01:27 Riviera Motel Sinchon
— Сука, как же ты меня бесишь! Вот чего тебе не хватает? Ответь мне, блять! Юнги бесится, потому что Хосок опять не с ним, опять где-то в облаках. А Юнги из кожи вон лезет, доказать пытается, да только младшему это, по всей видимости, нахуй не сдалось. Хосок весь для всех, открытый, улыбается постоянно, корчит забавные рожицы и смеется 24/7. Он такой для всех, но не для Юнги. И этот факт бесит с невъебенной силой, заставляя желваки ходуном ходить по острым скулам и судорожно сжимать пальцы в кулаки. А еще раскрасить это смазливое личико очень хочется. Чон даже сейчас не с ним, смотрит пустым стеклянным взглядом, прижавшись спиной к холодной стене и совершенно не реагирует. — Пусти, мне больно, — шипит младший, когда Мин с силой сжимает его запястье, прижимая всем своим телом к стене. Юнги рычит, ударяя свободной рукой кулаком куда-то рядом с головой Чона и больно впивается пальцами в подбородок, заставляя смотреть себе в глаза. — Почему? — задает самый волнующий сейчас вопрос Юнги, зло сверля Хосока взглядом. — Почему ты так со мной поступаешь? — Потому что не люблю, — рвано выдыхает парень, смотря помутневшим взглядом в глаза напротив и морщится от боли в челюсти. Юнги бесится еще сильнее, занося руку и оставляет смачную пощечину на фарфоровой коже. Кровь тут же наливает отпечаток от его руки, вспыхивая алым, а сам младший болезненно стонет, жмуря глаза. — Шлюха! Мину больно и противно. Больно от того, что его светлые чувства взяли и так бестактно растоптали, а противно от самого себя, от всей этой ситуации, от того, что он делает. Противно и омерзительно, но выхода другого не находит. Хосок по другому не понимает. Юнги грубо толкает Чона на холодную постель этого затхлого мотеля, зло сверкая помутневшим от гнева взглядом и прижимает младшего к матрацу всем своим телом, с силой разводя стройные ноги, чтобы разместиться между ними. Осознание того, что тот собирается сделать приходит тут же, но Юнги плевать хотел на него, на застывшие слезы в глазах напротив и на попытки младшего оттолкнуть. Хосок громко всхлипывает, упираясь ладошками, дрожащими от липкого чувства страха перед старшим, пытаясь свести ноги, пытаясь оттолкнуть, пытаясь не думать об этом. Но Юнги не позволяет, с силой кусает острое плечо сквозь ткань тонкой футболки, оставляя свой след на молочной коже и, кажется, злиться еще сильнее. — Мне больно, Юнги! Отпусти меня! — сквозь громкие всхлипы просит младший, жмуря глаза от соленых слез и позволяет горячей жидкости скатится по бледной коже щек с все еще ярким отпечатком ладони на ней. — Пожалуйста, — одними губами, но Юнги его не слышит. Просто не хочет. Младший дрожит всем телом, когда Мин просто срывает с того узкие блядские джинсы с рваными коленями и нижнее белье, кидая куда-то в сторону. Он жмурится и болезненно вскрикивает, когда в него на сухую входят сразу три пальца, как с остервенением двигает рукой старший, упиваясь стонами и криками боли Чона. Юнги тоже было больно, тоже противно и до гула в ушах омерзительно. Но он терпел, поэтому сейчас младшего жалеть не собирается. Юнги ставит того раком, с силой шлепнув по упругой ягодице, сжимая в миг покрасневшую кожу в руке. Он с садистским удовольствием вгоняет в парня свой член, чувствуя, как младший сжался, начиная выть волком и пытаясь оттолкнуть, слезть с твердой плоти и просто свернуться в комочек и реветь, реветь, реветь. Просто забыть это имя, этого человека и всю ту поебень, что творится прямо сейчас. А Юнги откровенно похуй на пиздострадания Хосока, на его боль и чувства. Чону было похуй на него, так Юнги отплатит той же монетой. Старший буквально втрахивает парнишку в старый матрац, делая свои фрикции все более жестче и грубее, натягивая в миг хрупкое тело на свой орган. Он запрокидывает голову назад, удерживая бедра Хосока на месте, вцепившись мертвой хваткой в тазобедренные косточки, царапая короткими ногтями и смотрит в потолок, потому что внутри Чона слишком горячо, а дрожащие тело заставляет волну мурашек пройтись по стволу, неосознанно возбуждая. Старший задирает футболку парня, склоняясь к бледной коже и кусает, ощущая на языке металлический привкус и громкий вскрик эхом отдается от стен. По щекам Хосока уже давно перестали течь слезы. Парень лишь болезненно дергается от каждого нового проникновения и кусает губы в кровь, упираясь лбом в сложенные на матраце руки. Тоненькая струйка слюны, смешанной с кровью стекает вниз по подбородку, когда тот сильнее кусает губы, чувствуя, как впиваются зубы старшего в его кожу, как на бледном полотне появляется все больше и больше кровавых укусов и синяков от пальцев. Хосок резко смирился со своей участью. По-другому бы все равно не было. Юнги кончает внутрь парня в громким гортанным рыком и застывает на пару мгновений, приходя в себя. Отпихнув от себя тело младшего, он сплевывает кровавую слюну, что осталось во рту на постельное белье и наблюдает, как его сперма вытекает из растраханного сфинктера, что судорожно сжимается. Семя окрашивается в розовый, а Хосок безвольной куклой валится на кровать, стеклянным взглядом смотря в окно на чернеющее небо, где совсем не было видно звезд. Они все в миг потухли для Хосока, когда внутри него что-то с дикой болью оборвалось и теперь кровоточащая рана не дает покоя. Чон притягивает колени к груди, всхлипнув и жмурится от боли во всем теле. — Уходи, — одними губами, но Юнги все прекрасно слышит. Слышит, но не уходит. — Уходи! У Хосока истерика. Его резко начинает трясти и соленые слезы обжигают нежную кожу щек, оставляя ожоги прямо под кожей, там, где коснулись мягких щек. Юнги опускает взгляд на свои руки, когда застегивает свои джинсы, не смотря на рыдающего парня, потому что резко как-то похуй совсем и боли той больше нет. Разве что немного. Самую малость. — Уходи, пожалуйста, — вновь одними губами, вновь сорванным, хриплым от слез слов. И он уходит, громко хлопнув дверью. Уходит, оставляя бьющегося в новом припадке истерики парня. Одного, медленно умирать душевно, разрывая остатки плоти, что когда-то звалось сердцем на мелкие кусочки и захлебываться кровью, мешающей дышать. Хосок истошно кричит, разрывая тонкими пальцами старенькую подушку, слыша, как ткань трещит по швам, как когда-то его чувства. Как сегодня его жизнь...04:47 мост Maпo
Стоя среди ночи на мосту, Хосок бессмысленно смотрит на чернеющую водную гладь, дрожащими пальцами поднося к губам почти истлевавшую сигарету. Все тело болит, бедра ломит, а кровавый укус на плече вспыхивает саднящей болью, когда грубая ткань джинсовки на голое тело проезжается по свежему укусу. Он судорожно втягивается, пропуская ядовитый смог через все тело, пропитывая клетки и сосуды отравой, позволяя медленно себя добивать. В голове на повторе моменты недавней давности, этот голос на повторе и боль, что приносили эти руки. Хосоку противно в миг, от самого себя в большей степени, от того, что позволил, что не вырывался, что вообще пришел в этот чертов мотель. Колени подкашиваются и молодой человек оседает на корточки, прижимаясь лбом к железной ограде. Горячие слезы катятся по обветренным щекам, принося лишь большую боль. Последний вздох, последний выдох. Нервы на пределе. Внутри уже ничего нет, совершенно ничего и кажется, больше не будет никогда. Да и не за чем теперь. Он впервые улыбается искренне и чисто, впервые тихо смеется, обращая этот смех и улыбку лишь одному человеку. Даже не привычно, но это так. Остатки человека внутри истерически смеются, извиваясь в припадке и говоря, что он совершенно слетел с катушек. Свихнулся окончательно и навсегда. Что перешел эту черту не возврата... Забираясь на железную ограду, Хосок уже ни о чем не думает. В голове пусто и лишь одно имя алыми буквами клеймом под кожей, ожогом на сетчатке и неоновой вывеской в сознание. Достав телефон, Чон пишет лишь одно слово и отправляет на давно забитый в контактную книжку номер, кидая телефон за пределы моста. Вдохнув воздух полной грудью, юноша растягивает губы в мягкой улыбке, делая шаг вперед. Тихий всплеск тонет в шуме города, а мост Мапо* уже в сотый раз подтверждает свое кровавое название.04:59 От кого: Хосок Спасибо.