Последний взгляд самый проницательный

- Папенька, открой глаза. – тебе страшно, ты просишь сквозь слёзы, всхлипы. Сырая яма зовёт его тело. Голодные черви готовы съесть плоть, найти убежище в треснутом черепе. Он лежит на перьевых, пожелтевших от пота и грязи подушках. Укрыт одеялом - ему жарко, пытается скинуть его. Ты не хочешь отпускать дрожащее в конвульсиях тело. Слёзы капают на его рубашку. Они не потревожат его мысли – последние капли, которые он ощутит на своей коже. Несвязные предложения срываются с его уст. Что он говорит? Никто не понимает, не пытается прислушаться, а ты кричишь, чтобы все опустили головы. Ничего не слышно: ни громкие вздохи и медленные выдохи, ни плач детей; лишь дождь барабанит по крыше, блестит молния и гремит гром, разбавляя тишину размеренными, точными ударами, вспышками. Только он знает, в ярости открывая рот, пытается кричать. В голове пульсируют удары – глаза закатываются. Он не чувствует конечностей – не слушаются его. Не может поднять руку, чтобы обнять. Последний раз обнять тебя за плечи, ему хочется, но только с глаз капает слеза, с губ срываются хриплые вздохи. Словно кошка скребёт когтями по старому паркету – он дышит, напрягаясь изо всех сил, пытаясь снова не впасть в беспамятство. Ты читаешь молитвы – ему не нравится. Вены вздулись, лицо стало красное, его рука поднимается – падает, свисая с постели. Встань с колен и не проси Господа о помощи, не проси забрать его душу, облегчив страдания. Он хочет, чтобы смерть его встретили достойно. Проводили в мир иной без страданий, с пониманием, с гордостью. Перед глазами его пролетает вся жизнь. Все моменты. Мать, отец, братья, сёстры. Корсика, море, Франция. Кто перед ним? Жозефина. Нежная, хрупкая, она улыбается ему, протягивая руку. Жанн Ланн кладёт ладонь на плечё и он вздрагивает, пятясь назад, хватаясь за голову. Они с ним. Они живы. Ему кажется, что то, что было до этого момента - ночной кошмар. Но где она? Где мама? Он зовёт её, но она не отзывается. Ничего не слышно. Не слышно её старческого, доброго голоса. Он бежит по коридорам и открывает закрытые двери. Одна, вторая. Третья – её нет. Он истошно кричит, зовёт мать. Словно маленький мальчишка садиться на пол и обхватывая ноги руками, зарывается головой в колени. Страшно – с мамой хорошо и спокойно. Обнять, поцеловать и почувствовать горячее дыхание на своей шее, уткнувшись носом в мягкие волосы, которые пахнут той старостью, которую называют благородной, тихой, величественной. -Наполеон, поднимись. Рим. Она там. Далеко от тебя и от нас – до боли знакомый тебе голос. Он помнит. Это школа. Первый урок, первые знакомства. Первые слова незнакомого языка. Это крепкая ладонь, сжимающая его, добрый взгляд и мягкая улыбка. Отец. Он так давно его не видел. Он понимает. Плачет. Открывает глаза. Снова в кровати, в постели от которой смердит смертью. Она пришла, щекоча костлявой рукой затылок. Ты смотришь на Бонапарта. В очередной раз провалился в беспокойный сон. Берешь его ладонь в свою и целуешь долго, нежно. Он поворачивает голову, улыбается, шепчет. Ты так хочешь понять его сейчас, как никогда прежде. Хочешь услышать каждую протяжную букву, но даже он не в силах расслышать свои слова, которые тянуться словно тягучий мёд из пересохших, обветренных губ. Последний вздох. Последняя слеза. Последнее слово. Последний взгляд. Орёл расслабив крылья, полетел вниз, не боясь разбиться. Он так хотел встретиться с ними. Наполеона так долго мучили воспоминания о ней, о нем, о них. Жозефина, отец, маршалы. Его маленький сыночек. Он любил его больше себя, своей жизни, своей Франции, своей родины. Он знает, что скоро заберёт его с собой. Теперь его разум и душа обрела покой, а тело будет гнить под тяжёлым камнем. На нём не будет высечено не одной буквы имени человека, который поставил на колени всю Европу.