Ничего не вижу

Густой сигаретный дым висит под потолком подвала, застилая тусклый свет неяркой лампы. Джек выдыхает и затягивается ещё раз, чувствуя, как едкая горечь жжёт горло. Разорванная грудь вновь начинает адски болеть – теперь и снаружи, и изнутри, и в этом есть что-то определённое и законченное. Джек ощущает себя мазохистом, но сейчас это привычно и даже как-то уютно. Вглядываться почти слепыми глазами в полыхающий печной огонь, травить и без того покалеченные лёгкие ядовитым дымом каких-то старых и очень забористых сигарет, припрятанных неизвестным подпольщиком под ящиками… Сидеть в подвале днями и ночами, напрочь забыв о еде и воде и едва ли не прямым текстом отсылая от себя особо заботливых… Он не чувствует голода. Сейчас он вообще ничего не чувствует. И, наверное, впервые за всё время заточения в этом доме его совершенно не волнует то, что происходит вокруг. Ещё одна затяжка. От разбитых пальцев крепко пахнет сигаретами, и Джека почему-то успокаивает этот запах. Наверное, в этом тоже есть что-то определённое, и это гораздо лучше, чем не знать, сможешь ли ты что-то увидеть в ближайшие пять лет. Лучше, чем разрывающие голову многочисленные вопросы, от которых хочется биться головой о стены. Лучше, чем полнейшая несостоятельность… …и беспомощность. Одно звучание этого слова выводит его из себя. Дрожащими руками Джек почти с ненавистью давит сигарету о деревянный бок ящика. «Я совершенно бесполезен», – хладнокровно констатирует голос в его голове – его собственный голос – и понимание того, что ни он сам, ни Джим, ни призраки ничего сделать не смогут, даже если весь мир этого захочет, приходит к нему окончательно. Бороться нет смысла. Не выскочишь же ты из этого бесполезного тела и не поменяешь его на другое, правда? Хотя было бы здорово, мрачно усмехается себе Джек. Я бы с радостью воспользовался такой возможностью, думается ему. Но мы же не в детской сказке живём, заключает он и больше к этой теме в своей голове не возвращается. А поворачивается на звук шагов, пытаясь на слух определить, кто бы это мог быть, но пока что не может – слишком привык полагаться на зрение. На зрение, которого сейчас нет. – Паршивый из меня получился инвалид, – вместо приветствия произносит он, и его собственный сухой смешок неприятно режет ему слух. – И кто же навещает меня в очередной раз? Бросив попытки различить незваного гостя по шагам, он всматривается в фигуру изо всех сил, до острой боли в покалеченных глазах, попутно думая о том, что в этот раз точно не будет церемониться с очередной нянькой. Как будто ему легче от этой заботы. – «Навещать» – слишком громко сказано, – отвечает ему низкий хриплый голос Билла. – Скорее, проверить, не наворотил ли ты чего без присмотра. Он говорит абсолютно спокойно и на первый взгляд даже равнодушно. Но это только на первый взгляд. А Джек чувствует слабый прилив благодарности к старику. В конце концов, тот не ахает, не носится вокруг и не пытается успокоить его совершенно пустыми и бесполезными словами, и уже за это ему стоит сказать спасибо. За всё это время Джек ужасно устал от подобного цирка. – Сочувствия от тебя, как всегда, не дождёшься, – насмешливо парирует он, неловко – наощупь – вытаскивая новую сигарету из мятой пачки. Резко пахнет табаком. – Никакого участия. Даже почти ничего не видя, Джек чувствует, как Билл пристально смотрит на него, а точнее – на сигарету в его руках. Однако, вопреки ожиданиям, ничего по этому поводу не говорит. Впрочем, зажигалку тоже не предлагает, предоставляя ему право справляться с этим самому. Джек не уверен, как относится к этому. И не находит ничего лучше, чем подколоть его: – Как видишь, всё в порядке. Подвал на месте, дом не развалился, а я ещё не помер оттого, что совершенно бесполезен. Ему вдруг кажется, что его последние слова здорово отдают слабостью и жалостью к себе, и он хмурится, делая особенно глубокую затяжку и собирая все силы, чтобы не раскашляться перед Биллом, как жалкий школьник, стащивший сигареты у родителей и облажавшийся на первом вдохе. Но Билл, чёрт бы его побрал, всё равно всё понимает. Он всегда всё понимает, и попытки что-то скрыть от него тоже внезапно видятся Джеку ужасно глупыми. А Джеку очень не нравится чувствовать себя глупым, и его безумно раздражает собственная слабость, и он уже готовится сказать что-то резкое, и... – Да я уж вижу, – хмыкает в ответ Билл, и младший Файрвуд слышит короткий звон. Должно быть, старик поднял бутылку, стоявшую за ящиком, догадывается он, и ему неожиданно становится интересно, что же будет дальше. Отчитает ли его Билл? Начнёт ли строить из себя сверхзаботливых Джима и Дженни в одном флаконе? Или… – Я просто хотел убедиться, что у тебя есть идеи получше, чем спиваться и скуриваться в этом подвале. Но, кажется, я был неправ. Джек слушает его и никак не может понять, чего он хочет больше – сорваться сейчас, объяснить заносчивому старику, во что превратились его глаза, высказать прямым текстом, что он думает о таких визитах, или… Или? Всколыхнувшаяся было ярость на мгновение успокаивается, – у Джека вдруг создаётся впечатление, словно он оказался в глазу бури, – и застывает, будто прося приберечь её на потом. Благо что поводы всегда найдутся. Младший Файрвуд не сразу понимает, что, уже набрав воздуха для гневной тирады, забыл его выдохнуть, и вспоминает об этом только тогда, когда измотанные лёгкие отзываются уколом боли. И, выпуская дым, он вдруг осознаёт, что всё это время, пока ярость билась в его голове, Билл молчал. И, возможно, наблюдал за ним. И внезапно для самого себя Джек спрашивает, пристально вглядываясь в силуэт напротив: – Так что ты мне предлагаешь? Ответом ему служит только низкий смешок и натужный скрип ящика. – Я ничего не предлагаю, ведь ты ненавидишь чужие советы, особенно непрошеные. «Ты прав, старик» – Но на твоём месте я бы подумал, что ты можешь сделать. Не для себя, а для всех остальных. Больше Билл ничего не говорит. Джек слышит звон бутылки, отставленной на место, и тяжёлый звук шагов по лестнице. Мгновение – и в подвале вновь устанавливается тишина, прерываемая только треском искр в печке. – Даже не попрощался, – насмешливо произносит Джек в пустоту и, поднося сигарету к губам, вновь чувствует крепкий запах табака от своих пальцев. Здесь и сейчас всё становится более ясным и определённым.