Она сказала: «Не верьте Глазам, в них начнёт темнеть, Ведь я не боюсь Смерти, Потому что я есть Смерть»
— Нет, ну ты посмотри на них. Ряженные павлины. Артур презрительно фыркнул, рассматривая сокурсников в бальном зале. Они с Алистером стояли возле фуршетного стола — Артур отдыхал после нескольких танцев и присматривался к скучающим чародейкам, Алистер — подсчитывал количество виноградин на блюде за неимением лучшего занятия. — Если они павлины, то мы кто? — А у нас с тобой, друг мой, есть вкус. Алистер хмыкнул, но спорить не начал — считал это бесполезным. Всё ещё перебинтованную руку он спрятал, надев высокую перчатку до локтя. Хотел надеть и вторую, но послушался заверений Артура о том, что так даже лучше. — Ты хоть заговорить с кем-то пытался? — Пытался. Как обычно. Будешь мандарин? Алистер пожал плечами и протянул другу дольку фрукта. Чародейки его игнорировали, но вот еда, к счастью, пока нет. — Всего полчаса прошло. Попробуй ещё, может, со следующей повезёт. — Не надо меня жалеть. Иди развлекайся. Ноги не оттанцуй, нам потом ещё в «Шафран и перец». Артур и правда вскоре вновь исчез среди толпы в зале. Попробовать ещё раз? Алистер оглянулся. Бальный зал Локсии был прекрасен и утончён, в отличие от фундаментальной архитектуры Бан Арда — резные завитки, тонкие изящные мраморные колонны, нежные цветы на витражах — всё под стать юным чародейкам. Высокие, от пола до потолка, арочные окна с заострёнными кверху рамами, выполненные в форме округлых треугольников, нравились магу здесь больше всего. В воздухе угадывался тонкий флёр яблоневых цветов и, вероятно, ванили. На каменном выступе под одним из окон сидела девушка, из-за своей бледности и белых одежд практически сливавшаяся со стеной. Да и сейчас Алистер заметил её только благодаря фолианту в руках. На потрёпанной тёмной обложке не очень ровные буквы складывались в слова «Книга страха и отвращения». Когда Алистер присел рядом, она вздрогнула и подняла от страниц лицо — огромные глаза с глубоко залёгшими под ними тенями обладали удивительным стальным оттенком. — Я не танцую. Если хочешь сказать, что книга у меня в руках неподобающа для девицы, то ты за сегодня уже пятый. С удовольствием осталась бы в комнате, но Тиссая запретила. Ещё вопросы будут? — Голос чародейки неожиданно оказался хрипловатым, точно простуда исказила девичью речь своими шершавыми пальцами. — Да. Тебе не кажется, что глава, посвящённая альгулям, несколько отрывочна, как будто некоторые части текста вырезали при цензуре? Нашёл, что спросить. Уже хорошо. Кажется, даже не покраснел. Руки немного трясутся, но будет не так заметно, если спрятать кисти в рукава камзола. Теперь главное не ляпнуть какой-нибудь ерунды. Чародейка аккуратно вложила в книгу закладку, приятно прошуршавшую меж желтоватых страниц, и поместила зачитанный томик на гладкий мрамор возле себя, поправив длинную юбку отделанного тонким кружевом струящегося платья. — Кажется, если честно. Ты читал или сказал наугад? — Читал, несколько раз. В прошлом году писал исследование о трупоедах и свойствах их крови. Тогда и заметил. И я тоже не очень танцую. Не получается что-то. — Алистер улыбнулся, протянув девушке нежно-лиловую орхидею, закреплённую в небольшой колбе с питательным раствором. Если она не возьмёт цветок, будет слишком неловко и придётся вернуться к столу. Зря притащил. И сейчас дрожь в пальцах заметна просто отлично. — Предусмотрительно. Не завянет. — девушка приняла подарок, несколько сомневаясь, и поправила заколотые длинной серебряной шпилькой, украшенной коваными листьями, светлые волосы. — Руку целовать не дам. Не люблю, когда ко мне прикасаются незнакомцы. Дворцовый этикет несколько… — Переусложнён и лишён смысла. Понимаю. Я не собирался, но, если ты против не будешь, могу составить компанию. Без танцев и поклонов. — А что, считать виноград уже надоело? — магичка улыбнулась и согнула ноги в коленях, поджав их под себя. — До смерти. Я уже могу примерно прикинуть, сколько виноградин съел каждый в зале. Она тихо посмеялась и чуть склонила голову на бок. Пушистые пряди, выбившиеся из причёски, покачнулись, упав на лицо. — Как тебя зовут? — Алистер Фьеньвэрэ. А ты?.. — Карла Деметия. Рада знакомству. — Может, нам лучше пойти прогуляться по саду? Оранжереи в Локсии очень красивые, каждый раз хочу туда выбраться, когда приезжаем, но не знаю, как пройти из зала. Да и шумно здесь. Карла задумалась на секунду и кивнула, быстро поднявшись. — Давай. Если надоешь, скормлю хищным растениям. — А у вас здесь и такое есть? Я заинтригован. — криво усмехнувшись в манере, явно позаимствованной у Артура, чародей встал с подоконника и направился следом за новой знакомой. Сердце его колотилось так, что, казалось, вся грудная клетка ходила ходуном.***
— Алистер? — М? — Могу я спросить… Почему перчатка всего одна? Они уже пару часов сидели на узорчатой скамье в глубине оранжереи, тихо разговаривая. Орхидея в колбе покоилась поверх книги на коленях у Карлы, иногда начинавшей осторожно поглаживать лепестки кончиками ногтей. Чародей замялся. — Моя рука не в порядке. Не думаю, что тебе будет приятно видеть. Если очень хочешь, я покажу, но… — Хочу. Обещаю не убегать с криками. — Карла улыбнулась, и сама осторожно накрыла пальцы Алистера ладонью, помогая стянуть перчатку прочь. Щёки мага подёрнулись румянцем от прикосновения. Зрелище чародейку даже немного разочаровало — обычная мальчишеская рука, разве что очень худая и вся заботливо перевязанная. Алистер осторожно приподнял края бинтов, показывая глубокие проколы и ожоги. — Вот. Ещё не совсем прошло. — А что случилось? — Магичка склонила голову, внимательно рассматривая открывающееся под повязкой нечто, напоминающее взрытое после битвы поле. — Она плохо работает. Я стараюсь лечить. Придумал механизм, как бы сказать… Временного оживления. Кристаллы, магический круг и точечное воздействие. Мне помогает, но только на ограниченный период. В глазах чародейки загорелись искорки любопытства. — Расскажешь подробнее? Это звучит интересно. Она помогла Алистеру поправить бинты и вернула перчатку. После детального описания способа, которым юный маг то ли лечил себя, то ли медленно убивал, Карла прикусила губу, задумавшись. — Занятно. Очень занятно. Знаешь, я могу поискать в нашей библиотеке, как это улучшить… А ты не думал попробовать не прямое воздействие магией, а мутагены? Если их правильно применить… — Боюсь, только Альзур знает, как их правильно применять, чтобы действительно укрепить организм, а не обречь на изнуряющие страдания. И то, он не стал использовать результаты открытий на себе. Студентам до его книг не добраться. У нас, правда, преподаёт его ученик… Карла резко встрепенулась. — Ученик? Правда? Алистер уже привык к необычному звучанию её голоса, но манера перепрыгивать между интонациями его всё ещё несколько выбивала из колеи. — Да, мастер Идарран из Уливо. Он долгое время работал с Альзуром, перед тем, как стать учителем в Бан Арде. Я пока не уверен, но, может быть, попрошу его совета по поводу улучшения своей конструкции. А почему тебя это так заинтересовало? — Пожалуйста, обещай не смеяться. — Чародейка нахмурилась и отвернула голову, рассматривая небольшой резной фонтан из белого мрамора, дававший начало протекавшему мимо скамьи ручью у их ног. В журчании воды и редком шелесте листвы многочисленных цветущих одновременно кустов и деревьев, запах который сливался в единый медово-сладкий аромат, тонули изредка доносившиеся из бального зала ноты — кажется, сейчас там танцевали контрданс. Алистер удивлённо пожал плечами и кивнул. — Ладно. Обещаю. Так в чём дело? — Моя выпускная работа посвящена придуманному Альзуром Испытанию Травами. Я стараюсь найти информацию на эту тему уже несколько месяцев, но всё, что есть в библиотеке — бесполезно. Отцензурено, изрезано и искромсано в угоду сомнительной морали и восхитительному невежеству, которое нам так навязывают. От меня даже несколько наставниц отказались, узнав, какую тему я выбрала. Работаю с самой Тиссаей, она, кажется, предрассудков прочих магов не разделяет, но поставила условие — добывать информацию без её помощи. Выбраться из Аретузы до конца обучения я не могу, а значит и круг источников ограничен. Если бы я могла поговорить с вашим Идарраном, расспросить о том, как Альзур создавал ведьмаков… Но, боюсь, это невозможно. И исследование моё бесперспективно. — Голос Карлы звучал глухо и отстранённо, точно отражённое от стёкол оранжереи потустороннее эхо. Она сжала подол платья в руке так сильно, что костяшки побелели, а ткань тихо затрещала. Алистер медленно придвинулся к чародейке ближе и тихонько коснулся её напряжённого локтя. — Знаешь, в библиотеке Аретузы полно книг, более нигде не встречающихся. И я бы с удовольствием почитал хранящиеся у вас труды по применению магии в медицине и теории некромантии — она, как ни странно, моей руке подходит, но я тоже сильно ограничен в источниках. Так что могу предложить сотрудничество. Расспрошу для тебя Идаррана, если он не откажется — может, смогу связать вас через мегаскоп. У тебя есть личный? Карла усмехнулась, поправив шпильку в волосах. Подозрительно быстро она переходила от крайнего трагизма к ироничной холодности. — Сотрудничество? Хорошо, давай назовём это так.***
— Выглядишь, как будто фисштехом обдолбался. Как и планировалось, после бала оба чародея сначала отправились в «Шафран и перец», где чудом отыскали свободные места. Алистер не особенно спешил заказывать своих любимых обжаренных в кляре мидий и креветок под соусом лемонграсс, вместо этого засмотревшись на огонёк свечи, нелепо воткнутой в подсвечник по центру стола. По его лицу блуждала лёгкая улыбка, а взгляд был устремлён сквозь предметы, в неведомые миры и скрытые измерения. Артур нахмурился и помахал рукой перед глазами друга. — Эй! Алистер! Ты живой вообще? — Не думаю. Я помер ещё в оранжерее, возле огромного куста сирени, цветущего в столь неподходящее время года. И похоронен там. — И что ты мне прикажешь с тобой делать тогда? Оживай давай. Расскажи хоть, что за даму отхватил. И что она такого с тобой сотворила. — Мы говорили весь вечер. Просто говорили, но меня наконец-то слушали с искренним интересом. То есть… Я понятия не имею, какого рода этот интерес, и лишних надежд не строю… — Так. Хорошо. А ты предложил как-то общаться дальше? — Ну… Я обещал написать ей. — Алистер, обычно бледный, залился краской, и лицо его приобрело оттенок, напомнивший абсолютно оголодавшему Артуру о стейке из лосося. Фруктами с фуршета сыт не будешь, а запахи с кухни просто доводят до иступления. Он быстро ободряюще обнял друга, взлохматив его волосы. — Ну вот, есть повод отпраздновать! Если письмо не отправишь — я его напишу вместо тебя. — Помедлив, он решил уточнить. — Да, это угроза. Алистер засмеялся и неожиданно обнял Артура в ответ, лбом уткнувшись в плечо. Пришитые к камзолу переливчатые перья неприятно щекотали нос. — Спасибо, что уговорил поехать. — Ты имеешь весьма жалкий вид, когда репетируешь разговоры с девицами на скелете в лаборатории. Закрывай дверь лучше. Артур неловко похлопал светловолосого мага по спине и отстранился, поспешно поймав за рукав пробегавшую мимо барышню с подносом. Его желудок уже начал пародировать песни китов в ожидании пищи.***
Очередной учебный день в академии тянулся невыносимо медленно. Алистер по привычке расположился на заднем ряду в аудитории, почти сразу вывалив книги и свитки из сумки и начав укладывать стопкой перед собой, чтобы отгородиться от остального мира хотя бы символически. Письмо от Карлы, свёрнутое в аккуратную, перетянутую лентой трубочку, только что полученную от почтового гонца, прибывшего в Бан Ард, он заботливо выложил последним. Возможно, удастся прочитать на лекции, а если нет — то пусть радует глаз до перерыва. Увы, едва он опустился на скамью, рядом плюхнулась вторая сумка. Чародей мрачно поднял голову, жалея, что не умеет насылать проклятия беззвучно. И что проклинать других студентов запрещено. До выпускного, по крайней мере. — Сорель, я сижу один. Найди себе другого соседа. — Разве я тебе помешаю? — Сорель мило улыбнулся, не торопясь убирать сумку. Алистер многозначительно поднял брови и чуть подтолкнул соседнюю скамью ногой, отодвигая её от себя подальше. — Ладно… Домашку одолжишь переписать? Я быстро. — А почему я должен? — Ну Детмольду ты дал скопировать свои записи. — Не бесплатно. Я и тебе говорил, притащишь сладости — можешь списывать. Лучше всего конфеты или орехи в меду. А за просто так могу разве что нахрен послать. — Давай я завтра принесу? — Сорель улыбнулся ещё шире, а голос его заискивающе исказился. Он наклонился над столом и потянулся к лежавшему там небольшому кожаному тубусу, в котором Алистер носил свои заметки. И едва не напоролся глазом на скальпель, покрытый тёмными пятнами. — Вот этим я прошлой ночью вскрывал наросты на шкуре гнильца. Скальпель помыть я забыл. Как думаешь, если гной попадёт в кровь, что тебе грозит? Алистер крепко ухватил Дегерлунда за воротник рубашки, продолжая держать скальпель в опасной близости от его лица. Юноша побледнел и дёрнулся, пытаясь вырваться, но облачённые в перчатку пальцы держали, точно стальные тиски. — Совсем охренел? Пусти! — Сваливаешь от моего стола и сидишь где-нибудь подальше. Нехотя отпустив воротник одногруппника, чародей легонько оттолкнул его от себя. Сорель, правда, счёл толчок достаточным, чтобы изобразить падение, как от довольно сильного удара. — Психованный… — Нового что скажешь? — поправив книги на столе, светловолосый чародей спрятал скальпель обратно в нагрудный карман мантии. Бормоча что-то невнятное, Сорель подобрал свою сумку и прошёл дальше по аудитории, в итоге усевшись где-то в первых рядах. Больше никто занять место рядом с Алистером не порывался, так что начала лекции удалось дождаться без лишних попыток коммуникации. Мастер Доррегарай по своему обыкновению вывесил на доске перед учениками огромный лист пергамента с весьма подробным анатомическим изображением нового существа. — Что ж, продолжаем знакомиться с обитателями морей и океанов. Надеюсь, никто не забыл принести Speculum Regale, вам сегодня потребуется текст из этого манускрипта для самостоятельной работы в конце занятия. Алистер нервно провёл пальцем по корешкам книг перед собой и с облегчением вздохнул, обнаружив искомый фолиант, обтянутый тёмно-зелёной тканью, посередине стопки. Придвинув книги поближе к себе, он положил на них подбородок, обхватил нижний том руками и замер, внимательно прислушиваясь к словам учителя. — Сегодня, к сожалению, продемонстрировать вам изучаемое существо я не смогу — они, кхм, относятся к вымирающему виду. По аудитории прокатился тихий шёпот недоумения. Детмольд вскинул руку, едва не уронив сдвинутый набок украшенный пером бордовый берет с головы. Доррегарай оставался невозмутим. — Да, Детмольд? В чём дело? — Мастер, но это же просто сирена. — Если скажете подобное на экзамене, можете не рассчитывать на положительную оценку. Детмольд озадаченно покосился на сидевшего рядом брата. Тот пожал плечами. Алистер нахмурился, силясь найти на рисунке хоть какие-то отличия от обычной морской девы. Учитель, кажется, был вполне доволен таким поворотом дел. — Итак. Раз уж выслушать меня прежде, чем сомневаться, вы оказались не в состоянии, тому, кто сможет отыскать на изображении то, что отдаляет это существо от «просто сирены», выставлю дополнительный балл за сегодняшнее занятие. Есть мысли? Тишина в аудитории была подобна молчанию, царящему в древних эльфских гробницах. Дрительм неуверенно поднял руку. — У неё больше плавников, да? Доррегарай сокрушённо покачал головой. — Нет. В пределах нормы для сирен. Дам подсказку — не ищите дополнительные элементы, обратите внимание на общие пропорции. Жаль, конечно, что мне не добыть вам аквариум с этой диковиной, но их осталось катастрофически мало. Снова повисло гробовое молчание. Вся аудитория сосредоточенно пялилась на изображение русалки, пытаясь уловить те отличия, о которых говорил чародей. На третьей минуте многим начало казаться, точно лицо сиреноподобного существа кривится в издевательской ухмылке. — Хвост и руки длиннее, мускулатуры меньше. В целом, она кажется более вытянутой. И, возможно, глаза большеваты, но я не уверен. Пожалуй, одной из главных причин, почему задние ряды аудиторий были столь привлекательны для Алистера, являлась реакция одногруппников на внезапный звук его речи в такие моменты. Тренировки в чтении заклинаний не прошли даром — низкий, хорошо поставленный голос был отлично слышен в любом уголке комнаты, если магу этого хотелось. А неторопливая и несколько безэмоциональная манера речи усиливала эффект. Остальные ученики вздрагивали, едва не подпрыгивая. Привыкнуть к такому было сложно. — Фьеньвэрэ, мать твою… — прошипел кто-то, поднимая сброшенный на пол кожаный пенал с перьями, громко ударившийся латунной пряжкой о каменный пол аудитории. Доррегарай кивнул. — Верно. Но в следующий раз поднимайте руку прежде, чем ответить. Есть предположения, по какой причине это существо выглядит именно так, Алистер? — Есть несколько, но я бы предпочёл послушать лекцию, если честно, а не строить догадки. Предположений на самом деле, разумеется, не было, однако вернуть преподавателя в привычное русло всё же удалось. Чернокнижник кашлянул и сцепил руки за спиной, продолжив прервавшийся рассказ. — Существо перед вами — близкий родственник привычных сирен, однако, встречающийся намного реже. Оно зовётся кеаск… — Доррегарай на несколько секунд замолчал, пальцем начертив в воздухе огромные светящиеся буквы, демонстрируя ученикам правильное написание слова. –Или, на Старшей Речи, muire luned. Правда, так их зовут только на Скеллиге. Кеаск, в отличие от сирен, обитают на большой глубине и редко показываются на поверхности. Как и прочие глубоководные создания, кеаск практически не изучены. Достоверно неизвестно, обладают ли они сознанием, схожим с человеческим, и способны ли к речи. Замечали этих созданий у берегов Цидариса и на Скеллигском архипелаге — что примечательно, всегда только во время сильного шторма или отлива. Есть предположение, что эти, гм, морские девы обитают в вертикальных карстовых подводных пещерах. Во время отливов в таких местах случаются выбросы водных масс, и, возможно, по этой причине кеаск попадают на поверхность. Шторм тоже вытаскивает их из глубин против воли… Кеаск считаются редким видом, на грани вымирания, однако, вполне вероятно, что где-то на неисследованных глубинах океана их популяция не так мала, как нам кажется. Во всяком случае, я хотел бы в это верить. В целом, их облик ясно говорит о среде обитания — вытянутое тело, слабо развитые мускулатура и скелет, как верно отметил Алистер, нужны, чтобы адаптироваться к водному давлению у дна океана. Глаза отличаются от человеческих — они значительно больше, их чувствительность к свету намного выше. Кроме того, у кеаск отсутствует радужка, но имеется активное третье веко. Руки, как видите, тоже деформированы — очень тонкие, пальцы удлинены. К слову, пальцы у этих существ крайне хрупкие, из-за неразвитости скелета, и снабжены весьма заметными перепонками, которые у обычных сирен не так выделяются. Другие отличия… На всех изображениях, что встречались мне, и у единственного выловленного для исследований в Цидарисе экземпляра — не волнуйтесь, бедное создание было выпущено обратно в морские воды, — довольно широкий рот с тонкими губами, сливающимися по цвету с остальным лицом. Зубы похожи на человеческие, но клыки… Острые и длинные, напоминают иглы. Из этой детали магическое сообщество сделало вывод, что кеаск — хищники. Если верить скеллигским легендам, некоторые кеаск способны к биолюминесценции — в таком случае, зеленоватые огни загораются в их волосах, на подобиях щупалец, теряющихся среди прядей. Однако, в целом же, кожа их бледна из-за недостатка контакта с солнцем, даже с некоторым сероватым оттенком, и чрезвычайно тонка, а волосы и чешуя окрашены в тёмные тона. Возможно, кеаск — следствие эволюции сирен, оказавшихся на глубине или затянутых водоворотом в карстовые пещеры во время прилива… На Скеллиге некоторые племена до сих пор почитают этих существ как неких морских богинь и приносят им человеческие жертвы, дабы умилостивить и прекратить шторм. И, если островитяне не приукрашивают свои легенды, как им свойственно, свежей плотью кеаск не брезгуют.***
Алистер осторожно ступает по парящим в бездне каменным плитам, оглядываясь и вздрагивая. Подошвы сапог скользят по чуть влажным, покрытым трещинами выступам. Шаги отдаются гулким эхом, вокруг так тихо, что маг различает собственное сердцебиение. В обсидиановой тьме над головой далёкими отблесками бриллиантовых осколков виднеются недостижимые звёзды. Холодно. Очень холодно. Кость под перчаткой начинает зудеть, невыносимо хочется вырвать отмершую руку из локтевого сустава и швырнуть прочь, туда, во всепоглощающую чёрную дыру. Но он терпит и продолжает свой путь в неизвестность. Очередная каменная плита кажется больше других, будто парящий в воздухе кусок городской площади. Точно, так и есть — вымощенный плиткой остров с одним единственным покосившимся тусклым фонарём, который не разгоняет тьму, а лишь указывает на её наличие своим полумёртвым огоньком. Нужен свет. Нужно хотя бы немного. Костяные пальцы дрожат и тянутся к затухающему светлячку, заключённому в стекло фонаря. Каменные острова гремят, обрушиваясь один за другим, и внезапно исчезают. Трещит камин под семейным портретом, за задёрнутыми шторами слышен шум дождя — тот льёт с самого утра. Типично для Лан Эксетера. Пахнет пылью и карамелью. Двенадцатилетний Алистер стоит в самом центре круглого ковра с узором в виде лабиринта и глядит в пол, ожидая, когда перестанет гореть от боли щека после отвешенного отцовской ладонью удара. Мать тихо всхлипывает возле окна, прижимая к лицу скомканный платок с кружевами по краям. На лице нескладного мальчишки с чуть волнистыми волосами цвета подёрнутой ранней изморозью пшеницы застыла маска молчаливого безразличия. Левая рука сжата в кулак от боли. Правая висит безвольной плетью. Голос, не дрогнув, вновь повторяет всего одну фразу. — Я туда не вернусь. Дождь слишком сильный, вода будто бы подкрашена чернилами. Она просачивается с потолка, стекает по стенам, оставляя грязные разводы на дорогих шёлковых обоях. Портрет над камином тускнет и исчезает пятнами, точно на картину щедро плеснули растворителя. Камин гаснет. По комнате медленно кружат хлопья пепла. Алистер вдруг понимает, что стоит в одиночестве на каменной плите, а на его шее пеньковым галстуком болтается верёвочная петля. Из глубины по камням поднимаются тёмные щупальца, всё ближе подбирающиеся к его ногам и заставляющие камень разваливаться на части в своих тисках. Закрыв глаза, чародей шагает в темноту, и сквозь бесконечный полёт слышит шёпот, кажется, уже ставший частью его самого. — Падай. Падай ещё глубже, ещё дальше, туда, откуда ты уже не выберешься.***
Ингве закончила резать картошку, смахнула кусочки с разделочной доски в подвешенный на покосившийся металлический крюк над очагом котелок, и бросила взгляд на травника, беспокойно ворочающегося в постели и иногда начинавшего говорить на неизвестном островитянке языке. Мужчина никак не просыпался, но теперь девушка, по крайней мере, была уверена, что он жив. Взяв чистый платок и плошку с тёплой водой, она присела на край кровати и осторожно начала смывать с лица морщившегося во сне лекаря засохшую кровь — ею был покрыт весь лоб, разбитый у кромки волос слева, и нижняя часть лица, коричневая корка спускалась от ноздрей по губам и подбородку на шею. Из-под воротника тёмно-синей рубашки выглядывали крупные синяки, почти что в тон ткани. Когда Ингве обнаружила травника, тот лежал на полу своего жилища, практически бездыханным и холодным, как морской камень — теперь же его лоб пылал от жара, а судороги то и дело прокатывались по лицу, заставляя островитянку нервно отдёргивать руку с тряпицей. В очередной раз вздрогнув, он вдруг закрыл лицо кистью в перчатке, сжимаясь в комок под одеялом и пытаясь отвернуться с тихим стоном. Ингве обеспокоенно коснулась плеча мужчины. — Эй, травник? Ты очнулся? — Какого дьявола… Помутневшие, покрытые прожилками красноватых сосудов глаза в недоумении глядели на Ингве, точно лекарь не понимал, где находится. На то, чтобы прийти в себя, ему потребовалось около минуты. Опираясь на локоть, мужчина с трудом приподнялся и сел, кое-как подложив подушку под спину. Медленно обвёл взглядом жилище и вновь непонимающе посмотрел на девушку. — Что ты здесь делаешь? — Принесла плату за лекарство, а ты на полу валяешься. Как мертвец. — Игнве выразительно понизила голос и вытаращила глаза. — Перепугалась, бросилась проверять, жив ли — поняла, что дышишь. Слабо так. Вот, очаг развела и в кровать перетащила, чтобы не на досках лежал. — Она скрестила руки на груди, поднявшись с постели. — Ты вообще ешь? Весишь меньше, чем тюк с рыбой. — Ем. Когда не забываю. — Он прикрыл глаза рукой, тяжело выдохнув. — Как ты попала в дом? Дверь ведь заперта. — Через окно залезла. Я сначала в дверь колотила снова, а потом изнутри какой-то шум услышала. Это ты упал, по-видимому. Прям на пол. — Если бы я упал на потолок, было бы хуже, согласись? Криво усмехнувшись, лекарь ощупал свой лоб, поморщившись, когда пальцы коснулись раны. Ингве непонимающе склонила голову, но решила не переспрашивать. — Я тут немного прибралась и готовлю суп. И умыла тебя. Вся рожа в крови была. Кроме этого, девушка пыталась проветрить жилище, но ничего не вышло — даже сейчас, когда на огне бурлил целый котёл почти готового лукового супа на мясном бульоне, полного резко пахнущих приправ, в доме стоял запах, подобный тому, что встречает посетителей аптек. И почему-то Ингве постоянно вспоминала аромат мясной лавки, словно подо всеми этими перебивающими друг друга горькими травами и настойками крылось ещё что-то. — Ушла бы ты лучше. Я о помощи не просил. Сам разберусь. — Да-да, конечно. Я вижу. Привередничать будешь — половником в лоб дам. Ты уже двоих из моей семьи от хвори спас, так что помирать будешь не сегодня. — Какая жалость. — фыркнув, он поправил подушку и сел ровнее. В хижине теперь было значительно теплее, Ингве даже сняла шаль, которая висела на вбитом в стену гвозде, напоминая огромного дремлющего мотылька. Девушка вновь хлопотала у очага, помешивая в котле. Этот дом заставлял её нервничать, и готовка помогала отвлечься. Совесть твердила, что сбежать от того, кто едва выкарабкался из лап смерти, будет малодушно, инстинкты же требовали уносить ноги как можно скорее. — Травник, как тебя звать? — Алистер. Если уж ты заделалась моей помощницей сегодня — принеси с полки у зеркала бутылку из тёмного стекла. Такая круглая снизу, большая. На этикетке нетопырь нарисован. — он махнул рукой в сторону полки. Перчатка немного сползла с кисти, и Алистер спешно её поправил, точно боялся потерять. Получив бутылку, он вытащил ввинченную в горлышко пробку и залпом отпил несколько глотков. Резко пахнуло спиртом и полынью. Ингве неприязненно поморщилась. — Это что вообще? — Это моё. Тебе не понравится. И я всё ещё думаю, что тебе лучше идти домой, да побыстрее. Мог бы встать — выдворил бы за шиворот. — ворчание не казалось добродушным, но пока что попыток выполнить свои слова травник не предпринимал. — Суп приготовлю да пойду, до полудня нужно вернуться. Имя у тебя странное. Не скеллигский? Алистер поставил бутылку на пол рядом с кроватью и поправил упавшие на лицо волосы. Некоторые пряди слиплись от крови и нелепо торчали в стороны. Если присмотреться, то в растрёпанной копне угадывались несколько наспех заплетённых кос толщиной в полтора пальца, перехваченных на концах толстыми нитками. — Родился в Ковире. На островах уже долго живу. — А от жара ты лекарство пить не собираешься? — девушка хмуро глянула на сидевшего в постели. Алистер отрицательно покачал головой. — Жар от кошмаров. Это не простуда. Я справлюсь, возвращайся домой. — Сказала же. Приготовлю и уйду. Вот нравится тебе одному тут затворником куковать… Поджав сухие губы, Ингве бросила в котёл мелко порубленную зелень. Травник подобрал одеяло, закутавшись сильнее. Раздевать полностью его девушка не стала, но перед тем, как уложить на простынь, сапоги и верхнюю одежду всё же сняла, и искренне полагала, что кому-то следует найти время для ванны и чистки платья — от травника несло кисловатым потом, хмелем, вновь полынью и чем-то неприятно-сладким. Судя по тому, какой смущённый вид имел Алистер, пытавшийся незаметно смыть с лица остатки крови и поплотнее завернуться в одеяло, его это тоже беспокоило. — Твой брат уже в порядке? Лекарство помогло? — он отвёл взгляд, хмуро глядя в окно. — Да, здоров, как жеребёнок. И носится так же по всему дому. Не уследить никак за ним, свадьба на носу, а тут ещё чуть с женихом не поссорилась из-за этого сала дурного, ну, которого брат наелся да захворал. Но это прошлое. Алистер кивнул и снова надолго замолчал, иногда поднимая с пола бутылку и отпивая немного. Островитянка прикрыла котёл крышкой и отбросила косу на плечо, начав оглядываться в поисках тарелки. — Ты всегда один жил? — что-то похожее на тарелку стояло поверх громоздившейся на окне стопки бумаг. — На островах — да. Одному спокойнее. — Кота бы хоть завёл. Или собаку. А лучше бабу найди… — У вас земля вечно мёрзлая. Хоронить сложно будет. — Алистер вдруг нахмурился сильнее прежнего. — Ты же не лазала в погреб? — Не лазала. Я даже не знала, что он тут есть. Принести что-то? — она осмотрела тарелку и, придя к выводу, что та чистая, вернулась к очагу. — Нет. Забудь. Там нет света и ужасная лестница. — А та женщина, портрет которой у тебя на столе лежит? Это кто? Ты сам рисовал? — Шла бы ты домой, а не донимала меня. Других забот нет? Ингве выхватила подушку из-под спины Алистера так, что тот едва не ударился о спинку кровати позвоночником, и уложила к нему на колени, закинув своей шалью. На импровизированный стол девушка поставила тарелку с густым луковым супом, на поверхности которого медленно плавились обрезки козьего сыра. Островатый аромат, исходивший от котелка, всё же немного вытеснил медицинскую вонь, по крайней мере, из этой части хижины. Может, у Алистера отбито обоняние из-за возни со всеми этими снадобьями? Ложка легла рядом с тарелкой. — Вот. Ешь давай. Уверен, что тебя можно оставить? А то я завтра приду ещё. Травник неловко поднял ложку плохо слушающимися пальцами, но решил подождать, пока еда немного остынет. В животе у него громко заурчало. — Спасибо. Пахнет неплохо. Завтра я буду занят и, скорее всего, буду не дома. Ты зря беспокоишься. Потрать время на своего жениха, подруг — в общем, проведи его с пользой. Я не стою таких усилий. Девушка пожала плечами. Пока Алистер ел, а делал он это медленно, стараясь не заляпать шаль, она взялась за метлу, начав по второму разу подметать пол. Нужды в этом, честно говоря, не было. В жилище царил полный хаос, но, на удивление, было довольно чисто. Однако уходить, пока травник не поест, Ингве казалось неправильным, а молча сидеть рядом — ужасно неуютным. Закончив с супом, мужчина поставил тарелку на пол, к уже опустевшей бутылке, обулся, обнаружив свои сапоги поблизости, и, помедлив, встал с кровати. Пошатнулся. Прикрыл на секунду глаза, тихо выругавшись, а затем уверенным шагом направился к своему столу, возле которого крутилась с метлой девушка. — Хватит уже, там и без тебя чисто. Оплату где оставила? — На скамье у входа корзина стоит. Там продукты. Только я часть в суп пустила… И деньги там же. Ну, в корзине. — Мы договаривались только о деньгах. — Две кроны? Это мало как-то. Я добавить решила, еда лишней не будет. Алистер помассировал свои виски пальцами, чуть наклонив голову. — Так. Вон отсюда. Живо. Если сама сейчас не уйдёшь, вытолкаю обратно через окно. Несмотря на все возражения, он отпер дом и выставил за порог принесённую корзину, забрав из неё лишь тонкий льняной мешочек с двумя монетами, грустно бряцнувшими металлом. Ингве резко накинула на плечи шаль и вышла на крыльцо, тут же быстро развернувшись и не дав Алистеру захлопнуть дверь, уперевшись в ту носком сапога. Корзину она демонстративно вернула внутрь жилища. — Выбросишь сам, коли уж такой упрямый, что от простой деревенской девки помощь принимать тебе зазорно. Я б тебя кочергой взгрела, чтоб дурь выбить, да только брат бы мой помер без твоей настойки. И завтра чтоб действительно топал по своим делам, а не валялся опять мертвяком. Увижу снова — сдам друидам, пусть лечат тебя сосновыми шишками да иголками в задницу. Убрав ногу, Ингве грохнула дверью и зашагала восвояси, подальше от пропахшей полынью хижины.***
Снова заперев замок, маг вернул корзину обратно на скамью и сам присел рядом, вытянув ноги, прислушиваясь к своим мыслям. Тихо. Совершенно тихо, никто не шепчет и не подталкивает ранить себя, галлюцинации временно улеглись. Если сейчас упустить момент, в Каэр Трольде вырваться уже не удастся. Нельзя надеяться, что снова кто-то заявится и вытащит обратно в мир живых. Девчонка и так оказалась неожиданно настойчива. Но в замке Йеннифэр. Если… Некромант потряс головой. Нет, чародейка уже наверняка уехала на Хиндарсфьялль, как и собиралась, а даже если она там — что с того? Вряд ли она помнит его лицо и хоть как-то обратит внимание на закутанного в скеллигские тряпки травника. Слишком уж изменился облик Алистера с последней их встречи. Он грустно усмехнулся. Нужно избавиться от паразита, это важнее глупых страхов и неясных тревог. Тем не менее, пожалуй, стоит немного привести себя в порядок. А то ещё не пустят на порог крепости, а надо добраться до дочери ярла и поговорить с ней. Не из лёгких задача. Подойдя к полке, чародей начал искать среди банок, полных заспиртованных глаз, толчёной чешуи и отвратительно пахнущих отваров, нужные бутыльки, раздумывая, хватит ли ему сейчас сил на то, чтобы наколдовать бадью с горячей водой, или же придётся таскать всё вручную и греть на очаге. Алистера всё ещё немного пошатывало, но такие лёгкие заклинания не должны вызвать проблем. Бадья почему-то появилась под потолком и оглушительно ударилась об пол, чудом не придавив чародею ногу. Руны на пальцах перчатки тихо потрескивали, искрясь фиолетовым. С водой маг решил не торопиться и действовать в два этапа — сначала наполнил бадью холодной, а затем — подогрел с помощью другого заклятия. Благодаря очагу, в хижине было уже довольно тепло. Летом Алистер иногда принимал ванну, ставя бадью в погребе, прямо рядом со столом для вскрытий, в чём находил какое-то отдельное макабрически-эстетическое удовольствие, но сейчас под землёй было, наверное, даже холоднее, чем на улице. Прекрасно для хранения мёртвых тел, но своё некромант пока что считал живым. Во всяком случае, оно пока выглядело почти живым. Маг разулся, снял ремень и стянул рубашку, повесив ту на спинку стула. Нужно будет зачаровать одежду, чтобы почистилась сама, пока он будет мыться. Последней, уже сидя в воде, чародей избавился от перчатки и немного пощёлкал костяными пальцами, проверяя подвижность. Те с лёгкостью отзывались на сигналы мозга без какой-либо задержки. Забросив ноги на край бадьи, он откинулся назад, затылок положив на другой борт и уставившись в потолок, наслаждаясь временным затишьем в собственной голове. Он представлял, как вода медленно размывает его плоть, добираясь до скелета и очищая его ото всех ненужных клеток, от покрытой шрамами кожи и ослабевших мышц, от запутанной системы органов, уничтожая черты лица и стирая саму его личность, оставляя лишь сладкое, спокойное и лишённое всяческих расстройств несуществование. Воистину, то, что происходит с телом после смерти — высокая алхимия и великая магия. Нет никого чище покойника, он не имеет дурных намерений, искажений восприятия, неприглядных вывертов психики или излишне язвительной манеры изъясняться. Ни оскорблений, ни манипуляций, ни обид, ни пульса. И это чудесное естественное очищение будет длиться до тех пор, покуда от человека не останется лишь изящная, точно выполненная из сахара или фарфора, фигура. Скелет — высшая форма искусства. Под кожей и плотью мы все одинаковы — и все невообразимо прекрасны, какими бы уродствами ни наделил нас жизненный путь и его непростые повороты. Если запрокинуть голову чуть сильнее, то будет отлично видно полку с препаратами. На столе — несколько отбелённых костей. В большой склянке без подписей — чистый, ничем не разбавленный формальдегид, чей терпкий запах щекочет ноздри точно аромат изысканного вина, а суть близка к вампирической. Не к сути экимм или катаканов, а тех благородных вампиров, способных обращать смертных, из легенд, не подкреплённых, увы, ничем, но столь наивных и нежных фантазий об отдалении от суетного мира. Лишая признаков жизни, гарантирует вечность. И те, чьи органы покоятся за стеклом в этом божественном растворе, уже давно обратились в прах, не оставив после себя ничего, кроме холодных, покрытых мхом надгробий, да этих некогда трепещущих частей, теперь служивших Алистеру напоминанием о давних знакомых. Он потратил много времени и сил, чтобы забрать из башни свои склянки после изгнания. В вычурной, изогнутой бутыли из цветного стекла, отливающего в верном освещении то синим, то фиолетовым, со скреплённой витиеватыми узорами титановой проволоки намертво запаянной крышкой — глаза Артура. Даже сейчас, проведя столько времени в этой капсуле вечности, они кажутся насмешливыми и искрящимися, как плохо огранённые золотистые агаты. Единственное, что удалось сохранить. Единственное, что не предали земле. Ему бы понравилась упаковка. На соседней полке подпирает чуть наклонившиеся книги простая, без изысков, лабораторная банка, в которой покоится, невесомо удерживая меж пальцев истончённую орхидею, рука Карлы Деметии. Изящные пальцы, покрытые мозолями после бесконечных экспериментов не признающей магических ухищрений для сохранения привлекательности чародейки, обвивает гибкий, напоминающий спящую змею, стебель, на запястье входящий в сделанный ею самой надрез на венах и уходящий под кожу. «Ты можешь сотворить с моим телом всё, что захочешь, я дарю его тебе — но не пытайся меня оживить, Алистер». Разве мог чародей не удовлетворить предсмертную просьбу той, кто решил провести с ним свои последние дни, несмотря на размолвку? Глупую, детскую размолвку, о которой они оба жалели, но были слишком горды и нерешительны для примирения. Карла оказалась смелее. Однажды она появилась на пороге башни Алистера с печальным известием и просьбой остаться в его объятиях, покуда силы не покинут её — а это случилось очень скоро, эксперименты над собой опасны и порой ведут к необратимым последствиям. Как костяная рука или прогрессирующий некроз и неконтролируемые мутации. Алистер сам копал её могилу и заказывал надгробие. Но посмел оставить для себя небольшое напоминание, чья вечность зависела лишь от качества раствора — а для своих близких он привык выбирать лучшее. Лёгкие в высокой колбе. Мизинец в крошечной баночке, которую некромант какое-то время носил на шее в качестве амулета. От кого-то оставались кости, от кого-то плоть, от кого-то — лишь мысли, извлечь и запечатать в банку их возможным не представлялось. А запись в кристаллы — это совсем не то. Ехидный шёпот вновь возник, влажно прошептав на ухо лишь одну фразу. — А для Йеннифэр ты тоже подготовил склянку? Алистер вдруг расхохотался, сел и заставил бутылку с предназначенным для мытья волос зельем, морозно благоухающим перечной мятой, подлететь к нему со стола. — Знаешь, паразит, если бы она дала на такое согласие, я бы не отказался.