Искусство общения

В готах было своё очарование, которое Айк обнаружил совершенно случайно. Всего лишь как-то раз в группе мелькнул мрачный мальчик с накрашенными губами, одетый полностью в чёрное. Он молчал, а если и заговаривал, то колкостями со странной, будто бы вкрадчивой, интонацией. Айк заслушался, и слова показались ему совсем не обидными. Было в этой манере что-то знакомое… Может, Айк и хотел завести тогда разговор, но он не умел нормально выражать свои мысли словами. Как угодно, но не в разговоре. Гениальность обошла стороной только устную речь, напрочь скрыв словарный запас и изуродовав дикцию. Кто-то думал, что Айк не хочет разговаривать или не понимает, что несёт. Но Айк всё понимал, просто ничего не мог поделать. Не только у влюблённых внезапно пропадали нужные слова. А уж когда Айк заметил, что Фиркл начинает ему нравиться, что он выискивает его взглядом на переменках и нарочно ходит мимо лестницы, где тот обитает с готами... Брофловски понял, что они никогда в жизни не смогут поговорить. Айк для своих лет знал об отношениях и романтике достаточно много, но доносить свои чувства до окружающих не умел. С учительницей в этом плане было легко — она взяла отношения в свои руки, сама ими рулила, сама додумывала слова Айка и порой понимала его и без них. С Фирклом такое не прошло бы по одной простой причине — он, кажется, вообще не догадывался о существовании Айка, а значит и резона разговаривать с ним не имел. Тем более желания строить какие-то там отношения, даже если и догадывался о наличии младшего Брофловски в школе. Фиркл был в целом необщителен и неразговорчив, и поддерживал отношения только со старшими друзьями-готами. Они существовали своей компанией абсолютно отдельно от всех остальных. Айк, правда, знал, что ещё Фиркл мог переброситься парой слов с другими неформалами. Как правило, слова были либо неприличными, либо просто витиеватыми оскорблениями. Словом, дружить Фиркл ни с кем не рвался, от остальных детсадовцев держался подальше и предпочитал весёлым играм курение сигарет и прослушивание мрачной музыки. В данных обстоятельствах у Айка не было и шанса. Гениальному разуму оказалось легко принять бисексуальность и даже тот факт, что Айку хватило всего пары взглядов, чтобы закрепить живой интерес к весьма мрачной персоне Фиркла. Вот только разум отказывался подкинуть хоть какие-то идеи по исправлению положения. Для начала неплохо с Фирклом хоть как-то проконтактировать, но ни предлога, ни способа в арсенале Айка не оказалось. Можно, конечно, спросить совета у Кайла, но какой в этом смысл? У того в личной жизни вообще был готичный беспросветный мрак, хотя тот этого будто не замечал. Зато Айк начал везде видеть мрак и боль, надеясь, что это поможет ему понять, как заинтересовать Фиркла. И зря люди так ругаются на аниме, ведь именно оно способно подарить идеи. Например, с подбрасыванием записок и милых подарков. Если под милым подарком следовало понимать сигареты, которые гению-Айку достать проще простого, то над запиской пришлось подумать. Писать Айк умел, ему легко давались сочинения и огромные письма. Но вот что сказать Фирклу он просто не знал. Нельзя же так сразу и в лоб — вероятно, за это можно и отхватить от готов. Те, конечно, сидели себе тихо, но вот мало ли. Они не выглядели слишком дружелюбными и желающими пообщаться. Брофловски вообще сомневался, что сразу раскрыть свою личность — хорошая идея. Лучше попробовать стать тайным воздыхателем и, если Фиркл заинтересуется, постараться как-то помягче перевести всё в нужное русло. То есть представиться реальным именем. Привет, Фиркл, это Айк, я с тобой учусь, хотя я младше, и я в тебя влюблён. Вот за такое точно можно получить. Да Айк сам себе врезал за одну лишь подобную мысль. В итоге письмо было подброшено на занятии, когда Фиркл под недовольный бубнёж учителя всё-таки соизволил таковое посетить. Айк решил, что пусть Фиркл знает, что он нравится кому-то из его группы, ведь, возможно, это сподвигнет его чаще появляться на занятиях. Однако, Фирклу не стоит знать, кто именно ему пишет. Оставалось надеяться, что он считает всех детей одинаково тупыми и не догадается, что те же Филмор или Флора не могли такого написать. Послание Фиркл отыскал довольно быстро. Он даже не предпринял попытки его выкинуть — сразу заинтересовался содержимым, даже если оно могло предназначаться и не ему. Развернув немного неаккуратную записку, Фиркл погрузился в чтение, пока Айк подглядывал за ним, делая вид, что мастерит что-то из картона. Фиркл сначала вскинул брови, потом огляделся, но чтение продолжил. В какой-то момент он хотел смять записку и выкинуть её, но любопытство пересилило. А может, это был порыв от смущения — мальчик немного зарделся и поспешил прикрыть лицо той самой запиской. Дорогой Фиркл, Несмотря на то, что ты очень редко появляешься на занятиях, я всё равно часто вижу тебя и не могу не отметить, насколько ты красив. Ореол мрачности, что тебя окружает, так прекрасно контрастирует с окружающей действительностью, что сложно не залюбоваться. Ты словно позволяешь увидеть мир таким, какой он есть — тёмным, но по-своему красивым. Возможно, ты сам мог бы стать для меня целым миром, но я не хочу врываться в твой покой, полагая, что даже это письмо может стать лишним. Извини, если ты никогда не хотел узнать, что нравишься кому-то, но ты достоин этого. С любовью, твой тайный воздыхатель. — О мой бог, — прошептал Фиркл и смущённо отвернулся ото всех, а записку убрал в карман, намереваясь либо сохранить, либо показать своим друзьям. Айк чуть улыбнулся, глядя на это. Вообще-то гот был чертовски милым. И впервые он видел его настолько смущённым и… радостным? Брофловски не мог подойти слишком близко к готам, а потому наблюдал с почтительного расстояния, как Фиркл показывает всем письмо. Выражения лиц было видно плохо, разве что лишь улыбку Фиркла — и ту из-за контрастной помады. Он, похоже, очень радовался письму. Оставалось понять, будет ли он искать воздыхателя, а если да, то для того, чтобы просто посмотреть, или захочет безжалостно растоптать сердце влюблённого. Сколько бы Айк ни читал об отношении готов к любви, то трактовалось весьма по-разному. Кто-то из них тащился от невзаимности, иные любили разбивать сердца, ещё часть была полиаморными, а другая — за классические моногамные пары. Единственное, что Айк вычитал — они вроде как не возражали против гомосексуальности и в целом были чуть ли не самыми толерантными ребятами в мире. Однако, глядя на готическую четвёрку, Айк вовсе так не думал. Но забавно было смотреть, как Фиркл хвастается любовным письмом. Возможно, первым в своей жизни, возможно, первым среди готов вообще. Но Брофловски решил, что точно не последним. Он напишет ещё, и постарается подобраться ближе. На следующий день Фиркл явился в их класс, но вёл себя крайне подозрительно. Он разглядывал всех ребят, но, что порадовало Айка, — с одинаковым подозрением гот смотрел и на девочек, и на мальчиков, явно допуская саму мысль, что мог приглянуться парню. Не то чтобы это снимало вопрос о его возможной гомофобии, но, по крайней мере, могло избавить от казуса с внезапно вскрывшимся полом. Фиркл подозревал всех подряд и, так как с ребятами он общался мало, никаких зацепок не имел. Правда, подбросить письмо в таких условиях было чертовски трудно, и в итоге из-за собственной подозрительности в этот день Фиркл остался без послания. В компании готов он пожал плечами, как смог различить Айк. Похоже, те вполне живо интересовались, не нашёл ли Фиркл своего воздыхателя. Может, ждали, как тот отреагирует. А может, рассчитывали на описание ужасной расправы — не на радостях Фиркл выглядел более чем недружелюбно. Но Айк всё равно любовался озадаченным готом. Фиркл вообще начал ходить на занятия, по крайней мере, на первые, а потом сваливал — видимо, не хватало энтузиазма и запала. Однако, он выбрал себе конкретное место, и Брофловски решил использовать его в качестве постоянного почтового ящика. Самым сложным было не прийти раньше опаздывающего или приходящего впритык к началу Фиркла, а сделать так, чтобы никто посторонний письмо не прочёл. Нет, Айку-то не впервой позориться перед ними со своими любовными увлечениями — о том рисунке знала не просто вся группа, но и вся школа. Не хотелось случайно задеть и напугать этим Фиркла, сторонящегося любого лишнего внимания. На письмо гот посмотрел настороженно и вместо прочтения спрятал в карман сразу. И всё время делал вид, что ничего он не получал. Может, Айк и расстроился бы, не будь он гением — гот явно собирался унести добычу в их уютное мрачное гнездо и поделиться ею с остальными. Возможно, неловкие письма Айка теперь станут одним из их развлечений. Но, вероятнее всего, Фиркл отнесёт письмо для того, чтобы старшие ребята помогли вычислить автора или подсказали, что делать. О сообразительности готов Айк знал мало — подозревал, что они умные, но не был уверен, как много они знают об учениках школы и умеют ли складывать два и два: в группе Фиркла всего один человек может написать большое по их меркам письмо и без ошибок. Айк рисковал каждую минуту, будучи таким умным. Но и внезапно отупеть он не мог. Оставалось надеяться на два странных сценария — готы не в курсе, что с Фирклом учится гений, и ещё более занятный — за детсадовца письма пишет кто-то другой, а те их лишь подбрасывают. Так можно выйти на кого угодно. Но вот лично Айк сразу бы догадался, что это он. Оно и понятно. Дорогой Фиркл, Мне приятно, что ты пытался отыскать меня в толпе. И хотя я рискую быть раскрытым слишком быстро, я смею тебя заверить, что я видел, как ты бегал взглядом по кабинету. У тебя очень красивые глаза, похожие на промёрзший Старков пруд, или на припорошенную первым снегом плиту надгробия. Я бы вглядывался в них бесконечно долго, если бы не боялся быть узнанным. Я очень хотел бы с тобой пообщаться, но не уверен, что ты заинтересован в этом более, чем из обыкновенного любопытства. Конечно же я не смею надеяться, что ты пожелаешь ответить взаимностью листку бумаги, которым я для тебя являюсь сейчас, но мне хотелось бы этого. С любовью, твой уже не настолько тайный воздыхатель. Готы переглянулись между собой, когда Генриетта дочитала письмо. Вообще-то они немного завидовали Фирклу, но даже гордились им — по крайней мере он кого-то восхищал именно присущим ему мраком, а не милым личиком, так важным для конформистов. Одно непонятно — как ловить этого поклонника, и как к нему относится Фиркл. Младший гот был в определённом замешательстве. С одной стороны, как тру-гот он должен был с каменной рожей сжечь письмо зажигалкой. С другой стороны, тоже как тру-гот он должен был с каменной рожей спрятать письмо под подушку и начать вздыхать по анониму в ответ. Детское ребячество заставляло его радостно улыбаться от факта, что ему кто-то пишет любовные письма, а готичное нежелание ни с кем общаться заставляло нервно оглядываться, выискивая потенциальный источник неприятностей. Автор точно был конформистом, пускай, может, и не таким отстойным, как большинство из них. Но он точно не гот. А чтобы общаться с готами, нужно стать вхожим в их круг доверия. Фиркл понятия не имел, кого туда ждать, и его это напрягало. Но, конечно же, громче всех в нём вопило любопытство. Ну кто пишет эти письма?! Фиркл оглядывался уже не так нервно, но всё ещё с подозрением. Был в его взгляде такой стальной оттенок, прохладный и буквально обжигающий этим. Он смотрел на всех и никуда одновременно, пробегаясь взглядом по людям вокруг. Его внимание не привлекал никто конкретный. С одной стороны, так проще — не придётся сразу же выходить из шкафа, открывая свою личность. С другой стороны, это значит, что Фиркл почти ничего не знает о людях вокруг, раз не может догадаться, что пишет ему Айк. Тот по-прежнему считал это очевидным. Впрочем, никто из детей вообще не замечал, что Фиркл начал ходить на занятия, бегать взглядом по кабинету, а пару раз получал записки. Айк оставил одну и сегодня. Ту Фиркл снова просто убрал в карман. Значит, он точно носит их в своё уютное мрачное гнездо, получая от друзей моральную поддержку по поводу сложившейся ситуации. Дорогой Фиркл, Я очень рад, что ты читаешь мои письма, а не выбрасываешь их в мусорку или не сжигаешь в пламени зажигалки. Я смею надеяться, что ты хотя бы не испытываешь ко мне ненависти из-за признания, пускай и анонимного, и того факта, что я продолжаю досаждать тебе письмами. У меня есть причины сохранять свою личность в тайне, но я очень хотел бы поговорить с тобой, хоть когда-нибудь. У тебя такой красивый голос, которым превосходно озвучивать самые мрачные стихи. Я знаю, что ты увлекаешься готической поэзией, но, к сожалению, я боюсь разочаровать тебя своим навыком сложения стихов. Потому прими признание в более скромном прозаичном виде — ты прекрасен, как луна в абсолютном мраке, не нарушающая его, а лишь подчёркивающая. С любовью, твой поклонник. И как бы Фиркл ни делал вид, что ситуация ему безразлична, он буквально таял и разве что не прижимал письма к груди. Возможно, это было его самолюбие — кто-то тешил его письмами. Возможно, Фиркл и правда был не таким отбитым, как о нём иногда шептали, и всё-таки проявлял человеческие эмоции, не чуждые даже готам. Возможно, для него это была такая игра. Айк допускал вариант, что Фиркл играет на публику — за ним водились подобные наклонности. Что бы там ни говорили готы, а они представляли из себя театр, день изо дня разыгрывающий мрачную пьесу под названием «вся наша жизнь — боль, мрак и страдания». Учитывая то, как редко они выходили из образа (Айк вообще не видел таких случаев), маску держать они умели. Причём абсолютно любую. Взгляд у Фиркла был, конечно, заинтересованный, но очень и очень подозрительный. Быть может, он даже прекрасно знал, кто именно за ним следит, притаившись на качели. Всё-таки готы были достаточно умны и, пожалуй, всё-таки знакомы с окружающими. Если уж не Фиркл, то его старшие друзья — точно. Могли и нашептать, из чьих рук тот получает корреспонденцию. Узнать это Айку было не суждено, во всяком случае уж точно не с такого расстояния. Недорогой неизвестный мне конформист, Я не знаю, зачем ты мне всё это пишешь, и почему настолько боишься заглянуть в мои прекрасные мрачные глаза, но имей хоть каплю совести и прекрати меня изводить. Тебя бережёт лишь то, что я не могу истыкать ножом всю группу. Если ты мне попадёшься — пеняй на себя. Не с любовью, Фиркл. А вот это было обидно. Эту записку, вполне аккуратно и чётко выведенную, Айк нашёл с утра на месте, куда обычно подкладывал свои. Видимо, Фиркл оставил её тут со вчерашнего дня, потому как в кабинете его не было. Он не приходит настолько рано. Вздохнув, Брофловски смял заготовленное письмо и швырнул в мусорку. План не работает. Вернее, работает — просто Фиркл не в восторге от общения. Ну либо это защитная реакция. Тем не менее, Брофловски пишет новую записку, короткую и на клочке бумаги. Кладёт прямо на стол, не боясь быть узнанным или замеченным. Я больше тебя не побеспокою. Извини. Всё ещё с любовью. Фиркл, садясь на своё место, демонстративно сжигает записку, за что его выгоняют и отправляют к директору. Он показывает всем на прощание средний палец, явно адресуя тот своему воздыхателю. Айк сталкивается с ним взглядом в этот момент. Фиркл выглядит весьма раздражённым и задерживает зрительный контакт. В его глазах вполне внятно читается: «Значит, это был ты». Что же, готы действительно достаточно умны. Брофловски стоило напоминать себе об этом варианте почаще. Айк старается не попадаться им на глаза, играя на детской площадке. Те так и сидят у лестницы, на этот раз почти неподвижно. С их стороны идёт дым, и иногда Брофловски различает, что те о чём-то говорят — он видит, как двигаются напомаженные губы Фиркла и Генриетты. Вероятно, те перемывают ему кости. Вероятно, Фиркл сообщает, что разобрался с проблемой. Но Айк же из семьи Брофловски, а они упёртые, как бараны. Фиркл едва ли не рычит, найдя новую записку, но почему-то при этом краснеет. Схватив бумажку, он вылетает из кабинета под вялые возмущения учителя, разбавленные комментариями о том, что по крайней мере он будет жечь бумажки не в классе. Дорогой Фиркл, Если мы правильно друг друга поняли, то предлагаю пообщаться более тривиальным, или, как бы ты это назвал, более конформистским способом. Я знаю, что обещал тебя больше не беспокоить, но ты мне слишком нравишься. Можно я напишу тебе в интернете? Только дай мне какой-нибудь знак. С любовью. Знака, Фиркл, конечно же, не подал. Айк лишь видел, как тот улыбался украдкой, вертя перед готами очередной запиской, и те, кажется, смеялись над происходящим. Они даже иногда поглядывали в сторону Брофловски, как тому казалось, а старший гот ободряюще похлопал Фиркла по плечу. Возможно, они были авторами плана и радовались, что вычислили жалкого конформиста. Возможно, они собирались ему за это мстить, хотя Айк не видел причин. Возможно, они все собирались с ним пообщаться от лица Фиркла. Маловероятно — Фиркл был в этом заинтересован не из любопытства. Айк за ужином уныло ковырялся в тарелке, полный тяжких дум — подождать вести от Фиркла, чтобы ему написать, или сделать это вопреки? Он же Брофловски, для них в принципе существует единственное правильное мнение — их собственное. Но Айк всё-таки старался уважать личное пространство Фиркла. Написал ему в итоге, но анонимно. Может, Джеральд Брофловски и оказался редкостным мудаком по приколу, но научить анонимности в интернете был только рад. Правда, Фиркл ничего не ответил. Айк заметил на следующий день, что гот выглядит каким-то потерянным и даже растерянным. Снова бегает взглядом по окружающим и жмётся поближе к своим друзьям. Кажется, Айк сбил его со следа, написав анонимное письмо. А может, Фиркл и тогда не догадался, что это был Брофловски. Хотелось надеяться, что тот был всё-таки умнее. Готы вроде очень образованные, начитанные люди. У них же должна быть логика? Айк единственный умеет нормально писать в группе. Ах да, если бы Фиркл ещё слушал, как Брофловски называют гением… Фиркл показывал готам свой телефон, наверняка демонстрируя сообщение в нём. Тут-то озарило уже Айка — он же не брал никаких контактных данных Фиркла, а написал ему на личную почту, которую тот, видимо, хранил в тайне. Брофловски нашёл её чисто случайно. Случайно просматривая все-все упоминания Фиркла в интернете… Бедняга, наверно, волновался, что за ним следят. Между милыми ухаживаниями и маниакальным преследованием пролегала весьма тонкая грань, заключающаяся исключительно в реакции «жертвы». Нужно было как-то исправлять ситуацию. Если раскрыться прямо сейчас — точно получит вместо благосклонной реакции ножом в живот, как и было обещано ранее. Может, ещё и остальные готы по пинку добавят, они же такие дружные. Написать Фирклу ещё одно анонимное письмо с извинениями? Так это же ещё сильнее его взволнует — значит, за ним и правда во все глаза следят, и что-то это не выглядит милым. Подбросить записку? Ну, это можно. А что писать? Вздохнув, Айк пошёл в мужской туалет. Помимо спокойного уединения там была куча всяких интересных слов на стенах кабинок, из которых можно было черпать вдохновение. А будь они с Фирклом постарше — Айк бы ему что-нибудь процитировал. Дорогой Фиркл, Извини, если я вновь тебя смущаю. Вероятно, ты думаешь, что от меня одни проблемы, и что я какой-то несдержанный маньяк, абсолютно не отвечающий за свои слова, но смею тебя заверить, что это совершенно не так. В сложившейся ситуации я должен назвать тебе своё имя, если ты его, конечно, ещё не знаешь. В один из моментов я думал, что ты обо всём догадался, но сейчас ни в чём не уверен. Могли бы мы начать с начала? С любовью. Фиркл чуть ли не взвыл, получив очередную записку, но сдержался, только губу закусил и измазал зубы в помаде, после чего долго и сосредоточенно их вылизывал, глядя в экран телефона. Айк откровенно залюбовался идиотским выражением лица своего возлюбленного — Фиркл впервые настолько забылся, что с его лица соскользнула вся мировая скорбь в присутствии других людей. То, что тот позволял себе улыбки — это мелочи, ведь, вероятно, он и не думал, что кто-то успеет их заметить. Гот ушёл прямо посреди занятия, не дожидаясь ни разрешения, ни окончания, ни чего-либо другого. Просто помахал зажигалкой и свалил. Настоящий нонконформист, что тут скажешь. Естественно, Фиркл обнаружился в компании своих друзей в углу у лестницы. Они что-то удивительно живо обсуждали, но Айк плохо слышал это с качели. Чтобы не спалиться на откровенном разглядывании готов, мальчик раскачивался под очередные придирки Филмора, стоявшего рядом. Чем активнее жестикулировали готы, тем быстрее начинал раскачиваться Айк, и в конце концов, когда Генриетта ткнула мундштуком в его сторону, а готы, как семейство сурикатов, синхронно на него посмотрели, Брофловски сделал «солнышко» и рухнул с качелей вниз, не удержавшись. Вся школа столпилась, чтобы посмотреть на глупейшую смерть гениального ученика. Айк это даже не сразу понял, мощно приложившись головой о землю. К сожалению, вместо красивых птичек и звёздочек, как показывают в мультиках, у Айка перед глазами плясали непонятные мрачные кляксы, а ещё гудело в ушах. Разреветься хотелось настолько сильно, что аж не получалось, и Брофловски только тупо открывал и закрывал рот, пока не подоспел старший брат. Что-то возмущённо проговаривая, Кайл отнёс его в медпункт. Нет, Айк не потерял там сознание, не разревелся, как обычно это делал, и даже ничего не сказал. Он просто отвернулся к стенке и яростно, возмущённо… заснул. По крайней мере он предпочитал считать именно так. Все симптомы говорили за то, что у Айка сотрясение мозга, но тот этого совершенно не чувствовал. Лёгкие трепет и тошноту он ощущал и при взгляде на Фиркла до падения с качелей, и вряд ли тому виной были отголоски будущей травмы. Фиркл, кстати, тоже стоял в той толпе, причём в первом ряду. Вот только Айк вообще не мог вспомнить его выражение лица, или его друзей. А к вечеру уже казалось, что ничего такого не было. Как бы Айк ни уверял, что ему нужно в школу, мама была непреклонна. Брофловски все являлись упёртыми баранами, но Шейла была абсолютно непробиваема даже на фоне остального семейства. Переспорить буйную еврейку из Джерси скромный канадский мальчик так и не смог, вот и пришлось остаться дома. Но по крайней мере за компьютер ему садиться запретить забыли, так что Айк уткнулся в майнкрафт, чтобы расслабиться и переварить случившиеся события. Итак, в сухом остатке имеются: нелепое падение на глазах у всей школы, заинтересованные в его личности готы, запрет на посещение занятий и абсолютно непонятная реакция Фиркла. Зато теперь даже если он не обращал внимания на Айка до этого случая, гот точно знал, что с ним в одной группе учится канадец, который очень красиво падает с качелей на свою смешную канадскую голову. Впечатление Айк произвёл на них сильное, наверно. Жаль, что плохое. Думая о Фиркле, Айк всё-таки оставляет игры. Правда, это скорее потому, что внизу слышится голос мамы, и Айку нужно юркнуть в постель быстрее, чем ходит грузная, но быстрая Шейла. Тут уж не до томных раздумий. А потом как-то даже и некогда — ужин, вечерние новости, и пора идти спать. Слава богу, мама разрешила завтра пойти в школу, убедившись, что у сына из травм только отпечаток школьного двора на лице да какой-то нездоровый интерес к урокам. А вот вечером в комнате уже время рефлексировать из-за Фиркла. Айку, в отличие от гота, не с кем поделиться своими чувствами, и приходится переживать всё в одиночку. Кайл, конечно, замечательный старший брат, но в вопросах личной жизни всё-таки бестолковый. Единственное, чем он мог бы помочь Айку — послужить примером того, как делать точно не стоит. Но пока младший Брофловски и сам прекрасно лажал без чужой помощи, на то он и гений. На почте уже ночью появляется сообщение от Фиркла, заставшее Айка врасплох. Вообще-то он спал и проснулся на звук оповещения, а пока смотрел время — рассмотрел отправителя. Сон как рукой сняло. Да напиши ты мне уже, задолбал прятаться. Я тебя даже не убью, так уж и быть. Ну разве Фиркл не прелесть? Айк влюблённо вздохнул и с чистой совестью уснул, оставив сообщение без ответа. Он написал ему утром. Прямо в твиттере, от своего имени. Счастливый-счастливый, аж настолько, что стошнило от завтрака. А может, это всё-таки сотрясение. Оно вообще придавало Айку смелости — тот убежал от мамы и буквально впрыгнул в школьный автобус, и даже Кайл его не догнал, пока Айк не сел. Энтузиазм стремительно угасал, пока до Айка доходило, что именно он сделал. Да нет, он не написал вот так сразу и в лоб — всего лишь поздоровался — но он сделал это от своего имени. Ну уж теперь-то у Фиркла не должно было остаться сомнений в личности своего поклонника. И это действительно так, потому что с утра Айка прожигают четыре тяжёлых взгляда, а от челкастого гота прилетает: «Тоже мне, рыцарь нашёлся». Ирония в том, что Айк действительно рыцарь. Вот только Фиркл вообще не походил на милую принцессу — скорее уж на маленького, но всё-таки дракона. Младший гот, кстати, предпочёл спрятаться за своих друзей и незаметно шмыгнуть мимо Брофловски. И на занятии он так и не появился. Айк горестно подумал, что это потому, что тот удовлетворил своё любопытство окончательно, и никакое общение с Айком ему не интересно. Может, он просто ему не нравился, может, готы реально общаются только с готами, а может, Фирклу и раньше не особо интересно было, и он просто делал всё от скуки. Оставалось надеяться, что радовался тот искренне. Ну и конечно же вести себя, как Брофловски, то есть пойти и смести всё на своём пути, чтобы пообщаться с любимым и наконец-то выяснить, что тот думает по этому поводу. Айку удаётся отловить Фиркла в столовой, и готы вместо того, чтобы поколотить и так покалеченного жизнью Брофловски вдруг тактично ретируются за другой столик. Смотрят, правда, чересчур внимательно, но кто бы не смотрел? Тут происходит судьбоносный момент: Айк и Фиркл собираются разговаривать. В пору затаить дыхание и замолчать в ожидании, но остальным обитателям столовой откровенно наплевать. Только Кайл откуда-то издалека косится. — Нет, — начинает Айк, смотря на Фиркла абсолютно бестолковыми глазами. Ну что он опять несёт?! Всё-таки устная речь — абсолютно не его, хоть доставай блокнот и пиши слова так, чтобы не выглядеть отсталым идиотом… — Люди просто кучка конформистских наци-чирлидеров, — бурчит Фиркл, смущаясь происходящего. Он смотрит на стол вместо глаз собеседника и сводит брови к переносице, явно недовольный сказанным. — Бисквитный монстр, — выпаливает Айк. — Я хочу, чтобы все захлебнулись в своей крови, — вдруг улыбается Фиркл, чуть краснея и отводя взгляд уже в сторону. — Мороженое и шоколад, — вторит ему Айк. — Пусть город полнится ядовитыми пауками, кусающими всех подряд, — Фиркл уже с нескрываемой радостью смотрит на Брофловски. — Бананы! — тянет тот руку готу, и Фиркл за неё берётся, переплетая пальцы. А следом выкладывает на стол нож, пододвигая тот к Айку указательным пальцем. Так дети обычно предлагают любимые игрушки. — Какие ж они влюблённые, меня сейчас стошнит, — с улыбкой замечает Биггл. — Удивительно, что они нашли общий язык, — усмехается Майкл. — Мне больше интересно, какой это язык, и как они друг друга понимают, неся полную околесицу, — откинул чёлку Пит. — Да влюблённым вообще слова не нужны, — отмахивается Генриетта. — Главное, чтоб он тут не оконформистился, — вдруг хмурится Майкл. Фиркл тот ещё перебежчик — сейчас ведь убежит за Брофловски в мир пони, радуги и нормальных детей, оставив мрачное прошлое позади. — Так, ну, волосы у него чёрные — можно не перекрашивать, — вслух рассуждает Пит. — Одежду подправим, кофе пусть сам себе достаёт, от музыки никуда не денется, а с курением как-нибудь управимся, на крайний случай будет пассивным. — Думаешь, из него получится нонконформист? — А у нас есть выбор? — раздражённо спросил Тельман. — Бум, детка! — смеялся Айк, и Фиркл улыбался в ответ, держа его за руку. Да нет, выбора у готов определённо не было.