Я и ты

      Я редко возвращаюсь домой так поздно. Не потому, что привык — как раз привычки-то и пришлось ломать, и еще как. Потому что знаю, что ты не спишь. Беспокоишься. Ждешь. Ходишь по комнате, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, пинаешь ни в чем не повинную мебель, перекладываешь с места на место вещи, кружишь вокруг лэптопа, — но вот его трогать не решаешься. Потому что это у нас негласное табу: я молчу по поводу твоей прически, а ты не трогаешь мой компьютер и не пытаешься оттащить меня от него, когда я работаю. Тебе кажется, что все честно, но на самом деле мне нравится твоя коса. Просто я об этом молчу. То есть, сначала собирался сказать, а потом решил — так ведь забавнее. Пусть тебе кажется, что я ее терпеть не могу…       Набродившись по комнате, ты падаешь в кресло, которое тут же отзывается жалобным скрипом, и замираешь, глядя куда-нибудь в одну точку. Чаще всего она как-нибудь связана со мной — любая моя вещь. Посидев так немного, ты снова встаешь и берешь ее в руки, и продолжаешь нарезать круги уже с нею.       Потом возвращаешься в кресло, каждые пять минут смотришь на часы. Подскакиваешь, садишься на подоконник, смотришь в ночь.       Злишься на меня.       Глупый…       Ну что со мной может случиться?..       В конце концов, мы же не на миссии, а дома, на родимой базе. Тут каждая собака меня знает… и никогда не рискнет связаться. О, о моем нраве и темпераменте слагают легенды. Я долго смеялся, когда узнал — да я грубого слова никому тут не сказал, с чего они взяли-то? Кью говорит, это я так себя веду, неординарно очень… вот и опасаются люди. Прямо как психопата какого-то, с примесью маньяка и киборга-убийцы. Тоска… Неужели я правда такое впечатление на людей произвожу? А впрочем, ты тоже меня очень долго считал, мягко говоря, сдвинутым. Существом, завернутым на работе и не способным испытывать никакие эмоции. Да, доктор Джей, оригинальный мы с вами образ придумали… Аж самому паршиво становится, как представлю со стороны. Но имидж надо поддерживать, вот и корчу индифферентную рожу и думаю о чем-нибудь постороннем. Срабатывает на ура… Ах да, еще надо время от времени с гордым видом указывать остальным, что харэ прохлаждаться, пусть займутся чем-нибудь. А самому вцепиться в лэптоп и кастануть какую-нибудь простенькую игрушку, чтоб можно было свернуть в случае чего.       Ха, как ни странно, заподозрил неладное именно ты. Только я тогда отмазался. Помню, я сидел внизу и от нечего делать смотрел заставку-калейдоскоп, а ты подкрался и спросил, чем я занят. Единственный мой серьезный прокол за все это время… Но я тогда не растерялся и с умным видом сообщил, что это такая специальная программа, воздействующая на мозг человека и увеличивающая скорость реакции. Как ни странно, ты поверил и даже проникся уважением к моей деятельности, сказал, что не будешь мешать, и весь день сидел наверху тихо, как мышка…       Господи, Максвелл, тебя вообще очень легко обмануть и подколоть, что я и делал первое время. До тех пор, пока не понял, что оно мне как-то уже не очень. А еще к тем порам невооруженным глазом видно было, что я тебе нравлюсь. О мой Бог, неужели тебе и правда симпатичны такие вот отмороженные личности?.. Впрочем, не все подряд, а только я. Что радует. Вообще-то, я жуткий собственник!..       … Насмотревшись в темноту, с подоконника ты слезаешь и в который раз садишься в кресло. Наверняка начинаешь перебирать в уме все известные тебе ругательства (о, их много — так даже я не умею ругаться). И еще больше злишься. Но ждешь…       Когда ты стал для меня ближе, чем напарник?.. Не знаю, но в один прекрасный день я просто понял, что не могу оставаться в своей комнате один. Без тебя. И ноги сами понесли меня на поиски. Ты сидел у себя, смотрел в окно — но когда я только вошел, то успел заметить, что ты плакал. Конечно, эти слезы сразу волшебным образом исчезли — но я успел их увидеть и крепко задумался. У всех у нас бывает плохое настроение, но даже Кватрэ не плачет просто так. Для этого нужна причина.       И я ее, разумеется, нашел.       Не сразу — но меня с детства учили анализировать ситуацию. Наблюдать. Делать выводы. И ведь пригодилось! Оказывается, ты в меня влюбился… Смешно сказать, но и я в тебя — тоже. Вот так Хиро Юи, идеальный солдат без сердца и эмоций. Да уж.       … Сидишь в кресле и смотришь на простенький будильник. Не отрываясь взглядом, следишь, как медленно ползет длинная минутная стрелка. Впрочем, ты мог бы и не смотреть — в голове у тебя тикают точно такие же часики. Ждешь. Когда ты перестал чувствовать себя отлично в одиночестве?       А когда перестал я?..       Как странно… Раньше одиночество было моим любимым состоянием. Оно давало возможность для работы и тишины, много времени и… места для мыслей. Разных. О глупом, но таком необходимом образе, который мы с доктором Джеем придумали для меня. О войне. О пустоте внутри. Я всегда считал, что так все и будет оставаться, пока я не умру — в бою или от старости (хотя последнее очень сомнительно).       А потом эту пустоту заполнил ты.       Тепло чужой улыбки, понимание, готовность быть рядом, да просто дружеская болтовня — что мог еще желать нелюдимый паренек, который бился в кровь за свою мечту? Нет, не за свою. За мечту других, потому что своих не было… А если и были, то так глубоко запрятанные, что он и сам не подозревал о их существовании.       Теперь не подозреваю тоже.       Знаю.       А дружба постепенно переросла в другое.       Ты, с твоими дикими выходками, порывистостью, резкими сменами настроения, ужасающей болтливостью, с которой оказалось невозможно бороться, искренностью и детской наивностью, и бесконечной радостью жизни… ты раздражал и притягивал меня одновременно. Мне было удивительно хорошо с тобой. Только я этого не показывал.       Сейчас не показываю тоже, но получается как-то не очень, и не всегда.       Так странно смотрятся со стороны наши отношения… Ты любишь и никогда не считаешь нужным скрывать это, а я продолжаю усиленно морозиться, метать недовольные взгляды и отпихиваться от тебя и твоей любви обеими руками, хотя на самом деле люблю тебя не меньше. Но по-своему.       Просто этот проклятый образ давно уже стал моим вторым «я».       Даже странно, что ты сумел разглядеть под ним меня настоящего. Понять и связать со мной большую часть своей жизни.       … Ждешь. Никогда не ложишься спать, каким бы усталым ты ни был, если знаешь, что я на Л 1, — а когда я на задании, засыпаешь, обнимая мою подушку. Это мне Кью как-то рассказал, он у нас все про всех знает. И про нас с тобой в том числе.       Глупо, конечно, — но иногда мне так отчаянно хочется увидеть тебя с моей подушкой своими глазами. Кватрэ об этом, конечно, не говорю — а то с него станется заснять и отправить мне пачку снимков по электронке… Исключительно по доброте душевной. Чтобы я не помирал от любопытства. Я давно заметил, что он старается предугадать каждое мое желание, и от греха подальше перенаправил его мысли на Трову. Кажется, получилось — по крайней мере, частенько вижу их вместе.       Ох, Дуо, мне никто, кроме тебя, не нужен.       А с тобой под боком — так тем более.       Нам и вдвоем хорошо, правда?..       … Встаешь из кресла, снова начинаешь бродить по комнате, на этот раз уже медленнее, но несравнимо тоскливее. Подходишь к аккуратно заправленной койке, берешь мою подушку. Какое-то время просто держишь ее в руках, потом начинаешь нервно теребить уголок — всегда один и тот же, он уже скоро окончательно разлохматится твоими стараниями, но ты даже не замечаешь. Еще бы. Не до того.       С подушкой в руках возвращаешься назад, и снова следишь за стрелками. Пальцы сжимают несчастный предмет постельного белья с такой силой, что потом они у тебя всегда болят и плохо сгибаются.       Ждешь.       И злишься.       Но больше, все-таки, волнуешься.       Бака-Дуо, глупо так влюбляться… Ведь каждый из нас может умереть в любой момент. Мы на войне, в конце концов. А она не спрашивает, кого и когда забирать.       Впрочем, я тоже нисколько не лучше, если думаю о тебе все время…       Вздыхаешь, смотришь, как стрелки будильника подползают к одиннадцати. Вздыхаешь еще раз и еще. Boys don’t cry, верно?.. Но если я простою за дверью еще немного, кажется, ты сам и нарушишь свое правило. Толкаю дверь рукой так, чтобы она скрипнула и выдала мое появление. Порывисто оборачиваешься, вскакиваешь, так, что кресло едва не летит в сторону, бросаешься на меня, умудрившись почти одновременно врезать кулаком в бок и повиснуть на шее. Вообще-то мы одного роста, но тебе каким-то образом всегда удается казаться меньше рядом со мной.       Стискиваю зубы и напрягаюсь, но, кажется, драться больше не будем. Здорово, потому что на самом деле Максвелл в бою действительно страшен… Намного страшнее, чем я, потому что я-то привык всегда себя контролировать.       — Я волнуюсь, между прочим, — злобно и обвиняющее шипишь между делом, уткнувшись куда-то в воротник моей куртки.       Позволяю себе усмехнуться. Да кто бы сомневался-то…       — И меня не волнует, где ты сегодня будешь спать!       Не выдерживаю и хмыкаю уже отчетливее. Забавный ты…       — Вообще-то, это моя комната.       — Да?!       — И моя подушка.       Мордашка становится такой малиновой и несчастной, что мне ужасно хочется обнять тебя еще крепче и не отпускать. Никогда.       — Э…       Осторожно тяну ее у тебя из рук. Смущенно отступаешь, пряча глаза. Да, лучше тебе не знать, что Кью неоднократно видел, как ты ее обнимаешь во сне…       — А… ну… Это я так!..       — Понятно, — кидаю подушку на кровать и разворачиваюсь к тебе. Ой, мой Максвелл уже и голову повесил… Не пойдет. Делаю шаг и обнимаю за плечи, ты тут же прячешь мордашку у меня на груди. — Я задержался, потому что получал инструктаж, — тихо говорю я. — У нас завтра миссия.       Вздыхаешь и прижимаешься крепче:       — Еще лучше…       Улыбаюсь. Можно по пальцам пересчитать, сколько раз я улыбался до того, как в моей жизни появился ты. А сейчас это стало почти естественным. Прислоняюсь вместе с тобой к стене, откидываю голову назад и прикрываю глаза.       Я счастлив, что ты у меня есть.       Чудо мое…       Чудо возится на груди, недовольно сопит, поднимает голову и хитро заглядывает в глаза.       — Хиро?       — Ну.       — Я к тому, чья это комната…       Смеюсь и толкаю тебя на кровать:       — Можешь оставаться, я тебя не выгоняю.       — Правильно, потому что я тоже здесь живу!       — Самовольно. А должен жить за стенкой.       — Ну… — ОЧЕНЬ хитрый взгляд. — А ты против?..       Еще бы я был против… Наклоняюсь к тебе, опираясь на колено. ОЧЕНЬ хитрый взгляд становится ЖУТКО хитрым. Наклоняюсь еще ближе, знаю, что сейчас произойдет. Но могу и подыграть, ведь тебе приятно. И старательно изображаю изумление и досаду, когда после короткого рывка оказываюсь на спине, а ты, с торжествующей улыбкой, — надо мною. Мы оба прекрасно знаем, что на самом деле я сильнее тебя, и ни на одном спарринге тебе меня никогда не уложить. Оттого тебе вдвойне приятно вот так вот дурачиться.       Хотя ты тоже знаешь, что я тебе поддаюсь.       Торжествующая улыбка так и не сходит у тебя с лица, когда ты почти ложишься на меня, чтобы поцеловать.       — Я выиграл!       Ох, ну разумеется… Хотя, спихнуть тебя на пол — дело двух минут. Нет, не двух… полторы от силы. Но надо же дать тебе компенсацию за беспокойство…       — Конечно.       — И что это значит?       — Это значит — я с тобой соглашаюсь, бака… — аккуратно перемещаю тебя так, чтобы нам обоим было удобно. — Ты хоть ужинал?       — Ага, — подпираешь подбородок рукой, глазки сияют от счастья. — Кью не дал умереть от голода… Но если ты будешь, то и я с тобой!       Удачно маскирую смех кашлем. Еще бы, переесть и переспорить Максвелла невозможно в принципе…       — Тогда вставай, — сообщаю я, заранее предвидя реакцию. И не ошибаюсь, разглядывая в следующую секунду твою кислую мордашку. Впрочем, она почти тут же исчезает из поля зрения, и я тоже встаю с койки, окидываю взглядом комнату и быстренько возвращаю по местам раскиданные тобою за вечер вещи. Хорошо, что ты уже исчез за дверью, а то бы я все-таки высказался… Не люблю беспорядок!       Когда я, наконец, спускаюсь вниз, ты уже сидишь на кухне и вовсю трескаешь печенье. Напротив стоит кружка чая — для меня, надо полагать. Еще на столе, кроме печенья, имеется тарелка с парой горячих сосисок. К счастью… Я, конечно, не вредный в еде, но вот питаться печеньем и вареньем не умею.       — Это ты так есть собрался, да? — все-таки, не удерживаюсь от замечания.       Непонимающий взгляд.       — Максвелл, печеньем наесться невозможно…       — Это смотря сколько съесть! — радостно сообщаешь ты.       Ну да. Логично, в принципе. Больше не спорю и молча сажусь за стол, начинаю активно ковыряться в тарелке и поглядываю на тебя. Мне просто интересно — кто победит?..       Судя по всему, пока что ты.       Неоригинально…       Убираю посуду, прицельно отмечаю расположение мебели и предметов и неожиданно щелкаю выключателем. Секунду ничего не происходит, но зато потом…       — ХИРО!!! Так нечестно!       — Бака, у тебя будет болеть живот, — усмехаюсь и отодвигаю конфискованный пакет с остатками печенья.       — Ты… Ты…       — Ну, что?       Красноречиво молчите, мистер Максвелл… Хотя, когда рот занят таким делом, особо не повыступаешь, согласен… Но не будем отвлекаться.       — Пошли спать.       — Не пойду! Выспался, пока тебя не было!       Умрешь с тобой… Спорить бессмысленно и нет абсолютно никакого желания, поэтому хмыкаю и грамотно перебрасываю тебя через плечо. Так, что несколько секунд ты даже молчишь от возмущения, и начинаешь вопить только у лестницы. Брыкаешься тоже хорошо, я даже ставлю тебя на пол, от греха подальше.       — Какого!.. Я!.. Ты!!!..       — О, Хиро вернулся, — комментирует над нашими головами Трова и уходит обратно в комнату, откуда они с Кью только что выскочили. А вот Кватрэ остается и даже пытается тебя успокоить:       — Дуо, что ты так кричишь…       — Потому что!!! Знаешь, что он сделал?!       — Нет, но ты мне сейчас в лицах перескажешь, — вздыхает Четвертый. — Даже если я буду плакать и возражать…       — А вот и не перескажу. — Замолкаешь и гордо удаляешься наверх по лестнице. Провожаем тебя взглядами, потом Кью начинает тихонько смеяться:       — Ох, Хиро, я тебе не завидую…       Ничего-то вы не понимаете…       Эти каждодневные перепалки нужны нам обоим, как воздух. Чтобы выплеснуть адреналин и прочую хрень, а потом обняться и уснуть, как ничего и не было…       Тоже поднимаюсь наверх, прощаюсь на сегодня с Кватрэ и захожу в комнату. Темно. А впрочем, я и так знаю здесь каждую мелочь! И уж тебя-то на койке могу разглядеть однозначно.       Засовываю руки в карманы и прислоняюсь к спинке кровати, смотрю в окно. Темно и тихо. И ты рядом. Хорошо-то как… Слышу, как ты вздыхаешь за спиной, потом возишься, пододвигаясь ближе, усаживаясь. Чувствую, как обнимаешь за плечи. Твоя коса соскальзывает по руке, перехватываю ее за кончик, не думая, подношу к груди. Улыбаюсь.       Еще один день позади, правда, Максвелл?       Просто еще один день.