В начале
Глава 5 — В ожидании Хогвартса
Вторник, 2 декабря 1969 (последняя лунная четверть) В начале декабря рабочим шахты сократили часы. В ту ночь Тоби явился домой мертвецки пьяным. — Пошла прочь, женщина! — заревел он на Эйлин, которая пыталась отправить его наверх спать. — Где мой сын? Расс! Выходи и составь отцу компанию. Где мой парень? Расс стоял на холодном заднем дворе, где проливной дождь уже успел вымочить его до нитки. Дверь в дом была слегка приоткрыта, поэтому Расс мог слышать всё, что происходило внутри. — Идём в постель, Тоби. Ты устал. Тебе нужно немного поспать… — Зачем человеку спать, если у него нет работы, на которую он может пойти ут… утром? Расс! Выходи оттуда! Последовавшее за этим молчание Эйлин отразило шок Расса. У отца больше нет работы? Это худшее, что могло с ними произойти. Почти не дыша, он ждал, что будет дальше. — Тоби, — прошептала Эйлин, — тебя ведь не сократили? Ведь не сейчас, когда на носу зима? — Считай, что так. Урезают человеку часы, отбирают жалкие гроши… Где мой сын? — Тоби ненадолго замолк, а потом обратился к Эйлин: — Почему ты их не наколдуешь? Тащу на себе ведьму с ублюдком, а она не может сообразить мне достойную работу с достойным жалованием! Какой от тебя толк? Сосёшь из человека деньги и не даёшь ничего взамен! — Идём наверх, Тоби. Утром всё образуется, вот увидишь. Всё станет… — Убери от меня руки! — дальше послышалось, как кулак звонко вминается в чью-то плоть и глухой стук, будто бы кто-то ударился в стену. Расс вмиг залетел на кухню и через секунду был в гостиной. Эйлин лежала на полу, но уже начала подниматься. Тоби едва держался на ногах, стоя у лестницы. «Мама!» — вскрикнул Расс и хотел было подбежать к ней, но Тоби схватил его под локоть. — Прятаться от меня вздумал, неблагодарное отродье! Ничем не лучше своей бесполезной мамаши! Сейчас я тебе устрою! Ремень просвистел в воздухе — на этот раз с пряжкой. От удара Расс дёрнулся и взвизгнул, не в силах вырваться из мёртвой хватки отца. Эйлин бросилась к сыну, но Тоби замахнулся на неё, и тяжёлая железная пряжка угодила ей в ухо, из которого тут же пошла кровь. Расс согнул ногу в колене и толкнул ею отца, отчего тот повернулся и наотмашь ударил его тыльной стороной ладони по лицу. Эйлин вцепилась в левую руку Тоби, он отвлёкся и ослабил хватку. Рассу удалось выкрутиться, Тоби рванулся за ним, но запнулся о вышарканный ковёр и упал. Несколько секунд он силился встать, но был слишком пьян и вскоре уснул. Эйлин посмотрела на мужа, растянувшегося на полу. «Чёртова шахта, — прошипела она. — Готова поспорить, что их начальники без хлеба сидеть не останутся. Расс, помоги мне уложить его». Вместе они отволокли Тоби от лестницы и кое-как взгромоздили на диван, затем Эйлин отвела Расса на кухню, чтобы позаботиться об ушибах на его лице, спине и ногах. «А тебе неплохо досталось, да? — заметила она, осматривая места, в которых пряжка слегка рассекла кожу. — Но кровь, кажется, уже не идёт». — Мам, твоё ухо, — Расс помог ей промыть левое ухо и шею, по которой спускалась тонкая струйка крови. Синяк на челюсти только начал наливаться. — Я подумываю отправить тебя к Нане, — сказала Эйлин, — даже если это значит, что тебе придётся пропустить занятия. Для нас наступили тяжёлые времена. — Давай вместе к ней отправимся, — предложил Расс. — Она заставит папу держаться от нас подальше. Эйлин покачала головой. — Тогда кто о нём позаботится? — произнесла она тихо, бросая взгляд на гостиную. — Твой отец не из тех, кто сможет жить один. Он и недели не продержится, — Эйлин протянула руку и дотронулась до ссадины на плече Расса. — Он не плохой человек, Расс, он просто изо всех сил пытается сводить концы с концами, но иногда у него это не получается. Работа на шахте и так не из лёгких: повсюду темнота, пыль, неблагодарный тяжкий труд, а теперь у него отнимают даже это. Он плохо спит по ночам, мучается от страха и тревоги за будущее. Пара стаканов джина помогает ему заснуть… — Почему ты не используешь палочку? Было бы… — Мы. Не. Применяем. Магию. Против. Магглов. Никогда. Если мы будем нарушать законы магического общества, тебя могут не принять в… — Эйлин посмотрела на Расса, затем вдруг обхватила его лицо ладонями. Её взгляд был суровым и полным решимости, когда она твёрдо сказала: — Послушай меня. Больше никогда в это не лезь. Я в силах справиться с твоим отцом, так что не вмешивайся. Мы как-нибудь переживём эти полтора года, а затем ты отправишься в Хогвартс. В Хогвартсе ты будешь в безопасности. Я не дам Министерству повод отказать тебе. Мы можем колдовать только в пустошах и никогда не будем колдовать в городе. Пообещай мне. — Хорошо, мам. На следующий день Расс отправился в школу, замкнувшись в себе так крепко, как ещё никогда не замыкался. Взгляд его тёмных глаз был холодным и непроницаемым, ни один проблеск чувств не просочился сквозь запертые двери. Учительница спросила, откуда у него ссадина и синяк около рта, Расс спокойно посмотрел ей в глаза, зная, что она никогда его не прочтёт, и невозмутимо ответил: «Несчастный случай». По её ухмылке было ясно, что она догадалась о пьяном буйстве отца-шахтёра, но Расса это нисколько не заботило. Его не волновали ни учительница, ни одноклассники. Сегодня его не волновала даже Лили. От неё он тоже закрылся. Тем вечером Расс с мамой ждали, когда отец вернётся домой. Услышав нестройное шарканье его тяжёлых рабочих ботинок по булыжной мостовой, Эйлин приказала Рассу выйти из дома и не возвращаться до тех пор, пока Тоби не уляжется спать. Всё такой же замкнутый, всё такой же холодный и отрешённый, Расс подчинился. Он подчинялся день ото дня на протяжении двух недель. Невыносимо было стоять на заднем дворе, слушая одну и ту же сцену снова и снова. Когда отец заваливался домой, Расс отправлялся в пустоши. Он больше не раздевался перед сном и теперь всегда ходил одетым, чтобы вечерами, подняв воротник шерстяного бушлата и закрыв тем самым уши, не мёрзнуть от зимнего холода вдали от дома. Иногда шёл дождь. Иногда поднималась лёгкая метель. Однажды небо было кристально чистым, и можно было видеть, как с него светили миллионы звёзд. Семестр закончился, школьники отправились на рождественские каникулы; семья Лили на три недели уехала в Гемпшир. За два дня до Рождества на одном из старых участков шахты, который было решено открыть заново, случился обвал. Тоби вернулся домой, не помня себя от горя и злобы. Уже выйдя на улицу и закрывая за собой заднюю дверь, Расс услышал, как разбилась лампа, и задержался, побоявшись оставить маму одну. По доносящимся звукам он пытался понять, что происходит в доме. «Тоби, нет! Поставь на место, мы не можем позволить себе новые, если ты…» Об стену громко разбилась тарелка. «Оставь меня в покое, женщина! Чёрт бы подрал этих скотов! Убийцы — все до единого!» Через комнату пролетел стул. Расс сжался у двери и дрожал, пока мамины мольбы, папин рёв и грохот летевших на пол вещей говорили о том, что ситуация начинала выходить из-под контроля. Расс больше не мог терпеть. Он приоткрыл дверь. Родители кричали друг на друга, Эйлин пыталась удержать взбешённого Тоби, который сейчас стоял спиной к Рассу. Расс сделал глубокий вдох и проскользнул мимо отца к лестнице. Тоби заметил движение. — А ну вернись, недоносок! — заорал он, попытавшись схватить сына, но промахнулся и ринулся на лестницу вслед за ним. — Тоби! — взвизгнула Эйлин. — Расс, уходи оттуда! Тоби! Расс на секунду исчез у себя в комнате и тут же выбежал, сжимая в руке палочку. Несмотря на свирепую брань отца и мамины отчаянные просьбы остановиться, он поднял её и чётко произнёс: «Остолбеней!» Из кончика вырвалась струя красного света, Эйлин закричала, а стоявший на лестнице Тоби обмяк и завалился назад. Тело его прокатилось по ступенькам вниз и осталось лежать на полу ничком. — Ты убил его! — завопила Эйлин, падая на колени рядом с мужем. — Палочку! Неси мою палочку, живо! В ужасе от произошедшего, Расс бросился на кухню к ящику, в котором Эйлин хранила палочку, принёс её матери, а затем тихо сжался в углу, наблюдая за тем, как она бормотала исцеляющие заговоры, пытаясь исправить то, что он натворил. Пока она работала, снаружи раздались тяжёлые хлопки крыльев, а затем в оконное стекло глухо постучали. Не желая отвлекать маму, Расс поднялся, открыл окно и принял от совы увесистый министерский конверт. Мир вокруг разваливался на части, и это была полностью его вина. Но всё же Эйлин продолжала бормотать, а Расс продолжал ждать. Когда жизни Тоби уже ничего не угрожало, Эйлин поднялась и подошла к сыну. Лицо её было бледным и разъярённым. Она протянула руку, Расс отдал ей письмо. Эйлин открыла конверт, изучила содержимое и, совсем белая от гнева, передала его Рассу. Письмо не содержало в себе ничего лишнего: два заклинания, одно боевое и одно целительное, были выполнены двумя палочками в доме, где живёт только один взрослый волшебник, в районе, где их могли видеть магглы. В письме напоминалось, что волшебникам, не достигшим одиннадцати лет, запрещается пользоваться волшебными палочками и что систематическое нарушение Акта Магической Секретности, а также Указа о разумном ограничении волшебства несовершеннолетних может привести к конфискации палочек и лишению привилегии посещения школы Хогвартс. — Почему ты не ушёл, как я тебе сказала? — холодно спросила Эйлин. — Сегодня погиб его друг. Ему нужно было выпустить пар. Он не трогал меня — только мебель. Ты использовал магию против маггла. Ты спустил его с лестницы и чуть не убил. Ты навлёк на нас Министерство, и теперь они ставят под сомнение твоё право учиться в Хогвартсе. Ничто не помешает тебе отправиться в Хогвартс. Особенно твоя собственная глупость. Она схватила его за руку и повела из дома в тёмную пустошь. Там она сняла с него бушлат, задрала блузу и, пробормотав тихо: «Флагелло», превратила палочку в плеть. Закончив с поркой, Эйлин закутала сына в куртку и отнесла домой. Следующие три дня Расс провёл в постели, пока мама заживляла следы наказания. Спина горела адски, но Эйлин не могла рисковать, прибегая к целительной магии, потому что Министерство уже предупредило их о двух нарушениях, так что Рассу оставалось лишь терпеть. Именно тогда, мирясь с незатихающей пульсирующей болью, он начал, сам того не желая, изучать потайные уголки своего разума. Первым делом он понял, что при полной эмоциональной изоляции боль переносилась легче. Она не стихала насовсем и не ослабевала, но, блокируя эмоции, Расс был способен не обращать на неё внимания. Он просто принял её и мог сосредоточиваться на других вещах. Отстранившись от своей обиды на то, что с ним сделала мама, Расс осознал как необходимость, так и справедливость своего наказания. Он нарушил правила. Одно из правил гласило, что нельзя нарушать правила людей, которые контролируют то, чего ты желаешь, или то, в чём ты нуждаешься. Сначала следует определиться в том, что для тебя необходимо, а также в том, чего ты хочешь, а после выяснить, имеет ли кто-то власть над этими вещами. Очень важно соблюдать правила тех, кто имеет власть. Рассу нужно было попасть в Хогвартс. Хогвартс контролировался Министерством. Правила Министерства не должны были нарушаться — ни Рассом, ни его мамой. При этом Министерство не имело власти ни над чем, в чём бы нуждалась или чего желала Нана, поэтому Нану правила Министерства никак не затрагивали. Ещё одно правило указывало на разные уровни несправедливости. Борьба между чемпионами в полулёгком и лёгком весе считалась несправедливой из-за разницы в весовой категории, но Нел Тарлтон доказал, что шансы на победу уравниваются, если более лёгкий участник применяет физические навыки, способные сгладить весовое преимущество соперника. Магия же являлась непреодолимым преимуществом. Человек, не обладающий магическими способностями, не имел ни единой возможности одолеть волшебника; не существовало ни одного немагического навыка, который уравнял бы шансы. Использовать магию против маггла было в корне несправедливо. Против более слабого волшебника — да. Слабый волшебник мог бы чем-то компенсировать. Маггл не мог. Расс также осознал, что нельзя вмешиваться в дела человека, решившего, будто цель оправдывает его мучения. Ради защиты Расса мама решила дать папе возможность «выпустить пар» и время от времени терпеть появляющиеся на лице синяки и ушибы. Расс попытался помешать её решению, тем самым отринув мамину свободу распоряжаться собственной судьбой. Расс наконец начал понимать, что боль и разочарование были самыми лучшими учителями: если ты не столкнёшься с ними, то никогда не сможешь выработать защиту и найти инструменты для выживания. Расс умел выживать. Он замыкался в себе, поскольку это было его способом учиться на боли и извлекать уроки из своего разочарования. Так пролетело Рождество, которое в доме Снейпов осталось никем не замеченным. У них не было денег ни на ёлку, ни на подарки, ни на угощения. Тот факт, что им пока не приходилось голодать, уже сам по себе являлся большим подарком. Наступил Новый год, каникулы закончились, и Расс, всё такой же замкнутый — теперь это состояние было для него привычным, — вернулся в школу. В первую пятницу нового семестра ему исполнилось десять лет — событие, примечательное лишь отсутствием всякого праздника. На следующий день Расс отправился к дереву у реки, чтобы впервые в этом месяце увидеться с Лили наедине. Суббота, 10 января 1970 (середина между новолунием и первой четвертью) — Что случилось? — первым делом спросила Лили, когда пришла к дереву в субботу днём, тепло закутанная от холода. В ту зиму снега ещё не было, но на мелких участках река покрылась толстым слоем льда. — Ничего. С чего ты взяла? — ответил Расс. — Северус Снейп, ты меня обманываешь. Ты изменился, стал таким… отстранённым и закрытым. — Я всегда отстранённый и… закрытый. В школе нет никого, кому… стоило бы открываться. Кроме тебя, конечно. — Как твоя мама? — В порядке. — А папа? Расс помедлил. Он бросил взгляд на свой берег реки — голый берег, на котором совсем не росли деревья. — Думаю, он тоже в порядке. — Они бьют друг друга? — Они часто спорят, — Расс не солгал. Он не стал отрицать, что родители дерутся, а лишь упомянул их споры, которые действительно возникали часто. — Не переживай насчёт этого, — сказала Лили и опустила руку в карман: — У меня для тебя кое-что есть. — Это был небольшой квадратный имбирный пряник с глазурью. Лили также выудила крохотную, немного подплавленную свечку для торта: — У меня не получится её зажечь, потому что мне запрещают брать спички, но ты можешь притвориться, что она горит, и задуть её. Я знаю, что опоздала, — Лили вставила свечку в глазурь и протянула пряник Рассу. — С днём рождения! Расс уставился на маленький квадратик, вкус которого, как он знал, был терпким, но при этом сладким. Он знал это, поскольку уже пробовал имбирные пряники в гостях у бабушки, как и другие редкие сладости дома, когда их семья могла себе это позволить. Расс считал лакомства чем-то особенным — тем, что стоит ценить как сокровище, и вдруг задумался, значат ли они то же самое для Лили. «Спасибо», — сказал он и посмотрел на неё. Теперь он был готов и не испугался так сильно, как в первый раз. Заглянув в зелёные глаза, Расс почувствовал, как все замки принялись открываться, а засовы — двигаться. Та часть его разума, которая много недель оставалась отстранённой и бесстрастной, сейчас анализировала происходящее и гадала, всегда ли такое случается между друзьями или всё дело было только в Лили, как вдруг Расс понял, что не сможет справиться со всеми чувствами, грозившими выйти на поверхность, и отвёл взгляд. Засовы щёлкнули, встав на привычное место. Тем не менее он успел узнать кое-что ещё. То, что он увидел, не было таким же чётким и определённым, как намерения мамы применить боевое заклинание во время их тренировок в пустошах, — напротив, это было скорее смутное, едва угадываемое впечатление, — но Расс понял, что Лили никогда не станет умышленно причинять ему боль. — Как ты… узнала? — Не скажу, — захихикала Лили. — Это мой секрет. — Я знаю, что твой будет в конце… января. Которого числа? — Этого я тоже не скажу. А откуда ты знаешь? — В прошлом году я видел на столе у мисс Уэйд список с… месяцами и днями рождения, но… не смог разглядеть даты. Как я поздравлю тебя, если не знаю… когда? — он посмотрел на Лили, и свежий порыв её взгляда вновь подул сквозь незапертые двери. Расс понял, что может контролировать это, если будет опускать и поднимать взгляд, соблюдая баланс. — Подождёшь, пока оно пройдёт, а потом скажешь: «Извини, я опоздал, с днём рождения!» Я так и сделала. Вот. Это и есть мой секрет, — и Лили звонко рассмеялась. — То есть ты не знала, что вчера был… мой день рождения? — Расс не присоединился к её смеху, но почувствовал, как на лице появляется улыбка. — Ого. А я попала совсем близко, да? Земля была слишком холодной, чтобы на ней сидеть, так что они разделили имбирный пряник, стоя под одним из деревьев. Лили рассказала Рассу о Гемпшире, а также о своей поездке на остров Уайт и в Портсмут и о двух днях, что провела в Лондоне. Расс не мог поведать ей о том, что случилось во время рождественских каникул, так что просто сказал: «Я болел и несколько дней пролежал в постели» и «Ничего особенного. Всё как обычно. Даже скучно, на самом деле». Тогда Лили рассказала Рассу несколько дурацких каламбуров, которым её научил кузен из Гемпшира. Шутки вроде: «Что говорит кошке двухсотфунтовая мышь? — Кис-кис-кис!» и «Почему никогда не помрёшь с голоду на пляже? — Там песка реки». Здесь Лили пришлось объяснить, что «песка реки» звучало совсем как «пескарики», потому что Рассу не слишком хорошо давались каламбуры, но последнюю шутку он понял сам: «Где спит пятисотфунтовая горилла? — Везде, где захочет». К тому времени они оба развеселились настолько, что теперь могли хихикать над чем угодно. После этого Лили нужно было возвращаться домой. Они сказали друг другу: «Увидимся в школе», зная, что не смогут там разговаривать, и условились встретиться на следующей неделе, понимая, что встреча может сорваться. Расс отправился домой, и, когда он пересёк реку и прошёл мимо заброшенной фабрики, двери начали запираться на засовы и крепкие замки. Расс не заставлял их, всё случилось само собой. Чувство открытости и лёгкости бытия исчезло. Расс знал, что оно вернётся лишь когда он снова заглянет в зелёные глаза, но его это устраивало. То, что он ощущал, — а скорее то, чего не ощущал — было для него в порядке вещей. Он не питал иллюзий относительно жизни. Большая её часть проходила в попытках сводить концы с концами, мириться c лишениями и переживать бури. Время от времени, если ты был достаточно удачливым, тебе выпадали кое-какие моменты счастья. Расс был удачливым. Он знал, что через пару недель, а может, и в следующую субботу, ему выпадет ещё один счастливый момент. И он ждал его с нетерпением. Зима плавно перетекла в весну, Тоби вернули его часы: новый отсек шахты обещал стабильный объём работ. Скандалы в доме Снейпов прекратились, и отец с сыном снова играли в криббедж по вечерам, после того как Расс заканчивал делать домашние задания. Эйлин получила место вышивальщицы в городке, находящемся в семи милях от них, — там ей разрешалось брать работу на дом и возвращать её по окончании. Оплата была достойной, поскольку компания использовала ярлык «ручная вышивка» для того, чтобы брать с туристов двойную цену за столовое бельё, которое выпускала. Иногда Эйлин отправлялась к Нане, где могла вышивать с помощью магии. Тогда работа продвигалась быстрее и приносила их семье больше шиллингов. Когда апрель раскрылся новой листвой и пустил ростки, обещавшие уже к маю стать цветами, а мир начал выглядеть зелёным и свежим, Расс вновь обратил свой взор к небесам. Он с нетерпением ждал одиннадцатое апреля. Одиннадцатого апреля ещё одна важная часть его жизни должна была очнуться от долгого сна. Американцы планировали третью лунную экспедицию, и на этот раз Лили с Рассом обдумывали способы, с помощью которых Расс смог бы наконец-то увидеть это по телевизору. Ему не удалось понаблюдать за первым выходом человека на Луну, а второе прилунение не видел никто, так что теперь Расс возлагал большие надежды на астронавтов и лунный модуль космического корабля «Апполон-13». За неделю до дня Икс, в субботу четвёртого апреля, Расс повторил с Лили все важные термины: запуск, приводнение, орбита Луны, старт корабля, командный модуль, вход в атмосферу, а также другие факты, полезные для понимания происходящего. Планировалось, что запуск будет осуществляться с площадки космического центра Кеннеди после восьми часов вечера, так что Расс решил, что к этому времени уже будет в пустошах ждать сигнала Лили о том, что всё прошло успешно и что ракета не взорвалась. «Хотя я уверен, что всё будет в порядке, — говорил ей Расс, — ракеты "Сатурн" ещё никогда никого не подводили. У них превосходная репутация». — Здорово, что ты так интересуешься всеми этими космическими штуками. — Но ты ведь тоже ими интересуешься. — Не так сильно, как ты, — ответила Лили. — Когда ты говоришь о них, ты забываешь запинаться. — Звучит так, будто… ты думаешь, что я… нарочно запинаюсь. — Ты знаешь, что я так не думаю! — Ладно, — сказал Расс, и заикание снова было забыто: — Старт будет одиннадцатого. Лунная экспедиция начнётся шестнадцатого и продолжится до семнадцатого, вход в атмосферу и приводнение назначены на двадцатое. Как мы узнаем, когда Би-Би-Си будет их показывать? Они ведь не станут транслировать все тридцать часов, которые астронавты проведут на Луне. Ракету запустили вечером одиннадцатого, как и было запланировано. С помощью фонарика Лили подала Рассу сигнал о том, что запуск прошёл успешно. Следующие два дня всё было спокойно, но во вторник утром поползли слухи. — Там был ужасный взрыв, корабль просто разорвало на части! — Я слышала, корабль теперь как большой гроб — они останутся в нём навсегда. — В них попал метеорит и все запасы кислорода улетели в космос! — Корабль упадёт на Солнце! — Что ты несёшь? Он даже близко к нему не подлетит. Тот день учителя полностью посвятили урокам астрономии, чтобы развеять слухи. Учительница Расса сыпала деталями, стараясь объяснить детям устройство космического корабля. Постоянно подглядывая в какой-то листок, она рисовала на доске отсеки: модули «Одиссей» и «Водолей» [1], о которых Расс уже знал. — Произошёл взрыв, но астронавты не знают, что стало его причиной, потому что не могут пройти в служебный модуль и проверить. Они потеряли много энергии и теперь должны беречь батареи для того, чтобы вернуться на Землю, так что они отключили все приборы в большом отсеке и перебрались в отсек поменьше, который не требует много электричества. Когда они подлетят поближе к Земле, они снова всё включат. Расса это успокоило, но в течение двух следующих дней учительница рассказывала им об углекислом газе, низкой температуре на корабле и о чём-то, что называлось «траекторией». Стало предельно ясно, что эти храбрейшие люди, эти астронавты, могли погибнуть в любой момент. Это был кошмар наяву; Расс всей душой переживал за членов экипажа корабля «Апполон-13». Они были молоды. Из трёх астронавтов только Ловелл был старше отца Расса, а Хейзу было всего тридцать шесть. В каком-то смысле он был уже стар, но всё-таки слишком молод, чтобы умирать. У всех них были дети одного возраста с Рассом. К счастью, теперь весь мир наблюдал за развивающейся драмой, и впервые в жизни Рассу не приходилось рыться в мусоре в поисках информации. Новости были на слуху. Расс постепенно узнавал, отчего астронавты могли погибнуть, и каждую смерть переживал вместе с ними. Во-первых, можно было лишиться всех запасов кислорода и, хватая ртом несуществующий воздух, задохнуться в углекислом газе. Во-вторых, на корабле стоял холод, от которого перестаёшь чувствовать пальцы, но при этом тебе нужно продолжать работать с приборами и переключать рычаги на пульте управления заледеневшими руками. В-третьих, существовала опасность рикошета об атмосферу [2]: корабль мог соскользнуть с траектории и отправиться в открытый космос, где ты медленно умирал бы от холода, голода и жажды. И всё это с осознанием того, что никто и никогда не придёт тебе на помощь — что ты совершенно один. Рассу отчаянно хотелось отправиться в космос и героически спасти астронавтов «Апполона-13», но он знал, что был так же бессилен, как и все остальные. Не было ничего, что он мог бы сделать. «Одиссей» с «Водолеем» облетели Луну и устремились к Земле. Внезапно стало ясно, что вход в атмосферу будет произведён не двадцатого, а семнадцатого апреля, почти ровно в семь вечера. Расс оставил Лили срочную записку в одном из её учебников, и они встретились у своего дерева в среду после школы. — Это будет завтра. Примерно в семь. Мне нужно убедиться, что они успешно сядут. Тепловой экран… Сама знаешь. Он мог быть повреждён. Лили нахмурилась. — У папы будет собеседование в Бирмингеме. Я не знаю, когда точно: завтра или в пятницу. Если завтра, то мама поедет вместе с ним. Насчёт Туньи не уверена, но, думаю, тебе удастся проскользнуть. Хотя, может, его и не станут показывать. — Как это не станут? Как можно не показывать приводнение? Люди переживают! — Ладно. Будь около моего дома в шесть тридцать. Спрячься в саду. Если мама с папой уедут, я постараюсь удержать Тунью наверху. Она не слишком интересуется этой «космической ерундой». Скорее всего, будет у себя в комнате делать домашние задания. Так что увидимся завтра. Непросто было пробраться к дому Лили семнадцатого апреля. На часах было время ужина, и если бы Расса увидели в этой части города в его бедной одежде, то непременно приняли бы за бродягу или воришку. Он вышел пораньше и осторожно крался по улицам, чтобы, достигнув места назначения, спрятаться под кустом в саду Лили на десять минут раньше условленного времени. В шесть тридцать Лили приоткрыла заднюю дверь дома, ведущую в кухню, и Расс прошмыгнул внутрь. — Тшш, — сказала Лили. — Мама с папой уехали в Бирмингем, но Тунья наверху, слушает кассеты. — И действительно, проходя вслед за Лили в гостиную, где телевизор уже был настроен на Би-Би-Си, Расс услышал, как откуда-то сверху доносились звуки вступления «Дай мне кров» [3]. Дом Эвансов внушал угнетающую неловкость: он был больше особняка миссис Хэнсон и обставлен куда богаче, так что Расс внезапно почувствовал себя очень грязным и неуклюжим. Он не прикасался к вещам из страха оставить после себя пятна, а когда Лили предложила ему присесть, отрицательно помотал головой. Он притворился, будто хотел постоять. На самом деле, Расс попросту боялся запачкать диван. — Прямое вещание ещё не включили? — спросил он, увидев на экране пятничную телепередачу. — Уже скоро, — ответила Лили. — Пару минут назад объявили, что, как только капсула будет подходить к Земле, они начнут трансляцию приводнения. И в самом деле, когда на часах было без четверти семь, на экране появилось изображение большого корабля телевизионщиков в Тихом океане. Диктор объявил, что через несколько минут «Аполлон-13» начнёт свой спуск и что на какое-то время радиосвязь астронавтов с Землёй прекратится, так как при входе в атмосферу капсулу окружит горячий ионизированный воздух, который исказит сигнал. Обычно это не длится дольше трёх минут, но из-за малого угла входа восстановление связи могло занять больше времени. Сигнал исчез, и мир принялся ждать. Три минуты казались вечностью, и, пока все ждали, диктор объяснял, что из-за возможных повреждений теплового экрана корабль мог сгореть в атмосфере от запредельной скорости свободного падения. Он также добавил, что если парашюты не раскроются, то капсула разобьётся от удара о поверхность воды. Слушать такие прогнозы было страшно. Три минуты прошли, но ничего не происходило. Диктор снова объяснил, что возможна задержка, поскольку корабль входит в атмосферу под слишком малым углом. Ещё тридцать секунд… может, и правда задержка… ещё тридцать… они явно забеспокоились, Расс начал замыкаться… ещё тридцать секунд… вдруг на радио раздался треск, и астронавты обратились к Хьюстону, сообщая, что успешно преодолели фазу входа… Лили торжествующе вскрикнула и обняла Расса, стоявшего перед телевизором. — Чем ты там занимаешься? — позвала Петуния из комнаты. — Почему столько шума? — Я смотрю телевизор, — закричала Лили в ответ. — Тут трансляция про Луну, и все радуются. Кажется, астронавтам удалось вернуться! — А, это. Не вопи так, пожалуйста. Я слушаю музыку. Лили приложила палец к губам, и они с Рассом снова повернулись к экрану, поскольку трансляция продолжалась. «Аполлон-13» всё ещё падал, и Расс не успокоился бы, пока не увидел, как он приводняется и астронавты выбираются наружу. Спуск длился девять минут. Диктор сообщил, что парашюты открылись задолго до того, как мир мог увидеть капсулу, но вот она показалась в поле зрения, опустилась на воду, и все поняли, что худшее было позади. К астронавтам отправили вертолёт, а Би-Би-Си остановило трансляцию, поскольку корабль, с которого велось прямое вещание, стоял слишком далеко от места приводнения. Для того чтобы забрать астронавтов из капсулы, требовалось некоторое время, и диктор пообещал, что зрителей будут держать в курсе. На этом всё кончилось. Расс знал, что не мог остаться и ждать новостей вместе с Лили. Ему следовало попрощаться и идти домой. У Лили были другие мысли на этот счёт. — Не хочешь молока и имбирных пряников, перед тем как пойдёшь? — спросила она. — Я должна была предложить раньше, но мы были слишком увлечены трансляцией. Расс хотел отказаться, но затем вспомнил, каким вкусным было молоко, которое он пил у миссис Хэнсон. — Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности, — сказал он. — Не волнуйся. Мы можем поесть на кухне. — С кем ты там разговариваешь? — прокричала Петуния сверху. — Это просто телевизор, Тунья, — громко ответила Лили, после чего они с Рассом поспешили на кухню, где Расс уже не чувствовал себя так неловко и уселся на стул. Лили принесла им два стакана молока и блюдце с пряниками. — Это было страшно, — сказала она, усаживаясь рядом. — На какой-то момент мне показалось, что они не вернутся. Время тянулось так долго. — Может, для них это не было так мучительно, — ответил Расс. — Они знали, что живы. Это мы ни о чём не знали, поэтому нам казалось, что время так тянулось. — Не думаю, что когда-нибудь смогла бы пойти на такое, — сказала Лили. — Я никогда не буду искать себе работу, где можно умереть вот так: совершенно одной, в космосе, зная, что никто не придёт на помощь. — Есть смерти и похуже, — сказал Расс. — По крайней мере, они могли продолжать бороться и решать проблему до самого конца. Если бы они и вправду умерли, то в момент смерти думали бы о чём-то другом. Гораздо страшнее несчастные случаи, вроде обвала на шахте, когда ты оказываешься замурован в темноте на несколько часов или дней, и нет ничего, что может отвлечь тебя от мыслей о смерти. Или, помнишь, как в первом классе нашли тела детей в Манчестере? — Да, помню. — Папа говорит, что произойди это на пару лет раньше, то убийцу бы повесили. Представь, каково это: идти умирать и стоять перед людьми, которые смотрят на тебя, и никто из них тебе не поможет, потому что все желают видеть тебя мёртвым. Думаю, это намного хуже. — Ты часто думаешь о смерти? Ты говоришь о ней так же, как об астронавтах. Не запинаешься. Расс помотал головой. — Не часто, но иногда думаю. Мой отец работает на шахте, в декабре там случился обвал, и погиб один из его друзей. Папу это ненадолго выбило из колеи, и, когда я думал об этом, я… — Расс замолчал, заметив, что Лили смотрит на него со странным выражением. — Твой папа работает на шахте? — спросила она. Расс опустил взгляд и принялся рассматривать свои пальцы. Грязь под ногтями и вокруг них заставила его вспомнить руки отца: тёмные от сажи и огрубевшие от рабочих инструментов и сланца. Расс был уверен, что работа Гарри Эванса была и вполовину не такой тяжёлой. — Ага, — ответил он. — Но твоя мама волшебница, разве она не может ему помочь? — Не-а. Я ведь… уже говорил. Мы не можем создавать… то, чего нет. И нам нельзя применять… магию там, где… увидят магглы. — А что с вами сделают, если примените? — Лили взяла с блюдца пряник, откусила краешек и наклонила голову набок. — Меня могут не пустить в… Хогвартс, и есть ещё… вещи, которые они могут сделать. — Какие? На помощь Рассу пришла ничего не подозревающая Петуния. «Лили, ты там с кем-то разговариваешь. Тебе нельзя приглашать гостей, когда мамы с папой нет дома», — и они услышали, как она спускается по лестнице. Расс тут же вскочил и уже через секунду был на улице. Он не стал убегать. Во-первых, до пустошей нужно было красться осторожно, не привлекая к себе внимания, а во-вторых, он хотел послушать разговор девочек. Голос Петунии звучал громче теперь, когда не был приглушён кухонной дверью. — С кем ты тут болтаешь? — Ни с кем, — ответила Лили. — Я просто играла. — Тогда почему здесь два стакана молока? — Я налила себе один, забыла про него и налила второй. Не волнуйся, я допью оба. — Я тебе не верю! — Мне всё равно, веришь ты или нет. Ты мне не мамочка. — Это был тот мальчишка, да? Ты привела в наш дом оборванца Снейпов, Лили? Лили рассмеялась: — Это так глупо. Как, по-твоему, он сюда пробрался? Его бы тут же прогнали. Я расскажу маме с папой, что ты выдумывала всякую чепуху. К тому же ты просто пытаешься меня запугать, чтобы привести сюда своего парня. Двенадцатилетняя Петуния была вне себя от возмущения: — Нет у меня никакого парня! — Сью Ходжес сказала, что её сестра Мэри видела, как ты строила глазки Брайану Филипсу. — Этому тупице? Я скорее буду строить глазки хорьку! — Тунья любит Бра-айана… Тунья любит Бра-айана… Довольный тем, что Лили держит ситуацию под контролем, Расс попятился от кустов, обошёл дом и осторожно направился к пустошам, а оттуда — домой. Когда он вернулся, время было совсем не позднее, так что родители и не думали спрашивать его о том, где он пропадал. После ужина Расс обратился к Эйлин: — Мам, а что Министерство делает с волшебниками, которые нарушают закон? — У них есть тюрьма, мистер Любопытный Нос, как раз для тех, кто нарушает правила. Она называется Азкабан. — Это плохое место? — спросил Расс. — О, очень плохое. Его охраняют дементоры. Попадёшь туда — и у тебя отнимут все счастливые воспоминания, оставив доживать свой век потерянным и жалким, — Эйлин убирала со стола тарелки и наводила в кухне порядок. — А как они выглядят? — Как страшные трупы в могильных отрепьях, и когда они тебя целуют, они высасывают твою душу, — тут Эйлин резко бросилась на Расса, заставив его взвизгнуть от неожиданности и высвободиться из маминых рук. — Если бы я сделал что-то плохое, меня бы отправили в Азкабан? — продолжил Расс, отойдя на безопасное расстояние. — Почему ты спрашиваешь? Что ты натворил? — Эйлин пристально посмотрела на сына. — Ничего. — Тогда никто тебя туда не отправит. — Да, но вдруг я сделаю что-то плохое? — Детей в Азкабан не сажают. Если ты сделаешь что-то очень плохое, они отправят туда меня, и тогда вам с отцом придётся мыкаться здесь в одиночку. Хотя, знаешь, я не против. Пара выходных мне бы не помешала. Так что ты задумал? — Мам! — Я серьёзно. Заберут меня в Азкабан, поведут к дементорам, и тут я расскажу им о своём чертёнке-сыне, который даже святого доведёт до ручки, и тогда все станут меня жалеть… — Ну мам! Эйлин усмехнулась и оглянулась на Расса. Вдруг что-то в его лице заставило её отложить тряпку и присесть рядом, чтобы поговорить. — Всегда помни, Расс: ты хороший мальчик. Ты никогда не сделаешь ничего, за что тебя захотят посадить в тюрьму. Ты хороший мальчик. — Но я творил палочковую магию. — В Азкабан за такое не отправляют. В мае Расс и Лили снова встретились под своим деревом у реки. Тогда Расс рассказал ей о сове из Министерства и о предупреждении. Он не стал вдаваться в подробности насчёт того, зачем он применил заклинание, что случилось с его отцом и как на это отреагировала мама. Расс поведал только о том, что колдовал палочкой и получил за это предупреждение. А ещё он рассказал Лили об Азкабане и дементорах. — Похоже, они и правда очень страшные, — отметила Лили. — Они и должны быть страшными. Какой смысл в тюрьме, если люди не будут её бояться? — Наверное, ты прав. — Магия — дело серьёзное, — сурово сказал Расс. — Это не игрушки. Тут нужно следовать правилам. Конечно, в мире были вещи куда серьёзнее обычной магии. Понедельник, 1 июня 1970 (три дня до новой луны) Учебный год неспешно подходил к концу. Первого июня Тоби вернулся из паба раньше и трезвее обычного. Удивительней было то, что он принёс домой свежий выпуск манчестерской «Гардиан». Тоби очень редко покупал газеты, но, взглянув на первую полосу, Расс и Эйлин поняли, в чём дело. — Сорок тысяч, — в голосе Тоби смешались печаль и ужас. — Сорок тысяч человек. Это же целый город, погребённый под землю. Обвал на шахте по сравнению с этим — жалкий пустяк. Шахтёры-то знают, что с ними может случиться, когда каждый день спускаются вниз, но эти бедняги? Кому могло прийти в голову, что однажды Землю тряхнёт так, что на тебя обрушится целая гора? Где у нас Перу, парень? Расс на секунду задумался, а потом выпалил: «В Южной Америке». К урокам географии мисс Уэйд всегда подходила с особой тщательностью. — Умный малый. Неплохо тебя учат, а? Так на каком языке там болтают? На английском? — На испанском. — Не имеет значения. Люди — они везде люди. Нет ничего хуже, чем оказаться похороненным перед собственной смертью. «Гардиан» досталась Рассу, который внимательно изучил всю статью вдоль и поперёк. На следующий день он, вопреки обыкновению, вложил записку не в учебник, а прямо в руку Лили. В записке говорилось: «Спроси о землетрясении в Перу». Лили согласилась, и класс прослушал интересный урок о тектонике плит и линиях разлома. Восемнадцатого июня в стране прошли выборы, и лейбористы потерпели поражение. Тоби никогда не выражал особых восторгов в сторону лейбористского правительства, которое систематически пыталось ограничить права рабочего класса, но всё-таки расстроился, когда вместо него к власти пришли консерваторы, поскольку те не заботились о правах рабочих вообще. Шахтёры в отдалённых уголках Великобритании, таких, как Уэльс, поговаривали о забастовке, и поздние ночи в пабе снова стали привычным для всех делом. Расс научился спать, одним ухом следя за звуками с улицы, готовый выскочить из дома, едва заслышав нестройные шаги отцовских ботинок на булыжной мостовой. Десять дней спустя начались каникулы. Лили с семьёй отправилась в Озёрный край, а оттуда в Шотландию, где должна была провести всё лето и вернуться только в августе. Впервые в жизни Расс не знал, чем заняться. Ему было грустно и скучно, а ещё он был в том возрасте, когда мальчишеские грусть и скука выливаются в проказливые и потенциально опасные выходки. Расс слонялся по дому, улице и целому городку в поисках того, на что можно было направить свою беспокойную энергию. Он нашёл выход в книгах, доставшихся ему от прадедушки. Тем летом Расс принялся изучать заклинания, чары, сглазы, порчи и проклятия уже не из детского любопытства. Теперь магия была для него серьёзным делом. Расс «позаимствовал» мамину палочку и стал уходить далеко в пустоши, где правила Министерства теряли силу. Там он отрабатывал движения и заклинания, а также изучал новый язык. Частые плавания в город Пирей когда-то вынудили Венсли Снейпа приобрести греческий словарь и разговорник. Как только Расс выучил алфавит, две эти книжки стали для него настоящим кладезем слов, хотя он и понимал, что греческий не был тем «языком магии», на котором говорила Нана. Произношение у Расса было далеко от идеала, но он был терпелив и настроен решительно. Первое заклинание, которое он изобрёл, заставило маленький камешек подпрыгнуть на несколько дюймов вверх. Расс упорно работал над этим весь день и, когда у него вдруг наконец получилось, был так изумлён, что оступился, перевернулся через себя и повалился на землю. Он опробовал заклинание «Пайдо» ещё на нескольких мелких предметах и отправился домой, чувствуя, что достиг чего-то необычайно важного. Это не было детским выбросом магической энергии. Это было настоящее, направленное заклинание. Расс полагал, что все волшебники умели изобретать такие вещи. Ему только предстояло узнать, каким редким талантом он обладал. Позже в этом месяце, более-менее освоив заклинание Пайдо и помня событие, случившееся в начале июня, Расс нашёл в греческом словаре перевод слова «землетрясение»: Сейсмос. Он попробовал использовать его как заклинание, но безуспешно. Неудача его не смутила, Расс продолжил свои попытки. Суббота, 8 августа 1970 (два дня до первой четверти) Лили вернулась в августе. Субботний день, в который они встретились под своим деревом, выдался особенно жарким. В ярких лучах солнца река искрилась так, что можно было почти забыть о том, насколько она грязная. Расс даже снял свою огромную куртку — он уже не стеснялся, потому что знал, что Лили не станет смеяться над его одеждой. И всё же он чувствовал, что в их общении возникло новое препятствие. Расс обнаружил, что не может смотреть Лили в глаза. Не потому, что боялся, что она его прочтёт, — он знал, что Лили не умела этого делать, — его тревожило чувство возникающей открытости, поскольку теперь Рассу приходилось утаивать слишком многое. Что, если он не успеет закрыться до прихода домой? Что, если мама прочтёт о том, что он брал её палочку и творил незаконную магию, пусть бы и в месте, где правила Министерства не действовали? Расс не мог рисковать. Большую часть времени он говорил с Лили, глядя на реку. Они обсуждали Хогвартс. — …а когда получишь письмо из школы, можно идти покупать палочку. — Я думала, у тебя уже есть палочка. — Мама забрала её. К тому же это была не совсем моя палочка, она принадлежала моему деду, — Расс вспомнил ощущение деревянной рукояти в сжатой ладони. Мамина палочка чувствовалась иначе, он знал, что со старой дедовской колдовать получалось лучше. Расс готов был поклясться, что палочка деда его по-настоящему слушалась. Тем не менее он не стал говорить об этом Лили. — В Хогвартсе нас начнут учить настоящей магии, и тогда правила станут строже, как я и говорил. Если мы будем колдовать вне школы, Министерство будет нас наказывать — присылать письма. Лили недоверчиво посмотрела на Расса. — Но я ведь уже колдовала вне школы, — возразила она. — Нам ещё можно. У нас пока нет палочек. Детям всё спускают с рук, потому что они ещё маленькие и не умеют управлять магией, — Расс не был уверен, что делают с теми, кто знает достаточно, чтобы контролировать свои способности, однако помнил о том, что их могут не пустить в Хогвартс. — Но как только тебе исполняется одиннадцать, — продолжил он, — и тебя начинают обучать, нужно быть осторожным. Лили подняла тонкую веточку и принялась играть ею, словно это была волшебная палочка. — Неужели всё это взаправду? — нотки недоверия в её голосе смягчились. Лили хотела, чтобы всё, сказанное Рассом, оказалось правдой. — Неужели это не шутки? Петунья говорит, что ты меня обманываешь. Петунья говорит, что нет никакого Хогвартса. Но он ведь есть, правда? — Он есть для нас. Не для неё. Мы получим свои письма — только ты и я. — Правда? — Ну конечно. — Их принесёт настоящая сова? — Обычно так и бывает. Но ты магглорождённая, так что они пошлют кого-то из школы, чтобы объяснить всё твоим родителям. — А есть разница в том, что я магглорождённая? Расс вспомнил тихие разговоры мамы с Наной — шёпот, который ему слышать не полагалось: «Таким полукровкам, как он, там… Его ведь загрызут». Он знал, что не всё в Хогвартсе было радужно. Расс посмотрел на Лили, на её блестящие рыжие волосы, живые и открытые черты, которые так хорошо знал, и понял, что не допустит, чтобы его единственный друг боялся ехать в Хогвартс — отказывался ехать в Хогвартс. — Нет, — ответил он, — нет никакой разницы. Их взгляды встретились, двери распахнулись, и, когда Лили перевернулась на спину, чтобы полюбоваться листвой, сквозь открытые двери Расс наблюдал, как в его голове тяжело бурлит и поднимается неприглядная правда. «Я боюсь Хогвартса. Звёзды говорят, что меня определят на Слизерин, где таких полукровок, как я, грызут живьём. Мама так за меня волнуется, что начала учить драться. Я не знаю, получится ли у меня завести там друзей. Я никогда не встречал других волшебников, а единственные ведьмы, которых я знаю, это мама, Нана и Лили. Что, если я никому не понравлюсь? Но если Лили будет там, у меня будет друг и тогда всё будет в порядке. Она должна поехать в Хогвартс. Она должна быть там. Она нужна мне там…» И двери медленно закрылись, потому что зелёные глаза больше не смотрели на Расса. — Как дела дома? — спросила Лили, и Расс продолжил свою маленькую ложь, преуменьшая и опуская некоторые детали домашних скандалов, потому что стыдился своего отца. Он выбирал и срывал травинки вокруг себя, старательно избегая взгляда Лили, потому что не хотел увидеть о себе ещё какую-нибудь правду. — Но осталось совсем чуть-чуть, и я уеду, — закончил он, надеясь, что мама окажется права и что в Хогвартсе будет лучше. По какой-то причине Лили хотелось побыть с Рассом дольше, чем обычно, — может, потому что они не виделись шесть недель, — так что она сменила тему и заговорила об Азкабане и дементорах. Для Расса это было лучше, чем говорить о семье, он уже собирался поддержать разговор, как вдруг услышал шелест листвы и травы — слишком громкий, чтобы быть вызванным ящерицей или мышью, — и Лили поднялась с земли с криком: «Тунья!» Их тайное место больше не было тайным. Расс тут же вскочил, возмущённый тем, что Петуния позволила себе наглость, в которой сама обвиняла его всего лишь год назад. «Ну и кто теперь шпионит? Чего тебе надо?» — спросил он. Вместо того чтобы принять вызов, Петуния решила атаковать на личном уровне. Она тыкнула в него пальцем и насмешливо спросила: «Что это на тебе? Мамина блузка?» Это был удар ниже пояса. Ощущая вспыхнувшую в нём ярость, Расс услышал треск ломающегося дерева, испуганный вскрик Лили и увидел, как тяжёлая ветка падает на плечо Петунии, заставляя её оступиться. Петуния зарыдала и бросилась прочь. Лили принялась звать сестру, но безуспешно. Разозлившись, она резко повернулась к Рассу и спросила: «Ты это сделал?» Нет. Он не мог. Он даже не заметил, что ветка падает. «Нет», — ответил Расс, расстроенный тем, что Лили предположила, будто он способен на такое. Лили кинулась вслед за Петунией, на ходу повторяя: «Нет, это был ты! Ты это сделал! Ты её ударил!» «Нет! Это не я!» — бесполезно. Лили смерила Расса взглядом и убежала, оставив его одиноко смотреть на ветку, лежавшую теперь там, где всего минуту назад стояла Петуния. «Неужели это был я? Я и не думал о том, чтобы сделать это. Всё произошло само собой…» И всё-таки Расс понимал, что каким-то образом он был причастен, он понимал, что как-то использовал ветку в качестве оружия против Петунии, потому что Петуния атаковала то, что лежало в корне всего его существа, — то, чем он не мог поступиться. И теперь из-за этого он утратил дружбу Лили — утратил, потому что сделал что-то плохое. «Я потерял контроль. Я допустил детский выброс магии, потому что потерял контроль. Почему я потерял контроль? Я потерял контроль, потому что не был закрыт. Когда ты недостаточно закрыт, ты теряешь контроль, и люди не хотят с тобой общаться. Теперь Лили не хочет со мной общаться. Если я не буду крепко закрываться, я буду терять контроль и Лили перестанет быть моим другом». И тогда Расс принялся проверять все задвижки и замки своего разума: тихо, внимательно, с полным осознанием того, что делает. Все затворы были отодвинуты, а замки болтались опасно открытыми. Он замкнул их и, сделав это, решил всегда следить за тем, чтобы так всё и оставалось. У него не было права на ошибку вроде той, что он допустил сегодня. Расс отправился домой, твёрдый в своём новом решении. В следующие выходные он пришёл к деревьям у реки, но Лили там не появилась. Он так и не увидел её до начала учебного года — их последнего года в маггловской школе перед Хогвартсом. К сентябрю Расс так хорошо натренировался следить за замками, что ему больше не приходилось сосредоточиваться лишь на них. У него было больше времени на эксперименты с магией, и в своём одиночестве Расс изобрёл несколько новых заклинаний: одно заставляло цветы чахнуть и увядать, другое делало небольшие комья земли сухими и твёрдыми, а от третьего мелкие насекомые вроде муравьёв терялись и сбивались со своего пути. В первую субботу сентября Лили пришла к реке. Расс внимательно смотрел на тропинку, пытаясь понять, не идёт ли за ней ещё кто-то, но Петунии нигде не было. — Не волнуйся, — сказала Лили, — она больше не придёт. Ты очень гадко с ней поступил. — Мне очень жаль. Я не хотел, чтобы всё так получилось. Я даже не понимал, что я это делаю. — Тебе больше не следует так делать. Я не хочу дружить с теми, кто так гадко себя ведёт. — Я больше не буду. Я научился держать себя в руках и не злиться. — Это хорошо. Ты ведь и правда сделал ей больно. У неё даже был синяк на плече. — Прости. Я не хотел. Это больше не повторится. — Тогда всё в порядке, — сказала Лили, и они уселись под дерево разговаривать. Расс старательно избегал её взгляда, чтобы не потерять контроль. Было здорово осознавать, что в его мире всё уладилось. Дома дела шли так же неплохо. С полным рабочим днём на шахте и небольшим вкладом Эйлин в семейный бюджет, Тоби удалось скопить небольшую сумму, и утром семнадцатого октября он, вместо того чтобы остаться дома отдыхать после тяжёлой рабочей недели, ушёл куда-то, а ближе к вечеру вернулся за рулём видавшего виды чёрного автомобиля, что на ходу пыхтел и плевался дымом из выхлопной трубы. Поскольку дом Снейпов был самым последним в Паучьем тупике, Тоби припарковал машину прямо рядом с ним. У них было потрёпанное руководство по эксплуатации, какие-то инструменты и ремкомплект для заклеивания дырок в автомобильных камерах. Под любопытным присмотром Эйлин Тоби и Расс погрузились в изучение справочника. У Тоби был кое-какой опыт работы с грузовиками и прочими машинами на шахте, так что скоро отец и сын уже возились под капотом, стараясь вдохнуть жизнь в старый двигатель. Операция прошла настолько успешно, что тем же вечером им удалось немного прокатиться. Расс впервые почувствовал, как на быстром ходу волосы треплет задувающий в окно ветер и как внутри что-то ухает, когда машина набирает скорость тридцать миль в час. Осень плавно перешла в зиму, наступил новый год, а за ним — одиннадцатый день рождения Расса. Суббота, 9 января 1971 (два дня до новой луны) Одиннадцатый день рождения Расса стал настоящим праздником. В гости приехали обе бабушки, мама испекла именинный торт, а ещё Расс получил три подарка. Бабушка Снейп привезла кружевную скатерть, которой они накрыли стол в гостиной, а цветы из сада Наны добавили цвета и праздничности их застолью. Причина такого события была очевидна: если всё пройдёт успешно, следующие семь лет Расс будет отмечать свой день рождения вне дома. Тоби не слишком радовался тому, что его сын отправится в школу волшебства, но женщины напомнили ему о главных преимуществах: больше времени наедине с Эйлин, одним голодным ртом меньше, а ещё сын, который в свои семнадцать будет способен починить машину одним лишь взмахом палочки. Бабушка Снейп, как любительница всевозможных загадок, подарила Рассу книгу головоломок и рассказы о Шерлоке Холмсе. Нана за свои ведьминские услуги обычно брала плату вещами или продуктами, но ей всё же удалось выкроить несколько монет и купить Рассу его первый маленький котёл и набор начинающего зельевара из магазина в Ливерпуле, где продавались школьные принадлежности для волшебников. Мама с папой подарили Рассу чудесный подарок — брюки, рубашку и свитер, которые большемерили всего на один размер и почти не выглядели мешковатыми. Расс тут же примерил их и показался родным: приличный и аккуратно одетый мальчик из семьи рабочего класса. Затем он снова переоделся в привычные вещи, чтобы не запачкать новые. Новые предназначались для его поездки в Лондон в конце августа. — Ты слышала, что в Хогвартсе новый директор? — спросила Нана после того, как Расс задул свечи, торт был нарезан, а мама принялась передавать всем чашки с чаем. — Неужто старый Диппет наконец ушёл на пенсию? Давно пора. Когда я училась, все дела за него вёл заместитель директора. Мы думали, Диппет большую часть времени просто спал, — Эйлин улыбнулась при воспоминании. — Кто был заместителем? — Один из преподавателей трансфигурации — Дамблдор, — Эйлин передала кусочек торта бабушке Снейп, которая о Хогвартсе ничего не знала и молча слушала разговор. — Его-то и назначили. Что он из себя представляет? — спросила Нана. — Очень проницательный — тут и к гадалке не ходи. Но если Дамблдора сделали директором, кто теперь декан Гриффиндора? — Ты знала профессора Минерву Макгонагалл? Эйлин покачала головой. — Наверное, она пришла после моего выпуска в сорок втором. Не припомню никого с фамилией Макгонагалл. — Теперь она и декан, и заместитель директора, так что, полагаю, Гриффиндор продолжает оставаться у руля. Ты говорила, они всегда были в лидерах? — Сколько я себя там помню, старостами школы всегда выбирали кого-то из Гриффиндора, — Эйлин повернулась к Рассу, который играл с отцом в криббедж. — За дисциплиной и порядком на факультетах следят старосты. Их нужно слушаться. — После этого она снова обратилась к бабушкам: — Все старосты, независимо от факультета, подчиняются двум старостам школы — лучшим студенту и студентке, — которые, в свою очередь, отчитываются перед заместителем директора. Место школьного старосты — довольно влиятельная должность. На неё всегда назначали кого-то из Гриффиндора, потому что и Диппет, и Дамблдор учились на этом факультете. — Похоже, что Гриффиндор любит держать всё под своим контролем, — заключила Нана, подливая себе чай. — Нас это не особо заботило, но слизеринцы были амбициозней. Они отказывались мириться с таким положением дел, — Эйлин улыбнулась сыну. — Студенты Слизерина умны и все как один считают гриффиндорцев сильными, но безмозглыми. — У меня умный сын, — отозвался Тоби, который почти не следил за разговором. — Он будет учиться вместе с умными. Чтобы выжить в этом мире, нужна не сила… Тут нужны мозги. Позднее тем же вечером они сели в машину Тоби: Эйлин рядом с мужем на переднем сидении, а Расс — на заднем между бабушками. Сначала они отвезли Нану в её маленький аккуратный домик за городом, а затем отправились в деревню бабушки Снейп, где Тоби помог матери зайти в дом, поскольку теперь ей было сложно передвигаться самостоятельно. После они немного прокатились по местным дорогам — то был небольшой подарок Рассу лично от Тоби. Поскольку Англия тогда жила по летнему времени даже в зимние месяцы, солнце садилось только в пятом часу, так что Снейпы вернулись домой ещё засветло. Это был замечательный день рождения. Назавтра, в воскресенье, Расс пришёл к маленькому островку деревьев, где иногда встречался с Лили. Там он нашёл записку, втиснутую между двумя ветками. Он развернул её и прочёл: «Я пришла в 14:00, тебя не было. Было холодно, но я ждала целый час. Что случилось? Я думала, ты всегда приходишь сюда в субботу днём. Где ты был?» Мысль о том, что Лили целый час прождала его на морозе, была ужасна. Расс не знал, что ему делать. Нужно было отыскать способ загладить вину. Он не хотел терять дружбу Лили из-за собственного легкомыслия. Конец января ознаменовался двумя событиями: днём рождения Лили в последнюю субботу месяца и запуском «Апполона-14» следующим вечером. У Расса не было денег на подарок, так что после школы он отправился к Нане и, проделав восемь миль туда и обратно, вернулся домой уже затемно с маленьким бутыльком зелья, способного оживить любой увядший цветок, а также подробной инструкцией, как его варить. В рецепте не было ничего сложного, а особая прелесть зелий заключалась в том, что они не требовали палочковой магии, — их можно было варить, не боясь получить предупреждение из Министерства. Экипаж «Аполлона-14» благополучно вернулся из лунной экспедиции, приводнившись в Тихом океане поздним вечером девятого февраля. Родители Лили, изумлённые интересом дочери к американской космической программе, разрешили ей не ложиться допоздна и дождаться новостей о том, что капсула и астронавты были в безопасности. Лили помигала Рассу фонариком, и он отправился домой в тёплую постель, зная, что может спать спокойно. Ровно на следующий день все банки Великобритании закрылись в три тридцать и не открывались до понедельника. Эра монет достоинством в два и шесть пенсов закончилась. Англия перешла на десятичную денежную систему, и все вдруг заговорили о новом «пенни»: монета достоинством в одну крону была заменена монетой в двадцать пять пенсов, а полкроны теперь равнялись двенадцати с половиной новым «пенни». На Расса это почти никак не повлияло, поскольку у него никогда не водилось карманных денег, но все остальные какое-то время пребывали в замешательстве. В апреле Расс заинтересовался русскими. Американцы летали на Луну, но русские построили космическую станцию «Салют-1» и вывели её на орбиту Земли. Первый экипаж, посланный на станцию, был вынужден вернуться на Землю ни с чем из-за неполадок стыковочного механизма, но второму экипажу удалось провести стыковку и войти на станцию. Космонавты провели на ней почти весь июнь, выполняя программу космических экспериментов. В это время Расс и Лили готовились к своему экзамену «Одиннадцать плюс», но мысли Расса были заняты скорее судьбой космонавтов, чем предстоящим тестом. Тест ничего не значил. Расс всё равно не собирался идти ни в одну из маггловских школ. Тридцатого июня случилась первая трагедия. Все три члена экипажа «Союз-11» погибли во время своего возвращения со станции на Землю. При разделении отсеков корабля перед спуском открылся один из вентиляционных клапанов и случилась разгерметизация. Космонавты задохнулись в течение нескольких минут. Расс всю неделю просыпался посреди ночи от кошмаров с ощущением, будто что-то тяжёлое давит ему на грудь и не даёт дышать. А затем в последнюю неделю июля пришли письма из Хогвартса. Расс получил своё от школьной совы — величавой птицы бурого окраса — и не мог налюбоваться листами плотного пергамента, на которых изумрудными чернилами перечислялись все необходимые для первокурсника вещи. Эйлин незамедлительно достала свои старые мантии и учебники, начав работу по подгонке первых и сортировку вторых, чтобы у Расса была школьная форма и вся необходимая литература. Книги были старыми — даже для Эйлин их покупали у кого-то с рук, — но они с Рассом решили, что, в случае несоответствий с новыми учебниками, он будет делать пометки с материалом на полях. Нана послала к ним Нельсона с письмом, в котором спрашивала, не нужно ли им купить что-нибудь в Ливерпуле, и вскоре у Расса было всё необходимое, включая маленький котёл, подаренный ему на день рождения, и волшебную палочку деда Принца. В субботу тридцать первого июля Расс встретился с Лили под их деревьями у реки. — Это было потрясающе! — звонко воскликнула Лили, обнимая Расса. — Всё как ты говорил, абсолютно всё! К нам пришла женщина из школы — заместительница директора,— долго разговаривала с моими родителями и даже колдовала, чтобы показать им магию, прямо у нас дома! Ты бы видел лицо Петуньи. Она так долго меня дразнила, а теперь кусает локти, потому что всё оказалось правдой! — Что сказали твои мама и папа? — Сначала они были в шоке, но всё-таки облегчённо выдохнули. Ну, знаешь, их ведь пугало то, что я могу делать, так что они были рады узнать, что я не сумасшедшая. Петунья ходит вся кислая. Кажется, она завидует. — Ну и пусть завидует. Так ей и надо за то, что такая противная. — Не будь таким злым. В общем, на следующей неделе мы едем в Лондон в секретное место для волшебников, чтобы купить всё, что мне нужно для школы. Ты тоже там будешь? — Нет, все мои школьные вещи были у меня ещё с рождения, — Расс не посчитал нужным уточнить, что раньше они принадлежали его матери. — А ты когда-нибудь бывал в Лондоне? Расс помотал головой. Необходимость поездки в Лондон на Хогвартс-экспресс вызывала в его семье споры с того самого момента, как Расс получил письмо. Проблема заключалась в том, что поезда из Колна на Кингс-Кросс ходили только через день, так что Рассу и Эйлин предстояло ехать на день раньше, но у них не было денег на ночлег. Рассу нужно было задать Лили ещё один важный вопрос. — Ты успеешь вернуться из Лондона к следующей субботе? — Конечно. Дом будет полностью в моём распоряжении: мама и папа повезут Петунью в Колн, чтобы сводить её в кино и какое-нибудь кафе. Они хотят её немного побаловать, раз уж вышло так, что мне выпало столько внимания. А почему ты спрашиваешь? — Будет приводнение… — Опять? — «Аполлон-15». Пожалуйста, Лили. Что, если они погибнут, как русские? Я должен знать. Посадка была назначена почти на десять вечера седьмого августа. Лили пригласила Расса прийти пораньше и поужинать, но он не хотел, чтобы мама и папа задавали вопросы насчёт того, где он пропадал. Тогда Лили предложила просто попить чай с пирожными. Они договорились, что Расс придёт около девяти и успеет выдвинуться домой задолго до возвращения родителей Лили и Петунии. Всё шло по плану. Солнце только начало садиться, а Расс уже стоял у задней двери дома Лили, добравшись туда никем не замеченным. В честь события он даже надел новые вещи, отложенные на поездку в Хогвартс. Расс чувствовал, что выглядит очень опрятно и презентабельно. Лили впустила его в дом, где на кухне уже был накрыт стол с двумя чашками и десертом, так что следующие пятнадцать минут они пили чай и разговаривали о Хогвартсе. — Хочешь посмотреть мой дом? — внезапно предложила Лили. — В прошлый раз ты здесь почти ничего не видел. — Конечно, — ответил Расс, смутно понимая, что отказываться было бы невежливо. К тому же ему и правда было любопытно увидеть остальные комнаты. Теперь он знал, чего ожидать, и не был так смущён, как в первый раз. Внизу располагались столовая и гостиная. Второй этаж занимали три спальни и ванная комната. Расс очень удивился, узнав, что у каждой из сестёр была своя спальня, хотя Лили призналась, что, когда к ним приезжают гости, ей приходится делить комнату с Петунией. Стены в комнате Лили были оклеены обоями бледно-голубого и белого цветов. «Мне хотелось что-нибудь с узором, — сказала она Рассу, — но мама и слушать не стала». Петуния для своей спальни выбрала жёлтый. Расса удивило, что комната Петунии была ярче комнаты Лили. Если бы ему пришлось угадывать, он бы сказал, что Лили занимает жёлтую. У каждой из девочек были кровать, письменный стол и стул, маленький шкаф для книг и… — Что это? — спросил Расс, указывая на стол Петунии, где лежал желтоватый конверт с зелёными чернилами. — Не знаю, — ответила Лили. — Это письмо из Хогвартса. — Правда? Петунья ничего нам не говорила. — Этого не может быть, — сказал Расс, подойдя к столу и уставившись на конверт. — Магглы не получают писем из Хогвартса. — Может, оно не из Хогвартса? — предположила Лили и подняла конверт со стола. Тот же пергамент и те же изумрудно-зелёные чернила. — Интересно, что в нём. Ты ведь не думаешь, что Петунью тоже приняли в Хогвартс? — Она когда-нибудь проявляла способности к магии? — Я никогда этого не видела. — Значит, она не может поехать. Любопытство взяло над Лили верх, и она открыла конверт. Пробежав по письму взглядом, она протянула его Рассу. Письмо было от директора Дамблдора, который мягко объяснял, что, к сожалению, в Хогвартсе могут учиться лишь дети, обладающие магическими способностями. Он понимал желание Петунии изучать магию вместе с сестрой, но это было невозможно. — Она написала в школу, — удивлённо сказал Расс. — Как она это сделала? Я всегда думал, что магглы не могут отправлять туда письма, считал, что на почте есть сотрудник, который их отсеивает. — Может, оно проскочило, когда на почтах была забастовка? Это продолжалось очень долго. Расс помотал головой: — Забастовка кончилась ещё в марте. Должно быть, она написала ему после того, как ты получила своё письмо на прошлой неделе. — Бедная Петунья, — вздохнула Лили. — Похоже, она и правда завидует. Она всё твердила, какие мы с тобой ненормальные, но это могло быть и после того, как она получила ответ. — Ну и пусть завидует. Мне всё равно. Я не хочу видеть её в Хогвартсе. Она всегда только насмехалась надо мной. — Не будь таким злым, Северус. — С какой стати? Она со мной не любезничала. Я рад, что она не едет. В этот момент они вспомнили, что капсула «Апполона-15» уже летит к Земле, и побежали включать телевизор. Из-за недавней трагедии русских, Би-Би-Си начало трансляцию за целых пятнадцать минут до условленного приводнения. Расс увидел проблему одновременно с диктором. — Открылись только два парашюта! Что случилось с третьим? Все мысли о письме Петунии вмиг испарились. Расс с комом в горле наблюдал за тем, как командный модуль «Индевор» приближался к земле. Оказалось, что третий парашют использовался как мера предосторожности, и капсула вполне могла опуститься всего на двух. Меньше чем через минуту после того, как он был напуган до полусмерти, Расс уже обнимал Лили, безумно радуясь тому, что астронавты были в безопасности. Затем он так же, как и в первый раз, выскользнул через заднюю дверь и отправился домой. Тридцатого августа приехали обе бабушки. Было решено, что они заночуют у Снейпов, а утром проводят Расса до станции в Колне. Чемодан Расса был набит книгами и некоторыми вещами вроде сменного белья. Бабушка Снейп привезла ему старенький кожаный саквояж, принадлежавший Венсли Снейпу в те дни, когда он ходил в море. В саквояж они положили мантии и остроконечную шляпу, чтобы Расс смог переодеться, когда экспресс будет подходить к школе. То была ночь на понедельник. Тоби взял на работе выходной, чтобы отвезти Эйлин и Расса на станцию в Колн, а затем развезти по домам Нану и бабушку Снейп. После у Тоби будут целые сутки, предоставленные только ему. Эйлин должна была оставить Расса на платформе Кингс-Кросс, а затем успеть на Юстонский вокзал, чтобы сесть на поезд и добраться домой к вечеру первого сентября. Расса не покидало чувство, что его отец с нетерпением ждал этого вечера. Лили уже уехала. Её семья решила отправиться в Лондон пораньше и провести там все выходные. Расс знал, что теперь увидит Лили только на вокзале и не сможет поговорить с ней, пока Хогвартс-экспресс не тронется с платформы, но успокаивал себя тем, что им больше не придётся волноваться о её родителях и Петунии. Тем вечером Расс тщательно помылся наверху в раковине. С тех пор, как ему приходилось стоять в старом корыте посреди кухни, прошли годы, но он всё так же ненавидел весь процесс. Однако для поездки в Лондон в новой одежде ему хотелось быть особенно чистым. Худшей частью были волосы, которые он не мог помыть наверху, не залив весь пол. Нет, их предстояло мыть на заднем дворе: голым по пояс, пока мама поливает его голову из ведра на виду у всех соседей. Это было унизительно, но Расс вытерпел. То был последний раз за предстоящие десять месяцев. Ради Хогвартса Расс вытерпел бы всё что угодно. — Ну что, партейку напоследок, а, Расс? — спросил Тоби после ужина, и они достали доску для криббеджа и карты. — Стоит дать ребёнку пообщаться с нами, — чинно сказала Нана. — У нас не было возможности видеть его каждый день. — Значит, вы не будете скучать по нему так, как я, — парировал Тоби. — К тому же он может общаться с вами, пока играет. Он ведь не болван. Несмотря на их препирательства, вечер прошёл мирно и приятно. Рассу даже показалось, что отец и Нана славно провели время, обмениваясь колкостями. После обе бабушки отправились спать в комнату Расса, а сам он провёл ночь на диване в гостиной. Следующим утром они рано поднялись, плотно позавтракали и снова проверили, всё ли Расс уложил в чемодан. Женщины без конца умилялись тому, как славно их мальчик смотрится в новой одежде, а Тоби сто раз провёл тряпкой по автомобилю, желая убедиться, что машина имела презентабельный вид. Наконец чемодан был погружен в багажник, и они отправились в Колн. — Запомни, сын, — начал Тоби, повторяя свой совет уже в пятый раз с тех пор, как припарковал машину у станции, — не смей давать себя в обиду. Будут лезть — устрой им тёмную. — Да, пап. Они стояли маленькой смущённой группкой на платформе и ждали. Когда подошёл поезд, бабушки принялись обнимать Расса, а после них Тоби серьёзно пожал ему руку и сказал: «Всегда помни, кто ты, Расс. Наш парень никогда не даст себя в обиду мамкиным зубрёнышам. Не смей забывать». Эйлин и Расс заняли места в полупустом вагоне второго класса. Расс уже путешествовал по железной дороге: один раз в Блэкпул и два раза в Манчестер. Он знал, какой порядок заведён в таких поездках. На перекус они взяли сэндвичи: ехать предстояло долго из-за того, что поезд останавливался на каждой станции. Эйлин объяснила, что путь из Ланкашира в Лондон займёт больше времени, чем путь из Лондона в северную Шотландию, потому что в Хогвартс Расс будет ехать на экспрессе. Поезд тронулся. Они помахали в окно Тоби и бабушкам, и Расс понял, что его путешествие по-настоящему началось. Всю поездку Эйлин повторяла с Рассом то, о чём ему необходимо было помнить: о том, что не следует открывать свои мысли, о том, как правильно вести дуэль и защищаться, о том, что нужно следить за своими вещами, а главное — скрывать от преподавателей то, что он уже упражнялся в настоящей магии, нарушая закон. Хранение секретов не представляло для Расса проблему. Он хранил их годами. Они вышли из Юстонского вокзала и направились к зданию Кингс-Кросс, где оставили почти весь свой багаж в камере хранения. У Эйлин был на уме один особенный отель, в котором она останавливалась, будучи студенткой, — туда нужно было идти налегке. «Сюда, — сказала она, когда они вышли из здания вокзала. — Через дорогу». Она указывала на церковь — белую церковь с георгианским портиком [4]. «Нужно успеть к вечерне, а затем вести себя очень тихо и незаметно. Если получится, то нас ожидает мирная ночь». Вместе мать и сын перешли Юстон-роуд и вошли в здание церкви Святого Панкратия.Конец раздела «В начале»