В начале
Глава 2 — Замечательный малыш
Суббота, 9 января 1960 (середина между первой четвертью и полнолунием) Ровно девять месяцев спустя, 9-го января 1960 года, в субботу днём, в час сорок шесть минут, Эйлин Снейп родила крохотного мальчика в ткацком городке, расположенном в пятнадцати минутах езды от Колна в районе Пендл графства Ланкашир. При рождении не было ни доктора, ни лицензированной акушерки, роды принимали две бабушки новорождённого. Если бы ребёнок родился в больнице, его бы сразу забрали и положили в кроватку в отделении для новорождённых. Спелёнутый, он был бы лишён контактов с людьми, кроме нескольких минут каждый день, когда его матери разрешалось бы взять его к себе. Дома же его помыли и сразу дали в руки Эйлин, и потому первым, что он по-настоящему увидел в жизни, пускай размыто и неясно, были глаза матери. Его отец, Тоби, так тяжело переживал боль и страдания рожающей жены, что всё утро провёл в местном пабе со своим отцом, Эдвардом Снейпом, и вернулся домой, шумный и радостный, только тогда, когда ему сообщили, что он стал отцом вполне здорового сына. Венсли всё это время сидел в гостиной, готовя необходимые для процесса воду и полотенца. Сам он не мог подняться на верхний этаж, поскольку там была территория женщин. — Гляньте на него! Говорил я вам, что мой сын ни в жизнь не родится лысым? Весь в отца, весь в отца, — щебетал Тоби, впервые увидев темноволосого малыша. — Правда, я почему-то думал, что у всех младенцев глаза голубые, — отрешённо протянул он, вглядываясь в тёмные глаза сына, которые сейчас казались совсем чёрными. — Пока нельзя судить о цвете глаз, — сказала Нора Снейп, мать Тоби. — Подожди несколько месяцев, и он изменится. Нед, не дыши на мальчика перегаром. — Может быть, — отозвалась Константина, задумчиво глядя на ребёнка. — Нужно подождать, тогда и увидим. Венсли протянул мизинец и осторожно коснулся им ладошки малыша. Крохотная ручка сжала его с неожиданной силой. Константина заметила удивление, отразившееся на лице старика. — Все младенцы цепляются крепко, — пояснила она. — Эта хватка скоро ослабнет. — Правда? — с сожалением спросил Венсли. — Я уж было подумал, он вырастет сильным мальчуганом. — Может, так и будет, но не потому, что он сейчас крепко хватается за пальцы. Теперь уходите, вы его увидели, а Лин нужно отдохнуть. Мужчины отправились вниз планировать будущее мальчика и пить за его здоровье, здоровье его матери и за здоровье всех, о ком они только могли вспомнить, пока женщины принялись готовить маму и ребёнка к первому кормлению. Между ними чувствовалось некоторое напряжение, поскольку взгляды Константины на то, что было необходимо, не совпадали со взглядами Норы. И всё-таки почти всё делалось по воле ведьмы. Имя мальчику дали не сразу. Эйлин, верная своему образованию, хотела назвать его Септимием Северусом, но Тобиас не желал иметь в семье никаких Септимиев, ей-богу, лучше было назвать ребёнка в честь его дедушек: либо Эдвардом Ричардом, уступая первое имя отцу Тобиаса, либо Ричардом Эдвардом, уступая первое имя отцу Эйлин. В конце концов они нашли компромисс, назвав мальчика Ричардом Северусом. (Тоби решил уступить, потому что Ричард Принц умер за несколько лет до рождения внука, да и Тоби в жизни не очень-то ладил с отцом, разве что в пабе им удавалось найти общий язык.) Как и свойственно семьям, потратившим много времени на выбор имени, мальчика никогда не звали никаким производным от Ричарда. Все почему-то привыкли к сокращённому варианту Расс. На самом деле, на протяжении всей его жизни соседи считали, что его имя было Расселл. Расс Снейп с самого рождения был непростым ребёнком. Его отец объяснял это необычайно высокими умственными способностями. — Ну разве он не умник, Лин. Он понимает, что когда я прихожу домой, нужно быть тихим и послушным. Он ведь никогда не докучает, правда? Спокойный, как пастор в церкви. Посмотри, как он поднимает головку, чтобы оглядеться. Такому палец в рот не клади. Эйлин наблюдала за развитием сына с тигриной гордостью, видя, как он потягивался, пинался, изучал свой маленький мир и, когда его переворачивали на живот, поднимал голову, чтобы посмотреть на мать. Она не стала говорить Тоби, что мальчик никогда не плачет. Было гораздо проще, если Тоби верил, что малыш делает такой подарок только отцу. Она также не говорила Тоби, что проницательные, быстрые, чёрные глаза мальчика загорались чаще для неё, чем для него. Не было никакой нужды напоминать мужу, что дети всегда более связаны с матерями. У матери Эйлин было своё мнение на этот счёт. — Как это он не плачет? Все малыши плачут. Когда они голодны, или устали, или хотят, чтобы им сменили подгузник. Он должен иногда плакать. — Нет, мам. Он не плачет и никогда не плакал. У него есть другой способ сказать мне о том, что ему нужно. — Она наклонилась к младенцу. — Расс знает, как рассказать мне о чём-то. Видишь? Сейчас он хочет, чтобы я его покачала, — она подняла мальчика с дивана на руки. — Ты хочешь походить по комнате и всё поразглядывать, да, Расс? На лице Константины появилось обеспокоенное выражение. — Эйлин, ты читаешь своего ребёнка? — Она стояла за спиной дочери, вглядываясь в чёрные глаза на маленьком личике. — Для меня он закрыт. Я никогда не умела читать людей, поэтому не предполагала у тебя этого дара. Неудивительно, что мальчик не плачет, если ему достаточно лишь посмотреть на тебя и ты уже знаешь, чего он хочет. Тем временем Тоби быстро разочаровался в счастье быть родителем, и теперь отцовство вызывало в нём противоречивые чувства. — Не знал, что на детей нужно так много денег, — жаловался он Эйлин. — Бутылочки и подгузники. Тебе что, сложно оставить его со мной на пару минут? Ему не нужно всё твоё внимание. Женщина должна заботиться о своём муже. Пятница, 4 ноября 1960 (день перед полной луной) Днём женщины всегда собирались на небольшие посиделки, пока их мужья работали на фабрике. У Кейт Хэнсон, овдовевшей шесть лет назад после пожара в хлопковом цеху, детей не было, но страховые выплаты позволили ей сохранить дом, а умение вязать (плюс квартиранты) помогали оставаться на плаву. Её младшей сестрой была Полли Хезелтин, чей третий ребёнок, дочка по имени Пегги, была всего на два месяца старше Расса. У других женщин этой маленькой компании — всего их было пять — тоже были дети дошкольного возраста. Когда подруги собирались то у одной дома, то у другой, дети играли все вместе, пока их матери сплетничали за чашкой чая. — Пегги на неделе выучила новое слово, — гордо сообщила Полли, когда они в очередной раз собрались в крохотной кухне Снейпов. — Ей только год, а она уже говорит «вода» и «пока», а нынче во вторник чётко выдала: «Коляска». (На самом деле, Пегги сказала слово «кляська», но смысл был понятен.) — Годовалые такие забавные, — прощебетала Сара Кэтлоу. — Мой Бобби уже требует печенье с молоком. А «мама» он сказал, когда ему едва стукнуло восемь месяцев. Как дела у Расси, Лин? Уже болтает? Эйлин подлила Полли немного чая. — Пока что не начал. Ещё слишком мал. Хотя совсем скоро начнёт ходить. Она выглянула из кухни, чтобы посмотреть, что происходит в гостиной. Маленький Расс нетвёрдо стоял на ещё неокрепших ножках, опираясь о спинку дивана. Сейчас он уже умел довольно быстро перемещаться по дому: от кресла к дивану, от дивана к столу — так что Эйлин приходилось постоянно за ним приглядывать. Сара улыбнулась, глядя на малыша, казавшегося таким слабеньким рядом с её крепкими карапузами. — Скоро он обязательно заговорит, Лин. Не успеешь оглянуться, как лепет станет словами. — Он даже не лопочет, — ответила Эйлин. — Он молчаливый мальчик. — Дочка моей кузины Джейн тоже никогда не лопотала, — сказала Эдит Филипс, чей сын Нил сейчас стучал игрушечным кирпичиком по ножкам Расса. — Они вечно давали ей соску, чтобы утихомирить, и до трёх лет ребёнок не проронил ни слова, зато потом начал болтать хлеще коммивояжёра. С ними никогда не знаешь наверняка. — Нил, — окликнула Эйлин со своего места, — не бей Расса. Нил… Вдруг Нил взвыл от боли и ярости и бухнулся на пол посреди гостиной. Он продолжал кричать, пока его мать выбегала из кухни, чтобы поднять его на руки. — Что случилось, милый? — проворковала Эдит. — Ты ударил пальчики старым кирпичиком? Вот что бывает, когда плохие мальчики бьют других детей игрушками. Они сами ударяются. — Затем она как ни в чём не бывало обратилась к взволнованным подругам: — Он в порядке. Просто хочет, чтобы его пожалели. Маленький Расс всё так же неуверенно стоял, опираясь на диван, серьёзно разглядывая визжащего Нила чёрными глазками. Он никак не отреагировал ни на его нападение, ни на истерику. Эйлин продолжала внимательно следить за сыном, но в тот вечер больше не случилось ничего странного. Назавтра была Ночь Костров [1]. Тоби родился в этот день и любил думать, что все костры и фейерверки всегда зажигались только для него. Ему исполнилось тридцать, он был на три года старше Эйлин, но это нисколько не омрачало его радости от праздника. Напротив, Тоби потратил почти целый день на то, чтобы найти подходящий для костра хлам и вытащить его на задний двор, а затем устроился в гостиной в ожидании сумерек, то и дело поглядывая в окно сквозь задёрнутые занавески. Когда на небе начали виднеться первые звёзды, небольшая группка подростков заметила выставленные вещи, прокралась во двор и тихонько, одну за одной, вытащила их на улицу. Тоби подождал, пока они заберут последний хлам, а затем выскочил из дома с криками: «Воры! Мерзкие воришки!» Подростки припустили что есть мочи, с гиками и улюлюканьем, иногда оборачиваясь и бросая в Тоби мелкие камешки, а он гнался за ними почти до самого центра города. Разумеется, Тоби провернул всё это шутки ради. Затем он вернулся домой за Эйлин и малышом Рассом, и они вместе пошли смотреть на фейерверки и сжигание чучела Гая Фокса. Эйлин испекла традиционный для праздника имбирный пряник, а Тоби принёс картошку в фольге, чтобы запекать её на костре. На шоу они охали и ахали, Расс внимательно смотрел на всё огромными от изумления глазами, а после семья отправилась домой пировать печёной картошкой и имбирным пряником. — Ты сегодня подаришь мне подарок, Лин? — заигрывающе спросил Тоби, когда часы пробили девять. — Я уже подарила, — ответила Эйлин. Подарком был тёплый зимний свитер, который она сама связала для мужа. — Я имел в виду другое, — хитро усмехнулся Тоби. — Сегодня ведь мой день рождения и всё такое… Но Эйлин его даже не слушала. — Тшш, смотри, Тоби. Посмотри на Расса. Тоби посмотрел. Маленький Расс, не замечая того, что родители за ним наблюдают, поднялся на ноги, опираясь на диван, а затем отпустил его и, пошатываясь, потопал к входной двери. — …два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь… — Эйлин перестала считать, когда Расс потерял равновесие и плюхнулся на пол. Он не издал ни звука. — Вот он, Тоби! Вот твой подарок! — воскликнула Эйлин, когда Тоби обнял сначала её, а затем маленького сына, которым был ужасно горд. — Твой сын научился ходить! Суббота, 24 декабря 1960 (десять часов перед первой четвертью) По непонятной для всех причине, Тоби решил собрать всю семью на их первое с Эйлин и сыном Рождество. Все должны были остаться на ночь, а в рождественское утро вместе позавтракать и открыть подарки. Так как дом был совсем небольшой, родителей Тоби пришлось разделить, и тогда Нора с Константиной могли переночевать в маленькой спальне, а Венсли и Эдвард расположиться в гостиной. Раньше Тоби и Эйлин уступили бы свою спальню родителям, но было решено, что со всем шумом и суматохой, вызванной гостями, ребёнок должен хотя бы спать там, где он привык. Гости прибыли в четыре часа. Венсли, Нора и Эдвард привезли рождественскую ель на крыше машины. Нора осторожно держала в руках коробки с хрупкими ёлочными игрушками, которые хранила много лет и которыми Тоби украшал ёлку на каждое Рождество. — Подумала, что лучше будет передать их вам, — сказала она ему. — Теперь сынишка растёт у вас. Мужчины расположились в гостиной и занялись украшением дерева, а женщины отправились на кухню готовить праздничный ужин. Нора смотрела на Константину и Эйлин с почти нескрываемым любопытством. Когда Константина вопросительно подняла брови, Нора призналась: — Я просто подумала, что вы, может быть… Я никогда не видела, как вы это делаете. — Чего ты ожидала? — сказала Константина слегка раздражённо. — Ледяную статую? — Может, изюмный пудинг? — ответила Нора. — Он уже в духовке, — сообщила Эйлин. — Решила испечь в честь праздника. — А, — грустно вздохнула Нора, — значит, всё как у других. — Типичные обывательские поверья, — сказала Константина. — Волшебники не берут из воздуха всё, что им вздумается. Магия испаряется со временем, исчезает. Наколдованной едой никогда не наешься. Наколдованные деньги всегда превращаются в пыль. Магия создана для временных вещей, например, таких… — с этими словами она заставила нож чистить картошку, а венчик принялся взбивать яйца для эгг-нога [2]. — Это всё ваши дурацкие сказки о том, что волшебники могут колдовать себе еду. — Мам, — нервно прошептала Эйлин. — Мы в доме волшебницы и используем обычные бытовые заклинания, — ответила Константина. — Никому нет до этого дела, я тебя уверяю, в твоей школе… Нора выглядела потрясённой, но маленькое представление Константины ей явно понравилось. — Венсли всегда был так уверен, — сказала она, — но никогда не мог привести конкретного примера. Вы думаете, Расси… — Мы не знаем, — ответила Константина. — Ещё слишком рано судить об этом. — Может быть, и нет, — прошептала Эйлин. Две женщины наклонились к ней поближе. — В начале ноября у нас были гости, все с маленькими детьми; один из мальчиков стал бить Расса игрушкой, не сильно, но всё-таки, и… ну, вдруг его словно что-то ударило и оттолкнуло, но Расс при этом даже не пошевелился. Я не уверена, что это знак, но постоянно думаю об этом. Нора подошла к Рассу, который в это время сидел в углу с игрушечным телефоном из картона. Он прислонил трубку к уху, но не делал вид, что говорит по нему. «Ты у бабушки маленький волшебник, да, Расси? — ласково проворковала она. — Ты использовал магию, чтобы проучить плохого мальчика?» Она протянула ему руку, на кисти которой виднелись синяки. У Норы всегда были синяки на руках. Это было в порядке вещей. Расс смотрел на неё серьёзным, насторожённым взглядом. — Лин, — внезапно сказала Константина, — пойди задай ему тот же вопрос. Неуверенно, Эйлин подошла к мальчику и заняла место Норы. — Расс, — начала она, — ты использовал магию, чтобы проучить того плохого мальчика? — Она мысленно постаралась показать ему своё воспоминание о том дне. В этот момент в чёрных глазах что-то открылось, словно двери в освещённый зал, и в них шаловливо загорелось понимание. Эйлин отошла от него в замешательстве. — Он не понял вопроса, — сказала она, — но подумал, что было забавно смотреть, как Нил падает на пол. — Это уже не голод и не грязные пелёнки, Лин. Это настоящее чтение. Константина вытащила из-за стола стул и села. — Все эти годы, — произнесла она, качая головой. — Все эти годы у тебя был дар чтеца, а я даже не знала об этом. Родная мать, и даже не догадывалась. Это потому, что я не могла читать людей. Никто из моей семьи этого не умел. Значит, этот дар был у кого-то со стороны твоего отца. Наверное, потому я никогда и не искала в тебе этого. Моя дочь обладает даром чтения. — Это значит, что она умеет читать мысли? — спросила Нора. — В какой-то мере да, — немного поразмыслив, ответила Константина. — Она может заглянуть в твои глаза и понять, о чём ты думаешь. У кого-то это получается лучше, у кого-то хуже. Нора повернулась к невестке. — О чём я сейчас думаю? — спросила она. Эйлин посмотрела на неё. Продолжала смотреть какое-то время. — Я не знаю, — сдалась она наконец. — Может, о машине. — Почти, — ответила Нора. — Я думала, что нужно пойти к машине и принести ёлку. Так что я отчасти думала о машине. Но почему, — тут Нора обратилась к Константине, — она не может читать меня лучше? — Должно быть, это работает не со всеми, — признала Константина. — Вполне может быть так, что дар позволяет ей читать только своего ребёнка. — Вы это о чём? — спросил Венсли Снейп, появившийся в дверном проёме. — У Лин есть дар читать Расса, — объяснила Константина. — Вот как она всегда узнаёт, что ему нужно, и, скорее всего, поэтому мальчик никогда не плачет. Он просто показывает ей. Но сейчас выяснилось, что она может видеть больше. — А мне он покажет? — спросил Венсли. Он был старый, лет восьмидесяти или даже больше, и не мог присесть на корточки рядом с малышом. Вместо этого Венсли придвинул к нему стул и слегка наклонился, чтобы посмотреть ему в глаза. — Ничего, — сказал он. — Я ничего не могу прочесть в этой маленькой голове. — Потому что ты — не волшебник. Обычные люди не умеют читать других, — прямо ответила Константина. Она видела кое-что ещё. Она видела, как блеск в тёмных глазах малыша слегка померк, словно двери снова закрылись. Очевидно, они открывались только для Эйлин. — Чего вы все торчите на кухне? — спросил Тоби, выглядывая из гостиной, где за ним стоял его отец. С приездом гостей Тоби и Эдвард начали активно отмечать канун Рождества, так что уже пребывали в весьма приподнятом состоянии духа. — Мы обсуждаем способность Лин читать твоего сына, — ответил Венсли. — Кажется, она становится всё лучше. Представь: мальчик может просто подумать о том, чего хочет, — ему даже не нужно просить вслух. — Погоди-ка, — перебил Тоби. — Это потому он такой отсталый? Потому что Лин что-то с ним делает? Женщины и Венсли были ошарашены его выводом. — Твой сын, — твёрдо начала Константина, — не отсталый. — Тед Хезелтин сказал, что Эдит Филипс сказала Полли, что мальчик может быть заторможенным, потому что до сих пор не разговаривает. — Не болтай чепухи. Ни один ребёнок в его возрасте ещё не разговаривает. Тоби начал закипать и теперь даже не пытался говорить внятно. — Вы знаете о чём я. Он не агукает, как другие. Никаких «ва-ва» и «гу-гу» я так и не услышал, а мальцу почти уже год. Как так получилось, что он ещё не брешет? Я начинаю подумывать, что он просто отсталый. — Он не «брешет», как ты выразился, — резко ответила Константина, — поскольку достаточно умён, чтобы понять: ему это не нужно. Зачем что-то говорить, когда можно просто подумать и получить всё, что хочешь? — Значит, она должна завязать с этим. Она должна заставить его говорить, чтобы соседи не думали, что наш мальчик отсталый. Только они начнут считать его идиотом, и парень не отмоется за всю жизнь. — Брось, Тоби, не будь таким грубым! — воскликнула Эйлин. — Он прав, — сказал Венсли. — Не смейте лезть ребёнку в голову, не разобравшись. — Никто не будет звать моего сына отсталым! Пока спор медленно накалялся до скандала, никто не заметил, что малыш внимательно слушал и наблюдал за всеми из своего угла. Разум в его глазах был крепко закрыт, насторожён и обеспокоен. Слова были ему незнакомы, он не мог понять, о чём был спор, но знал, что взрослые злятся и это как-то относится к нему. Нора остановила их, прежде чем всё зайдёт слишком далеко. — Ради всего святого, сегодня же канун Рождества! Тоби, бери курицу, Нед — картошку, а дед Снейп возьмёт горошек. Давайте ужинать. — Но мы должны… — Тоби! Больше ни слова об этом. Завтра. Мы обсудим всё завтра, когда все немного успокоятся. Она сунула ему в руки тарелку с запечённой курицей, развернула и вытолкнула в гостиную, где уже стоял старый карточный стол, на этот вечер служивший им обеденным. Венсли принёс бутылку вина. Изюмный пудинг и эгг-ног были заготовлены на десерт. Для Расса поставили тарелку с его любимыми лакомствами, поскольку он ещё не мог есть то, что ели взрослые. Эйлин протянула ему руку, и теперь, когда никто не ругался, малыш деловито поднялся, схватился маленьким кулачком за мамин палец и прошёл с ней в гостиную. Именно тогда он впервые увидел рождественскую ёлку. Пока остальные устраивались за столом, Расс, чьи глаза были широко распахнуты от изумления, протопал на маленьких ножках к ёлке и потянулся за одной из ярких сияющих игрушек. «Нет, Расс, не трогай», — окликнула его Эйлин, и малыш опустил руку. Она отвернулась, уверенная в том, что сын не ослушается. Он не ослушался. Она сказала, что трогать нельзя. Расс снова поднял правую ручку, но остановил её в паре сантиметров от игрушки. Яркий сине-золотистый шарик стал медленно поворачиваться вокруг своей оси, лениво притягиваясь к пальчикам малыша, словно к магниту, и уже через пару секунд оказался в ожидавшей его руке. Расс не трогал игрушку — игрушка сама его тронула. Единственным, кто заметил это, был Венсли, который затаив дыхание наблюдал, как худенькое личико с блестящими чёрными глазами сосредоточилось на своём желании. «Отсталый, Тоби? Я так не думаю. Умеет мальчик говорить или нет, в его голове запрятан острый ум, и кто бы там что ни думал, его никогда не будут принимать за отсталого». Следующим утром семья позавтракала и собралась вокруг ёлки, чтобы открыть рождественские подарки. Почти все из них были чем-то полезным: пара тёплых варежек, новая шапка — семья из бедного рабочего класса берегла каждый пенни, шиллинг и полкроны. (Но не фартинги, конечно же. Эйлин прошерстила все карманы и перебрала все ящики в поисках фартингов, чтобы потратить их на предстоящей неделе, потому что с нового года они упразднялись.) Из всей семьи лишь Расс получил что-то помимо практичных вещей. С небольшой помощью Эйлин он открыл свои подарки и уже катал по полу игрушечную машинку, которую ему подарил дедушка. Мальчик снова стал темой общего разговора. — Как бы мне не хотелось это признавать, Лин, — начала Константина, наливая себе чай, — Тоби прав. Если мальчик не пытается общаться с другими, потому что так хорошо общается с тобой, его нужно немного подтолкнуть. — Но мам, он ещё слишком маленький. Он не поймёт, что я делаю это ради него. За весь год не было и дня, когда мы не были бы связаны. Нельзя так резко отнимать это у него. — Ну-ну, милая, всё не так ужасно, как ты думаешь, — успокоила Нора. — Ты ведь не станешь с ним разлучаться. Просто почаще с ним разговаривай. У него будет твоя поддержка. Разговаривай с ним, обнимай его… — Только не шибко, — встрял Тоби. — Я не потерплю, чтоб сына воспитывали у матери под юбкой как принцессу. — Помолчи, Тоби, — сказал Венсли. — Ребёнку ещё нет и года. Это пока что дело женщин. — И помни, Лин, — добавила её мать, — мы знаем только, что ты можешь читать Расса. Мы не знаем, может ли он читать тебя. Он слушает, когда ты что-то говоришь, и ему не нужен зрительный контакт, чтобы понимать тебя. Ты не отнимешь у него себя, просто перестанешь читать его мысли. — Да, но он ещё такой маленький… — Иногда, — сказал Венсли, — из жалости приходится быть жестоким. Они начали тем же днём, после того как Снейпы уехали домой. Константина настояла на том, что останется помочь, и впервые Тоби уступил, ведь она, в конце концов, была на его стороне. Борьба началась в полдень, когда Расс притопал на кухню и потянул маму за передник. Эйлин посмотрела вниз, улыбаясь, но избегая его взгляда, и спросила: «Чего ты хочешь, милый?» — Помоги ему, — подсказала Константина. — Он может показать тебе как угодно, но главное — не читай. Расс продолжал тянуть передник, явно озадаченный тем, что не может дать понять, что ему нужно. Эйлин решила предложить ему выбор. Она похлопала его подгузник: «Тебя нужно переодеть?» Быстрая проверка показала, что нет. Тогда Эйлин достала две бутылочки, одну с водой и другую с соком: «Ты хочешь пить, Расс? Покажи маме, что тебе нужно». Это не сработало. Эйлин наклонилась ближе к малышу, и тогда Расс внезапно схватил её за волосы и потянул. Сильно. — Ой! Эй! А ну-ка, отпусти маму… — воскликнула Эйлин. — Что он делает? — спросил Тоби, появившийся в дверях кухни. — Пытается притянуть мою голову к себе, чтобы заставить посмотреть на него. Тоби невольно ухмыльнулся. — Малец знает чего хочет и не боится это взять, а? — он повернулся к Константине. — Не такой уж и отсталый, значит? — Тоби Снейп, твой сын начал ходить, когда большинство малышей ещё ползают. Я думаю, он будет бороться, потому что явно не хочет расставаться с лёгкой жизнью. Мой внук не отсталый. — Тогда всё отлично, — сказал Тоби и удалился в гостиную. Тем временем Эйлин взяла Расса на руки, но он продолжал тянуться к её волосам и глазам. Впервые в жизни у мамы и сына возникло разногласие, и впервые в жизни Эйлин подумала, как странно было видеть ребёнка, который не издаёт ничего, кроме кряхтения и бессмысленных звуков. Самым естественным для него сейчас было бы кричать, но он этого не делал. Через какое-то время Расс зарылся лицом в руку Эйлин и неподвижно лежал у неё на коленях, обиженный и напряжённый, пока она качала его, называя хорошим мальчиком и уговаривая показать ей, чего он хочет, потому что, если он покажет, она обязательно даст это ему. Нужно просто показать. Борьба продолжалась целыми днями. Расс цеплялся за юбки Эйлин, вис на ней или позволял носить себя по всему дому, пока тянул её за волосы и нос и тыкал пальцами ей в глаза. Иногда он просто лежал на полу в гостиной, не двигаясь и ни на что не реагируя: маленький потерянный человечек, который не мог понять, что вдруг случилось с его безопасным миром. Понедельник, 9 января 1961 (девять часов перед последней четвертью) Они не стали отмечать первый день рождения Расса. Рождество было совсем недавно, и они не могли позволить себе лишних трат. В любом случае Расс ещё не понимал, что такое дни рождения, к тому же всё ещё оставался обиженным и отстранённым. — Он дуется? — спросил Тоби, вернувшись домой с фабрики, после которой всегда заходил в паб. Сегодня он припозднился, и было ясно, что причиной тому был джин. — Сын должен быть поддержкой своему отцу. Он не должен дуться. — Не будь так строг к нему, Тоби. Он ведь ещё не понимает. — Кто-то же должен ему это втолковывать. Где мой ужин? За ужином тоже возникли проблемы. — Почему он не ест? Отец целыми днями вкалывает, чтобы у него была еда на столе, а сопляк знает только, что дуться и ничего не есть. — Он за весь день ничего не съел. Не знаю — то ли расстроен, то ли заболел… — К чёрту вы у меня поедете, а не ко врачу! Чёртова система здравоохранения, люди платят налоги, а они не могут прислать в город чёртова врача! — А что, если он заболел? — Разве не этим занимается твоя мать? Какой толк от ведьмы, если она не может выходить своего отпрыска? После ужина Тоби вытащил из кладовки начатую бутылку джина, оставшуюся с Рождества, и уже через один или два стакана ситуация стала хуже, но вместе с тем яснее. — Чёртов Эванс, жопа с зенками, прискакал сегодня из своего фон-баронского офиса и говорит, что мы не кон-ку-ри-ет-но-способные. Нужно э-ко-но-ми-ро-вать, или фабрику закроют. Просит нас вкалывать те же часы за меньшие деньги. Это неправильно. Мужчина работает всю свою жизнь, чтоб мог прокормить жену и детей, а они берут и отнимают это у него. — Он налил ещё стакан и опустошил его в один глоток. Эйлин замерла. — Тоби, тебя ведь не сократили? — спросила она, стараясь выдумать способ отнять у него бутылку. — А какая разница? Меньше часов — меньше денег. Чёртовым начальникам-то зарплату поди не урезают! — Мы обязательно справимся, Тоби. Я могу убирать в домах и шить… — Муж должен обеспечивать жену! Если он не может — он не мужчина! Ещё стакан. — Ты мужчина, Тоби, и очень хороший муж. Не твоя вина, что для фабрики настали трудные времена. — Что должен сделать каждый мужик, Лин? Завести жену и заделать детишек, чтобы заботиться о них. — Тоби оглядел гостиную. Расс сидел на полу, тихий и хмурый, и даже не притрагивался к своим игрушкам. — Подойди, сын, — позвал его Тоби, — подойди к отцу. Расс не двинулся с места. Что ещё хуже, он отвернулся. — Всё в порядке, — тут же сказала Эйлин. — Я уложу его в маленькой спальне. Сегодня будем только мы вдвоём. — Нет, я хочу пообщаться с моим сыном. Иди сюда, парень, и утешь отца. Увидев, что Расс продолжает сидеть, Тоби поднялся и, не обращая внимания на попытки Эйлин остановить его, спотыкаясь направился к сыну. Наклонившись, он потянулся к руке мальчика со словами: «А ну-ка иди к отцу», но Расс отдёрнул руку и испуганно съёжился. — Неблагодарный зверёныш! — проревел Тоби. — Сейчас научишься, как уважать старших! — Он схватил Расса на руки и крепко держал, глядя на то, как малыш корчится, изворачивается и пытается оттолкнуть его маленькими кулачками. — Тоби! Он же совсем ребёнок! — закричала Эйлин, пытаясь отобрать Расса. — Оставь его в покое! Дай его мне! — Закрой рот, женщина! Он будет сидеть со своим отцом, как примерный сын, а не как надутый ведьмин выкормыш! — проорал Тоби в ответ. — Я думал, ты моя жена, а ты всё время науськивала его против меня! Расс дёргался, пинался и корчился, пока его родители кричали друг на друга. Маленькое личико становилось всё краснее, а кулачки махали во все стороны. Вдруг он тоже закричал — по-детски вопя и надрываясь от ярости и страха. Звук настолько шокировал Тоби, что тот отшатнулся назад и задел небольшой столик, стоявший у дивана, уронив с него бутылку с выпивкой. Тоби отдал ребёнка матери. — Что… это такое? — заикаясь, спросил он. — Твой сын, — ответила Эйлин. — И он плачет. — Я думал, он не умеет реветь. — Теперь — умеет. Она заглянула в тёмные глаза, прочла в них то, что было нужно, и отнесла Расса в кроватку. Убаюкав малыша колыбельной, она положила рядом с ним его любимого мишку и укрыла мягким одеялом, а затем вернулась успокоить несчастного Тоби, которого судьба вынудила бороться с несправедливым миром один на один. Тоби стоял, уставившись в пол, где в луже разлитого джина лежали осколки разбитой бутылки. «Я её не заметил», — пробормотал он в качестве извинения, пока Эйлин наводила порядок. После этого у Расса не было проблем с выражением своих нужд. На следующее утро он забрался к Эйлин на колени и стал хлопать ладошкой по её губам, открывая и закрывая рот в попытке изобразить речь. Она стала говорить с ним, а он внимательно следил за её губами, подражая их движению. Спустя пару дней он уже умел говорить «мама», и Тоби был вне себя от радости. — Ещё сто раз пожалеешь о том, что он заговорил, — сказала Эйлин Тоби на следующей неделе. Это было правдой. С тех пор они не могли заставить мальчика замолчать. Он лопотал и агукал, болтал о чём-то в картонную трубку, подражая людям, которых видел говорящими по таксофону на улице. Научившись произносить звук [г], он весь день ходил по дому, неустанно гаркая: «Га-га-га!» Он говорил «па-па», «во-да», «миф» (что означало мишку) и «ка-ка», когда ему нужно было сменить подгузник. Тоби был вынужден признать, что его сын не отсталый. Тем временем обстановка с работой в городе ухудшалась. Большинству мужчин сократили количество часов, и семьям стало сложно жить на скудное жалование в восемь фунтов в неделю. Тед и Полли Хезелтины собрали кое-какие сбережения и переехали в Манчестер, где можно было найти работу. Большинству жён теперь приходилось ежедневно проходить по нескольку пыльных миль, навещая соседние деревни в поисках работы, чтобы помочь семейному бюджету. Тоби завёл старую песню: «Почему бы тебе не наколдовать нам что-нибудь, Эйлин? Что толку иметь жену-ведьму, если она не может иногда сообразить пару фунтов на то да на сё. Нечестно рожать мужчине ребёнка и совсем ему не помогать». После того как Хезелтины уехали, Кейт Хэнсон согласилась помочь Эйлин присматривать за Рассом, пока та искала дневную подработку, и, к счастью, в качестве платы за помощь просила лишь еду. Они решили, что будет лучше, если Кейт будет приходить к Снейпам, чтобы Рассу было спокойнее в знакомой обстановке. Настал первый день, когда Эйлин нужно было оставить его, и она очень нервничала. — Ты знаешь миссис Хэнсон, — сказала она Рассу, присев перед ним на корточки, чтобы поправить комбинезончик. — Веди себя хорошо и не доставляй неприятностей. Я вернусь к ужину. — Не переживай, Эйлин, — сказала Кейт. — Может, у меня и не было своих детей, но я часто сидела с ребятами Хезелтинов. Мы с ним отлично поладим. О том, насколько отлично, Эйлин узнала, вернувшись домой вечером. Миссис Хэнсон сидела на диване в гостиной, занятая вязанием. Мальчика нигде не было. — А где Расс? — спросила Эйлин. — Прячется, — спокойно ответила Кейт. — Практически сразу после того, как ты ушла, он забрался в один из кухонных шкафов и сидел там весь день. Он наказывает тебя за то, что ты его оставила. Это нормально, уж поверь мне. Джорджи понадобилась неделя, прежде чем он начал выходить из кладовки, когда я к ним приходила. А ведь я его родная тётя. — Нужно сказать ему, что я дома. — Я уверена, что он уже и так это знает. Должен был слышать входную дверь. Он не бросится к тебе, Эйлин. Он будет тебя наказывать. Будет убегать, отталкивать тебя, вопить словно банши [3], потому что копил в себе это весь день, чтобы только показать, как сильно обиделся. Дай ему выпустить пар, оставайся спокойной. Миссис Хэнсон была права. Эйлин не могла позволить Рассу сидеть в шкафу, потому что через час домой должен был вернуться Тоби, так что она силой вытянула мальчика оттуда, и он испустил такой вопль, который, наверное, слышала вся улица. Он кричал и пинался, а когда ему удалось вырваться из рук Эйлин, попытался снова залезть в шкаф. Всё, что она могла сделать, — оставаться спокойной, потому как очень устала. Когда в кухню зашла Кейт, Расс бросился к ней, и тогда Эйлин стала готовить ужин. Расс продолжил наказывать её, даже когда вернулся Тоби. Он показательно оттолкнул её и вскарабкался на диван к отцу. — Это ещё что? — довольно спросил Тоби. — Вы двое поссорились или чего? — Он обижается на меня за то, что я оставила его сегодня с миссис Хэнсон, — ответила Эйлин. — Мы с ним не разговариваем. — Умный парень, — усмехнулся Тоби. — Женщинам верить нельзя, это народ непостоянный. Всегда надо держаться с приятелями. Конечно, через какое-то время Кейт и Рассу всё-таки удалось найти общий язык, он начал спокойно воспринимать её появление и встречать маму, когда та возвращалась домой. Тем не менее Кейт выражала некоторое беспокойство. — Ты замечала, как отчуждённо он со всеми держится? — спросила она однажды. — Он скорее наблюдает, чем проявляет желание подружиться. — Нет, ничего такого я не замечала, — ответила Эйлин. — Что-то произошло? — Да нет. Может быть, мне это кажется странным, потому что дети Полли были совсем другими, более общительными. У них всегда что-то происходило: сейчас они хохочут, через пару минут рыдают, потом могут увлечься чем-то настолько, что их не дозовёшься, не успеешь глазом моргнуть — уже дерутся, а затем обнимаются. Расс же, кроме тех случаев, когда от обиды забирался в шкаф, всегда такой… отстранённый и бесстрастный. — Он всегда был очень спокойным ребёнком, — ответила Эйлин, повязывая фартук и приступая к готовке ужина. Несколько месяцев спустя Кейт встречала Эйлин на пороге с виноватой улыбкой. — Я не знаю, как это произошло, Лин, но Расс сегодня выскочил на задний двор и побежал в пустоши, прежде чем я заметила открытую дверь. Я была уверена, что она заперта. Так как Расс уже сидел на кухонном полу, играя машинкой, Эйлин спокойно сняла пальто. — Я вижу, ты его поймала. — Когда нужно, — усмехнулась Кейт, — ты оказываешься куда проворнее этих сорванцов. После того как Кейт ушла, Эйлин уселась рядом с Рассом. — Ты сегодня вышел из дома без присмотра. — Я пошёл погулять, — ответил Расс, не глядя ей в глаза. — Как ты открыл дверь? Расс ненадолго задумался. — Я не открывал. Она сама. — И зачем ей это было делать? Мальчик ухмыльнулся: — Я сказал «пожалуйста». Эйлин вздохнула, мысленно радуясь тому, что детская магия не привлекла ничьего внимания. — Расс, ты никогда не должен выбегать из дома один. Всегда оставайся с миссис Хэнсон. Если дверь снова откроется, сразу беги и говори об этом ей. Ты меня понял? — Да, мам, — ответил он. И, как всегда, получив прямой запрет, Расс подчинился. Всё так и продолжалось несколько лет. Затем в 1964 году фабрика окончательно закрылась. Такие люди, как Деррик Филипс и Гарри Эванс, получили работу в Колне, и потому могли остаться с семьями в городе, ежедневно проделывая большое расстояние до работы и обратно. Другие, такие как Кэтлоу и Гарнетты, переезжали в Манчестер и Бирмингем. Тоби устроился работать на шахте в соседнем городе и теперь возвращался домой пьяным гораздо чаще. Дела, которые и так шли скверно, постепенно становились всё хуже.