Не жалеть

Сегодняшнюю ночь они проведут вместе. Зак знает это наперед, чувствует своим особым чутьем. Барселона осталась позади, старые подружки и море выпивки тоже, а впереди только длительные тренировки перед очередным чемпионатом мира. Он устал от переездов, новых городов, чужих людей вокруг, но сегодня они будут вместе. Прикрывает глаза, раздраженно выдыхая, потому что очки не помогают от освещенности в самолете и ему плевать, что выглядит он сейчас странно. Голова гудит, в висках, будто часовой механизм установили, и хочется только воды, да уснуть поскорее. Пять часов перелета с такой головной болью — просто раскрошат его выдержку к чертям. А на выключенном телефоне сообщение от Рика — короткое, словно автоматная очередь в тишине переулка. Зак чувствовал себя именно так, словно посреди ночи проснулся от ужасного грохота, а за ним снова мертвая тишина. И липкий пот по спине, да волосы дыбом от страха, что кто-то есть в этой тьме. Зак был сбит с толку, потому что Рик никогда не писал первым. Да, и вообще не писал больше года. Он еще помнит, как тот улыбнулся своей очаровательной белозубой улыбкой и укатил на Порше к будущей невесте, которая неожиданно забеременела. Зак тогда засмеяться хотел на это «неожиданно». Сказать о том, что такие, как Рик не заводят детей неожиданно. Они долго планируют и только потом делают это. Такие, как Рик, спят с любовницами, а потом уходят в теплую кровать к жене, которая с утра приготовит завтрак и скажет, что любит. Такие, как Рик, не остаются с такими, как Зак. Он знал это, а поэтому не звонил сам, не унижался, вымаливая хоть пару минут для встречи. Просто скомкал всю боль и закинул в дальний уголок сознания, чтобы не мешала жить. И только иногда, на поле, выпускал всю боль, делая ее жаждой победить. Побеждал, после улыбался, кивал, руки всем пожимал, а некоторым репортером в лицо хотелось заехать, когда поднимали тему о дружбе между Риком и Заком. Ну, надо же, были лучшими друзьями, а он и на свадьбе не был. И в такие моменты хотелось рассказать, какие они на самом деле лучшие друзья. Рассказать о первом пьяном сексе, который оставил между ними неловкость и почти закончившееся общение. О страстных поцелуях, когда Зак приревновал его к какой-то подсевшей к ним в баре блондинке. О том, как одежду друг с друга срывали, лишь бы скорее коснуться, почувствовать, что вместе. О том, как Зак щурился на солнце, но солнцезащитные очки никогда не надевал. О первом отпуске, когда вырвались из душного Лос-Анджелеса в горы. Спали в палатке, много смеялись, плескались в ручьях, словно дети, а потом целовались лежа на обрыве и смотря на звёздное небо. С ним Зак был собой: немного напористым, по-детски непосредственным и счастливым, словно вернулся в то время, когда не было забот. С ним Зак не улыбался наигранно в камеру, приобнимая за талию. С ним Зак не менял предпочтения в еде или музыке. С ним Зак был тем, кого хотелось любить, оберегая от других. С ним Зак был е г о. — Давно ждешь? А в ответ улыбка искренняя, белозубая все такая же сводящая с ума и заставляющая влюбляться сильнее. Забирает сумки из рук, будто делал так всегда, а у Зака что-то в животе тянет от нахлынувших воспоминаний. Скучал. Скучал все это время, сам себе врал, что стало легче, что забыл, но ничего из внушаемого не было правдой. Не забыл, вон как тянется, стоит Рику положить ладонь на его колено. И поцеловать хочется, чтобы снова жаркие губы, ласкающий язык и стоны — все, чего так не хватало. Гладит по щеке, а в глазах штормовое море с раскатами грома вдалеке. Смотрит и взглядом не отпускает, будто это не они сейчас на глазах у всех, в чертовом аэропорту, где репортеров больше, чем мух. Большим пальцем по нижней губе и дыхание перехватывает, да слюна набегает, потому что хочется забыться и поцеловать. Хочется снова попробовать его вкус шоколада и виски. Снова стать одним целым. Зак чуть толкает Рика в грудь ладонью, отодвигается к пассажирской двери и глаза отводит, радуясь, что не снял очки. За ними не видно этой жажды обладания, тоски и боли не видно, которые грызут, словно шакалы кость. Взрослый мужчина, а ведет себя, как подросток и раздражение на Рика, за то, что опять разбередил осиное гнездо. Лучше бы продолжал играть примерного мужа, счастливого отца, но никак не встречал его с самолета, словно соскучившийся бойфренд. Они никогда ими не были — вы что, Рик ведь не такой. У Рика ведь и не было ничего серьезного до жены, которая забеременела. Рик ненавидел ярлыки, а на вопросы, кто они друг другу отвечал — ты мой, а я твой. И Заку не нужны были все эти «он мой парень», потому что чувствовал, что намного больше. Вторая часть души, та без которой и жить то не захочется. Рик как-то смог без него жить, а Зак умирал — на тренировках, на поле. Маску носил, почти не снимая, лишь бы не показать, что внутри пусто. Ничего не осталось, кроме глухой тоски. — Как там поживает Марти? И не смотрит, потому что чувствует, Рик смотрит насуплено, чуть хмурясь и сжимая ладони в кулаки. Зак не извиняется, потому что уже давно живет в реальном мире, а не в своих мечтах. Потому что нужно напомнить Рику, что не его и что вот так касаться не должен. Потому что сердце замирает, еще чуть-чуть и можно будет выносить труп Зака из машины. Рик молчит, вздыхает как-то виновато и заводит машину, вцепляясь руками в руль. Зак краем глаза видит, как костяшки побелели, и усмехается огорченно уголками губ. Он бы хотел, чтобы Рик продолжал его касаться, но не здесь. Не там, где могут заснять, а завтра на первой полосе всех газет «Известный футболист и женатый актер были замечены в аэропорту». И фото всем скажут, что были не только друзьями, а Марти не уйдет. Она ведь верная жена декабриста будет врать с три короба, но никогда не отпустит Рика из своих цепких когтей. Зак это знает, потому что как-то решил поговорить с ней. Ничего такого, просто думал, что нужно подружиться с новой девушкой Рика, тогда он будет рядом и не нужно будет отрывать от сердца, отпуская. Марти с первых же секунд почувствовала соперника, смотрела свысока, а потом, еще усмехаясь, попросила оставить ее будущего мужа в покое. Заку тогда хотелось стереть эту ухмылку с ее лица, но он джентльмен — девушек не бьет, даже таких сук. Рику он ничего не сказал, ему знать не нужно было, что Зак пытался подлизаться. — Все хорошо. Уехала на месяц к своей матери, забрала Стивена с собой. Зак хмыкает понимающе, если бы Марти была здесь — Рик бы не написал. Потому что Рик не изменяет, когда жена может это заметить. Рик же по сути верный, а если Марти не видит, то и измены не было. Зак радуется, что ему Рик не изменял. Был один раз, тот самый злополучный после которого Марти вцепилась в него изо всех сил, а потом еще и залетела. Рик ведет аккуратно, на педаль газа не жмет со всей силы, ремень пристегнут, а на заднем сидение детское кресло. Раньше Рик гнал на пределе мощности двигателя, смеялся, когда Зак орал на него, прося сбавить скорость, ведь так и разбиться недолго. Помнит это чувство свободы, и страха, когда вцепляешься пальцами в кресло и глаза зажмуриваешь, а в мыслях «Господи, только бы не разбиться». Что удивительно они никогда не попадали в аварии, были пару штрафов за превышение скорости, но ничего серьезного. И сидя сейчас в машине рядом с ним Зак с отрешенностью думает, как же этот год изменил их обоих. Изменил безвозвратно. Рик довозит до дома, вытаскивает сумки и смотрит с ожиданием, словно должно что-то произойти. А Зак сам себя перебивает, рычит на чувство надежды, любовь пытается запихнуть подальше. Губы кусает, думая стоит ли давать шанс, потом ведь снова уйдет и опять забывать. Смотрит на русые волосы, которые треплет легкий ветерок, на губы, в глаза, как у влюбленного пса и тихо выдыхает: — Может, зайдешь? Только бы не пожалеть потом. Рик улыбается счастливо, кивает, ставя машину на сигналку. И идет к зданию, как раньше, будто и не было того года одиночества. Зак тихо выдыхает, прикрыв глаза на секунду, а потом идет следом. Смотрит на широкие плечи, обтянутые майкой и старается угомонить сердце, отбивающее чечетку на его кишках. Только бы не пожалеть. В лифт заходят, молча, Рик продолжает улыбаться, а Зак повторяет про себя одно и то же. Жалеть он не любит, предпочитает делать все, лишь бы не пожалеть. Но в этой неизвестной ситуации, не известно, что вообще произойдет. Двери в квартиру открыть он успевает, а потом теряется, задыхается, плывет. Рик бросив сумки, прижимает его спиной к двери, дышит прерывисто и целует, целует, будто вся жизнь зависит от поцелуев. Руками скользит, рубашку рвет, так что пуговицы отлетают и катятся по паркету. Срывает, в шею кусает, тут же зализывая, и шепчет тихо, горячечно «Скучал». Зак только и успевает, что глотать стоны и непрошенные признания. Не сейчас, может потом, но сейчас не прерываться. Падают на диван, выпутываясь из штанов, и Зак оказывается на бедрах Рика. Целует, ласкает, взглядом обводит каждую мышцу, чтобы запомнить, если вдруг не повториться больше. Рик обнимает так, словно боится отпустить, будто это Зак ушел тогда, оставив его. Кожа по коже, капли пота, скользящие по спине и непрерывный шепот, стоны, срывающиеся на откровенный скулеж. Они, словно изголодавшиеся звери, кусаются, царапины оставляют, а Зак, будто в горячечном бреду, молит «Не отпускай. Не уходи». Рик исполняет просьбы, входит медленно, будто в первый раз, гладит по лицу, шепча в самые губы «Мой». Зак глаза прикрывает, стараясь сдержать набежавшие слезы радости и любви. После они лежат, обнявшись и Рик улыбаясь, легко прижимается губами к его плечу. Рик вообще ведет себя изголодавшимся по прикосновениям, гладит, обнимает. Смотрит так, будто больше никогда не отпустит, будто хватило года, чтобы он понял, как облажался. Зак глаза отводит, молчит, но старается не надеяться, потому что у Рика жена и ребенок. Такие, как Рик, не бросают семью — делают, что угодно, но не бросают. Такие, как Рик, не смотрят с любовью на кого-то другого, кроме жены. Но Рик почему-то ломает всю схему поведения, которое приписывает ему Зак. Рик засыпает рядом, все еще продолжая крепко обнимать. Зак закрывает глаза и, проваливаясь в дрему, шепчет, словно молитву: Только бы не жалеть.