Улыбка инкуба

— Я не поеду с вами, — говорит Нико. Он смотрит не на друзей — Зо, мастера Леонардо и недавно обретённую сестру мастера Софию, — а на линию горизонта, чуть дрожащую в зыбком мареве воздуха. На картинах мастера предметы в отдалении дрожат точно так же — совсем как в жизни. Нико боится, что если отведёт взгляд от горизонта и посмотрит на лица тех, кого любит, то утратит решимость. А терять решимость ему нельзя. Потому что — потому что он любит своих друзей, но, кажется, есть тот, кого он любит больше. Любит — хотя когда-то уверял себя, что должен ненавидеть. — Что?! — в голосе Зо слышатся недоверие и возмущение. — Я отправлюсь в Неаполь, — как, оказывается, легко лгать — а ведь прежде он был уверен, что вовсе на это неспособен! — Помогу людям отстраивать город. Я там пригожусь. Он всё же переводит на них взгляд. Смотрит по очереди на всех троих, словно стремясь запомнить каждую черту лица. — Ванесса? — спрашивает Зо. — Ты не хочешь возвращаться во Флоренцию из-за Ванессы? Для Зо всё просто. Всегда всё дело в женщине. — Да, — Нико ухватывается за предложенное объяснение. — Из-за Ванессы. Она разбила мне сердце… я не хочу находиться с ней в одном городе. На лице Софии отражается искреннее сочувствие — несмотря на то, что они с Нико познакомились совсем недавно. Ну да — неразделённая любовь, как же. Это ведь так романтично. Должно быть, София и прочие воспитанницы монастыря тайком от строгих наставниц передавали друг другу книжки с подобными историями и читали их по ночам в своих кельях, прикрывая ладонью пламя свечи, чтобы дежурная сестра, совершающая обход, не увидела из-под двери свет. Нико ловит себя на мысли — когда же он успел стать таким циником? И кто тому виной — Джироламо Риарио? Джироламо — и время, проведённое с ним в плавании, когда Нико прислушивался к его словам сперва помимо воли, а затем всё охотнее? «Мы ведь на самом деле похожи. Я и твой мастер. Хотя бы потому, что тебе нравится слушать нас обоих». Возможно, и впрямь всему виной Джироламо. Уж точно не Ванесса. Да, Нико и впрямь предложил ей выйти за него — стремясь позаботиться о ней и о её сыне… и уверить самого себя, что он — такой, каким должно быть юноше его лет. Любовь к девушке-ровеснице. Благородные порывы. Всё как положено. Хорошо, что Ванесса оказалась достаточно проницательна, чтобы отказаться. Из их брака всё равно не вышло бы ничего хорошего. Нико кажется, что он видит понимающую улыбку на лице Джироламо Риарио — и его едва заметный кивок, кивок согласия и одобрения. Да, мой Нико, у тебя ничего не вышло бы с этой девочкой. Сказать тебе, почему, — или ты и сам знаешь? Джироламо Риарио. Когда-то Нико думал, что должен его ненавидеть, — но теперь хорошо знает, насколько изломана и измучена душа графа. Знает, что нужен ему — как и ему самому нужен Джироламо. Во всяком случае, пока что. Рано или поздно их пути разойдутся — как расходятся сейчас их пути с мастером Леонардо, — но это произойдёт ещё нескоро. — Понимаю, — Зороастр сочувственно кивает. — Удачи, Нико. Вспоминай нас почаще. — И береги себя, — добавляет Леонардо. Нико встречается взглядом с глазами мастера, и ему — как нередко и прежде — кажется, что тот всё знает. — Вы тоже, — говорит он. — Может… может, мы ещё встретимся. — Надеюсь на это. — Нико! — звонко кричит ему вслед София, когда он уже трогает коня. — Слышишь? Она дура. Твоя Ванесса. Раз отвергла тебя. Забудь о ней. Скоро ты встретишь свою настоящую любовь. Нико улыбается — неожиданно искренне. — Непременно встречу, — обещает он и пускает коня вскачь. — Эх, — сочувственно вздыхает Зороастр, глядя вслед удаляющемуся Нико, уже превратившемуся в маленькую конную фигурку на равнине. — Всему виной женщины. — Да уж прямо, — беззлобно фыркает София. — Прости, — тут же исправляется Зороастр, виновато взглянув на неё. — Не все. Не такие, как ты. Такие, как Ванесса. — Это уж точно, — на этот раз София с жаром соглашается. — Ей предлагали любовь, искреннюю, глубокую любовь — а она предпочла роль шлюхи при том, кто наделён большей властью… — Хватит, — обрывает их возмущения Леонардо. — Нико не предлагал Ванессе любви. Только защиту. А кто защитит её лучше — он или Лоренцо де Медичи? Дядя её сына — или муж, чья душа выжжена чувством к другому человеку? — Лео, ты что, пророк? — не выдерживает Зороастр. — К какому ещё другому человеку? Нико сам только что сказал… — Сказал, чтобы мы не пытались его остановить. Особенно ты — он ведь прекрасно знает, как ты относишься к графу Риарио. — К графу… — Зороастр на миг умолкает, но тут же разражается новыми возмущениями. — Уж не хочешь ли ты сказать, что он соврал нам, а сам решил присоединиться к этому ублюдку?! Нет, конечно, пару раз этот ублюдок неплохо нам помог — но я ведь знаю, как он обращался с Нико поначалу… — Ты знаешь не всё, — Леонардо качает головой, и ветер вздымает его отросшие волосы вокруг лица. — Как и я. Как мы все. К примеру — ты понял, что между ними возникла плотская связь? София хихикает и поспешно прикрывает рот ладошкой. Её глаза блестят уже не сочувствием к Нико, безответно влюблённому в Ванессу, а неприкрытым любопытством. — Предполагал, — бурчит Зороастр. — И руку даю на отсечение, что по первости ублюдок его изнасиловал… — Не давай. Я тоже так думаю. Но потом… ты помнишь, как Нико защищал от нас Джироламо в Новом Свете? Помнишь, как он сам старался при первой же возможности уединиться с графом? — Помню, — Зороастр выглядит всё более мрачным. — И как ты его защищал, тоже помню… Может, вы оба в него влюбились, а? Может, он вас обоих… или нет, тут уж скорее ты его, не поверю, что ты был снизу… — Зороастр!!! — в голосе Леонардо слышится искренний гнев, и друг примирительно трогает его за рукав. — Прости. Прости, Лео. Я не хотел. Просто… у меня и впрямь уже такое чувство, что Риарио не просто папский ублюдок, а какой-нибудь инкуб. Все, кто его поначалу ненавидит, в итоге начинают любить и защищать… кроме меня. Должно быть, я слишком предпочитаю женщин, — он косится на Софию, и та снова хихикает. — Я с ним постель не делил, — Леонардо вздыхает, и на миг Зороастру кажется, что он уловил в этом вздохе лёгкое сожаление. — А вот Нико — уверен, что да. Что ж… думаю, им ещё есть чему друг у друга поучиться. И в любом случае, Нико уже не мальчик и способен сам принимать решения относительно своего будущего. — Тоже верно, — нехотя соглашается Зороастр, признавая правоту друга. — Ладно… поехали, что ли? Нико уже и на горизонте не видно, а мы всё тут торчим. — Поехали, — подтверждает Леонардо, и они трогают коней. Леонардо вспоминает взгляды, которые бросал на Джироламо Нико, — а затем вспоминает улыбку графа. Неуловимую, летучую, неповторимую улыбку… или, быть может, её всё-таки возможно повторить? Он уже где-то её видел — улыбку Джироламо Риарио. У той женщины… у той женщины с картины в видении будущего. Леонардо кивает собственным мыслям и встряхивает поводьями, побуждая коня скакать быстрее.