Сравним несравнимое

      Довольно часто я рассуждаю о том, что очарование «классики» в немалой степени состоит в созданном вокруг неё ностальгическом ореоле, что в наше время говорят о тех же проблемах другими словами, а в «бездуховных» современных персонажах можно увидеть отголоски тех же самых, из «великого прошлого». До сегодняшнего дня у меня не находилось поводов сравнить напрямую, но вот, наконец, мысль оформилась; я представляю вам новую статью рубрики «Время странных сравнений», гарантирующую, как повелось, эффект неожиданности. Тем более что сравниваться персонажи сегодня будут не поодиночке, а попарно.       Что может быть бездушнее «очередной конвейерной части» серии «Assassin’s creed», не правда ли? Оттуда, а именно, из игры «Assassin’s Creed: Syndicate» родом первая во всех смыслах пара: ассасин Джейкоб Фрай и его «вроде бы враг», глава банды Висельников и владелец театра «Альгамбра», Максвелл Рот. На другой чаше весов находится роман «Камера обскура» Владимира Набокова, а конкретно – дуэт Горна и Магды. На самом деле, достаточно даже просто упомянуть эти две пары рядом, чтобы уловить сходство. Дабы сравнение выглядело более упорядоченно, начнём со сравнения доминирующих сторон – Горна и Максвелла.       Оба они являются людьми творческими, оба презирают закон и единственным истинным предназначением жизни видят собственное развлечение. Горна развлекает чужая боль, и он не видит ничего дурного в том, чтобы эту боль причинить; это сродни любопытству ребёнка, который с помощью лупы поджигает муравьёв и наблюдает, как они корчатся. Ему нравится ощущение власти над окружающими: над их спокойствием, обстоятельствами, в которых они живут, самой их жизнью. Важно отметить, что сам себя он выносит «за скобки», никогда не смешивая с окружающими: он осознанно дистанцирует себя от них, превозносит на качественно другой уровень. Горн – хозяин положения. Все остальные, даже те, кто полагает, что сблизился с ним – марионетки в его руках.       Почти всё то же самое можно сказать и о Максвелле Роте, с небольшим отличием: расчётливость в нём уступает место импульсивности. Если Горн способен планомерно выстраивать западню, наслаждаясь в том числе неизбежностью раскрытия и тем взрывом, что непременно последует, Максвелл предпочитает сиюминутные рывки без чёткой системы, импровизацию. Уязвлённый в той или иной степени, он пытается уколоть и ранить как можно больнее – и задеть его из-за горячного характера проще, чем сравнительно уравновешенного Горна. Но точно так же для Рота мир – его сцена, а люди, в том числе те, кому приходится умереть, всего лишь статисты, которых легко заменить.       Оба, несомненно, самовлюблённы до нарциссизма, и маловероятно, что способны любить кого-то кроме самих себя. Поэтому то, что с их стороны выглядит как привязанность, на деле ничто иное, как прямое продолжение самовлюблённости: они видят в другом человеке собственные черты – и ими овладевает идея, по примеру Бога, сотворить на этой основе собственное подобие. Разумеется, выбирают они не кого-то равного, ведь в этом случае им не удастся контролировать ситуацию (а впустить в свой мир ещё одного равноправного «игрока» — это нонсенс). Нужен кто-то, перед кем можно не носить маску «приличного человека», кто будет восторгаться твоими действиями и поддерживать их, несмотря ни на что. Партнёры менее влиятельны, лишены того уровня контроля над жизнью, который считают для себя необходимым, а также намного моложе. Это вопрос не столько даже сексуальной привлекательности – хотя и она играет роль – сколько вопрос власти и контроля.       Так что общего, помимо молодости и желания «брать от жизни всё», у Магды и Джейкоба? Различия-то очевидны: от половой принадлежности до того, что Магда хочет всего самого лучшего исключительно для себя, тогда как у Джейкоба всё-таки более благородная цель, чем личное благополучие. Магда хочет денег, сниматься в кино и что-нибудь ещё, что она точно не придумала, но обязательно придумает; Джейкоб хочет повеселиться, но не забывает найти себе оправдание в виде заботы о будущем всего Лондона. То, что веселье всё-таки в приоритете, заметно в те моменты, когда ему приходится взаимодействовать с «угнетёнными», во имя которых он якобы старается: он игнорирует их, требует поддержки по принципу «а я сделаю вам лучше… когда-нибудь». Да и заиметь собственную банду для него – это что-то вроде мальчишеской игры, где первостепенна не реальная польза и помощь, а «пиджаки, свой собственный тайный язык, о, и давайте какое-нибудь крутое название».       И Магда, и Джейкоб – «взрослые дети», играющие в совершенно недетские игры и мало заботящиеся о последствиях. Когда они совершают промашку, то в лучшем случае пожимают плечами: да, насорили, ну да ладно, кто-нибудь уберёт! Для Магды «уборщиком», вынужденным за неё решать проблемы, становится влюблённый Кречмар; для Джейкоба – его сестра Иви. Реакция на упрёки также схожа с реакцией капризных детей: надутые губы, истерики и смертельная обида за отсутствие восторженных аплодисментов. Они легко подмечают недостатки окружающих и раздражаются из-за них, порой легко и между прочим, а порой жёстко и агрессивно насмехаясь над «неправильным», с их точки зрения, поведением. В характере Магды это демонстрируется ярко и прямолинейно; Джейкоб чаще выражает недовольство саркастичными подколами, чем прямой агрессией.       У обоих рассматриваемых персонажей, по сути, нет отца. Магда, чьи идеалы не соответствовали тому, что могла бы дать семья, смертельно на них обижена и в отце не видит никакого авторитета; отец Джейкоба на момент действия покойник. Даже когда речь заходит о нём, легко заметить, что в их семье внимание больше уделялось «умненькой и покладистой» Иви, тогда как с бунтующим сыном отношения были скорее нейтрально-прохладными. Это способствует желанию Магды и Джейкоба «найти второго отца», авторитет, который покажет, что можно быть таким же, как они, и жить именно той жизнью, которую они себе придумали. Горн и Максвелл становятся не столько даже предметами страсти, сколько «учителями», наставниками, чьё доминирующее положение Магда и Джейкоб готовы принять.       В завершение моего странного сравнения, отметим детали, которые разительно отличаются. Отношения Магды и Горна «выдержаны временем» : он – именно тот, кто оставил память о себе у безоговорочно влюблённой эгоистки, тот, кого она хотела найти и потому восприняла новую встречу с энтузиазмом. Максвелл был для Джейкоба скорее «далёкой тенью», подражание происходило неосознанно; однако в момент встречи он покорно, без сомнения принимает предложение «дружбы», услышав из уст нового знакомого о его желании «повеселиться» (зеркало на отношение самого Джейкоба к охватившей Лондон войне банд). Их знакомство было мимолётным, и потому, вероятно, не успело искорёжить мироощущение Джейкоба до такой степени, до какой исказилось восприятие Магды под влиянием Горна. Магда и Горн пара в том числе в сексуальном смысле, тогда как у Максвелла и Джейкоба до столь тесного контакта не дошло (хотя буквально каждая сцена их взаимодействия кричала о том, что это могло бы случиться вотпрямщас, и не вызвало бы никакого диссонанса).       Главным различием этих двух историй является их финал. Магда, взглянув в лицо своему «чудовищу», испытала лишь восторг и азарт, увидела обещание продолжения «игры» – и потому осталась с Горном после смерти Кречмара, чью жизнь они вдвоём уничтожили, посмеиваясь в процессе; Магда становится полным подобием «учителя». Джейкоб, увидев чудовище, которым может стать сам, осознаёт ошибку и отказывается играть по таким правилам. Впоследствии он убивает Рота – на той же сцене, где произошло их первое знакомство. «Спектакль» Максвелла завершается, в то время как история Горна и Магды явно имеет продолжение.       Какие выводы можно сделать из этого сходства, учитывая то, что прямых авторских отсылок на «Камеру обскура» игра, разумеется, не содержит? Пожалуй, что не стоит сбрасывать со счетов «конвейеры» - в них иногда проскальзывают необычные истории, способные запасть в душу и вызвать определённые размышления. Например, что, как бы ни хотелось представить Максвелла и Джейкоба уравновесившей друг друга влюблённой парой, это, скорее всего, было изначально невозможно, ведь «наставник» мог на «подопечного» серьёзно повлиять, но вряд ли наоборот. В единственном варианте, в котором Максвелл испытывал бы «привязанность» к Джейкобу, последнему пришлось бы отказаться от себя, стать послушной куклой в чужом театре. И то не факт, что «кукла» бы не надоела и не оказалась выброшена куда подальше – как Горн в своё время поступил с Магдой. Или задуматься – а могла ли Магда так же взбрыкнуть, как Джейкоб, освободиться от своего «идеала», стать другой? В любом случае, такой взгляд на обе эти истории, согласитесь, неплохо встряхивает колбочку с воображением.       P.S. Где-то в середине процесса поняла, что очень хочу написать полноценный разбор истории Максвелла и Джейкоба, со всеми символичными деталями, раскрывающими их болезненную привязанность друг к другу. Но это уже явно тема для другой статьи.