N o t i c e m e...
***
День близился к вечеру, а в комнате Сюйкуня опять приторно пахло, сам он сидел на подоконнике, смотря куда-то вниз, разглядывая лица прохожих людей, по-своему улыбаясь некоторым, кто заметил его. Джастин спокойно сидел на кровати, глубоко погрузившись в свои мысли. Настолько скучно было, что он, не удержавшись, как-то начал заводить разговор, чтоб уж совсем не умереть от скуки: — А Чжентин скоро? Мне нужно с ним поговорить, конечно, кое о чём. Это важно, правда, — задумчиво произнёс Джастин, переводя взгляд на Сюйкуня. — Я не знаю. Он говорил, что скоро может прийти. Не указывал точного времени. Ты только подожди. А можешь, кстати, рассказать, о чём речь у тебя с ним пойдёт? — Сюйкунь переводит взгляд на Джастина, а тот щурится, неодобрительно посмотрев. — Я не скажу. Секрет маленький. Сюйкунь возмущенно цокает, опять направляя взгляд на улицу, вниз. Опять же по-своему улыбаясь некоторым прохожим, замечая среди них лицо Чжентина. Тот же замечает Цая, легко махнув рукой в знак приветствия, а парень немного жмурится, то ли от смущения, то ли ещё чего. — Вот и тот, кого ты так сильно и мучительно ждёшь, — Сюйкунь усмехается, переводя взгляд опять же на Джастина, а от него и след простыл, будто его и не было в комнате. Сюйкунь опять же цокает, спрыгивая с подоконника и направляясь к двери, сначала приоткрывая его, проглядывая через щель Джастина и Чжентина, пока те разговаривают, а диалог был довольно серьезным, даже о Цае, но почему? Неужели Хуан что-то задумал? Было любопытно. — Ладно, я тогда сейчас к нему ненадолго схожу, — единственное, что мог услышать Сюйкунь, как быстрее скрыться, захлопнув дверь, запрыгивая на кровать, укрываясь с ног до головы. Потом послышался резкий толчок на дверь, а затем лёгкое открывание, в комнату вошёл Чжентин, уже и так было понятно. Он резко перевёл взгляд на бугорок на кровати, который неловко двигался. — Сюйкунь, ну чего же ты? Боишься? Я не кусаюсь, ты же знаешь! — Чжентин подходит к кровати, резко отдёргивая одеяло с Цая. — Не надо так резко! — отмазался Сюйкунь, покосив взгляд на Чжентина. — Прости, нехорошо вышло... — Ладно, не загоняйся. Сюйкунь легко улыбается, потрепав того по голове, взъерошив волосы в разные стороны, как обычно, в принципе. Тот лишь неловко усмехнётся, с добротой посмотрев на Цая. И так обычно проходят их приветствия, если не считая настроения двоих. Джастин врывается в комнату ещё неожиданнее, чем Чжентин, лишь как-то ошеломлёнными глазами смотрел на них, словно говорил о какой-то неприятности. Опять, наверное, умудрился кухню спалить. Сюйкунь тут же с пониманием смотрит, уходя из комнаты на кухню, оставляя тех наедине и уже мимолетом слушая, как начинается долгий разговор, только уже как-то несерьёзно, а скорее глупо, не логично. Входя на кухню, то были замечены лишь малые подгорания кастрюли, но в этом ничего удивительного и не было, что и стоило ожидать от Джастина в очередной раз. Теперь уже Цай пришёл к выводу, что не стоит этого криворукого пускать готовить. Максимум - вся плита будет в огне. Джастин прибегает ровным счётом на кухню, подхватывая Сюйкуня за руку и уводя в комнату, совсем не дав тому домыть кастрюлю и привести ту в порядок, но нет, надо прямо всё обломить, будто так срочно надо куда-то уйти. Плотно закрыв за собой дверь и толкнув Сюйкуня на кровать, Джастин как идиот улыбнулся, начиная уже говорить: — Слушай, мне бы хотелось у тебя прямо такое спросить! — Хуан продолжает улыбаться с искрами в глазах. — Ну, валяй, давай же, — Сюйкунь отводит взгляд, устало выдыхая. — Тебе случаем... ну... Чжентин не нравится?! А может, ты его любишь? — Джастин начал говорить своей интонацией, не отводят взгляда от Сюйкуня. — Вообще с дуба рухнул?! Как он может мне нравится?! Он же ид-идиот... — Сюйкунь как-то смущенно проговорил, прикрыв лицо. — Ты смутился! Значит, он тебе нравится! Влюбился! — Джастин улыбается во все тридцать два, хитро поглядывая на друга. — Пфф! Ладно, я признаюсь. Но, пожалуйста, не говори ему.... Пусть это останется между нами... маленьким секретом? — Сюйкунь смущенно бормочет, всё же осмелившись перевести взгляд на Джастина. — Хорошо, хорошо! Никому не скажу! — Джастин присаживается к Сюйкуню, уставив взгляд в пол. — А с каких пор ты к нему почувствовал нечто больше, чем просто дружба? — Мне он понравился уже после нескольких недель нашей дружбы, но я так боялся ему в открытую сказать... Вдруг он меня не так поймёт, и вся дружба между нами рухнет разом... — Скажу тебе по секрету, Цай, Чжентин тебя безумно любит, и не просто, как друга. Сюйкунь расширил глаза, ещё сильнее заливаясь заметным румянцем, пребывая то ли в шоке, то ли в безграничной радости от услышанного из уст Джастина. Но всё же, нет, Цаю было безумно радостно. Ведь его чувства взаимны, а не так, как тогда он страдал от этой неладности. Джастин лишь лучезарно улыбается, замечая и до того радостную реакцию Сюйкуня, который, судя по видимому, слишком захотел признаться Чжентину, но тот говорил, что сможет открыть душу и настоящие чувства Цаю сам. Надо будет дождаться лишь ночи, хотя, вечер сейчас и так уже близился к самому тёмному и красивому времени суток...***
Выходя из комнаты, уставший от разговора с Джастином, Сюйкунь медленно направился в гостиную, а там уже ждал его Чжентин. Когда Цай уже показался в дверном проёме, тот резко прижал к стене, загораживая путь с обеих сторон, чтоб уж точно не ускользнул. — Ты заставляешь меня любить тебя. Вот же наглец~ Чжентин, не дожидаясь ответа Сюйкуня, накрывает его губы своими, сливаясь в нежном поцелуе, чувствуя прекрасный вкус губ своего возлюбленного, от чего хотелось поиметь того больше, хотелось прямо оттрахать по самые гланды. Цай был слишком сексуален, и он это прекрасно знал, он даже знал, что у него есть какие-то чувства любви к Чжу, которые, видимо, воспылали ещё больше только в этот момент, и он понимает, что по уши влюблён, как никогда. Так и увлекшись поцелуем, Чжентин резко подхватывает на руки Сюйкуня, уходя быстрым шагом в комнату свою, так и не отрываясь от его таких через чур манящих, сладких губ. Чжу по обычаю повалил Цая на кровать, нависая сверху и постепенно оголяя всего его, попутно любуясь такими видами. Его можно было брать с любого угла, он всё равно останется таким же прекрасным, как и сейчас, лежа под Чжентином, упираясь своим стояком прямо в бедро того. Чжу лишь пошло ухмыляется, доставая самую упругую плеть с кляпом, а Сюйкунь замечает неладное, начинает сопротивляться. Но боже мой! Какой он беззащитный по сравнению с Чжентином, который легко надел на того кляп, по-своему усмехаясь. Вид был уж слишком прекрасен. Но Сюйкунь не сдаётся и пытается уже сбежать, но как сильные руки Чжентина обратно прижимают того к кровати, нацепляя наручники на руки и ноги, чтоб уж точно никуда не рванул. Чжу лишь охлаждает плеть, самым холодным краем проводя по всему телу Цая, а тот вздрагивает, пытаясь вырваться, но ведь тщетно, как бы не старался. Уже не удерживаясь, Чжентин резко ударяет где-то в районе грудной клетки плетью, наслаждаясь резким стоном Сюйкуня, а потом, так уже увлёкшись, начиная бить усерднее по всему телу, оставляя красные следы, что точно от этих ударов потом будут синяки. Ибо нефиг так сильно возбуждать Чжу. А Сюйкунь просит отпустить, просит прекратить всё это, но эти жалобные стоны и мольбы так возбуждают, что прямо через чур! В конце концов, Цай уже был весь в красных отметинах после такой упругой плети, от которой места ударов сильно щипали. Чжентин отбрасывает эту штуку, резко нацепляя на шею того ошейник с поводком, который прямо идеально подходил. Сюйкунь заливается румянцем, но резко рыпается с не давая Чжентину над собой полный контроль и поставить засосы по всему телу. Но Чжу упрямый: задерживает Цая, начиная расцеловывать всего его, наслаждаясь каждым миллиметром тела, ибо таким редко насладишься. Сюйкунь слегка охает, выгибаясь в спине и отталкиваясь бёдрами вперёд, явно от сильного перевозбуждения, а Чжентин этим временем слегка посасывает головку стояка того, наслаждаясь им полностью, ещё сильнее захотев того от представления, как же внутри Цая будет приятно тесно и тепло, что уже хотелось войти в проход прямо сейчас, не предупреждая совсем. Но сдержанность есть сдержанность. Сюйкунь извивается, не разбивает надежду на выход и всё равно упрямо пытается вырваться, хоть и понимая, что тщетно это всё делать. Чжентин резко засовывает в проход Цая один палец, в ответ слыша лёгкий стон, так как Чжу ещё даже водил там внутри, пытаясь как-то растянуть. После второго пальца, Сюйкунь протяжно стонет, изгибаясь в спине сильнее, то ли от удовольствия, то ли от боли, уже даже не понятно от чего. А Чжентин наслаждается такой картиной, разводя пальцы в стороны как ножницы, усердно трахая ими. Но уже понимая, что проход теперь достаточно растянут, даже третьего пальца не понадобится, что на удивление, Чжентин уже резко входит, а двое простонали в унисон. Только вот Сюйкунь от боли, а Чжу от наслаждения. Начиная постепенно толкаться в проход, достигая даже самой простаты, что было выгодно: стоны Сюйкуня становились слаще после каждого попадания туда. Чжентин уже начал набирать темп, чувствуя неимоверное тепло внутри Цая, что так больше манило, больше побуждало оттрахать того по самые гланды. Цай же был на изводе: извивался, изгибался в спине, громко стонал, произнося имя Чжу, что придавало ещё больше сексуальности. Чжентин наслаждался. Да и не так просто наслаждался, а прямо кайфовал! Теперь ему жёстко понравилось трахать Сюйкуня, что даже хочется повторить тоже самое спустя время. А он этого сможет добиться. Из уголков глаз Сюйкуня уже начали пробиваться маленькие слезинки, ведь темп всё нарастал и нарастал, превращаясь в зверский, а сам Чжентин уже чуть ли не разрывал проход своим и до того большим стояком, пульсирующий сильным перевозбуждением. В комнате уже давно стоял запах этого секса, их двоих, смазки, сливаясь всё воедино, что так нравилось Чжу. Но Чжентин бы так и продолжил трахать Сюйкуня, если бы не заметил, как тот уже излился себе на живот, делая это предельно-таки сексуально, от чего семяизвержение резко вырвалось прямо в проход Цая, но не суть. Простояв ещё так пару секунд в таком положении, Чжентин вышел из прохода Сюйкуня, освобождая того от наручников и кляпа, но ни в коем случае не от ошейника. Эта вещица ему слишком идёт. Цай тяжело выдыхает, прикрывая глаза, заливаясь всё тем же румянцем, со стороны смотрясь как-то даже мило. Чжу лишь ложится к своему ангелочку, укрывает одеялом и заботливо чмокает в лоб, приобнимая и прижимая к себе.***