Двуликий Янус

Цирк… Я впервые попал в настоящий сказочный мир. Тут все дышало чудесами. Они витали в воздухе, приправленные кисловатым запахом опилок. Этот призрачный полумрак, освещенный лишь несколькими прожекторами, направленными на арену, завораживал. Звуки настраивающегося оркестра были волшебными. Я сидел возле мамы и не сводил глаз с желтого круга арены. Там суетились работники манежа, проверяя прочность трапеций и канатов. Они равняли опилки на сцене граблями, убирая в мешки на поясах свалянные комочки. Возле тяжелой красной кулисы стоял серьезный пан с длинными песочными усами и с деловым видом проверял ведра с песком и любовно протирал железный гидрант. Зрители заполнили небольшой зал. Свет погас, и воцарилась напряженная тишина. Казалось, что в этой тишине все вокруг слышат, как в моей груди восторженно бьется сердце. Я так крепко сжал мамину руку, что она испуганно вздрогнула и погладила мою голову другой рукой. Прожектор вспыхнул и осветил оркестр, располагавшийся на небольшом балконе. Седой и немного горбатый дирижер постучал по пюпитру палочкой и взмахнул руками. Грянул громкий туш, и второй прожектор выхватил на манеже мужчину в блестящем смокинге и цилиндре. На его лице выделялись изогнутые черные усики, а в руке устроилась элегантная тонкая тросточка. Он, как и дирижер, взмахнул руками, и оркестр смолк. – Достопочтенная публика! Пани и панове! Рад приветствовать всех сегодняшним вечером! – зал радостно захлопал. – Также рад представиться уважаемым гостям. Я пан Милош – хозяин этого цирка, и именно я буду сегодня шпрехшталмейстером, – снова раздались громкие аплодисменты, и мужчина, приподняв шляпу, галантно поклонился публике. – Сегодня вы увидите грандиозное представление! Но не только номера удивительны и неповторимы. Сами артисты тоже не совсем обычные люди! – Уродцы! – выкрикнул кто-то из зала. Я сразу возненавидел этого выскочку. Как он мог называть этих сказочных существ уродцами? Я не видел этого пана, поэтому представил себе несколько подросшего Авраама: толстого, лысого и с маленькими поросячьими глазками. – Как вам будет угодно, – поклонился пан Милош наглому зрителю, – но поверьте… Вы измените свое мнение, увидев их выступление. Итак, пани и панове! Представляю вам первого артиста нашего цирка. Встречайте! Удивительная… Потрясающая и самая гибкая в мире женщина-змея и ее ручной питон! Хозяин цирка снова поклонился, надел на голову цилиндр и юркнул за кулису. Всю арену накрыло куполом света, и униформисты вынесли на арену большой барабан, на котором в изысканной позе, закинув ноги за голову, сидела изящная женщина. Ее тонкое тело с зеленой змеиной кожей было обвито кольцами огромного питона. Он был такого же цвета, как и кожа артистки, и нельзя было понять, где начинается она, а где кончается питон. – Дед, это не кожа у нее была, а костюм, – говорит мне внук, но я с удовольствием замечаю, что в его глазах не ехидная усмешка, а интерес. – Вовсе нет. Все ее тело было покрыто зеленой блестящей змеиной кожей. А вот на ярко-рыжих волосах, забранных в пучок, красовалась корона в виде головы змеи. У нее был удивительный номер, во время которого она принимала невозможные для обычного человека позы, и ее длинный змеиный хвост замирал, поднятый вверх над головой. Музыка смолкла, и служители под громкие аплодисменты унесли барабан с артисткой за кулисы. На арену снова вышел пан Милош и объявил следующий номер: – А теперь… не совсем обычный дуэт. Представляю вашему вниманию великого четырехрукого бога Брахму! В оркестре мелко задребезжали струны неизвестного мне инструмента, а на сцену вышло четырехрукое создание. – Сиамские близнецы, – грустно замечает внучка. – Тогда их, наверное, не умели разделять. Да и сейчас, я где-то читала, после разделения полноценно жить может только один. – Знаешь, милая, я не думаю, что великий бог хотел бы, чтобы его разрезали. У него были четыре ноги, четыре руки и два тела, стрясшиеся между собой спинами. Он двигался к центру арены боком, как краб, синхронно перебирая ногами. Брахма был одет в золотой костюм, расшитый бисером. А его головы были обмотаны яркими пестрыми платками, украшенными монисто. Он заставлял предметы летать в воздухе. Тарелки и булавы перелетали через него, и он ловко ловил их всеми четырьмя руками. – Жонглер! – радостно подпрыгнул внук. – Нет… Так, как он, управляться сразу с несколькими предметами обычный жонглер не смог бы. Кульминацией номера был момент, когда Брахме завязали глаза на обеих головах и он под барабанную дробь перекидывал сразу девять острых ножей. – А пока готовится следующий номер, я хотел бы вам представить наших самых маленьких артистов. Но это вовсе не значит, что они худшие. Мадам и месье Майонез! На арену выскочил огромный боров, на спине которого сидел маленький гном, одетый в костюм наездника. Он гарцевал на борове, как на настоящем скакуне, показывая чудеса джигитовки. Зрители смеялись над шуточным номером и над смешными ужимками гнома, когда он раздавал направо и налево воздушные поцелуи дамам, стоя на борове. И тут на сцену вышла гномелла, одетая в элегантный костюм наездницы. На ее ножках очень хорошо сидели высокие сапожки, а ручки обтягивали малюсенькие перчатки. Она остановилась посреди сцены и, недовольно посмотрев на улыбающуюся пани в первом ряду, огрела борова кнутом. Тот взвизгнул и кинулся в сторону кулис, сбросив с себя седока. А потом я услышал уморительный диалог гнома и гномеллы. Они ругались смешными тоненькими голосами, а в конце помирились. Гном взял свою очаровательную спутницу на руки и унес с арены, подмигнув незаметно пани с первого ряда. Пока выступали гномы со своей маленькой миниатюрой, помощники вытащили на сцену несколько тяжелых гирь и странное приспособление в виде двух скамеек, соединенных между собой. – А сейчас… – объявил пан Милош. – Поприветствуйте самого большого и сильного в мире человека! Влади́слав Шиманьский! И на арену под барабанную дробь вышел великан. А вы в курсе, что огромные люди не любят много говорить и немного… эм-м-м… как бы это сказать… тугодумы? – мои внуки помотали головами. – Теперь вы знаете эту страшную тайну. Этот великан был огромен, как дом. На его руках, словно горы, вздувались мышцы. Несколько минут он под мелодичный вальс показывал их зрителям, замирая в картинных позах. Он был просто великолепен! Если бы… если бы могучая шея не переходила в непропорционально маленькую голову с большим ртом и огромными ушами. Его лицо напоминало детское, и сам взгляд маленьких, широко посаженных глаз был взглядом ребенка. Потом Владислав жестом пригласил из зала двух мужчин и предложил поднять одну из гирь. Два достаточно крепких парня вышли на арену и вдвоем с трудом оторвали гирю от земли. Великан легко одной рукой поднял гирю и резким движением вскинул ее на плечо. Но и это не было пределом его силы. Он начал жонглировать сразу тремя тяжеленными гирями, как будто они были обычными футбольными мячами. Затем на сцену вышли сразу шесть служителей манежа и расселись на двух лавках. На каждой по трое. Владислав подошел к перекладине, соединяющей лавки, взялся за нее, широко расставив руки, присел и… поднял сразу шесть человек! Зал громко ахнул и взорвался овациями. Великан поставил на место сцепленные лавки и поклонился зрителям, тяжело дыша и улыбаясь своей наивной детской улыбкой.