Dreams

Грубые руки ложатся на плечи, всего одним касанием заставляя кровь в жилах бежать быстрее. Кхина напрягается всем телом, так как хорошо, слишком хорошо знает, кто стоит у него за спиной. У личного наваждения коммандера «Королевы Солнца» мозолистые ладони, испещрённые сеткой мелких шрамов. Мистер О´Мана не раз предлагал убрать рубцы, но артурианец неизменно отказывал. Отшучивался, что отметины на коже – всего лишь напоминание о собственной самонадеянности. Так, чтобы никогда не забывать: всесильных нет. Оборачиваться страшно. Потому что, встретившись взглядом с капитаном, Кхина боится не выплыть. У артурианца, Деймоса Иво, глаза – зимнее небо. Синие до черноты, и падать в них, кажется, можно вечность. Так, чтобы очнуться в самой бездне. И навсегда захлебнуться этой синевой. – Сон… ты мне снишься, – голос подводит, отбирает звуки из привычных слов. Происходящее и в самом деле сон, но настолько реальный и желанный, что возвращаться в явь нет никакого желания. Всё желание вот оно – стоит так близко, что можно почувствовать живое тепло не-человеческого тела. У артурианцев температура выше человеческой, по отчётам медиков понял уже, когда стремился узнать всё-всё о назначенном руководством капитане. Не видеть столько лет, уже позабыть практически гибкую юношескую фигуру, словно танцующую на спарринге сразу с двумя противниками. По-другому, кроме как затаив дыхание, за тем боем наблюдать не получилось – все трое, не иначе, с детских лет с мечом не расставались, сроднившись со своим оружием настолько, что казалось: в свете яркого полуденного солнца танцуют-сражаются друг с другом не люди, а смертельно-опасные создания, с руками, выкованными из самого крепкого металла во всех мирах. Но даже среди двоих мастеров-старшекурсников он выделялся особенной, физически невозможной грацией. Фигура, затянутая в светлые одежды, то и дело исчезала с траектории удара, каким-то неведомым образом появляясь в нескольких шагах от противников. Неизвестный тогда Кхине юнец игрался с заматеревшими уже бойцами, без видимого труда обходя их по скорости и тактике. Тем же вечером признанный лучший студент на курсе впервые воспользовался своим доступом, чтобы добыть нужную информацию. А после, сцепив зубы, в обычной для себя медитации не мог выкинуть из головы ни синие до нереального глаза, ни прочитанное досье. Артурианец. Здесь, на Земле. При том, что эта раса никогда не покидает пределов родной планеты. Их мир существенно отличается от прочих наличием особой атмосферы, позволяющей исконным жителям слышать и видеть по-иному, как бы добавляя дополнительные органы чувств. Даже послы Артурии не задерживаются на Земле дольше недели, не желая жить полуслепыми и ослабленными в незнакомой, условно безопасной местности. Между тем длинные жёсткие пальцы сжимаются на горле, напоминая, что в этой реальности не-реальности он не один. И думать о посторонних вещах сейчас не стоит. Капитан «Королевы Солнца» никогда не отличался терпением. Точнее, Кхина хотел, чтобы он был таким в его воображении. Теряясь в собственных не-вдохах и не-выдохах, коммандер невольно опирается на стоящего сзади человека. Потряхивает то ли от его близости, то ли от недостатка уже кислорода в лёгких. С ним, впрочем, так всегда. Даже когда нет хватки на горле, воздух попросту отказывается проталкиваться в горло, стоит «капитану Иво» одарить первого помощника взглядом. У Деймоса тело, сплошь свитое из мышц. Довелось убедиться в тренировочном зале, неосмотрительно согласившись на спарринг. Всё спокойствие, лелеемое годами, полетело к чертям вместе с выдержкой. И начался его личный ад. Когда его отпускают, Кхина дышит рвано, хватая ртом непривычно-сладкий воздух. А после коммандера разворачивают за плечи и целуют так, что лучше бы осталась хватка на доверчиво подставленном горле. Потому что тогда есть хоть какое-то оправдание невозможности сделать очередной вздох. Их поцелуи всегда с привкусом крови. То ли у Кхина такая извращённая фантазия, жаждущая боли, то ли весь скромный сексуальный опыт не может нарисовать чего-то более… обыденного. Хотя какая, к даэдра, обыденность рядом с ним? В мягкой полутьме каюты глаза капитана слабо фосфоресцируют, и коммандер тянется к этому свету, прекрасно осознавая – в конце пути его ждёт смерть. Но он готов к такому исходу. Потому, когда пальцы, не нежничая, собирают в горсть волосы на затылке и затем тянут вниз, Кхина только сглатывает слюну и послушно опускается на колени. Смотреть на Деймоса снизу, словно вглядываться в суровый лик божества, чей храм воздвиг собственными руками. В его чертах соединяются прошлое и настоящее, юнец-первокурсник и капитан боевого крейсера. И хочется смотреть так же, не отрываясь. Чтобы видение не исчезло однажды, растворившись зыбкой дымкой предутреннего тумана. Звякает ремень, когда Кхина нетерпеливо дёргает за пряжку и вытягивает из крепления. Артурианец сам скидывает китель, и коммандер почти что разочарованно стонет – раздевать свою личное наваждение ему нравится ничуть не меньше, чем заниматься с ним прочими «непристойностями». Усмехаясь, капитан треплет его по волосам, как послушную собаку. Но даже от этой скупой нежности, Кхина готов скулить и лизать ласкающую руку. Деймос, не дожидаясь, пока коммандер стащит с него штаны, тянет за волосы на себя, недвусмысленно вжимаясь в приоткрытый рот. Он не заботится об удобстве партнёра и позволяет делать лишь короткие передышки на глоток воздуха перед очередным глубоким толчком. По щекам, горячим от нездорового румянца, текут слёзы, которые уже больно смаргивать, но Кхина не согласился бы прервать действо. Человек, которого так страстно желает сердце, сейчас принадлежит лишь ему, какое к даэдра удобство? Чувствовать, как сильное тело подрагивает в предоргазменной судороге, как следует за его движениями – и променять на пустоту, где нет ничего, кроме приказов и долга? Пальцы вцепляются ещё сильнее, сжимая уже до боли, а последние фрикции становятся совсем уж беспорядочными и не ритмичными. Кхина подаётся ближе, вцепляясь в бёдра партнёра, чтобы взять ещё глубже, чтобы доставить ещё большее удовольствие. И чувствуя через несколько секунд солоноватый привкус на языке, ощущает, как по венам расползается жар не-физического удовлетворения. Следующий поцелуй, когда капитан опускается на колени, получается почти нежным – и Кхина плавится в нём, равно как и в движении шершавых пальцев на своём естестве. Он счастлив здесь и сейчас. И уже не важно, где сон, а где явь. Важен лишь человек, вместивший в себя целый мир. *** Подушка летит в стену каюты и, ударивший о неё, сползает на пол. Встрёпанный ото сна молодой ещё мужчина звучно матерится, сверля взглядом ни в чём ни повинную принадлежность для сна. «Месяц, драконовы боги, месяц! Да в бездне я видел эту клятую телепатию! Задолбало, выспаться хочу, как никогда. Пошло всё… к Матери». Не потрудившись накинуть верхнюю одежду, мужчина выбегает из каюты в одной пижаме, босой. Нужная дверь всего через две от его собственной. Когда же на настойчивый стук открывают, капитан бесцеремонно отстраняет подчинённого со своего пути и, войдя в каюту, набирает на дисплее всего одну команду: «Закрыть для всех». – Я буду спать здесь, – видя, что коммандер, вырванный из мира грёз, ничегошеньки не понимает, Деймос счёл нужным добавить, – С тобой. Кровать оказывается ничем не хуже прежней. Только вот спать, крепко обнимая Кхина, гораздо приятнее. И, самое главное, никаких больше эротических кошмаров. Теперь все они будут осуществляться исключительно в реальности.