотя, для самой Авесты наиболее ярким признаком их примирения становится припухшие губы у обоих. О, Авеста теперь уже точно знает, но… она не хочет это представлять! Не хочет — и все. Её психика за последние дни и так достаточно пошатнулась, расширяя свои горизонты, но… Дальнейшее растягивание нежелательно, тем более, гены пальцем не заткнешь, а у неё и так склонность к психическим отклонениям по мужской линии явная. Но… в какой-то мере теперь она спокойна. Да, черт возьми, она стоит на заминированном мосту, в нескольких метрах от психопатки-Квинн с детонатором (а все же интересно, знала ли она о…ладно, не сейчас!), но чувствует себя куда спокойнее, чем за всё время с момента прибытия в Готэм. Ей просто не о ком больше волноваться, кроме самой себя. По крайней мере, она всерьез в это верит, пока Джон не шагает за Брюсом вслед, перенимая у него право побеседовать с Харли. Подмигивает он при этом так явно, что у Авесты мурашки бегут по спине. Треклятые гены и наследственная наблюдательность, граничащая с психозом. Черт, она бы сама от неё не отказалась, правда, не сейчас! Не тогда, когда каждое слово становится жизненно важным. И его и её. Она не знает, что именно на Брюсе срабатывает — его вера в Джона или все-таки её слова, но он останавливает Уоллер. И в первый и во второй раз, а дальше… Ей остается только наблюдать, пробираясь к ним сквозь дымовую завесу. Чертова наследственная склонность к театральности во всем. Она едва успевает прокашляться и проморгаться, когда Брюс бросается за Джоном к перилам, буквально на долю секунды не успевая. Сердце останавливается. Тоже, всего лишь на секунду, а после идет ровно, как никогда за сегодняшний день. Они похожи. Все они — слишком похожи, и все — чокнутые донельзя. А ещё — чересчур умны, чтобы исчезать просто так, без возможности вернуться и отомстить. А значит — он жив. Он будет жить. Авеста в этом уверена.***
Авеста улыбается, закрывая за Брюсом дверь в машину, садится за руль. После ухода Альфреда, она стала кем-то вроде личного помощника. Как для Брюса, так и для Бэтмена, будучи одной из немногих, кто знал их обоих в лицо… сейчас счастливое донельзя с зацелованными губами. Заметку о том, что записи с камеры в комнате Д…Джокера (Джоном Доу она никогда не могла его называть про себя, как и тем, первым именем, так пусть будет так) нужно стереть, она вводит в планшет одной рукой, не отрываясь от дороги. Если запись встречи этих двух попадет не в те руки, скандала не оберешься, хотя… Доктор Лиланд точно что-то подозревает, но вмешиваться не станет — Джокер действительно ей нравится, а Брюс… вопреки всему, действительно хорошо на него влияет. Влюблённость это вообще здорово, особенно когда обоюдная. По такому случаю, Авеста решает сделать крюк, и показать своему другу-начальнику тот-самый-ресторанчик. Её брату, как и отцу, всегда нравилась его кухня, да и Брюсу она может прийтись по вкусу. Точно придется. Авеста выруливает с шоссе на городскую дорогу, выводя машину на новый курс. Она совершенно точно не знает, к чему все это может привести, но… Авеста знает — у них все будет хорошо. Обязательно. Она уже включила их следующую встречу в расписание Брюса. Как говорится — хочешь что-то сделать хорошо, сделай это сам. И она сделает все, чтобы они были счастливы, ведь никто не становится героем или злодеем просто так. Иногда для этого нужно родиться в нужное время и в нужном месте. И, конечно же — в нужной семье. Уж кому, как не Авесте это знать?