Первый курс
Глава 8 — Проблем становится больше
Письмо Наны в конце декабря принесло плохие вести. Союз горняков пытался добиться повышения заработных плат, но переговоры шли не слишком удачно, и все понимали: если переговоры кончатся, начнётся общенациональная забастовка. Тоби ещё никогда не приходилось бастовать, однако Расс знал, что, если ты выходишь на забастовку, денег тебе не платят до тех пор, пока всё не утихнет. Он не знал, на что будут жить родители, если отца лишат жалованья, и молился, чтобы забастовки не случилось. Каникулы подошли к концу, студенты вернулись в школу. И снова Лили улыбнулась и украдкой помахала Рассу из-за гриффиндорского стола. И снова Расс прихватил пару сэндвичей и отправился есть где-нибудь в замке. За время отдыха он стал немного рассеянным и во вторник утром обнаружил, что забыл свои перья и тетрадки в спальне. Наскоро позавтракав, он побежал в подземелья, чтобы забрать их. В общей гостиной Расс услышал тихие голоса, в одном из которых узнал голос Аарона. — Я сказал «вшивым полукровкам». — И он наслал на тебя вшей, — подытожил Рабастан Лестрейндж. — В этом есть смысл. Выходит, ты его просто обозвал? — Когда Аарон не ответил, тон Рабастана стал жёстче: — На этот раз правду, Уилкис. Не вздумай увиливать. — Я ему кое-что испортил. Он мне так отомстил. Расс громко хлопнул учебниками, опустив их на ближайший столик, и разговор прервался. Ему не хотелось, чтобы пятикурсники думали, будто он подслушивал. Он поспешил в спальню за тетрадками и вышел, гадая, ожидает ли его в гостиной какая-нибудь стычка, но всё было тихо. Лестрейндж молча сидел у камина, Аарон заканчивал домашнее задание. Тем же вечером кое-кто из мальчиков стал обращать на него внимание: совсем не так, как раньше. Прямо перед самым отбоем, когда Расс был уже у плоской стены, служившей входом в общую гостиную, двое шестикурсников оттолкнули его в сторону со словами: «Прочь с дороги, дворняга. Чистокровные заходят первыми». На пути в спальню он услышал, как один семикурсник презрительно бросил: «Нам нужна ещё одна комната. С будкой, для собак». Расс сделал вид, что пропустил их комментарии мимо ушей, и ускорил шаг. В спальне он заметил, как Аарон и Эван отворачивались, стараясь не смотреть в его сторону, Алоиз выглядел очень довольным, а в лице Митчелла читалась неловкость. Расс ничего им не сказал, только прошёл к своей кровати и спрятался за балдахином. За рождественские каникулы что-то неуловимо изменилось, и он совсем не понимал почему. Поднявшись в субботу на завтрак, Расс обнаружил, что за окнами бушевала настоящая снежная буря. Его это расстроило, ведь днём он надеялся отправиться к деревьям, чтобы поработать над чарами. Теперь ему предстояло найти место, которое не было бы занято другими учениками, — задача сложнее обычной, учитывая, что из-за погоды все были вынуждены сидеть в замке. И всё-таки он отложил свои проблемы на потом, ведь самым важным в то утро была встреча с Лили. До их тайной комнаты на третьем этаже Расс добрался первым. Лили появилась десять минут спустя. — О, Северус, — воскликнула она, едва закрыв за собой дверь. — Это было самое лучшее Рождество! — Здорово, — ответил он. — Что делала? — Мы были… ни за что не угадаешь! Мы отдыхали на Майорке! — Где это? — Остров рядом с Испанией. Там было так здорово! Погода тёплая, почти всё время солнечно, а вода такая голубая! Жаль, конечно, не получилось взглянуть на их цветы — всё распустится только через месяц, — но так приятно было выбраться из серой туманной Великобритании. Петунья даже подружилась с местным парнем — мама с папой опасались, как бы всё не кончилось драмой, — но она хорошо провела время. — Как вашим родителям удалось достать билеты? — У папы новая работа в Манчестере, он ездит туда каждый день. Там платят больше, чем на старой, вот он и решил повозить нас по миру. Мне очень хочется повидать разные страны. Может, скоро мы поедем во Францию или Швейцарию. Новость о работе мистера Эванса не вызвала в Рассе большого восторга, так что он промолчал. В свою очередь он рассказал Лили о том, как обедал с преподавателями и что с ним заговаривал сам Дамблдор. Лили очень впечатлилась, отчего Расс почувствовал себя интересным и важным. Они не стали засиживаться слишком долго, потому что назавтра в воскресенье был двенадцатый день рождения Расса, и Лили намекнула, что планирует кое-что особенное. Попрощавшись, Расс отправился искать место, где мог бы попрактиковаться с заклинаниями. Все дополнительные классы на первом этаже были заняты маленькими группками студентов. Библиотека — забита под завязку, в обычных аудиториях шли занятия, а в Большом зале тут и там заседали парочки и тройки о чём-то болтавших учеников. Расс постоял несколько минут у окна на втором этаже, вглядываясь туда, где должно было быть заледеневшее озеро (из-за метели он ничего не увидел), и наконец решил поискать в подземельях. Подземелья напоминали бесконечный лабиринт комнат, классов и коридоров, проросший на несколько уровней вглубь до самого дна озера и общежитий Слизерина под ним. К тому времени Расс хорошо знал коридоры, но бывал не во всех комнатах. Он решил найти какой-нибудь маленький класс, в идеале — как можно дальше от главной лестницы. Ужасно было не иметь возможности уединиться перед собственным днём рождения. Очевидным недостатком помещений в подземельях Расс считал отсутствие окон. Только в классе зельеварения, располагавшемся на верхнем уровне, под самым потолком когда-то выложили узкие прорези. Ниже этого уровня всё, что расползалось по обе стороны от лестницы, пребывало во мраке. На ступеньках никого не было, так что Расс, не боясь, что его увидят, зажёг палочку заклинанием Люмос и осторожно двинулся по правому коридору, уводившему вглубь под холм. Запертая дверь, ещё одна запертая дверь, затем — кладовка, заставленная огромными бочками и бочонками поменьше. За четвёртой дверью он обнаружил деревянные ящики, пухлые мешки из грубой холщовой ткани, маленький стол и стул. На столе лежали какие-то учётные книги и журналы. Расс не стал в них заглядывать, потому что они ему не принадлежали. Он только подвинул их в сторону, освободив себе место для учебников, и сел заниматься. Очевидно, стул был очень низким, либо стол — очень высоким, и Расс, почувствовав неудобство, немедленно встал, коснулся палочкой стула, удлинив тому ножки, и наконец устроился, погрузившись в работу. Абсолютная уединённость кладовки делала его необычайно счастливым. Но уединению не суждено было длиться вечно. Каких-то десять минут спустя Расс услышал в коридоре шаги, и в следующую секунду дверь его кладовки отворилась. На пороге стояла девочка из Слизерина — черноволосая третьекурсница с блестящим взглядом из-под тяжёлых век. Расс давно её заметил; она постоянно общалась с группой старшекурсников в общей гостиной. Большинство обращалось к ней по фамилии — Блэк, но для друзей она была Беллой. Это её сестра недавно вышла замуж за маггла. — Ой, — удивлённо охнула она, — не думала, что здесь кто-то есть. — Извини, — пробормотал Расс, внезапно занервничав. — Я сейчас уйду. — С этими словами он встал и начал собирать книжки. — Да нет, всё в порядке, — ответила она. — Ты первым сюда пришёл. — Между ними повисла пауза, и несколько секунд они просто стояли, не двигаясь: Расс у стола, а Белла на пороге. — Ты ведь с первого курса, да? — наконец спросила Белла. — Ага, — выдавил Расс. Ещё одна пауза, и: — Я Белла Блэк. А тебя как зовут? — Севе…рус Снейп. Она рассмеялась. — Как-то ты не похож на Северуса. Северусы суровые и холодные. Неприступные. Ты не выглядишь неприступным. Наоборот, кажешься очень милым. Слушай, субботы — не для учёбы. Хочешь, пойдём поболтаем в гостиной? Ответом на вопрос было категоричное «нет». Расс не хотел идти в гостиную, не хотел ни с кем разговаривать, особенно — с этой чистокровной, которая, как ему казалось, проследила за ним до кладовки. Но она загораживала выход, и вариантов почти не оставалось. «Ну… давай», — согласился он, и тогда она повернулась и зашагала к лестнице. В гостиной Слизерина было людно — неудивительно, учитывая погоду, — но самый дальний угол, скрытый от входа выступом камина, был таинственным образом пуст. Белла отправилась прямиком туда, и Расс послушно проследовал за ней. Уютно устроившись в кресле, Белла похлопала по небольшому диванчику, стоявшему рядом. Расс опустился на диван и ждал. — Ну что, как тебе Хогвартс? — спросила Белла с бодрой улыбкой. — Он… ничего. — Как дела на занятиях? Многому уже научился у Флитвика? — Ага. — Чему, например? Вопрос требовал полноценного ответа, и Расс призадумался. — Леви…тации, — ответил он наконец. — О, здорово. Мне нравится левитация. Покажешь? Левитируй… хм, дай-ка подумать… Левитируй мне вот это, — попросила Белла, указав на вазочку с конфетами. Немного сбитый с толку, Расс позволил палочке выскользнуть из рукава. Левитация считалась простейшим заклинанием первого курса: даже самый нерадивый ученик мог выполнять её к концу осеннего семестра. Расс посмотрел на вазочку, а потом на Беллу, не сводившую глаз с его палочки. Он решил, что будет менее подозрительно, если он выполнит заклинание, чем если не сможет, так что направил палочку на конфетницу, рассёк воздух, взмахнул и произнёс: «Вингардиум Левиоса!» Маленькая вазочка медленно поднялась в воздух. — Браво! — захлопав в ладоши, воскликнула Белла, а затем указала на лампу: — Теперь это! По команде Беллы Расс левитировал лампу, кресло, маленький столик и даже картину со стены. Немного погодя к ним подошёл брат Рабастана Лестрейнджа Родольфус, который учился на одном курсе с Беллой. — Дрессируешь своего дворняжку? — небрежно обратился он к ней, и Расс тут же спрятал палочку в рукав, уставившись в пол. — У тебя манеры великана, Дольф, — ответила Белла. — Никакой он не дворняжка, просто милый щеночек, который любезно развлекает меня в этот скучный день. Уже больше, чем сделал ты, между прочим. Так что уходи и не приставай к людям, пока не научишься себя вести как подобает воспитанному человеку. — Как скажешь, Белла, — усмехнулся Родольфус. — Если ты так примитивна, что умиляешься кривляниям полукровного шута, — дело твоё. — Он наклонился и поднял со стола вазочку с конфетами, увлечённо выискивая какую-то определённую. — Дашь знать, когда будешь готова к чему-то более достойному. — И, всё так же усмехаясь, он направился к выходу из гостиной. К выходу вела небольшая лестница из шести ступеней. Начав подниматься, Родольфус вдруг запнулся и полетел вперёд, выставив перед собой руки, чтобы избежать падения. Вазочка с грохотом покатилась по лестнице, конфеты мелкой дробью рассыпались на каменном полу. Все, кто был в гостиной, повернулись на источник шума. Белла тут же вскочила с кресла и метнулась к Родольфусу. Никто не обратил внимания на Расса, который торопливо прошмыгнул вдоль противоположной стены и скрылся в коридоре, ведущем к спальням. — Кажется, мы договорились, что я сама обо всём позабочусь, — ледяным тоном произнесла Белла, когда пятнадцать минут спустя трое встретились в пустом классе. — У меня всё было под контролем. Он начал хвастаться тем, что умеет. — Детские трюки! — фыркнул Родольфус. — Такими темпами ничего не добьёшься. Ты всё ещё на испытательном сроке, кстати. У нас задание. Если не сможешь показать результат… — Мы ничего не добьёмся, если он будет нас ненавидеть! — возразила Белла. — Да ладно? Мы о нём узнали только благодаря тому, что он возненавидел Уилкиса и сорвался! — И это до сих пор всё, что нам известно, — перебил Родольфуса Рабастан, который молча слушал их препирательства. — Мы ни капли не продвинулись. — Он замолчал, заметив, как двое собеседников смотрели на него с чем-то близким к злорадству. — Так, ладно. Что вам удалось разнюхать? Родольфус усмехнулся. — Я не запнулся. Что-то подняло меня на пару дюймов в воздух, нога оказалась выше ступеньки. Не смотри на меня так, я могу понять, когда меня левитируют. Спроси Беллу. — Он прав, Рабс. Снейп делал вид, что пялится в пол, но всё это время краем глаза следил за Дольфом. Я видела. Он что-то сделал, но сделал молча. Первогодка умеет выполнять невербальные заклинания. — Мы это и так знаем, — ответил Рабастан. — Уилкис рассказывал. Хотя я бы не отказался поглядеть, как ты таранишь носом лестницу, — ухмыльнулся он младшему брату. — Есть ещё кое-что, — тихо сказала Белла. — Он — дуэлист. — Двое мальчиков уставились на неё. — Да точно, — заверила она. — Он прячет палочку где-то в мантии, чтобы в нужный момент она оказалась в руке незаметно для остальных. Я только попросила его левитировать конфетницу, а палочка уже была наготове. Но он не использовал её, чтобы толкнуть Дольфа. Она ему не требовалась. Родольфус медленно присвистнул. — Отцу будет интересно. Нужно его проверить. Как думаешь, когда лучше? — Не сейчас, — ответил Рабастан. — Нельзя, чтобы кто-то видел, как мы атакуем первогодку, нас исключат. Нужно подождать и выбрать правильное место. К тому же нам было сказано не торопиться. У нас есть ещё пара лет, нельзя его спугнуть. — Я думала, ты хотел, чтобы мы его задирали, — сказала Белла. — Отец сказал, можно делать всё, главное убедиться, что у него есть способности. Если он срывается, когда его доводят, — значит, нужно его бесить, но следить за тем, чтобы всё оставалось внутри факультета. Важно, чтобы он искал защиты на Слизерине, а не где-то ещё. — Кажется, это твоя работа, Белла, — сказал Родольфус. — Да, — ответила Белла. — Это моя работа. — И не забывай, — добавил Рабастан, — ты пока ещё не с нами. С сестрой, опозорившей семью, и братом на Гриффиндоре тебе всё ещё предстоит доказать, что любовь к магглам у вас не семейное. — Не переживай, — улыбнулась Белла. — Я не предатель крови. Он ещё узнает, что у него не будет человека вернее меня. Всё, чего я прошу, — шанс доказать это. — Смотри, чтобы всё так и было, — ответил Рабастан. Воскресенье, 9 января 1972 (день после последней четверти) Следующим утром Расс проснулся рано и выскользнул из комнаты, пока все спали. С учебником по истории магии он поднялся на третий этаж и стал дожидаться Лили. Голода он не чувствовал, да и не хотел идти в Большой зал на завтрак. — С днём рождения! — Лили появилась пару часов спустя и крепко обняла Расса. — Я сегодня встала пораньше, чтобы устроить тебе сюрприз, но ты меня опередил. Думаю, это значит, что ты ещё не завтракал. — В руках у неё была небольшая корзинка. Расс покачал головой и улыбнулся, глядя на то, как Лили принялась доставать из корзинки восхитительные вещи: там были и варёные яйца, и хлеб, и сосиски, и небольшая фляжка с чаем, другая — с тыквенным соком, и сладкая булочка с маленькой свечкой. На этот раз Лили использовала заклинание, чтобы её зажечь. Всё утро они провели за беззаботной болтовнёй. Большую часть времени говорила Лили, Расс лишь изредка задавал ей вопросы, побуждая говорить дальше, или вставлял какое-нибудь замечание, если находил его приятным. Он не хотел портить ей веселье грустными новостями, не хотел, чтобы она знала, каким страшным был вчерашний день. Расс превращался в очень хорошего слушателя. К тому времени, как они закончили праздновать его двенадцатилетние, был уже обед. На следующий день Расс получил сову от Наны. В письме содержалось краткое запоздалое поздравление и печальные вести. За день до этого, пока Расс праздновал с Лили свой день рождения, английские шахтёры объявили общенациональную забастовку. Тоби остался без работы. Ко всему прочему, жизнь Расса на Слизерине становилась всё более жалкой. Казалось, будто все сговорились, решив заставить его чувствовать себя как можно хуже. Всё началось с Аарона и Эвана. — Что ты вечно прячешься за своим балдахином? — пристал к нему Аарон тем же вечером. — Что с тобой не так? У тебя что, какое-то кожное заболевание, или что? — Это просто маггловская кровь, — презрительно бросил Эван. — Магглы не похожи на нормальных людей. У них хвосты. Длинные дворняжьи хвосты, которыми они виляют, когда счастливы. — Может, он просто тощий и слабый, как девчонка. — Может, он и есть девчонка. — Как тебе такое, а, мисс Присси? Ты поэтому моешься, пока никто не видит, и переодеваешься за шторкой? Так ты у нас девчонка? Мисс Снейп! Вот ты кто. Мисс Присси Снейп. — Аарон смеялся над своей шуткой минут пятнадцать, пока в комнатах не выключили свет и все не отправились спать. Остальные слизеринцы либо полностью игнорировали Расса (что он и предпочитал), либо делали вид, будто чуют что-то неприятное, когда он находился поблизости. Кое-кто даже демонстративно обходил его стороной, словно опасаясь заразиться ужасной болезнью. Ему стало сложнее следить за гигиеной, потому что маленькие ручейки, в которых он умывался, замёрзли, и теперь Рассу приходилось вставать в пятом часу утра, чтобы помыться в полном одиночестве. Он должен был быть уверен, что от него не пахнет, чтобы другие не могли его дразнить. Единственной, кто относился к нему дружелюбно, была Белла Блэк. Она всегда желала ему доброго утра и спрашивала, как идут дела на занятиях, и когда она заговаривала с ним, другие оставляли его в покое. Они никогда не говорили подолгу, да и общались не каждый день. Просто когда Белла была в гостиной, Расс чувствовал себя немного спокойнее, торопливо шагая в свою комнату. Он всерьёз задумывался над тем, что она сказала во время их первой встречи. Его имя. Тот, кого назвали Северусом, должен быть суровым и холодным. Неприступным. Расс хотел быть холодным и невосприимчивым к чужим подколам. Он хотел быть неуязвимым, хотел принимать оскорбления невозмутимо, с чувством собственного достоинства. «Если я буду Северусом, а не Рассом, у меня получится». Он начал думать о себе как о другом человеке, как об этом холодном Северусе. — Северус? — Митчелл окликнул его на выходе из Большого зала. Северус обернулся и подождал, пока тот подойдёт. — Можно тебя попросить? Тёмные глаза пристально изучили мальчика. Митчелл никогда не дразнил Северуса и не обзывал. Митчелл не представлял опасности. — Конечно, — ответил Северус. — Что ты хотел? — Мне нужна помощь с кое-какими предметами. Я понимаю далеко не всё, чему нас учат. Ну, то есть, с заклинаниями и трансфигурацией проблем нет, а вот астрономия и зелья… Мне правда нужна помощь с астрономией и зельями. Ты в них хорошо разбираешься, и я подумал… — Я? Я едва дотягиваю до проходного балла по зельям. Митчелл ухмыльнулся. — Ты чудной. Ты стараешься получать низкие оценки. Старик Слизнорт не видит дальше своего носа, но это не значит, что все мы слепые. Ты мог бы быть лучшим, если б захотел, причём безо всяких усилий. В каком-то смысле было приятно, что кто-то отметил его способности. Северус немного подумал. — Ладно, — сказал он наконец. — Могу помочь тебе с домашними. — И мальчики стали видеться в одной из пустовавших аудиторий на шестом этаже, чтобы делать домашние задания и изучать зельеварение. Январь перетёк в февраль без каких-либо значимых событий. День рождения Лили так же выпал на воскресенье, и на этот раз уже Северус позаботился о праздничном угощении и кусочке торта. Он часто писал Нане справиться о родителях, потому что забастовка растянулась на недели, и девятого февраля премьер-министр объявил в стране чрезвычайное положение. У Северуса подводило живот от тревоги за маму и папу, но в Хогвартсе никто не заметил, что с ним творилось странное. Он будто жил двумя разными жизнями. Однако в один из февральских дней у Северуса возникло ощущение, что и в мире волшебников не всё шло гладко. По пути в Большой зал он случайно услышал разговор двух первокурсниц, Вильгельмины Олдертон, чей отец работал на «Ежедневный пророк», и Сони Макфасти — её семья была известна тем, что разводила драконов. — Об этом напишут в сегодняшнем выпуске, — шептала Вильгельмина. — Отец хотел, чтобы я узнала первой. Северус замешкался, делая вид, что проверяет учебники в сумке. — Где это случилось? — ошеломлённо выдохнула Соня. — Прямо на лужайке перед домом. И на теле ни следа. Лежал на спине, уставившись в небо. — Кошмар. Что теперь будет с Паладином? — Не знаю. Я даже не уверена, что ему сказали. О таких вещах «Пророк» всегда узнаёт раньше родственников. — Родного отца… Кошмар. Северус продолжил подниматься по лестнице. Паладин. «Первокурсник из Гиффиндора, кажется, — как его? Винтергрин? Точно — Паладин Винтергрин». В зале, казалось, собрались все гриффиндорцы, стол их был заполнен, но зловеще тих. Многие бросали на слизеринцев недобрые взгляды, словно те были виноваты в том, что произошло. Северус решил остаться на завтрак и разузнать подробности. Слизерин и Гриффиндор никогда друг с другом не заговаривали, кроме взаимных оскорблений и стычек, но Гриффиндор общался с Когтевраном и Пуффендуем, а те — со Слизерином, так что долго новостей ждать не пришлось. Отец Паладина, Пеллинор Винтергрин, был найден ночью мёртвым перед собственным домом, причина смерти неизвестна. Паладина вызвали к Дамблдору; возможно, скоро он покинет Хогвартс — весьма вероятно, насовсем. И хотя Гриффиндор держался понуро и тихо, остальные свободно обсуждали ужасную новость. Все, кроме нескольких слизеринцев, которые, вопреки своему обыкновению, молчали. По их глазам можно было догадаться, что они знают. Рабастан и Родольфус Лестрейндж. Белла Блэк. Северус предположил, что им уже было известно о случившемся, а потому не было повода для обсуждений. А может, имелся повод молчать. Северус быстро оглядел остальных и убедился в своих догадках. Среди первокурсников так же тихо себя вели Аарон, Эван, Дорис Гэмп и Клаудиа Хиггс. «Значит, каким был ни был источник информации у Лестрейнджей, эти узнали обо всём от него же». Северус гадал, что это был за источник. Позднее стало известно, что Паладин навсегда покинул школу. По слухам, он был единственным ребёнком в семье, и теперь, когда его мать потеряла мужа, ей не хотелось потерять сына. Это значило, что в гриффиндорской спальне первогодок остались всего четверо мальчиков. — Хей, да это же мой щеночек! — воскликнула Белла, оторвавшись от учебника по трансфигурации, когда Северус вошёл в общую гостиную. Она сидела прямо у входа, словно только его и дожидалась. — Я надеялась с тобой поболтать. Идём, садись рядышком. — С этими словами она немного подвинулась, и Северус с опаской опустился на диван. — Ну, рассказывай, — улыбнулась Белла, и хотя это заставило Северуса занервничать, ему было приятно, что она уделяла ему столько внимания. — Нечего… рассказывать, — тихо ответил Северус, разглядывая свои ладони. — Неправда. Я заметила, ты какой-то понурый. — Это… из-за того, что случилось. Так… внезапно. — Ты про того гриффиндорца? Тебе не о чем беспокоиться. К тому же ты выглядел поникшим задолго до сегодняшнего утра. Что-то с семьёй? — Нет, — быстро ответил Северус. — Нет, они… в порядке. — Почему-то ему не хотелось, чтобы Белла думала о его семье. — Уверена, так и есть. И будет. Что ж, рада, что тебя ничего не тревожит. — Белла ясно давала понять, что больше его не задерживает, так что Северус поднялся и отправился в спальню. На следующий день по пути на занятия он заметил, как Белла и братья Лестрейндж о чём-то тихонько толковали с Митчеллом в самом углу вестибюля. Лица у них были серьёзные. Северус продолжил подниматься по лестнице, гадая, что этим трём понадобилось от Митчелла. В конце февраля дела вдруг начали налаживаться. Двадцать второго Нана прислала письмо с сообщением от бабушки Снейп: русские отправили на Луну автоматическую станцию собирать тамошние камни. От себя Нана добавила, что пикетирования (что бы это ни значило) были отозваны и скоро правительство пойдёт на соглашение. Двадцать шестого в субботу Расс получил от неё ещё одну весточку и стремглав кинулся на третий этаж обсудить новости с Лили. — Ты об этой забастовке шахтёров? — кисло поморщившись, спросила Лили. — Папа говорит, это вымогательство. Папа говорит, что мистер Хит говорит, что шахтёры своими неразумными требованиями тянут страну в бездну экономического кризиса. Они требовали сорокапроцентного повышения. — Сошлись на двадцати пяти, — парировал Северус, который ещё ни разу не слышал, чтобы имя премьер-министра Эдварда Хита упоминалось без ругательств. — И заслужено, между прочим, учитывая все те годы, что им недоплачивали за их опасный труд. — Точно, твой отец ведь один из этих грязных угольщиков. — А твой только и знает как целыми днями протирать штаны в уютном офисе, заколачивая состояние на тяжком труде простых людей. — Социалист-агитатор! — Капиталист-кровопийца! Не в силах справиться с возмущением, они оба вылетели из своего тайного класса и не заговаривали друг с другом добрых четыре часа. Затем во время обеда в Большом зале Лили подала Северусу знак, что хочет с ним встретиться. — Я рада, что твоему отцу повысили жалованье, — с нотками раскаяния признала она. — Кажется, я забыла обо всём, чего у тебя не было. Может, теперь у тебя появится телевизор. — И пропадёт возможность смотреть лунные запуски с тобой? Вот ещё. — На этом они помирились и снова стали лучшими друзьями. До середины марта будни шли своим чередом. Северус и Митчелл вместе занимались и делали домашние задания, но всё-таки не водили большой дружбы в привычном смысле этого слова. Они никогда не рассказывали друг другу о своих семьях и жизни вне Хогвартса, не обсуждали других учеников, не делились успехами, разочарованиями и планами — словом, говорили об одних только уроках, так что их отношения можно было назвать строго деловыми. Северуса это устраивало, ведь кроме Лили он ещё никому о себе не рассказывал. Для него даже такое «академическое» товарищество было новым и познавательным опытом. Иногда ему казалось, будто Митчелл был не прочь поговорить о чём-то личном, но в такие моменты он спохватывался и сворачивал тему, боясь, что его обвинят в излишнем любопытстве. Время от времени Северус замечал, как Митчелл общается с Беллой и братьями Лестрейндж, но это не вызывало у него подозрений. Белла и Лестрейнджи теперь со многими о чём-то беседовали. Но однажды в марте Митчелл вдруг задал первый вопрос: — Откуда ты, кстати? — Северная Англия, — ответил Северус. — Сам-то я из Гемпшира. Никогда не бывал нигде северней, пока тут не оказался. А из какого графства? Это было странно, потому что Северус помнил, как его об этом уже спрашивали и Митчелл слышал ответ. Его насторожило, что Митчелл спросил снова. — Ланкашир, — ответил он, предположив, что Митчелл просто забыл. — Мерсисайд? — с надеждой уточнил Митчелл, и Северус понял, что тот знал кое-что о маггловской музыке. — Нет, — ответил он. — Севернее. То, что последовало дальше, было ещё подозрительней, потому что Митчелл снова спросил где, и Северусу показалось, будто тот хочет вытянуть из него название самого городка. Северус внезапно понял, что совсем не хочет об этом распространяться. Жил бы он в Лондоне или Бирмингеме — беспокоиться было бы не о чем, в большом городе легче затеряться. Но маленький городишко в Пендле — слишком личная информация, слишком опасная. — Да просто деревенька, — пожал плечами Северус после минутной заминки. — Я даже… сомневаюсь, что у ней есть… название. — Понятно, — ответил Митчелл, казалось, довольный тем, что узнал. Несколько дней спустя допрос продолжился. — Я всё думал над кое-чем с сентября, — начал Митчелл, — что ты тогда сделал, чтоб наслать на Аарона вшей? «Я уже говорил тебе, что сделал. Разве ты забыл? Или ты попытался повторить и понял, что заклинание не действует?» — Я ничего… не делал. — Брось. Ты сказал, что произнёс по себя «вши», но это же неправда. По крайней мере, у меня так не вышло. Может, ты просто наврал, что наслал на него вшей, но ведь у него их и не было, пока он не приехал в школу. Как он ещё мог их подхватить? — Я не… знаю. Как у людей… заводятся вши? — За один вечер — никак. Вот ещё у него их не было, а потом — бац! — уже вши. Я этого не делал. Я тогда ещё не знал кто, но подумал на тебя, а потом ты и сам сказал, что это был ты. С тех пор я получше узнал всех соседей и понял, что другие не могли этого сделать. Они не так хороши. Единственный, кто мог бы, — ты. Так что я хочу знать, что ты сделал, чтобы у Аарона завелись вши. Только не говори, что ты подумал слово «вши», потому что я знаю, что это неправда. Северус ненадолго задумался. — На кого… ты хочешь наслать их? — спросил он наконец. — Да ни на кого! Мне просто интересно, как ты это сделал. — Не думаю, что… стоит рассказывать. Ты можешь использовать это против… моих… друзей. Митчелл усмехнулся. — Я? Думаешь, я собираюсь на кого-то напасть? Да и вообще, у тебя ведь нет друзей, кроме меня. На это Северус ответил не сразу. — Откуда тебе знать? Митчелл смутился. — Извини. Я не хотел тебя обидеть. Просто я ни разу не видел, чтобы ты с кем-то ещё общался. В этот момент в дверях спальни показался Аарон. В воздухе тут же повисло напряжение, Северус начал замыкаться. И всё-таки он не мог проигнорировать Митчелла. — Только потому, что ты не видел, как я с кем-то разговариваю, ещё не значит, что у меня нет друзей, — произнёс он, не замечая, с каким изумлением на него уставился Митчелл. Оказалось, Аарон пришёл передать сообщение. «Она хочет тебя видеть», — сказал он Митчеллу, и тогда тот поспешил в общую гостиную, а вернулся оттуда лишь двадцать минут спустя, нервный и заметно расстроенный. Он прилёг на кровать и до конца вечера ни с кем не заговаривал. Северус даже не сомневался, кем была эта «она», и теперь смотрел на Митчелла с растущим сочувствием. Для него стало очевидно, что Митчелла подослали к нему выпытывать информацию. И тем не менее сочувствие отнюдь не вызвало в Северусе желания сотрудничать. Жизнь, которая, казалось, ещё пару недель назад начала налаживаться, снова становилась тяжкой. Воскресенье, 19 марта 1972 (три дня до первой четверти) В третье воскресенье марта Северус и Лили как обычно встретились после завтрака провести пару часов вместе, обсуждая уроки и последние новости. Они оба согласились, что погода стала будто бы теплее, и, несмотря на то, что на улице всё ещё было зябко, решили возобновить свои встречи под деревьями на западном берегу озера. Лили покинула тайный класс первой, Северус вышел несколько минут спустя и в коридоре столкнулся с Алоизом, Эваном и Аароном. — Забавно, — протянул Алоиз, в то время как Аарон заходил со спины, а Эван следил за рукой Северуса, в которой всегда внезапно появлялась палочка. — Только что мы видели, как одна гриффиндорка вырулила из того же коридора, что и ты. — Не понимаю, о чём ты, — холодно ответил Северус, не сводя с него глаз. — Девчонка из Гриффиндора. Эванс. Она была с тобой. В том коридоре тупик. Если вы оба торчали там столько времени, значит, были вместе. Слизеринцы не водятся с гриффиндорскими девками. Может, нам стоит убедиться, чтобы ты помнил об этом? — Алоизу нравилось запугивать Северуса. — Может, — продолжал он, — тебе стоит забыть о ней? Будет обидно, если с ней что-нибудь случится. Северус кивнул, и ему позволили уйти. На следующий день у них было занятие по зельям. Первокурсникам предстояло научиться варить зелье Забывчивости, поскольку оно входило в экзаменационную программу. Устанавливая котёл и подготавливая всё для работы, Северус осторожно оглядывался по сторонам. Гриффиндорцы его совершенно не заботили, он не обращал внимания даже на Лили. Не Гриффиндор был причиной его проблем и страхов. И даже не весь слизеринский поток первогодок — только мальчики. «Но мелкая неприятность — тоже неприятность». Зелье Забывчивости. Северус улыбнулся про себя: если обидчики хотят, чтобы он забыл о Лили, он тоже заставит их кое о чём забыть. Всё было бы гораздо проще, будь у Северуса доступ к ингредиентам в любое время — тогда он мог бы осуществить задуманное в тайне от следивших за ним глаз. Но раз такой возможности не было, ему пришлось действовать прямо на уроке, одновременно с приготовлением зелья на оценку под пристальным присмотром однокурсников. На этот раз Северус не стал саботировать собственную работу: сварил идеальное зелье Забывчивости в рекордное время, закупорил в отдельную бутылочку необходимое количество для оценки, а остатки разлил по флаконам, которых получилось пять. Закончив с этим, он невозмутимо направился к кладовке с ингредиентами, неся перед собой подносик с парой-тройкой фиалов, где выбрал и отмерил всё, что ему было нужно. Насчёт Слизнорта он мог не беспокоиться, он это знал. Для Слизнорта Северус оставался невидимкой. Вернувшись к столу, он добавил понемногу от каждого фиала в каждый из пяти флаконов с зельем и старательно приклеил на них маленькие этикеточки. Когда дело было сделано, Северус прибрал за собой и снова огляделся. Слизеринцы не сводили с него глаз. Как и Лили. В течение того дня он то и дело замечал, что за ним тщательно следят. Дорис Гэмп и Клаудиа Хиггс были в одной команде, Аарон и Эван — в другой. Алоиз периодически подходил то к первым, то ко вторым, словно руководил целой операцией. У Северуса не было ни единой возможности переговорить с Лили и рассказать ей о том, что случилось накануне после их встречи. Отужинав в Большом зале, он вернулся в спальню и обнаружил, что мальчики пытались залезть в его сундук. Пытались, но безуспешно: красные, богато усыпанные цыпками руки Аарона и Эвана говорили сами за себя. Алоиз оставался на своей кровати и просто наблюдал за их попытками. Северус был доволен тем, что мальчики проявили интерес к его зельям. Следующие несколько дней он провёл в библиотеке, увлечённо работая над списком. Он часто обращался к тетрадке, постоянно что-то в ней исправляя своим неразборчивым почерком, очевидно совершенно забыв, что за ним наблюдали. Когда он закончил, список выглядел следующим образом:Синий — помощь Ч, Тр, Зелёный — помощь Трав, Зел. Жёлтый — помощь Аст, Ист, ТИ. Фиолетовый — забыть Красный — анти-дт к фиол.
Март был на исходе, а это значило, что до итоговых весенних контрольных оставалось всего ничего. Студенты Хогвартса судорожно учили и зубрили, надеясь успешно сдать все тесты и спокойно отправиться домой на пасхальные каникулы. В субботу двадцать пятого Северус поднялся на завтрак и дождался, пока Лили придёт, поест и покинет Большой зал. Он так и не рассказал ей об угрозе, которую получил на прошлых выходных: отчасти потому, что за ним пристально наблюдали, а отчасти потому, что они уже договорились забыть о тайном классе и встречаться вне замка. Выждав несколько минут, Северус поднялся из-за стола и тоже вышел. У лестницы, ведущей в подземелья, он увидел Алоиза и Эйвери. Алоиз, едва заметив Северуса, ухмыльнулся. Немедленно осознав, что происходит, Северус бросился к дубовым дверям замка и вырвался наружу, в объятия приятного весеннего утра. Лили стояла на лужайке перед замком, путь к утёсу ей преграждали братья Лестрейндж, а отход отрезали Аарон и Эван. Голос Рабастана звучал негромко, но отчётливо: — Мы тебя не тронем, не причиним тебе зла. Ты нам не интересна. Мы говорим тебе то, что сказали бы твои друзья из Гриффиндора, если бы знали. А вообще, иди к ним прямо сейчас, попроси помочь встретиться с мальчиком из Слизерина. Увидишь, что они скажут. Возможно, они нас даже поблагодарят. — Он обратил взгляд к дверям и увидел Северуса. — Можешь идти, — сказал он Лили. Лили развернулась и пробежала мимо Северуса в замок. По её лицу было видно, что она вот-вот заплачет. Рабастан подошёл к Северусу и слегка приобнял его за плечи, отводя подальше к утёсу. — Это ради твоего же блага, — мягко объяснил он. — Представляешь, что сделали бы гриффиндорцы, узнав, что ты встречаешься с их девчонкой? Мы пытаемся уберечь тебя от беды. Твоими настоящими друзьями в Хогвартсе могут быть только слизеринцы. Мы — твоя семья. Ты должен держаться с нами. — Я думал… вы не любите… дворняг. Крепко стиснув его плечи, Рабастан развернул Северуса к себе и недобро посмотрел на него сверху вниз: — Не нужно хамить. Я — староста, и я… — Что тут происходит? — С лестницы донёсся властный голос старосты седьмого курса. Рабастан отпустил Северуса, глядя, как к ним приближается Малфой. Родольфус, Аарон и Эван осторожно попятились к замку. — Заметил парочку твоих шестёрок, торчащих в вестибюле, — продолжил Малфой, в чьём тоне безошибочно угадывалась стойкая неприязнь к Рабастану, — в ту же секунду влетает гриффиндорка, вся в слезах. Выхожу из замка и что я вижу? Буквально все сливки слизеринской шпаны. — Следи за языком, Малфой, — ответил Рабастан. — Мир меняется. Ты ведь не хочешь оказаться за бортом? — За бортом? Не думаю. Мир волшебников умеет отличать золото от грязи. Почему ты удерживаешь первогодку? Что он нарушил? — Ничего. — Отлично, — оборвал Малфой. — Тогда он может вернуться замок. На носу конец семестра, и мы хотим, чтобы каждый слизеринец закончил его с отличием. Ты, — обратился он к Северусу, — иди в библиотеку, занимайся. — Да, сэр, — ответил Северус и пробежал мимо остальных в замок и вверх по лестнице, радуясь, что его спасли от Рабастана, но прекрасно сознавая: стычка старост произошла вовсе не из-за него. Рабастан и Малфой терпеть друг друга не могли, Северус был лишь предлогом. Северус так же знал, что передышка была временной. Малфой, может быть, и мог указывать Рабастану, пока Северус находился где-нибудь в школе, но все его соседи по комнате слушались Рабастана, и Северусу не оставалось ни единого выхода, кроме как подчиниться и перестать видеться с Лили. Пришло время показать им, что он, Северус, был не так уж беспомощен. Его план должен был сработать как по маслу. До пасхальных каникул оставалась неделя. В понедельник Северус вернулся после завтрака в спальню, открыл свой сундук и вытащил оттуда пять флакончиков с цветным содержимым. Не таясь от соседей, он неторопливо отмерил себе чайную ложку зелёного зелья, выпил его, а флакончики разложил по карманам. Зелёный ему удалось незаметно сунуть обратно в сундук (в том флаконе была подсахаренная вода). В то утро Северус с блеском сдал тест по травологии. Все его ответы были изложены очень подробно, пергамент получился на добрых два фута длиннее, чем у остальных. Аарон и Эван не сводили с него глаз, но Северус делал вид, что вовсе их не замечает. После урока он вышел во внутренний дворик проветриться перед следующим занятием, а заодно ещё раз свериться со списком. Внезапный ветерок вырвал листок из рук, и когда Северус ринулся за ним, его за руку поймал Аарон. Примерно в десяти футах от них Эван наклонился, чтобы поднять листок с земли. — Что это? — фыркнул Эван. — Используешь зелья, чтобы мухлевать на тестах? За такое тебя мигом упекут на отработки. — Отдай, — хрипло прошептал Северус. — Это… моё, ты не имеешь права… туда заглядывать. — Я думаю, что имеет, — сказал Аарон. — Если слизеринец мухлюет на тестах, он пятнает честь факультета. Мы обязаны убедиться, что ты больше не станешь жульничать. — Он бросил взгляд на лестницу, ведущую в замок, где за их сценой молча наблюдал Родольфус Лестрейндж. По сигналу Аарона Родольфус приблизился к ним. — Какие-то проблемы? — Кажется, этот слизеринец использует зелья, чтобы повысить свои оценки, — сказал Аарон. — Думаю, он таскает их с собой. Видишь листок? Сегодня утром он выпил что-то зелёное, а затем получил превосходно на травологии. Разве не ясно? «Зелёный — помощь на травологии и зельях». Здесь ведь так и написано. — Отдай… сейчас же! — прошипел Северус. — Это… моё! — «Это… моё», — передразнил Родольфус, ухмыляясь. — Теперь уже нет, дворняга. Давай-ка поглядим, что у тебя в карманах. — Аарон и Эван держали ему руки, пока Родольфус вытаскивал из его мантии флакончики с зельями. — Придётся тебе справляться без них. — С этими словами он сунул зелья к себе и в сопровождении Аарона и Эвана победно прошествовал в замок, оставив Северуса кипеть от злости в одиночестве. Во время занятия по чарам ничего не произошло, а после обеда первый курс Слизерина отправился на урок по защите от тёмных искусств. Аарон и Эван ввалились в класс так, будто были хозяевами мира. Каждый из них незаметно сжимал в руке мерный стаканчик с жёлтым зельем, которое они проглотили, как только Уилдакр раздала всем листки с заданием. Северус с упоением наблюдал, надеясь, что на занятиях у третьего курса события развивались по тому же сценарию. До чего же приятно было, получив листок с заданиями, оглянуться на своих мучителей и увидеть на их лицах выражение полнейшей растерянности. Сваренные Северусом цветные зелья заставляли забывать о строго определённых вещах, так что и Уилкис, и Розье чётко знали, о чём именно не могли вспомнить. Спустя час прилежной работы, Северус сдал свиток с ответами, достаточно полными для хорошей оценки, но недостаточно детальными для высшего балла, тем самым обеспечив себе репутацию усердного, но не слишком, ученика. Пергаменты, сданные Аароном и Эваном, были совершенно чисты. — Эй! Дворняга! Северус развернулся, лицом к лицу столкнувшись с Рабастаном Лестрейнджем в одном из коридоров пятого этажа. В ладонь незаметно упирался кончик палочки, в любой момент готовой выскользнуть из рукава. Северус замыкался. — Что? — Хочу знать, что ты подсунул моему брату. — Я ничего ему не подсовывал. — Кажется, я уже говорил. Первокурсникам следует быть обходительней со старостами. В противном случае могут возникнуть неприятности. В эту секунду с другого конца коридора до них донёсся голос Беллы. — Мой щеночек доставляет тебе неприятности, Рабс? — Она быстро подошла к ним. — Уверена, это чистая случайность и он не нарочно. — Он дал Дольфу зелье, из-за которого тот провалил тест по чарам. — Я ничего ему не… — Да нет же, — засмеялась Белла, — Дольф сам его взял. Вместе с Аароном. Они забрали у Северуса зелья и сами их выпили, за что и получили. Так им и надо, задирам. — Он специально это подстроил. Он их подставил. — Нет, Рабс, он кинул им приманку, а они клюнули на неё, как маленькие глупые рыбки, и конечно же попались на крючок. Скажи брату, что нельзя быть таким наивным. Мир — опасное место. Подтянет свои баллы в конце года на экзаменах. — Белла лучезарно улыбалась старшекурснику, но тот лишь хмуро зыркнул на неё и удалился. — Спасибо, — поблагодарил Северус после того, как Рабастан ушёл. — Не за что. Ты мне нравишься. Мне кажется, здесь тебе нужны друзья. Как тот Митчелл. Он неплохой, кстати. Очень мило с твоей стороны помогать ему с домашними. Может, он тебе тоже с чем-нибудь поможет. — С чем он может… мне помочь? — Не знаю. С чем-нибудь. Ладно, нужно бежать. Трансфигурация зовёт! — И Белла устремилась вниз по лестнице, оставляя Северуса наедине со своими мыслями.***
— Можно с тобой поговорить? — спросил Митчелл в пятницу, когда Северус выходил из Большого зала, по обыкновению прихватив оттуда кое-что на обед. — Не здесь. Где-нибудь, где потише. — Туалет на… первом этаже? — Подойдёт. Встретимся там. Туалет мальчиков на первом этаже был пуст. Поджидая Митчелла, Северус жевал сэндвич и гадал, к чему понадобилось проводить встречу в такой секретности. Митчелл появился несколько минут спустя и тут же принялся проверять кабинки. — Здесь никого… нет, — сообщил Северус. — Отлично. Слушай, завтра я уезжаю домой на каникулы, но мне надо тебе кое-что сказать. Не верь этой Белле. Она опасна. — Я… и… не верю. Она мне… не нравится. — Нет, я другое имел в виду. Она правда опасна. Ей от тебя что-то нужно — не знаю что, но нужно. Ей и её приятелям. Мне велено говорить с тобой о ней, убеждать, какая она хорошая, заставить тебя доверять ей и делать то, что она скажет. Она предупредила, что если не стану, она устроит мне такую кошмарную жизнь, что мне больше не захочется оставаться в школе. — Я… не знал. Я думал, ты… Я не был уверен. Прости. — Всё нормально. Слушай. Ей нужна информация. Вроде того, что ты умеешь, — запирающие чары, заклинания, которые не произносишь вслух; как ты подделываешь зелья, прикидываясь, будто не умеешь их варить, — ей всё это кажется очень интересным. Я должен следить за тобой и всё ей докладывать. — Почему ты… говоришь мне об этом? — Я больше не хочу этого делать. Надоело быть марионеткой. После каникул до конца года останется всего пара месяцев. Думаю, я смогу продержаться. Мне уже приходилось терпеть травлю. Ладно, пора идти. Алоиз ждёт меня в Зале. Митчелл ушёл, и по молчаливому согласию мальчики не заговаривали друг с другом до конца дня. Следующим утром от станции Хогсмид в Лондон отошёл поезд, увозя всех учеников, собравшихся провести пасхальные каникулы с семьями. Лили уехала. За всю неделю они с Северусом не обменялись даже словом. Северус снова оказался один в опустевшем замке. Каникулы прошли, откровенно говоря, скучно. По сравнению с рождественскими праздниками на этот раз в школе осталось больше народу, потому что многие студенты пятого и седьмого курсов решили готовиться к экзаменам. Рабастан Лестрейндж к их числу не относился. Как и в прошлый раз, Северус остался один в спальне мальчиков и, как и в прошлый раз, мог пользоваться ванной Слизерина с относительной свободой, потому что старшие студенты имели привычку засиживаться допоздна и вставать лишь к обеду. И всё-таки он не перестал избегать общей гостиной, поскольку там часто собирались остальные. Завтраки, обеды и ужины проходили вполне приятно, потому что студентов было достаточно, чтобы преподаватели собирались за своим столом, но всё же не слишком много, и потому все они разбредались по Большому залу, собираясь в небольшие группки или занимаясь по одиночке. Северус мог оставаться в зале, не нервничая из-за присутствия других. Он много думал. Митчелл сказал, что стерпит пару месяцев травли до летних каникул. Северус не был уверен, что он такой же сильный. «Я терпел насмешки раньше, но всё потому, что знал: у меня есть Лили, с которой я могу говорить на выходных. Смогу ли я выдержать несколько месяцев без возможности с кем-либо общаться? Смогу ли я остаться в стороне от всего, что бы там не планировала Белла? Всего лишь пара месяцев, а потом все отправятся по домам. Мы с Лили сможем общаться сколько и когда угодно, и нам не нужно будет беспокоиться о том, что думают Гриффиндор и Слизерин. Мы вернёмся домой в Ланкашир, и у нас будет целое лето на разговоры». От таких мыслей Северус приободрился и решил, что всё-таки выстоит. Предвкушение замечательного лета придавало ему сил. Когда каникулы подошли к концу, студенты вернулись в Хогвартс. Большинство прибыли в субботу на поезде, среди них Аарон, Эван и Лили. Лили украдкой взглянула на Северуса во время ужина в Большом зале, но ни один из них не попытался устроить встречу после. В воскресенье появился Митчелл — они с отцом аппарировали прямо к воротам школы. Убедившись, что его сын в безопасности, мистер Эдисон тут же исчез. Всего лишь первые выходные последнего семестра, а Северус уже скучал по разговорам с Лили. Не зная, куда себя деть, почти всё воскресенье он провёл в библиотеке. Вечером он решил наведаться в Большой зал, но уже там староста из Пуффендуя велел ему немедленно отправляться в общую гостиную Слизерина, поскольку профессоры Дамблдор, Макгонагалл и Слизнорт желали пообщаться со всем факультетом. Северус предположил, что это какая-то школьная традиция, но тут же усомнился. Он спускался в подземелье, попутно гадая, окажется ли самым последним, потому что на лестнице больше никого не видел. Когда он вошёл, в гостиной было тихо; большинство студентов выглядели ошеломлёнными и подавленными, несколько девочек-старшекурсниц плакали. К нему подошёл Митчелл. — Это насчёт Малфоя, — тихо сказал он. — Он больше не вернётся в Хогвартс. Северусу понадобилось какое-то время, чтобы переварить услышанное. — Что с ним случилось? — Его мать… В общем, она погибла во время одного из подрывов в Северной Ирландии. — У волшебников нет бомб. — Северус замыкался, все его немногочисленные воспоминания о Малфое сами собой запирались где-то в дальних уголках разума. — Это были не волшебники. Атаку устроили магглы. — Как? Зачем? — Она навещала кузину в графстве Арма. Дом находился на окраине Кроссмаглена. Профессор Дамблдор сказал, что в мире магглов последнее время было неспокойно, а в пятницу небольшая группа заложила две дюжины бомб по всей Северной Ирландии. Кузина миссис Малфой так боялась беды, что наложила на дом чары, маскирующие его под заброшенное строение. Профессор Дамблдор говорит, это трагичное совпадение, что бомба оказалась там, где убила миссис Малфой. Северус вспомнил, как Малфой поставил Рабастана на место перед самым началом каникул, и его губы скривила слабая усмешка — одна из тех горьких полу-улыбок, которые на самом деле улыбками не являются. «Быстро работают», — сказал он, зная, что Митчелл его не поймёт. Ученики разбрелись по комнатам, а директор Дамблдор и профессор Макгонагалл, будучи его заместителем, провели некоторое время, общаясь с небольшими группками мальчиков и девочек, сочувствуя утрате их друга и старосты. Когда Дамблдор добрался до первогодок, в основном говорили Аарон и Эван — о том, каким замечательным был Малфой, как он всегда им помогал и давал советы. Северус прекрасно знал, что Малфою не было дела до первогодок (кроме того случая, когда тот спас его от Рабастана), так что молча сидел на кровати, уставившись в пол да изредка разглядывая стены. — А вы, мастер Снейп? — мягко спросил Дамблдор перед уходом. — Вы будете скучать по мастеру Малфою? — Он мне… нравился, — ответил Северус не поднимая глаз. Белла пришла первой. Она появилась в дверях спальни и попросила с ним увидеться. — Как ты, щеночек? — спросила она, когда он подошёл. — Малфой был тебе как брат. Северус знал, что Рабастан рассказал ей о той сцене перед замком. Он пожал плечами. — Не больше, чем другие, — ответил он, не сводя с неё чёрных как уголь глаз. — А вот ты, должно быть, будешь скучать. В конце концов, ты знала его дольше, чем я. Она удивлённо уставилась на него. — Почему ты так со мной разговариваешь? — Как? — ответил Северус, а затем развернулся и пошёл обратно к кровати. С тех пор он стал проводить много времени в библиотеке, отыскивая заклинания. Ему очень хотелось поговорить с Лили. Лили бы обязательно помогла ему разобраться, увидеть суть. Не имея возможности посоветоваться, Северус действовал по наитию. Он ни капли не верил в «трагичное совпадение». Малфой помог ему с Рабастаном и сам же от этого пострадал. Для Северуса это значило, что он, Северус, уже был вовлечён в конфликт и остался единственным, кто мог отомстить. Ему понадобилось какое-то время, чтобы создать первое заклинание — чары вызывали старение на определённых участках тела. Прошла неделя, и как-то утром, пересекая общую гостиную, Северус посмотрел на Беллу и мысленно произнёс «Фалакрос», а после вышел, не зная, сработало ли, потому что ему не представилась возможность опробовать заклинание раньше. Белла поняла, что происходит, только во время завтрака, когда рассеянно провела рукой по волосам. От головы отделился целый пучок и остался на пальцах. Она в ужасе посмотрела на выпавшие волосы, а затем снова провела рукой по голове. На этот раз волос выпало больше. Белла заверещала; постепенно вся её растерянность нашла выход в пронзительных визгах «Лысею! Я лысею!». К тому времени, как друзьям удалось увести её из зала, Беллу трясло в настоящей истерике. Родольфус получил невербальное заклинание Шизо, когда неторопливо прогуливался по вестибюлю. Внезапно все швы на его мантии расползлись, и одежда лохмотьями начала сваливаться с тела. Меньше чем через минуту он стал практически голым и, испуганно прижимая к себе остатки тряпья, потрусил в спальню переодеваться. Месть Рабастану, как самому старшему, требовала более тщательной подготовки. В конце концов Северус решил дождаться СОВ и только в мае начал применять серию ухудшающих память чар. Внезапно Рабастан стал тратить больше времени в библиотеке и денег на репетиторов. В середине мая звук знакомых голосов в одном из коридоров четвёртого этажа заставил Северуса остановиться. Это были Рабастан и Родольфус. — …говорит, нет доказательств, и я начинаю с ним соглашаться. Мы так и не услышали ни одного заклинания, ни разу не видели палочку с тех пор, как Белла испытывала его в январе. — А что насчёт того раза, когда мы хотели сунуть его в ванну? Это был он, точно. А ещё он сундук свой запирает. — Значит, он просто знает парочку запирающих чар. Это ещё ни о чём не говорит. Знаешь ведь, что магглорождённые выплёскивают магию от злости или испуга. Может, с полукровками то же самое. Он был напуган. Что-то произошло. Кроме того случая мы имеем лишь парочку дешёвых трюков. Они говорят, мы теряем с ним время. — Не знаю, Рабс… — Слушай, ну раз он настолько хорош, почему он так учится? Почему не угрожает нам, почему не отомстит за ту девчонку из Гриффиндора? Почему не покажет, что может за себя постоять? Почему он вечно озирается и ходит по стеночке, как будто всех подряд боится, почему постоянно один? Будь у меня такой талант, знаешь, что я бы с ним делал? Он пустая трата времени. Пора о нём забыть. — А как насчёт того раза, когда с меня одежда свалилась? — Чёрт возьми, Дольф, да это мог быть кто угодно! Может, девчонкам захотелось глянуть, что у тебя под мантией. — Рабастан рассмеялся. — У нас есть дела поважнее, чем таскаться за молокососом. Идём! Кто первый до лестницы? И двое пронеслись мимо Северуса, осмотрительно вжавшегося в нишу со статуей, чтобы его не заметили. Хорошая новость. На какое-то время его оставят в покое. Лучшая новость за год. Остаток семестра прошёл мирно. Настолько мирно, что у Северуса было время заметить, как в последнюю неделю Лили приходило немало сов. Экзамены он сдал с неплохими оценками, оказавшись в середине рейтинга, — результаты были приемлемыми, но весьма посредственными. Пир в честь окончания учебного года выдался шумным и затянулся до глубокой ночи, а это значило, что большинство студентов на пути в Лондон будут спать. У Северуса имелись другие планы. Поезд был его возможностью наконец поговорить с Лили. На этот раз Северус оказался не последним пассажиром, так что ему удалось найти пустое купе, где к нему скоро присоединились двое других первогодок — из Пуффендуя и Когтеврана, — их имён он не знал. Это не имело значения, поскольку всю дорогу до дома его соседи проспали. Спустя час после отбытия Северус вышел поискать Лили. Первым делом он отправился в самый хвост на их место перед багажным вагоном. Лили уже была там. — Я знала, что ты придёшь, — сказала она. — Мне так не хватало наших разговоров. — Мне тоже, — ответил Северус. Лили рассказала о поездке в Кент на Пасху, о новой линии связи, которую провели в мае, — теперь у Петунии в комнате стоял собственный премиленький телефон. «Которым я буду пользоваться, когда её не будет», — добавила она решительно. Северус рассказал о Малфое и о том, как погибла его мать. Лили очень расстроилась, услышав эти вести. — Но лето будет замечательное, — заверил Северус. — Сможем встречаться у реки хоть каждый день и разговаривать сколько угодно. Дома будет намного лучше, чем в Хогвартсе. Лили отвела взгляд, уставившись в окно. — Я не вернусь в Ланкашир, — наконец призналась она. — Папу перевели из Манчестера в Райгет. Они с мамой и Петунией уже переехали. Встретят меня в Лондоне, и мы отправимся в Суррей. Говорить было нечего. Несколько минут спустя они разошлись по своим купе. Северус замкнулся и оставался замкнутым, пока смотрел, как Лили встречает её семья. На его памяти Петуния ещё ни разу не выглядела такой самодовольной. На Кингс-Кроссе было людно. Северусу понадобилось несколько минут, чтобы найти в толпе маму. Эйлин спокойно стояла в сторонке, тихо поджидая сына. Объятий не было — в их семье они были не приняты. — Ты в порядке? — спросила она, оглядывая его с ног до головы. — Ага. Я умею выживать. Эйлин коротко кивнула. — Никогда об этом не забывай. Наш поезд завтра, папа встретит нас в Колне. Куда идти помнишь? Они вышли с Кингс-Кросса. Эйлин терпеливо ждала, пока сын разберётся в беспорядочном движении автобусов и машин, а также людей, спешивших на вечерние рейсы. Наконец Северус показал направо. «Туда, — уверенно сказал он. — Юстон-роуд можно перейти по подземке». Эйлин улыбнулась. «Умница», — кратко похвалила она, и Северус понял, что мать им гордилась. Она позволила ему отвести их через Юстон-роуд к Юстонскому вокзалу, где они оставили багаж, а затем к церкви Святого Панкратия. Они отсидели вечернюю службу с прихожанами, а позже спрятались и дождались, когда храм закроют на ночь. Оставшись одни, Северус с мамой устроились на скамье в главном нефе при свете крохотного огонька Люмос. — Держи, поужинай немного, — сказала Эйлин, достав из сумочки сэндвичи и пару яблок. — И расскажи мне о Хогвартсе. Северус рассказал. Сперва о занятиях, о том, как следил за тем, чтобы оценки оставались на приемлемом, но невыдающемся уровне (кроме травологии, потому что профессор Мюллейн знал о Нане). Эйлин одобрительно кивала, однако новости о зельеварении её не обрадовали. — Не о преподавателях тебе нужно беспокоиться, Расс, а о студентах. Слизнорт думает, ты посредственный ученик, — это хорошо, но слизеринцы знают о твоём притворстве. Я должна была догадаться, что гордость не позволит тебе варить плохие зелья, но не стоило показывать им, что ты умеешь. Что ж, полагаю, сделанного не исправить. В следующем году можешь немного подтянуть оценки, только следи, чтобы все думали, будто тебе это даётся с трудом. И не красуйся на чарах и тёмных искусствах. — Хорошо, мам, — ответил Расс. Следующим утром они выскользнули из церкви и отправились на Юстонский вокзал. Там они слегка перекусили, а после наконец сели на поезд до Ланкашира. В составе были вагоны второго класса, так что Расс с комфортом расположился на знакомом месте, где совсем не чувствовал себя не в своей тарелке. По пути они с мамой показывали друг другу что-то в окне, разговаривали о школе, ели сэндвичи и даже немного вздремнули. Поезд часто останавливался, так что когда они прибыли в Колн, наступил ранний вечер. Тоби нигде не было. Простояв полчаса на перроне, Эйлин оставила Расса в зале ожидания со всем его багажом и отправилась проверять ближайшие пабы. Тоби отыскался во втором по счёту кабаке, где ещё не успел слишком набраться. Послушно следуя за Эйлин, под руку выводившей его из бара, он сообщал своим новым приятелям: «Пора встречать сына. Только что вернулся со своей фон-баронской школы. Придётся теперь выбивать из него всю эту фон-баронскую дурь. Где он, Лин? Его величество слишком важная особа, чтобы снизойти до встречи с отцом?» Когда родители показались в дверях, Расс вскочил со скамьи, быстро оценивая, сколько отец уже выпил и насколько вспыльчивым мог быть. «Не так уж и плохо», — подумал он. Могло быть хуже. Он ждал, пока отец заговорит первым. — Ну же, Тоби. Поздоровайся с сыном. — Эйлин провела ту же оценку и решила, что им ничего не грозило. — Здорово, Расс, — Тоби широко улыбнулся. — Ты глянь, ни капли не вырос, год прошёл, а его так от земли и не видать. Ну как там твоя школа? Уже сделали тебя чистоплюем? — Никто не сделает меня чистоплюем. Пусть только попробуют — устрою им тёмную. — Давай поглядим, чему там тебя научили. — Тоби наклонился и вытянул левую руку ладонью вперёд. — Проверим, выстоишь ли все пятнадцать. Расс посмотрел на руку и представил вместо неё лицо Аарона Уилкиса. Удар получился очень резким и точным. Тоби сперва удивился, но не стал скрывать своё впечатление. — Неплохо сработал над правым джэбом, стал куда крепче, — отметил он, потирая краснеющую ладонь. — Говорю же. Пусть только попробуют. Кивнув сыну в знак одобрения, Тоби повернулся к Эйлин: — Здесь неподалёку есть местечко. Может, заглянем перекусить, а потом уж и домой? Сын как раз расскажет о своих битвах. Ужин прошёл замечательно. Расс с удовольствием уплетал рыбу с жареной картошкой и по просьбе отца целых три раза рассказал о стычке в уборной, в результате которой у одного из мальчиков из носа пошла кровь. Расс не стал уточнять, что сделал это с помощью заклинания. Тоби был счастлив, считая, что мальчик вырос настоящим бойцом, а Эйлин была счастлива, что ничего крепче пива Тоби пить не стал, да и того взял всего пинту. Когда ужин кончился, часы пробили почти десять, а солнце опускалось за горизонт. К счастью, Тоби был достаточно трезв, чтобы вести машину, так что, погрузив вещи Расса в багажник, они наконец тронулись, а уже через двадцать минут подъехали к маленькому кирпичному домику на окраине старого ткацкого городишки, в котором жили. Их путь лежал через благополучный район, и проезжая по улице, где раньше жила Лили, Расс заметил, что окна её дома были темны и плотно занавешены. Дом ждал новых хозяев. Дела у семьи Снейпов обстояли настолько хорошо, что Эйлин рискнула и попросила Тоби остановиться у паба, чтобы заскочить за парой бутылок пива. При удачном раскладе пиво помогло бы ей удержать мужа дома на весь вечер. Тоби начал было настаивать, что зайдёт в паб сам, но она велела ему остаться в машине и пообщаться с сыном. «У меня был целый день, чтобы поболтать с ним в поезде. Теперь твоя очередь». — Я тут понял, — начал Расс, поддерживая маму, — что целых десять месяцев никого не обыгрывал. — Думаешь, сможешь меня обыграть? — Я не утверждаю, но попробую. — Вот погоди, только домой доберёмся. Эйлин вернулась с пивом, и как только они оказались дома, Тоби вытащил доску для криббеджа. Пока отец с сыном возились с картами, Эйлин принесла из машины чемоданы, разобрала вещи Расса и застелила ему постель. Затем отправилась на кухню, приготовила чай и принесла кружечку Рассу. Счёт вёлся точно вровень, но на последнем раунде Тоби первым сосчитал очки и забил колышки, одержав победу. — Ты просто обязан дать мне шанс отыграться, пап! — настоял Расс, и они играли до тех пор, пока не стало слишком поздно идти в паб. Уже перед сном Тоби тихонько сказал Эйлин: «Здорово, что парень дома». Лето выдалось неплохим, учитывая, что Лили переехала в Суррей. После шахтёрской забастовки Тоби вернули рабочие часы и подняли жалованье, так что теперь он проводил меньше времени в пабе, заглядывая туда только по пятничным и субботним вечерам. К тому же случались особенные дни, первый из них — в середине июля, меньше чем через три недели после возвращения Расса. — Утром я встретила на рынке миссис Хэнсон, — сказала Эйлин четырнадцатого июля в пятницу. — Она приглашает тебя в гости. Сказала, что можешь остаться у неё до воскресенья. — Зачем? — спросил Расс, не отрываясь от учебника по трансфигурации за второй курс. — Она сказала, что ты, должно быть, соскучился по Доктору Кто и, может, согласишься съездить с ней завтра в Манчестер. Предложение съездить в Манчестер его заинтересовало, поскольку перед Хогвартсом Расс почти нигде не бывал. «Ладно», — всего-то и буркнул он, но собрался задолго до назначенного времени. Его также не покидало ощущение, что это был один из тех случаев, когда родители хотели побыть одни. Миссис Хэнсон приготовила для Расса горячий шоколад и печенье, затем он полчаса отмокал в прекрасной ванне (способный при этом закрыться от всего мира) и остальной вечер провёл перед телевизором, усевшись на пол, притянув коленки к груди и упёршись в них подбородком — Миссис Хэнсон против такого не возражала, а ещё в её доме можно было смеяться. Следующим утром один из её жильцов подвёз их в Колн. Путь до Манчестера предстоял долгий, потому что по какой-то причине им следовало доехать до Блэкберна, а там пересесть на другой поезд, но Расс всё равно наслаждался каждой минутой путешествия. В Манчестере его ждал настоящий сюрприз. «Тебе ведь нравились “Битлз”? — спросила миссис Хэнсон, когда они сошли на станции Манчестер Виктория. — В кино идёт фильм с их участием. “На помощь!”, кажется». Так Расс впервые оказался в кинотеатре. Он заворожённо глядел на студии звукозаписи, катание на горных лыжах, на карибские пляжи, а также на то, как Ринго безуспешно отбивался от хулиганов, замахиваясь и нанося им удары рёбрами ладоней. — Да что он делает? Кто так дерётся! — возмущался Расс. Происходящее на экране ни капли не походило на стиль Нела Тарлтона. — Это называется карате, милый, но кажется, он не слишком в нём хорош, да? О карате Расс решил расспросить бабушку Снейп. — Конечно я об этом слышала. Восточный стиль, если не путаю. Знаю, Тоби такое не жалует, но прадедушка Венсли считал карате достойным искусством. Твои-то отец и дед всегда называли это цирковыми трюками, но Венсли был уверен, что карате нисколько не хуже их любимого бокса. — У тебя есть книги про карате? — Бог ты мой, сладкий, да нет конечно! К чему мне такие книжки? Пришлось отложить мысли о карате до августа, когда Тоби повёз семью в Блэкпул. Тоби и Эйлин хотели провести время наедине, так что пару дней Рассу было позволено болтаться по городу в одиночку. Он заходил в книжные магазины и старался прочесть как можно больше, пока продавцы не понимали, что он не собирается ничего покупать, и не прогоняли его. Расс вовсе не стремился разбивать кирпичи голыми руками. Его привлекало совсем другое: умение падать в карате считалось искусством; кроме того, Расс вычитал, что против соперника можно использовать импульс его же движения. Когда они вернулись домой, он начал много времени проводить в пустошах, отрабатывая падения и перекатывания, которые видел на схемах из книжек. Такая техника прекрасно дополняла работу с магией, так что скоро Расс научился отскакивать с палочкой наготове, в прыжке направляя её на цель одним ловким движением. Это было куда проще, чем полёты на метле. В последний понедельник лета, меньше чем за неделю до начала учебного года, Расс упражнялся в пустошах над ведением волшебной дуэли, стараясь применить всё, чему научился за пару месяцев. В который раз отработав падение и кувырок, он услышал за спиной голос матери: «Интересная техника. Кто тебя этому научил?» — Ринго Старр, — ответил Расс, повернувшись. Эйлин пристально смотрела на сына, сложив руки на груди. — Мило. А теперь правду, — попросила она. — Я серьёзно. Увидел карате в том фильме про «Битлз» и решил попробовать. Падения и прыжки в сторону при атаке важны. — Держать свой разум закрытым и предугадывать действия соперника — вот что важно. — Да, но я могу делать и то, и другое одновременно. — Давай проверим. — Эйлин развела руки в стороны, показывая, что захватила палочку. Это значило настоящую тренировку. Несмотря на то, что заклинания, которые они использовали, были совершенно безобидными, это были настоящие заклинания. Здесь, в пустошах, они были далеко от маггловских домов, так что опасность быть обнаруженными им не угрожала. Расс уже закрыл все замки и двери. Первым делом Эйлин проверяла именно это. Она считала, что сын недостаточно серьёзно относится к защите разума, и не поверила, когда он сказал, что в моменты настоящей опасности это случается автоматически. Эйлин никогда не замыкалась. Она объясняла это тем, что всего лишь изображала его соперников. Иногда Расс гадал, было ли это настоящей причиной. Эйлин начала с Экспеллиармуса, Расс его с лёгкостью блокировал. Тогда она запустила серию жалящих, путающих и парализующих чар, которые Расс отражал, блокировал или уворачивался от них в сторону, используя некоторые из своих новых приёмов, поначалу неловко, но с растущей уверенностью. Через пять минут Эйлин перестала нежничать и принялась нападать всерьёз. После двадцатиминутной энергичной дуэли оба изрядно вымотались, Расс бросился влево и остался лежать на земле. Эйлин ожидала, что он встанет, но, воспользовавшись её замешательством, Расс обездвижил руку, в которой была палочка. Это был первый раз, когда он победил маму в дуэли без поддавков. — Впечатляет, — только и сказала Эйлин, но то была высшая похвала, которую она когда-либо даровала сыну, так что Расс втайне почувствовал гордость за свои умения. — Пора домой, пока отец не вернулся со смены. Нам ведь не нужно, чтоб он узнал, как мы тут палочками размахиваем, верно? Но сперва покажи, что ты помнишь наши уроки. Не хочу, чтобы ты возвращался в школу беззащитным. С самого младенчества мать часто проверяла его, желая знать, что он никогда себя не выдаст, так что зрительный и ментальный контакт с ней был такой же обыденной для Расса вещью, как дыхание. Эйлин искала страх, сомнения и нерешительность и, не обнаружив ни единого намёка, осталась довольна. Она увидела лишь то, что увидел бы потенциальный враг, — пустошь, себя, предвкушение грядущих успехов, интерес, что будет на ужин, — всё, о чём мог думать двенадцатилетний мальчик. Двенадцатилетний мальчик, чьим уверенным самообладанием и аналитическим складом ума она гордилась. Были и другие вещи, которых она не обнаружила, — не нашла и не увидела, поскольку никогда о них не знала и даже не думала искать: моменты, которые он разделял с чужими людьми, моменты, которые посягали на её право быть единственной, вроде разговоров с бабушками и смеха в доме миссис Хэнсон, а особенно дружбу с Лили; горечь, стыд и злость, которые он испытывал в связи с нищетой и статусом крови, — эти вещи, как она всегда предостерегала, всю жизнь будут делать его мишенью — первый год в Хогвартсе это подтвердил; ожесточённое желание выжить, которое она вдолбила в его голову, которое питало его защитные механизмы, открывая в нём какую-то противоестественную хитрость и талант к маневрированию. Она не искала всех этих вещей, потому что не подозревала об их существовании. Он никогда их ей не показывал и не собирался. Многое из того, о чём не знал даже он, замкнулось в его разуме автоматически. Он никому не собирался себя выдавать. Ни ей, ни даже себе. В последние дни лета Расс сосредоточился на старых учебниках для второго курса, радуясь тому, что теперь мог не так тщательно скрывать свои умения на предстоящих занятиях. Днём они с матерью выходили в пустоши тренироваться, а по вечерам он играл в криббедж с отцом. Он ждал возвращения в школу с лёгким нетерпением, потому что знал, что братья Лестрейндж и Белла оставят его в покое, и был относительно уверен, что не даст себя в обиду Уилкису и Розье. Может, ему даже удастся найти способ видеться с Лили. Утром 31-го августа 1972 года Тоби Снейп отвёз жену и сына в Колн, где посадил их на поезд до Лондона. Эйлин и Рассу снова предстояло провести ночь в церкви Святого Панкратия, а следующим утром Расс должен был сесть на Хогвартс-экспресс, чтобы провести ещё один год в школе. Год, который обещал быть менее богатым на события, чем предыдущий.