Наверстывая упущенное

Если бы этим жарким летним днем какой-нибудь страстный грибник забрел на расположенную недалеко от водопада лесную опушку и сунулся бы в кусты в поисках добычи, то он был бы крайне напуган, обнаружив под столетним дубом вместо грибов жуткого вида иссохший труп. Впрочем, с некоторых пор Разиэль редко задумывался о чьем-то моральном благополучии, и поэтому он просто лежал в траве, протянув ноги в тень от дерева и щурясь на пробивающиеся сквозь ветви лучи солнца, не особенно заботясь о том, что его кто-то увидит. Он нашел это место буквально пару часов назад, когда выбрался наконец из крепости ордена; тогда в его пустую грудную клетку ударил свежий, влажный воздух, его слух уловил новые, неизвестные ему, но от этого не менее чарующие звуки, а его взору открылась совсем другая, еще не тронутая порчей природа его родного мира, воспоминания о которой исчезли из его памяти так же, как и его сарафанское прошлое. Или… они никогда и не исчезали? Разиэль поправил под головой свернутый в муфту старый шерстяной плащ, который в течение последнего времени служил ему неким подобием шарфа, закрывающим его изуродованное лицо, и лениво потянулся. Он желал вдоволь насладиться этим пьянящим ощущением единения с первозданным, хоть где-то в глубине души и понимал, что он в его противоестественном состоянии, пограничным с жизнью и смертью, здесь чужой. Сырая прохлада, исходящая от земли, высокая поросль, мерно шелестящая под порывами ветра, полные соков зеленые листья деревьев, щебет птиц и шум стекающей в озеро воды где-то неподалеку – это все он жадно воспринимал всеми своими чувствами, и от полного растворения в окружении его останавливало только понимание того, что он пришелец в мире, который существовал задолго до его перерождения. Так, раздумывая об этом, он лежал неподвижно еще какое-то время, пока ему на грудь не сел невесть откуда взявшийся ворон, который, потоптавшись когтистыми лапами, громко каркнул. – Что, съесть меня хочешь? – хмыкнул Разиэль. Впрочем, птица все равно бы его не услышала, а если бы и услышала, то не поняла, и поэтому, когда падальщик нацелился было на самое вкусное – глаза, – ему пришлось отогнать его. Поняв, что труп оказался не совсем трупом, и что сегодня сытно отобедать ему не удастся, ворон снова каркнул, на сей раз оскорбленно и разочарованно, и улетел прочь. – Все живое умирает, давая шанс на расцвет новой жизни. Почему я раньше не задумывался над тем, насколько стройно и логично устроен этот мир, и насколько причудливые формы могут приобретать живые создания, чтобы иметь право на существование в нем? Разиэль повернул голову в сторону и осторожно потрогал когтем головку полевого цветка, на мгновение поморщившись от осознания того, насколько резко выделялась его истерзанная оболочка из прочих творений природы. – Когда я был человеком, у меня была возможность причаститься к этим тайнам, но я ею не воспользовался. Однако теперь у меня впереди целая вечность. Как говорится, – лучше поздно, чем никогда. Возможно, теперь я чуть больше понимаю, кто и что я такое, и для чего все еще существую. Он снова прикрыл глаза, в последний раз прислушиваясь к своим ощущениям, затем неохотно поднялся с травяной подушки, и, размяв слегка затекшие конечности и с уколом скорби вновь спрятав лицо в поблекшей и насквозь пропитанной горько-соленым запахом ткани, медленно побрел в сторону Колонн.