Стерва

Он быстро постукивал пальцами по дорогущей столешнице. Надоедливый монотонный стук раздражал похлеще идиота, который щелкал свой гребаной шариковой ручкой на истории кулинарии. Курокиба Рё, помощник гения молекулярной кухни, повар, который занял второе место на Осенних выборах, бывший одним из лучших учеников-первогодок Тооцуки, человек, внушающий страх одним лишь мимолетно брошенным взглядом, сейчас стоял на кухне, больше всего ощущая себя мальчиком для битья. Накири Алиса, отменная мерзавка, в который раз посчитала своим долгом упрекнуть своего личного пса в чем-то, что по мнению кого-нибудь другого, он сделал идеально. На этот раз это оказался клубничный чай, над которым он корячился черт знает сколько на этой проклятой кухне, по-настоящему желая подать девушке достойный напиток. Он даже толком не понял, что именно ей не понравилось; Алиса осыпала его ругательствами и послала переделывать. Он почему-то больше не видел в ней ту поддержку, которую так очевидно чувствовал на этапах Выборов, больше не мог разглядеть в ней королеву, свою госпожу, его миледи, для которой хотелось бы стараться. Больше всего на свете Рё сейчас хотел свернуть ей шею. Заставить ее отплатить за все свои унижения. Дорого отплатить. И пока он не успокоит свою слепую ненависть, ей же будет лучше не попадаться ему на глаза. — Долго еще будешь возиться? — раздался возмущенный голос со стороны входа в кухню. Как злой рок, она показалась в дверном проеме, как всегда гордая, со скрещенными на груди руками и полным превосходства взглядом вишневых глаз. Курокибе не хватило тех кротких мгновений, чтобы придти в себя. Ему не хватило их, чтобы успокоиться, не хватило, чтобы снова превратиться в того Рё, которого привыкла видеть Алиса. Их не хватило, и именно поэтому он абсолютно не знал, в какой момент уже зло рычал ей в лицо, крепко-накрепко придавливая девичьи ладони к столешнице своими (даже если бы захотел, он бы не вспомнил, в какое мгновение она переместилась от двери к кухонной фурнитуре). На фарфоровом личике ясно читалось удивление, непонимание и... ожидание? Она молчала тогда, когда в любой другой похожей ситуации наставила бы ему парочку синяков. — Вы, — долгих лет подчинения оказалось достаточно, чтобы даже сейчас он не смог перейти на "ты". Прямо сейчас она выслушает его. Буря слов, всего того, что он так желал сейчас сказать, металась в его голове, но ничего из этого не подходило к ней. Все слова казались слишком незначительными. — Змея. Гадкая, мерзкая змея. Аргументов для своих сказанных выводов он не предоставил. Они оба прекрасно понимали, за что именно неприкосновенная госпожа сейчас молча выслушивала недовольство своего помощника, предпочитая отмалчиваться. Смотрела на него, блуждая глазами по его лицу, четко видя ярость в его глазах. Из-за нее. Руки оказались в стальном капкане ладони брюнета, а вторая рука метнулась к ее лицу, сдавив скулы и заставляя губы превратиться в комичный бантик. — Какая же вы гадость, — с каждым выплюнутым словом, он не успокаивался, а лишь больше разжигался, от одной мысли, что она чувствует то же самое, что и он все это время. Ты надеялась остаться безнаказанной за свое конченное поведение? Яростная тирада началась внезапно, как дождь средь ясного неба. Неконтролируемый поток слов, который Рё выливал на Алису, был ужасен. Он припоминал ей абсолютно каждую мелочь, каждое оскорбление, каждый нелепый приказ переделать и каждый ее подзатыльник, оставленный на его макушке. Он не знал, сколько прошло времени с начала его речи и до последнего слова, но Накири больше не планировала позволять ему продолжать. — Отпусти, — ее тон был слишком спокоен для человека, которого только что пытались поставить на место. Слишком спокоен для той, которую сейчас прижимал к столешнице ее же помощник, ее верный пес. Ее Рё. Как же она его бесила. Блять, как же сильно она его бесила. Эти ее светлые волосы, такие мягкие на вид, такие неестественно белые. Эти глаза, унижающие, но дарящие когда-то слепую уверенность. Эти руки, которые только что пытались сделать попытку освободится от хватки Курокибы. Не было смысла разбирать ее на части, она целиком и полностью вызывала сейчас в нем волну праведного гнева. Он не помнил, когда последний раз она доводила его настолько, что он был готов растерзать ее, удавить, уничтожить. Заставить компенсировать. Секунду назад она казалась такой беспомощной, слабой, маленькой девочкой с ярким румянцем на щеках, а сейчас перед ним снова была та самая Накири Алиса, гордая, высокомерная и уверенная в своем превосходстве. Такая восхитительно-соблазнительная... дрянь. — А то что? — слегка склонив голову набок, Рё оскалился, наигранно мягко проводя подушечками пальцев по ее щеке, правее, задевая розовые лепестки губ, ниже, к шее, на которой в бешеном ритме билась жилка. И ниже, к ключицам. Ниже. Послышался треск рубашки и маленькие бусины пуговиц застучали по полу, подобно славной мелодии колокольчиков. Рубашка, так старательно защищающая нежное девичье тело, сдалась под напором повара, и белый кружевной лифчик, являющийся последним спасением от слетевшего с катушек Рё, показался между створками разорванной ткани. — Немедленно! — громкий визг и тело, что начало так бешено биться около него, стараясь выбраться из этого кошмара. Как он посмел! Она была той единственной, кто верил в него! Той, благодаря которой он сейчас учился в знаменитой кулирной академии! Благодаря ей он стоял в финале Осенних выборов, только благодаря ей! И что она получила? Курокибу Рё, человека, на которого она могла всегда положиться, которому доверяла и который так бессовестно ее предал. Ведь он и должен был быть тем самым человеком, который оберегает от таких вот ситуаций. Курокиба Рё должен был быть тем, кто не позволит Накири Алисе оказаться полуголой в своем собственном царстве молекулярной кулинарии, без возможности что-либо исправить. Но он и был тем, из-за кого это случилось. Безусловно, она питала симпатию к своему верному псу, также как и была готова ринуться с ним в полымя, без мысли о последствиях. Они вдвоем были в ее сознании как нечто неразделимое, альянс, который никогда не распадется и будет спасением для них обоих. Она не отрицала, что Рё, безусловно, занимал вакантное, особенное место в ее сердце. Ведь за годы совместной работы, за годы его преданности, их совместных приключений не могло быть по-другому. И сейчас она как никогда чувствовала горький привкус предательства. Никто и никогда в ее жизни не ранил ее так, как это сейчас делал Курокиба Рё. Курокиба Рё, который был неотъемлемой частью ее жизни. — Пожалуйста, отпусти, — Алиса подняла на него полные надежды глаза, встречаясь взглядом с поваром, в чьем взгляде не увидела ничего, кроме животной ненависти и еще чего-то, определения которому она не могла дать. И в один момент осознание того, что что бы она сейчас ему не сказала, как бы не просила, он не остановится. Не сегодня. Не сейчас. И ничего не будет теперь как раньше. После этого, после того, как он сейчас скалится, безжалостно сжимая ее руки, как бессовестно смотрит на ее грудь, скрытую за тонким полупрозрачным кружевом; и не нужно быть гением, чтобы понять, что это не конец ее пытки. Начало. Это только самое начало. Рё блуждал взглядом по ее лицу, на время оставив открывшееся женское тело без внимания. Что-то в его груди, очень маленькое и противное, шептало о том, что стоит остановится. Прямо сейчас, в эту самую минуту, пока он не сделал того, о чем пожалеет. Но этот порыв здравого смысла был сразу же подавлен, в то время как Рё наклонился к уху Алисы, медленно водя носом по контуру, переходя на волосы и вдыхая полной грудью аромат его миледи. Мятный шампунь был ее любимым. Но ему никогда не приходилось чувствовать этот запах настолько ярко, казалось, что он заполнял все его нутро, вызывая в груди теплые вибрации воспоминаний. За столько лет она ни разу не сменила шампунь. Он с уверенность мог сказать, что Алиса пахла мятой все время, что он ее помнил. Чертов блядский запах. Запах человека, что унижал его все эти годы. Ненавистный запах Накири Алисы. Длинные пальцы спустили с плеч разорванную ткань, оголяя острые плечи и заставляя Алису чувствовать себя как под микроскопом. Ведь ничего, кроме полупрозрачного бюстгальтера больше не могло мешать Курокибе. Он ухватился за лямки и отправил их следом за рубашкой. Рё не был глупцом. Он прекрасно понимал природы мужчины и женщины, как и понимал, что с ее помощью можно унизить Алису еще более изощреннее, чем он планировал изначально. Ведь от мести он тоже должен получить удовлетворение, не так ли? Он заставит ее умолять его продолжать. Заставит ее извиваться, стонать, кричать, унижаться. Заставит ее отплатить за все то, что он испытывал на протяжении этих долгих лет. Он заставит. В какой именно момент он отпустил ее руки, она не знала, как и не знала, когда ее ухо попало в плен его губ, в какой момент его руки жадно сдавили ее ягодицы, усаживая на столешницу, и почему она застонала. Ничего этого она не знала. Алисе было страшно. Страшно не потому что Рё фактически может ее изнасиловать, а потому что ее тщательно выстроенный мир, в котором Курокиба был не последним, а чуть ли не самым близким, рушился. Рушился прямо сейчас, когда его руки сорвали несчастную ткань лифчика, отчего большие груди соблазнительно качнулись. Когда он уперся чем-то твердым ей в бедро и запустил руку под юбку. Прямо, черт возьми, сейчас, когда он первый раз за всю их жизни поцеловал ее. Поцеловал не так, как целуются влюбленные, нежно и трепетно. Скорее как любовники, должно жившие мыслями о друг друге — жадно, страстно и горячо. Все ее тело натянулось как струна, когда Рё резкими движениями пытался сорвать с нее трусики. Она никогда не могла дать определения их отношениям. Он всегда был кем-то родным, но также всегда держался на расстоянии. Безусловно, он был лучшим ее другом. Но она скривила бы душой, сказав, что это единственное, кем она может окрестить повара. Окружающие всегда видели вечно гордую принцессу Накири, искусного мастера молекулярной кулинарии и ее вечную тень Курокибу Рё. Они видели наследницу и дворнягу. Гения и ее пса. И никто никогда не копал глубже. Но Алиса всегда знала, что это не так. Также, как и знала, что она, позабыв о своем происхождении и положении, при желании может встать на одну ступень со своим помощником. Ведь они оба были связаны той самой связью, нитью, что никогда не разорвать. И Алиса была уверена, что эта связь намного сильнее привязанности Арато Хисако к Эрине. И таким образом, Рё застрял где-то на полпути от лучшего друга и статусом намного выше. Только Алиса никогда в этом не признается. Возможно, ей стоит принять неизбежное. Разум раз за разом подкидывал ей фразы, полные здравого смысла, начиная "Он прямо сейчас тобой воспользуется" и заканчивая "Теперь ничего не будет как раньше". И даже возможно, что она послушалась бы. Если бы не тело, которое резво реагировала на его поцелуй, на его руки, одна из которых гладила бедро, а вторая нашла себе место в районе шеи. От вечно недовольной принцессы ничего не осталось. Рё видел это. О да, это случилось. Случилось только что, когда ее светлые трусики упали на кафель, а его рука забралась под юбку и тронула возбужденный клитор. Ее когда-то укоризненный взгляд сейчас сменился закатившимися в удовольствии глазами, руки, что постоянно так неистово его колотили, сейчас мертвой хваткой вцепились ему в плечи, а губы, из которых вылетали недовольства, сейчас испускали бесконечные стоны. Накири Алиса... Он умело массировал, гладил, пару раз шлепал и снова гладил. А девушка, что так истошно стонала, не могла найти себе места, дрожала, хныкала, запрокидывала голову и снова прижималась к своему помощнику. И когда тонкие пальчики начали расстегивать рубашку, Курокиба резко остановился и перехватил ее руку. — Не трогайте. Жестоко. Слишком жестоко для нее. В душе поселилось какое-то противное скребущее чувство, что она никогда не стояла для него на таком же важном месте, как он для нее. Для него не было понятия "они", был он и она. Госпожа, которой он когда-то умудрился проиграть. Не более, чем леди, которой он был обязан. Она понимала, почему это сейчас с ней происходит. Излишняя прямолинейность. Неумение выразить свои чувства лучше, чем она это делала. Поступки, опережающие мысли о последствиях. Грубость. Он хотел унизить ее. У него получилось. О бедро раз за разом терлось что-то горячее, твердое. Алису так нагло притормозили, что она теперь не знала куда себя деть. Он не позволял прикасаться к себе, но без стеснения трогал ее везде, где ему захочется. Даже там... Где никто и никогда ее не трогал. И никогда не тронет. Еще бы мгновение, и из рубиновых глаз потекли бы слезы, если бы не рука, накрывшая девичью ладонь и не поднесшая ее к той самой зазывающей твердости. — Можете потрогать, — Рё шептал слишком соблазнительно, отчего белокурая красавица млела, одновременно чувствую легкую вибрацию под своей ладонью. Страх перед неизвестностью сковывал и не давал пошевелиться. — Ну же, госпожа. Мужская рука направила девичью ладонь вниз. И вверх. И снова вниз. — Я же вижу, что вам хочется. Она неумела провела рукой самостоятельно. Как показали. Чуть сдавливая, хватаясь, как за свое спасение. Он ухмылялся своей победе. Его высокомерная леди, сама Накири Алиса, гурманка, наследница, школьная популярность сейчас сидела полуголая перед ним и фактически ему дрочила. Это ли не победа? А она все металась. Это недостойно ее положения. Она не должна здесь находится, делать то, что сейчас делает. Но разве она могла выбирать? А Рё уже был на пределе. Сколько бы он не говорил о ненависти, сколько бы не убеждал себя, как сильно Накири Алиса ему омерзительна, он не мог не отметить, как его тело откликается не неумелые руки девушки. И он не успел среагировать вовремя, как его штаны упали к ногам, а мягкие, чуть надавливающие касания почти напрямую ласкали его член, скрытый за тонкой тканью боксеров. И разум словно разделился. Одна его часть орала о том, как эта дрянь посмела к нему прикасаться без его разрешения. Вопила, чтобы это как можно скорее прекратилось. Иначе что же эта за пытка такая, когда изводят его? А вторая тихонько приговаривала о том, что эта ведьма чертовски хороша. Она так аккуратна, словно продумывала свои движения наперед, чтобы выжать максимум своих возможностей. Словно орудуя на своей кухне, с осторожностью используя разные баночки и скляночки, она показывала настоящее искусство, и ее недвусмысленное занятие сейчас отражало ее готовку. Такую же аккуратную и завораживающую настолько, что Рё на секунду забылся, полностью окунаясь в эти ощущения, как завороженный следя за ее рукой. Эта же секунда кричала, чтобы он прямо сейчас сорвал с себя трусы и в полной мере почувствовал ее прикосновения. И этой же секунды хватило, чтобы он пришел в себя. Наказание не окончено. Она не умоляла. Он поднял ее за подбородок и заставил посмотреть на себя. Ее глаза блестели, губы чуть приоткрылись, а на щеках пылал нежный румянец. Отвратительна. Свободной рукой он стянул с себя трусы. И голова Накири уже было дернулась вниз, наконец увидеть, но крепкая хватка Курокибы не дала этого сделать. Не взглянуть и не дотронуться. Что может быть еще более ужаснее сейчас? Сейчас, когда он довел ее до того самого состояния, о котором пишут во взрослых женских романах, описывая всю глубину этого чувства, сравнивая его с настоящим лесным пожаром. Он возбуждал ее быстро, делая максимально мало движений. Подвинул ближе к краю. Огладил ягодицы, медленно двигаясь к внутренней части бедра. Провел пальцами по манящим влажным складкам. — Миледи, — еще одно движение и палец легко скользнул внутрь. Рё облизнулся, услышав сдавленный стон не разрывающей контакта Алисы. — Вы... Второй палец скользнул следом. —... такая мокрая. Проиграла. Она залилась краской и закрыла глаза, не в силах опустить голову из-за держащей ее подбородок руки Рё. Ну зачем, зачем же он так с ней? Разве она заслужила такое? И вдруг что-то горячее, такое же влажное, гладкое коснулось ее промежности. "О Господи!" — внутри словно случился взрыв. Как будто шоколадный флан растекся, выливаясь горячим шоколадом, окутывая полость рта такой приятной теплотой и сладостью. До сознания дошло наконец, что это все по-настоящему. Если раньше Алиса и пребывала в прострации, сейчас все было как никогда реально. Прямо сейчас, на ее новой кухне, ее помощник собирается заняться с ней любовью. "Просто трахнуть тебя" — моментально исправил ее внутренний голос. Вытащив пальцы и задрав юбку, Рё медленно приставил член к манящим складкам, начиная медленно водить им, наблюдая за своей госпожой, ловя все эмоции на ее пылающем лице, ловя каждое подрагивание ног, каждое движение. Она ждала. Жаждала, а он никак не удовлетворял ее желание. И в это самое мгновение, как Алиса решила приоткрыть глаза, она сразу же об этом пожалела. Курокиба Рё, ухмыльнувшись, засунул два пальца в рот, самозабвенно обводя их языком. Те самые пальцы, которые минуту назад были прямо... там. — Госпожа, вы такая сладкая. И она рассыпалась. Прямо сейчас она чуть не завыла, умоляя его прекратить эти пытки. Взять ее прямо сейчас, закончить эти мучения, унижать ее столько, сколько он захочет, только пусть замолчит и больше никогда не говорит таких вещей! А Курокиба не понял, в какой момент его пытка настолько поменяла свой характер. Он планировал сделать это быстрее, жестче, без слов и без прочей лабуды. Но что-то пошло не так, ему словно доставляло удовольствие видеть ее смущение, эти глаза, из которых казалось вот-вот пойдут слезы — так сильно они блестели. И эти раздвинутые ноги. Эту грудь, что так соблазняла своей непорочностью. Шея, плечи, ключицы... На секунду он словил себя на мысли, что даже ни разу ее не потрогал по-настоящему. А наверняка ее кожа могла посоревноваться в гладкости с самим шелком... Ведь наследница семьи Накири не могла позволить себе меньшее. Все чаще и чаще Рё задумывался, что слишком медлит. Но это выражение лица, эта поза, дрожь не могли заставить его продолжить. — Пожалуйста... — тихий умоляющий всхлип вывел его из вороха своих мыслей. Она сидела, такая жалкая, растрепанная, голая... и умоляла. Не дожидаясь ничего более, он вошел. Вошел без нежных, аккуратных движений, вошел резко, не сдержавшись и застонав. Теплые узкие стенки Алисы обволакивали его, и он не мог припомнить более приятного, что она когда-либо ему давала. Разве что поддержка на Осенних выборах. Отстаивание его достоинства тогда, когда в него никто не поверил.

— Мама, я хочу его! — она тыкнула в него пальцем и с полными желания глазами посмотрела на мать. — Алиса, ты уверена? — недоверчиво покосившись на растрепанного мальчугана, Леонора покрепче взяла малышку за руку. А она лишь кивнула, полная уверенности в своем выборе.

— Рё ни за что не проиграет, — ее красивые вишневые глаза никогда не сомневались. Она смотрела на него с трибуны, всем сердцем верившая в своего Рё. И встретившись взглядом с безумными глазами Курокибы, улыбнулась и кивнула ему.

Память безжалостно кидала ему картинки и воспоминания его жизни, полные Накири Алисы. Копаясь в которых он вряд ли почувствует себя ущемленным и опущенным. И сейчас, в неистовом бешеном ритме вбиваясь в ее хрупкое тело, он почувствовал себя на своем месте. Достаточно странное чувство, учитывая бурю его эмоций, завладевших разумом ранее. Сейчас она кричала. Кричала, хваталась, захлебывалась собственными криками и просила еще. Ритм его секса был похож на его готовку. Такую же дикую и ошеломительную. С таким же остервенением он орудовал ножом на кухне, с каким сейчас находил себя в ее теле. С таким же упоением он сейчас прильнул губами к ее соску, как пробовал свое творение на вкус. С такой же любовью к кулинарии он жил на кухне, с какой сейчас трахал Накири Алису. И казалось, что все было правильно, как должно быть. Он окончательно разорвал их связь. Связь пса и госпожи, тени и предмета обожания, гения и дворняги. Часы показывали одиннадцать, когда Алиса, подняв с пола лифчик и разорванную рубашку, приложила их к груди, пытаясь скрыть свою наготу. Две минуты двенадцатого, когда она подошла вплотную к Рё и процедила: — Чай все-таки стоит переделать. Три минуты двенадцатого, когда он ухмыльнулся и провел по волосам, замечая на полу маленький клочок ткани, который висел на лодыжке госпожи, пока она стонала. — Стерва. Теперь они были равны. А чай он все равно переделает.