Безумие на двоих

      Они общались шорохами, обрывками вздохов и стонов. Вжимались телами, впивались ногтями, зубами, боясь ненароком друг в друга проникнуть так глубоко, что придётся опять резать ножом по израненным душам.       На коже Килгрейва — следы от зубов, синяки и тонкие красные полосы. Карта боли начерчена Мастером в наказание за эгоизм.       — Болит? — прохладный интерес. Почти нежно Мастер проводит пальцами у основания шеи, где лиловый ворот рубашки скрывает лиловый синяк.       Килгрейв стискивает зубы и судорожно вдыхает душный воздух. Слишком шумно. Нельзя не заметить. Сегодня он позволяет к себе подступиться.       Аккуратными пальцами Мастер расстёгивает чужую рубашку. Медленно проталкивает пуговицы сквозь тугие петли и дразнит Килгрейва, скользя рукой по его груди. Если бы не выработанное годами терпение, Килгрейв наплевал бы на главное условие их союза — " добровольность" — и взял бы Мастера прямо сейчас. Но он всё же срывается: исступленно целует, приникает губами с таким отчаянием, что становится самому страшно.       У Мастера в жилах течёт опьяняющий яд, и Килгрейв с наслаждением травит себя, просит ещё и готов гореть в лихорадке, лишь бы Мастер, прекрасный радиоактивный Мастер, которого так и не вышло сломить, был только его.       Он смотрит Мастеру в глаза, в тёмные зрачки, в пропасть, куда давно шагнул, и просит ласкать, просит касаться так, чтоб в голове — туман и ни единой связной мысли; и ждёт. Так странно: ждать и не знать, получишь ли то, что желаешь...       Горячий язык обводит ранки на шее, а рука движется к паху, гладит, сжимает отвердевшую плоть. И нельзя не стонать, не хочется, лишь сильнее членом прижаться к ладони, жарко на ухо шептать очаровательный бред.       — Я могу трахнуть господина премьер-министра на его рабочем столе? Нелепой кажется необходимость задавать вопросы.       Мастер странно улыбается уголками губ и смеётся, избегая поцелуя:       — Господин премьер-министр может трахнуть тебя на своём рабочем столе, — скользит пальцами по стволу, сжимая сильнее, и выдыхает в губы, — Можешь.       На пару секунд Килгрейв замирает, а потом — с обрыва вниз. Сметает на пол отчёты и документы, вжимая собой в стол, и резко дёргает молнию на брюках Мастера. Целует скулы, шею, грудь сквозь рубашку, задирает плотную ткань, обнажая тонкую полоску кожи внизу живота, и льнёт к ней жадно губами.       Пальцами Мастер зарывается в жёсткие волосы на затылке Килгрейва, чуть оттягивает назад, заставляя задрать голову. Мастер смотрит из-под полуопущенных ресниц и вызывает мысли, которые могут ему не понравиться: "Я знаю, что сейчас ты видишь его".       Килгрейв прижимается щекой к его бедру, чувствует кожей каждый шов, каждый изгиб и складку, носом проводит линию вдоль тёмных волосков от паха до пупка и пытается — почему-то зубами — стянуть с Мастера бельё.       Тот усмехается, сверкнув фосфором глаз:       — Да ты мне член к херам откусишь, — заставляет подняться с колен.       В сильных ладонях Килгрейв сжимает талию Мастера, настойчиво проталкивает язык меж его губ, прижимается тесно бедром к бедру, упирается Мастеру членом в живот. Тот ногтями впивается Килгреву в плечи, приподнимает бёдра и трётся членом о член, пачкая смазкой. Ловит стоны губами, притирается ближе.       Килгрейв нетерпеливо толкается и шипит, задевая мошонкой молнию. Мастер сжимает рукой его ягодицы, трётся быстрее, проезжаясь членом по всей длине, слушая, как переплетаются между собой громкие вздохи, хриплые вскрики и несдержанные стоны.       Килгрейв запрещает раньше кончать, и взгляд Мастера режет его по живому. И надо бы отстраниться — он выбесил хищного зверя — и прекратить, но голову кружит, когда остаётся на подбородке смазанный поцелуй, а после — остро-сладкая боль от зубов.       Мастер скрещивает ноги за его спиной, двигается в каком-то своём, рваном и выверенном по неизвестным правилам темпе. Заглядывает Килгрейву в глаза, и тот понимает, кто из них связан другим по рукам и ногам, чьи желания исполняются в этот момент, и это так бьёт по мозгам, что он чувствует чужое безумие, слабость и власть, и в его стонах и криках Мастер может расслышать всё, что тот хочет сказать и запрятать внутри себя.       Влажным лбом Килгрейв утыкается в плечо Мастеру, что гладит его ленивой рукой вдоль шеи и по затылку, перебирает пряди волос. Он беззастенчиво стягивает с Килгрейва рубашку и вытирает перепачканный спермой живот. Швыряет на пол грязную ткань.       — Теперь...мы будем делать то, что я говорю. Согласен?       Нет.       Тихо, сквозь туман в голове, Килгрейв отвечает:       — Да.