Твои тупые шутки

Минхён ненавидит похабное отношение Донхёка. Такое шутливое и беззаботное, но способное так сильно влиять на Марка. Он ненавидит его пальцы, мимолетно или специально дотрагивающиеся до кожи на тыльной стороне ладони и словно обжигающие своими прикосновениями. Они, кажется, выводят метки, которые клеймят образ Хэчана в сознании Марка, каждый раз ковыряя старое, еще не зажившее место. Хочется вцепиться в будоражащую кровь руку, расцарапать, сжать до синяков на чужой коже, а лучше переломать эти блядские фаланги, чтобы чужие пальцы не лезли так просто в его сторону, без обязательств. И даже это не будет так больно, насколько от шутливых касаний больно Минхёну. Кости херово, правда, но срастутся, если наложить гипс, а душу никаким пластырем не заклеишь. Он чувствует себя жертвой фан сервиса и тупых подколов Хэчана, которые второго не заботят от слова совсем. Ему по приколу — тому доказательство лучезарная глупая улыбка, сияющие глаза и мысли, которые через пару секунд уже концентрируются вовсе не на Минхёне. Хэчан заседает в мозгу Марка 24/7 статуей, которая, вероятно, сделана из алмаза, раз ее не удается снести никаким способом. На душе скребут кошки. Минхёна бесит невероятно каждый день видеть его лицо, да даже силуэт, и понимать: н-е-м-о-ё. Мириться с правдой, которая отдает горечью и которая постепенно затягивает невидимую петлю на шее. А когда он лезет с поцелуйчиками в щечку, сопливо дружескими и по-дурацки невинными, как-то вычурно по-детски, Марк хочет впечатать младшего в стену, сжимая плечо объекта обожания до побелевших костяшек. Только уже нихера не по-детски и без шуток, которые Хэчан вряд ли бы оценил, и точно без идиотской улыбки на всю харю, а на полном серьезе. Своими руками, да даже телом, которое все время стремится нарушить личное пространство Марка, Хэчан ломает расстояние, казалось бы, но бесящая шутливая донхёковская манера, как спутник по жизни, заставляет вспоминать Минхёна, как чертовски он далек от Донхёка. Со своей-то правильностью и гейством, причиной которого является Хэчан со своими глазами, губами, телом, тонким голоском и поведением конченной бляди. Иногда Марку кажется, что реально легче вести себя, уподобляясь низким принципам Донхёка, играться с младшим, как с мягкой игрушкой и класть на него большой и длинный болт (в прямом смысле, желательно), ровно так же, как всегда делает Хэчан. Он бы так и надавал по заслугам, и потешил себя безнадежной секундной близостью, позволяя теплу разлиться в охладевшей груди хоть на несколько ничтожных мгновений. Но боится, что Донхёк действует, как наркотик и «попробуй, от одного раза ничего не будет» тут тоже не прокатит. Только разбудит то, чего прежде не было в Марке (разве что только в его самых грязных фантазиях), и с каждым разом будет требовать новую дозу Донхёка в больших количествах, всего и полностью и только во власти Минхёна. Марк ненавидит окружающих, которые в столь интимные для него моменты пялят с любопытством на несостоявшихся голубков, а если точнее — друзей, к несчастью старшего. Хотя никто не виноват в том, что Донхёк такой. Минхён продолжает нести свое бремя и играть на публику: лыбиться дотошно наигранно, ржать чистейшим смехом, отталкивать вяленько от себя Хэчана и смотреть на него, распахнув глаза в нескрываемом удивлении, стараясь потом угорать, не выдавая себя. Корчить из себя натурала и отшивать парня, от которого у голубого-с-ног-до-головы Марка крышу срывает, проходясь бешеным ураганом. Иногда так хочется, чтобы эти тонкие пальцы были способны не только касаться Минхёна по фану, но и копать глубоко в душу, чтобы мелкий наконец понял, что именно из-за него такими темпами от той самой души не останется вскоре и капли. Марк не думает о том, что однажды нервы сдадут. Минхён чувствует, как чужие холодные пальцы осторожно скользят по его руке, словно боятся спугнуть, просто под столом, когда даже никто не видит, чересчур мерзко и сокровенно, и он не понимает, з-а-ч-е-м Хэчан это делает. Эти прикосновения снова давят тяжким грузом, и Марка накрывает странное чувство, когда дыхание самопроизвольно сбивается, а рот больше не способен воспроизводить никаких звуков. Хочется только свалиться со стула от безысходности и кричать, что есть мочи, позволяя слезам, что копились все время, что он знаком с Донхёком, вылиться наружу. Минхёна заебала эта цикличность и чувство поглощающей боли, которая снова и снова появляется после каждого донхёковского взгляда и любого знака внимания. У Марка не осталось сил позволять другу так бездумно им пользоваться. Он внезапно одергивает руку, совершенно не скрывая неприязни, и чувствует, как обдает исходящим от Хэчана холодом, когда краем глаза замечает поникшую голову и не слышит, как звенит в ушах оправдывающийся, отшучивающийся голос. И почему Минхён жалеет о своем спонтанном решении? — Скоро вернусь, — наигранно улыбается Марк и, еле сдерживая агрессию, встает из-за стола, за которым собрались мемберы, бросая короткий озлобленный взгляд на Донхёка, который, несомненно, не может не заметить выпада хёна. Выметается, как ошпаренный, и направляется в мужской туалет. Врубает воду на полную мощь, набирает жидкость в ладони и жадно пьет, ища спасение в глотках. Мокрыми руками моет лицо и трет глаза, а после проходится по волосам, зализывая их куда-то назад. Ох, стилисты будут не довольны, но Марку по боку их укоры, когда важнее собраться с мыслями и взять себя в руки, чтобы ненароком не сорваться на Донхёке. Он руками упирается в раковину, ногтями водя по белой поверхности, глубоко дышит и смотрит на свое бешеное лицо в зеркале. Пока не слышит дверной скрип и не замечает Хэчана, появившегося в проеме, с виноватыми щенячьими глазами и губами, поджатыми от досады. И от жалкого вида внутри Марка все коробит, и это все заставляет невольно произнести тихое и искреннее «прости» прежде, чем он осознает, что сделал. Потому что извиняться должен только Донхёк за все то, что делает со старшим. — А если точнее, советую тебе поработать над своим чувством юмора. Потому что шутки у тебя, откровенно говоря, нихуя не смешные, — спешит исправиться Минхён и снова смотрит в зеркало, через него глядя на Хэчана, не решаясь поворачиваться к пока еще молчаливому собеседнику. Марк внимательно наблюдает за отражением Донхёка. Поначалу он видел, как Хэчан, словно загнанный в угол ребенок, мялся на одном месте неуверенно, не решаясь сделать и шаг навстречу Минхёну, стыдился другого парня, о чем говорил рассеянно бегающий по периметру помещения взгляд. Теперь Донхёк словно с цепи срывается и цедит сквозь зубы, затаивая глубоко в себе обиду: — Не представляешь, как кайфово превращать чувства в шутку, ни имея и шанса воплотить их в реальность, — лицо искажает кривая улыбка, а глаза сужаются. В голосе проскальзывают едва заметные нотки сарказма, которые Марк умело улавливает. — Не представляешь, как больно, когда именно твои чувства превращают в эту самую шутку, — Минхён разворачивается на каблуках и исподлобья смотрит на опешившего Донхёка, продолжая облокачиваться на раковину. — Мог бы и раньше сказать, что мои действия задевают тебя, — Хэчан только успевает произнести фразу, как Марк подрывается с места и за пару коротких мгновений сокращает расстояние между ними, оказываясь непозволительно близко. Одной рукой он с силой обхватывает тонкое запястье младшего, а второй пальцами зарывается в мягкие волосы, путаясь между прядями. Минхён уверенно наступает на Донхёка, телом преграждая пути к отступлению, толкает к стене, за шевелюру оттягивая голову, и буквально впечатывает Хэчана в перпендикулярную поверхность, ощутимо ударяясь костяшками кулака, схватывающего волосы, и шипя от боли младшему в ухо, обдавая жарким дыханием кожу, по которой незамедлительно пробегает табун мурашек. Одно из минхёновских колен находится между расставленных ног Хэчана и упирается в его пах. Марк вжимает чужую руку в стену так, чтобы ладонь находилась примерно на уровне его головы, размыкает донхёковский кулак и кончиком носа ведет от запястья и дальше по пальцам, губами обхватывая на концах. Минхён пялится на Хэчана, у которого, видимо, паническая атака, если судить по частым вздохам и учащенному сердцебиению, которое Марк ощущает через множество слоев одежды, грудью прижимаясь к младшему. Глаза — испуганные, и в них читается, что Донхёк хочет сбежать от внезапного минхёновского порыва, только некуда. Марк нервно усмехается, наблюдая за тем, как встревожен Хэчан, и произносит, пытаясь успокоить: — Ты просто не представляешь, насколько меня заебали эти руки. Теперь я хочу заебать их, но в несколько раз сильнее. Марк больше не перехватывает запястье, приставляет свою ладонь к донхёковской, с упоением смотрит, какая у Хэчана маленькая ладошка, и улыбается от такой внезапно настигнувшей милоты. Минхён переплетает свои пальцы с чужими, которые, на удивление, отвечают взаимностью, и сжимает руку, крепко-крепко, боясь, что Донхёк может уйти, и этот миг не повторится больше никогда. Он лбом прикасается ко лбу Хэчана, а после очерчивает своим кончиком носа его маленький носик, ведя все выше и выше, пока губы не останавливаются на уровне лба, а нос не зарывается в мягкие волосы. Он глубоко вдыхает, пропуская через ноздри сладкий запах цитрусового ароматизатора от шампуня и заполняя легкие кислородом, а после целует, нежно, хотя, поцелуем это назвать сложно, просто осторожное касание губ где-то между бровей. Он боится спугнуть Донхёка, но отдаляться не спешит: ждет хоть какой-то реакции со стороны младшего. И дожидается, когда чувствует, как пальцы свободной ручки Хэчана касаются подбородка старшего, в очередной раз сводя Марка с ума, и тянут к губам своего хозяина. — Отпусти волосы, тянешь больно, — Донхёк наконец-то подает голос, шепча тихо и спокойно, и смотрит на хёна, ловя на себе его взгляд. Минхён дергается и тотчас же ослабляет хватку, снова бубня глупое «прости», скользит рукой ниже, оглаживая голову, шею, плечо и предплечье, а потом переходит на талию и продолжает опускаться, останавливаясь в районе донхёковского тазобедренного сустава и вжимая его в стену. Их губы оказываются на одном уровне, и Хэчан сам тянется к старшему, облизывая губы и захватывая ладошками плечи старшего, густо краснея и выглядя слишком не уверенно. Марк понимает по поведению младшего, что у того опыта в поцелуях вообще нет, и лишь убеждается в своих догадках, когда Донхёк просто касается своими губами губ Минхёна. Ей Богу, словно в детском саду, думает Марк, но линия рта сама по себе искажается в улыбке от чистоты Хэчана и его невинных действий. Эти ребяческие попытки побуждают Минхёна только сильнее желать впиться в яркие пухленькие губки младшего, покрепче прижать к себе хрупкое тело и не опускать ни на шаг. Отстраняться младший не спешит, но в то же время не знает, что делать дальше, смущается настолько, что Марк почти ощущает, как пылают чужие щеки. Минхён понимает, насколько неловко, должно быть, Донхёку в такой ситуации, и перенимает инициативу на себя, потому что младшему невероятно повезло с хёном и тем, что в деле поцелуев старший уже сведущ. Он берется за подбородок Хэчана и слегка тянет вниз, намекая, что тому следует приоткрыть рот, пока сам захватывает нижнюю губу, слегка посасывая и прикусывая ее, а после языком размыкает чужие уста и очерчивает десны. Но разевать рот Донхёк не спешит: проделывает с губой старшего то же, что и Марк пару секунд назад, получая в ответ на свои действия довольное мычание. Минхён чувствует, как дергаются чужие губы в улыбке, и снова тянет за подбородок, потому что пришло время к следующему этапу. Хэчан реагирует на зов старшего, позволяя тому проникнуть языком внутрь, пока что медленно, словно подготавливая к чему-то большему, к чему Донхёк пока точно не готов. Младший вдыхает глубже, потому что уже чувствует, как ему стало сложнее дышать, то ли от растерянности, то ли от самого процесса, сопит и обнимает шею хёна, сильнее притягивая к себе. Малыш Марка стал набираться уверенности, и от осознания этого факта Минхён протяжно низко стонет прямо в рот младшего, заставив того рвано выдохнуть от непотребного звука. Хэчан словно тонет в поцелуе и не замечает, как руки Марка оказываются на его ягодицах, подхватывают за бедра и слегка приподнимают, чтобы личико Донхёка оказалось на одном уровне с его собственным: ему так просто удобнее. Младший робко обхватывает ногами Марка, заставляя того прижиматься только сильнее к своему телу, убирает с шеи Минхёна одну руку и ладонью скользит по груди и торсу, а после пальцами проскальзывает под кофту. Холодные прикосновения Хэчана обдают Марка электрическими зарядами, когда снова в ход идут эти блядские пальцы. Если так продолжится — у Минхёна появится экзотический фетиш. Марк удовлетворенно рычит и внутренне ликует от того, как Донхёк все схватывает налету и в геометрической прогрессии набирается уверенности. Минхён больше не сдерживается, напористо проскальзывает языком в ротик младшего и углубляет поцелуй, проводя по небу, стенкам щек, а после и вовсе доходит до чужого языка, переплетая его со своим. Марк чувствует, как вздымается грудь Хэчана в поисках нелишнего глотка кислорода, как впиваются подушечки пальцев в его шею, непроизвольно массируя, отчего Минхён просто тает и отрывисто выдыхает, выпуская с воздухом из легких нежелательный тихий стон. Старший чувствует, как кровь постепенно приливает к паху, и решает обуздать своего зверя, потому что для первого поцелуя того, что сейчас происходит, более, чем достаточно. Марк отстраняется первым, напоследок едва ощутимо прикусывая и оттягивая губу Хэчана, и осторожно опускает младшего на пол. Минхён слизывает с уст остатки гигиенической донхёковской помады с бананом, и этот приторный привкус во рту напоминает о том, что прекратившийся поцелуй несколько мгновений назад был реален, и вышел он, между прочим, даже лучше, чем во снах Марка. Минхён смотрит на Донхёка влюбленными глазами, ни капли ни стыдясь за произошедшее, и улыбается действительно искренне впервые за долгое время. А младший, продолжая заливаться краской, опускает взгляд в пол и тянет старшего к себе за грудки, пряча смущенное лицо от хёна. — Больше никаких шуток, — нарушает неловкое молчание Донхёк и повисает на Минхёне, обхватывая его шею с трепетной теплотой.