Третья сторона

- С чего вы вообще взяли, что я хочу быть Хранителем? - Джек искренне возмущен. - У вас - сроки, работа... А у меня - снежки и веселье. Ну какой я Хранитель? От всех уговоров - что Феи, что Санты - Джек только отмахивается. - Извини, Северянин. Это не для меня. Выберите кого-нибудь другого, - отрезает он, и вылетает в резное окно, так и не услышав ставшее бы роковым «Не мы выбирали». *** Ночью Джек натыкается на Кромешника, который свободно, не скрываясь, бродит по улицам, запуская тонкие серые пальцы в золотистые потоки песка, превращая его в лиловато-черный. - Ледяной Джек! - усмехается Кромешник, отрываясь от своего занятия. - Слышал, тебя выбрали новым Хранителем? Теперь водишь дружбу с большой четверкой? - Никакой я не Хранитель! И не вожу я с ними ничего! - огрызается юноша. - Тогда я тебя не трогаю, - насмешливо улыбается дух. - Впрочем, тебе не привыкать, верно? Джек не отвечает, лишь сердито бьет посохом по земле, подмораживая все вокруг, и взмывает в воздух. «Ну их, этих Хранителей, этого Бугимэна. Наведаюсь-ка я опять в тот северный город, а они пусть сами разбираются», - думает Фрост и отдает соответствующий приказ ветру, разгоняя собственные мрачные мысли веселым хохотом. *** Джек возвращается через два месяца, когда в свои права окончательно вступает весна. В такое время он обычно перебирался на Северный Полюс, где развлекался с пингвинами и йети, но сейчас ему просто интересно, чем кончилась та маленькая заварушка. Сомнений в том, что победа осталась за Хранителями, не возникает: все же добро побеждает всегда; другой вопрос - какой ценой далась им эта победа. Хранители встречают его не особо благожелательно: все четверо сильно сдали с их последней встречи. Фея растеряла половину своего оперения, Северянин выглядел откровенно больным, Песочник как-то посерел, потух, а Кролик вообще превратился в маленького милого зверька. - Нет, Джек, мы не проиграли, - тихо отвечает Северянин на прямо заданный вопрос. - Но и не выиграли. Мы с Кромешником заключили договор, перемирие. Больше никто ничего Джеку не говорит, как он не уговаривает, и тогда юноша, обиженный, но сгорающий от любопытства, решает спросить у самого Кромешника - у того-то нет причин на него злиться, он наверняка ответит. А найти вход в его дыру не так-то сложно, в самом деле. *** Джек кричит ветру: «Неси меня ко входу в жилище Кромешника!», и тот подхватывает его, крутя в немыслимых петлях. Фрост оглушительно хохочет, оставляя за собой длинный снежный хвост, и, когда ветер скидывает его перед потрескавшимся остовом детской кроватки, Джек прыгает в тоннель под ней, не раздумывая ни секунды. Теплый смех, так странно доставшийся юноше изо льда, наполняет подземные катакомбы. - Принимай гостей, Кромешник! - кричит Джек, садясь на одну из клеток, что висят на потолке. - Я поболтать пришел. По обыкновению, Кромешник появляется неожиданно и без предупреждения; попросту вырастает перед Джеком из тени. - И что же ты забыл здесь, Ледяной Джек? - Питч подозрительно щурит глаза. - Сейчас весна. - Ну, во-первых, весна там, - Джек указывает изогнутым концом посоха в потолок. - А у тебя тут вполне прохладно. А во-вторых, я хотел узнать, чем у вас там все кончилось. Любопытно же, - Фрост болтает ногами, как маленький ребенок, и смотрит на Кромешника, ожидая ответа. - А то Хранители мне не говорят. Кромешник шипяще смеется, устраиваясь на другой клетке, напротив Джека. - Ну хорошо, любопытный. Я расскажу. *** Похищение детских зубиков и помощниц Феи прошло на ура; последовавшее за этим пленение Песочника тоже. Огоньки на глобусе гасли стремительно, и Кромешник был вполне доволен. Потерянная Пасха на следующий день плохо сказалась на Кролике - зато отлично отразилась на Бугимэне. Он побродил по детским спальням этой ночью - и просыпающиеся от кошмаров дети видели его. Они поверили. Северянин тоже очень ослабел, хотя рождественские чудеса никто еще не подвергал сомнению. И тогда униженные и слабые Хранители пришли к нему, сильному и могущественному, как раньше. И он смиловался над ними, ведь его наконец признали равным. Они пообещали, что теперь ему будет принадлежать время бурь, гроз и ураганов, метелей и буранов, время, когда сердце более всего подвержено страху; кроме того, у него теперь есть свой собственный праздник - День Страха, Хеллоуин - а он в ответ дал обещание, что не станет больше так сильно ослаблять их. В мире должен быть баланс, Питч это прекрасно понимает, пусть и не показывает этого. Но он невероятно доволен - ведь он все же вышел победителем в этой битве. *** - Будь ты там, Джек, - заканчивает свой рассказ Кромешник, - Хранители бы победили меня. Так что я благодарен тебе за невмешательство. Чего ты хочешь? Такой вопрос из уст Питча звучит странно, и Джек еще несколько секунд ошалело хлопает глазами, прежде чем насупиться и ответить: - У тебя все равно нет того, что я хочу. Кромешник насмешливо смеется. - И почему ты так думаешь? - в тонких пальцах появляется продолговатая золотая коробочка, и Питч говорит, явно кого-то цитируя: - «Поэтому мы и собираем детские зубки. Ведь в молочных зубах хранятся самые важные воспоминания человека. Потом, когда он вырастает и ему нужно что-то вспомнить, мы приносим ему эту коробочку, чтобы напомнить о детстве...» Я надеюсь, ты в курсе, что не всегда был Ледяным Джеком? Джек высоко вскидывает брови. - Что? Не-е-ет, не может быть. Я всегда им был. - Ну конечно, нет, - шепчет Питч и вкладывает в худую мальчишечью ладонь золотой тубус. - Я не отдал эти воспоминания Фее, потому что подозревал, что ты ничего не знаешь. Возьми. Джек машинально сжимает пальцы на коробочке. - Но почему ты... - Не заставляй меня повторяться, - в шипящем голосе проглядывает раздражение. - Я благодарен тебе. А теперь - ступай. *** Посоветоваться Джеку по поводу неожиданного подарка не с кем; но сейчас он этому скорее рад. Хранители наверняка станут отговаривать его, ведь Кромешник точно хочет обмануть! А может, и не станут. Не важно. Важнее вот что: он действительно хочет узнать о том, кем он был раньше. Пусть даже это будет ложь, но лучше иллюзия знания, чем полное его отсутствие. Улыбнувшись собственным странным мыслям, Джек укутывается в снег и робко касается поверхности тубуса. *** В катакомбы Кромешника, точно так же как полчаса назад, влетает беловолосый вихрь. Только сейчас Джек почти безумно счастлив, он прыгает вокруг Питча, что-то тараторя, а потом вдруг кидается к нему и хватает за руки. - Спасибо. Спасибо тебе, - сбивчиво благодарит он. - Я все вспомнил. Все! Кромешник неловко касается его ладоней; ледяная кожа приятно холодит горячие руки. - И? Кем ты был раньше? - мягко уточняет Питч. Фрост торопливо рассказывает, глотая слова и окончания. Веселье, жизнь, семья, сестра, спас-спас-спас. - Ну вот и хорошо, - резюмирует Кромешник. - Полагаю, теперь тебе проще будет понять, зачем Луноликий превратил тебя. - Я вот тут подумал, - тихо говорит Джек, не отпуская рук. - Почему Фея раньше мне их не отдала? Они ведь знали, как отчаянно я пытаюсь вспомнить, об этом все знали! А подарил мне смысл моей жизни ты, самый страшный злодей, Король Кошмаров... Питч треплет юношу по белым волосам, отстраняя от себя. - И так бывает. Иди, Джек. Тебе нужно подумать. А здесь не твоя стихия. Ступай. И Фрост действительно уходит, вцепившись в свой посох; но почему-то Кромешник абсолютно уверен в том, что он еще вернется. Обязательно вернется. *** Джек долго бродит по городским проводам, в ночной тишине ведя одностороннюю беседу с луной. - Я был веселым, живым юношей, на меня засматривались девушки. Я бы вырос, у меня были бы такие же, как я, дети: красивые и шебутные. Может, ты превратил меня потому что я в глубине души не желал вырастать и становиться таким же, как все эти взрослые? Или просто потому, что меня бы не спасли из озера и ты решил проявить человеколюбие? Но меня бы спасли! Пеппа бы за три секунды домчалась до дома - мы же жили около озера - а родители бы подняли всю деревню. Так ты же не оставил им даже моего тела, чтобы оплакать! Что за одностороннее человеколюбие?! Луна молчит, и это молчание поднимает в одинокой душе Джека ранее не испытываемое чувство: настоящее бешенство. - Вот как?! - орет Фрост. - Значит, маленький дух Зимы недостоин того, чтобы с ним разговаривали, да?! С Северянином болтаешь за милую душу - а мне ни знака, ни слова?! НУ ХОРОШО! Только я теперь прекрасно понимаю чувства Питча! И не удивляйся, если я однажды не останусь наблюдателем, а встану на его сторону! Джек резко бьет по заледеневшему проводу посохом - провод рвется, искрит, в каком-то доме слышится удивленный вскрик - и стремительно взлетает вверх, действительно вновь направляясь к жилищу Кромешника. *** Далеко-далеко, на Луне, Лунный Человек проснулся от сладкого сна и растерянно потер глаза. - Меня кто-то звал? - спросил он у лунной гусеницы. - Нет, - отозвалась она. - Вас никто не звал по имени, Ваше Величество. - Ладно, - отозвался Человек и уснул опять. *** Когда Кромешник, выполнив собственный норматив по ночным кошмарам и запугиванию возвращается в свой подземный дом, он застает крайне занимательную картину. - Джек? - зовет он. - И с чего это вдруг ты все это устроил? Все подземелье засыпано снегом, на полметра от пола, не меньше. Железные клетки, вдавленные в некоторых местах, сорваны с крюков. Фрост как раз вешал одну из них на место. Поняв, что хозяин вернулся, Джек покаянно опускает голову. - Прости, - шепчет он. - Просто я говорил с Луноликим... Пытался. А тебя не было дома, и тут эта тень на стене, я просто... - Все с тобой ясно, маленький нервный дух. Отойди, - приказывает Кромешник и взмахивает полой плаща, приводя дом в порядок. Джек изумленно свистит, наблюдая за тем, как мгновенно испаряется снег и клетки возвращаются на место. - А ты ведь сильнее, чем показываешь. Почему скрываешь? Ведь ты мог победить Хранителей, верно? - спрашивает Джек, смотря в пол - поднять взгляд на Питча он пока не может. - А зачем? - пожимает плечами Кромешник. - Меня все равно не уничтожить, а развлекаться, хоть изредка, нужно и мне. Так как, говоришь, прошло твое общение с этой Лунной Скотиной? - Питч резко появляется перед Джеком, поднимает двумя пальцами его подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза, яростно-желтые. - Он ответил тебе? Хоть на один вопрос? - Нет, - отвечает Джек, морщась. - Я спрашивал его, звал, умолял, но все, на что способен Луноликий, видимо - просто светить с небосвода и действовать мне на нервы!! Питч удивленно смотрит на исказившееся от ненависти лицо духа. - Я... Я искал ответ, эти триста лет, понимаешь? - торопливо продолжает Фрост, глядя на Питча. - Я перепробовал все, что было возможно, и каждую ночь просил его подать мне знак, хоть какой-то, зачем я ему здесь. Но понимаешь, даже вспомнив, я все равно не понял, вопросов появилось только больше! Я не понимаю, чем я так выделялся среди других, что уже тонули в этом озере, что превратился только я? Я... Я Луноликого начинаю НЕНАВИДЕТЬ! Вдруг Джек удивленно замолкает - Кромешник перекладывает руку с его подбородка на плечо и притягивает к себе, обнимая второй рукой. В его объятьях тепло и уютно; он так давно этого не испытывал! Джек лихорадочно обнимает его в ответ, вжимаясь всем телом в худую фигуру, и утыкается лбом в грудь Питча. На задворках сознания мелькает блеклая мысль: «Кажется, я нашел свою любимую позу...» - Да, Луноликий, он такой. Или разговаривает с тобой, наделяя мыслимыми и немыслимыми привилегиями, как Северянина и Матушку Гусыню - ты же ее знаешь? Она давняя подруга Санты - или дает какое-то задание, не объясняя ни слова, что это и как его выполнить. Поэтому к нему нельзя испытывать что-то кроме преданности-любви или ненависти, жгучей, пробирающей до костей. - Похоже, он специально провоцирует меня именно на последний вариант, - вздыхает Джек. - Спасибо тебе, Кромешник. Вот уж не думал, что именно в твоих объятьях я буду плакаться на жизнь и даже получать утешение. Спасибо. Пока Питч борется с нервным смешком от такой тирады, Джек поднимает голову, привстает на цыпочки и целует Кромешника в щеку. На ней тотчас же появляются серебристые узоры, впрочем, совершенно не доставляющие своему хозяину неудобства. - Спасибо, - еще раз шепчет Джек, и, мягко разорвав объятья, вылетает из туннеля. А Кромешник еще долго стоит, держась за щеку, и на его губах блуждает смутная улыбка. *** Джек наведывается в катакомбы все чаще, и с каждым днем понимает, как быстро растет его иррациональная привязанность к Королю Кошмаров. Питч никогда не лжет - он всегда четко и полно отвечает на поставленный вопрос, пусть даже ответ может Джеку не понравиться, и это, а также куча маленьких привычек и специфических особенностей все крепче привязывает его к Кромешнику. Фрост не умеет делать ничего особенно полезного, и все, чем он может отплатить Питчу за то, что тот его слушает и успокаивает - это небольшая работа по дому. Пыль протереть, клетки поправить, ржавчину убрать - ничего сложного, но одобрительные взгляды Кромешника показывают, что тот ценит его старания, и это заставляет Джека удваивать усилия. Это так странно, так непривычно для вечно одинокого Фроста - каждый вечер разговаривать с кем-то, обмениваться случайными прикосновениями и шутливо пикироваться по самым разным поводам. Даже утром, когда Кромешник возвращается с «промысла» и отдыхает, вольготно развалившись в облаке тьмы, Джеку комфортно рядом с ним - ведь он знает, что когда Король Кошмаров поднимет голову, его взгляд не пройдет сквозь Фроста, а остановится на нем. И сердце не будет замирать от смертельного холода и болезненного одиночества. *** Их жизнь, раньше раздельная, незаметно перетекает в совместную: у Джека даже появляется собственная комната в подземелье, украшенная неутихающим снежным вихрем и голубым инеем на стенах. В те дни, когда Джек устраивает бури, он зовет с собой Кромешника: и жуткие завывания вихрей вселяют в сердца детей самый настоящий ужас перед стихией. Фроста иногда даже поражает, как их стихии подходят друг другу, несмотря на то, что тьма Питча обжигающе-горяча, в отличие от его льда, и как славно они сплетаются вместе, образуя доселе невиданные формы. *** Хранители несколько раз пытались поговорить с ним, образумить. «Очнись, Джек, Кромешник тебя просто околдовал. Он же Король Кошмаров, забыл? А ты - Хранитель, Джек, ты должен защищать детей от него. Джек, Питч - это зло, древнее как Вселенная, мы обязаны если не уничтожить его, так хоть запереть где-то, и ты должен нам помочь!». «Ничего и никому я не должен», - огрызается в ответ Джек, оскорбленный до глубины души за того, кто давно пустил корни в его сердце, и скорее улетает прочь, пока не решаясь открыто напасть. Но с каждой беседой решимость юноши крепнет, так же как падает его вера в доброту тех, кто защищает детей. - Добро должно быть с кулаками, Джек, - негромко говорит Кромешник, когда юноша высказывает ему все, что лежит на сердце. - Так заведено с начала веков. Зло, каким бы оно ни было - добровольным или вынужденным, смертельным или пугающим, красивым или уродливым - должно быть уничтожено, развеяно и развоплощено. И пусть даже Зло считает Злом то, что называет себя Добром, а Зло лишь выполняет свою работу, которая тоже приносит ему удовольствие - это не важно. Все, что было черного цвета, должно быть перекрашено в белый, и плевать, какой ценой. Ведь это Добро. Все, что оно делает - верно, пусть это даже убийства. «Это во имя Добра». Так что успокойся, Джек. Так уж получилось, что я в данном случае выступаю в роли Вселенского Зла. - Но это несправедливо! - кричит Джек. - Ведь ты поддерживаешь равновесие, ты помогаешь им! Не будет тебя, не будет контраста между ужасом и чудом! - Да, это несправедливо. Но кто сказал, что жизнь справедлива, Джек? - усмехается Питч и отворачивается, не желая продолжать разговор. *** В один из летних дней, когда Джек прячется от солнечных лучей в самых глубоких комнатах, Питч, время «охоты» которого еще не наступило, вдруг спрашивает: - Ты не выпускаешь из рук свой посох, но я так понимаю, все, что ты делаешь с его помощью - это исполняешь свои прямые обязанности, верно? Ты не пытался с помощью него драться, или хотя бы ставить блоки против оружия? - Это же просто изогнутая палка, пусть и усиливающая мои способности, - удивляется Джек. - Как с ней драться? Она сломается спустя секунду. Да и льда мне вполне хватает... Кромешник неодобрительно качает головой, а на следующий день предлагает Джеку перенять пару приемов. - Сердце кровью обливается, когда я вижу, как ты опять весь в синяках и ссадинах приходишь от Северянина и его дурацких йети, - произносит он, отводя взгляд, и Фрост чувствует, как лихорадочно бьется сердце. Он так и не привык к тому, что о нем, вечном невидимке-одиночке, можно проявлять заботу. Питч не самый терпеливый учитель, он требует, чтобы Джек сразу, с первой попытки повторял сложные стойки и движения, не теряя равновесия и концентрации, и не привыкший к каким-либо физическим нагрузкам юноша вскоре очень жалеет, что согласился, но тренировок не оставляет. Кромешник скуп на похвалу, но каждая из них глубоко падает в душу и расцветает там пышными цветами. Не сразу, но все же Фрост осознает, что уже не сможет без всего этого: уютного молчания по утрам, ехидного переругивания днем, командных окриков на тренировках, долгих бесед и совместных полетов во время бурь, когда Джек чувствует себя единым целым с Королем Кошмаров и действительно... счастлив? Да, пожалуй. *** Когда Северянин в очередной раз притаскивает его к себе «для разговора», Фрост не дает ему сказать ни слова. Он выскакивает из мешка, в котором его опять тащили йети, и молча атакует короткими быстрыми ударами, отбрасывая Николаса в другой конец зала. - Оставьте меня в покое! - кричит он. - И меня, и Кромешника! Занимайтесь своими делами, не лезьте! - Но, Джек! Пойми же, ты - Хранитель! - Опять двадцать пять, - морщится Фрост, разворачиваясь, чтобы улететь. - Не мы выбирали! Ты избран Луноликим! - роковая фраза наконец прозвучала, но сейчас она поднимает в душе маленького духа совсем не те чувства, как если бы он ее услышал еще тогда, в первое знакомство с остальными Хранителями. Сейчас, вместо обиды и желания понять остается только неприязнь и злость. - А мне плевать! - шипит Джек в лучших традициях Кромешника, и поднимает посох. В зале, где и без того единственным средством отопления служили камины, резко холодает; весь огонь гаснет, по стенам змеится снежная поземка, пол покрывается корочкой хрустящего льда. - Луноликий выбрал меня? Прекрасно. Но я не выбираю его! В глазах Северянина - страх, ужас перед той мощью, что готов обрушить на его голову Фрост, но когда в зале верхом на коне-кошмаре появляется Кромешник, Ник тотчас же вскакивает, сжимая в руке подаренную Лунным Человеком саблю. - Что ты здесь забыл, Кромешник? - спрашивает он, наставляя на Питча острие, выкованное из лунного света. Тот сердито отмахивается от назойливых лучиков, скользнувших с лезвия, и кладет руку на плечо Джека, успокаивая. Тот удивленно оглядывается, опуская посох, и благодарно пожимает тонкую ладонь, приятно греющую плечо. - Пойдем, Джек, - говорит Кромешник, мановением руки подзывая к себе еще одного коня. - Нам уже пора домой. - Домой?! Джек, ты что, живешь вместе с... Вместе с Кромешником?! - выпучивает глаза Северянин, от шока даже выпуская из рук саблю. - А ты не знал? - удивляется в ответ Джек, запрыгивая на Ночного Кошмара. - Уже давно... Фрост уже собирается пришпорить коня, когда Санта очень серьезно говорит, не поднимая оружие: - Джек. Прямо сейчас, скажи мне, кто ты: ты друг или враг Хранителям? Ответа «наблюдатель» я не приму. Джек оглядывается на навострившего уши Кромешника и вдруг чуть сумасшедше улыбается. - Я считаю себя другом Питча. Полагаю, это автоматически делает меня врагом Хранителей, да? Северянин не ждал такого ответа, это видно по глазам. Он тяжело оседает на пол, хватаясь за портьеры. - Но почему, Джек? Почему?! Фрост глубоко вздыхает, смотрит сначала на Северянина, а потом прямым, искренним взглядом - на Питча. - Потому что я люблю его. Ночной Кошмар пускается вскачь, оставляя за собой шокированного Санту и удивленного Кромешника, и Джек машет рукой, зовя Короля Кошмаров за собой. Питч прячет усмешку в тонких губах и шлепает коня по крупу, взмывая вверх, в звездное небо. Сейчас, когда Джек произнес вслух то, о чем мужчина подозревал уже довольно долго, он может признаться себе, что сам испытывает к маленькому духу далеко не дружественные чувства. Питч не любит облекать свои чувства в слова - но сейчас он готов произнести эти три, самые старые и самые роковые, сведшие в могилу не один миллион человек, слова. *** В катакомбах они спешиваются одновременно, и Джек, за время полета успевший пожалеть о вылетевших словах, прячет взгляд, испуганно думая, а не выгонит ли его теперь Кромешник. Но тот не спешит кричать или ругаться; он подходит и одним из своих любимых жестов берет Джека за подбородок, вынуждая смотреть в глаза. Он молчит, просто рассматривает Фроста, и тот, запаниковав, начинает быстро и сбивчиво тараторить: - Я... То, что я сказал... Ну, ты понимаешь... Просто я... Мы ведь уже... Питч опускает руку, и юноша обреченно закрывает глаза, понимая, что все, конец, когда его вечно холодных губ касаются чужие, согревающие теплом и горячим дыханием. Поцелуй, вначале легкий и едва ощутимый, перерастает в страстно-глубокий. Джек обнимает Короля за шею, вжимается в него, чувствуя, как прыгает сердце и взбесившиеся бабочки заживо горят в животе. Он готов отдать свое бессмертие, лишь бы это мгновение, полное отчетливого тепла и любви, никогда не кончалось, но это, разумеется, невозможно. Когда Кромешник прерывает поцелуй, Джек утыкается лбом в его грудь, по-прежнему избегая смотреть в глаза. - Я не буду повторять, так что слушай и запоминай, - шепчет Питч Джеку на ухо. - По идее, моя черствая и прогнившая душа не может испытывать такое чувство, но, видимо, что-то хорошее во мне еще осталось. Джек перестает дышать; даже сердце замирает в груди, и дух с нетерпением ожидает следующей фразы. Она наконец звучит, и в ней лишь три слова, которые заставляют Джека поверить в то, что он не зря триста лет провел в одиночестве, ожидая подобного дня; эти три слова еще спустя века будут звучать в его ушах, когда он плечом к плечу с Кромешником будет нападать на Хранителей и защищаться от них же; они будут согревать его в одинокие ночи, когда Кромешник будет надолго пропадать, разыскивая что-то; и он больше никогда не почувствует себя одиноким на этом свете. И даже когда будет казаться, что он обречен на поражение - сердце напомнит эти три слова, сказанные шипяще-шелестящим голосом, и у него откроется второе дыхание. Больше никто не сможет их одолеть - ведь каждый из них несет в себе частицу другого, облаченную в обтрепанные слова: «Я. Люблю. Тебя.»