фотографии

       Минхао коллекционирует фотографии — черно-белые, цветные, размытые, с людьми или без, с улыбками, грустью. У него вся стена комнаты в снимках, рассказывающих то, как он видит мир, обхваченными разноцветными гирляндами, которые по ночам немного мешают спать, но Су их никогда не выключает. Как и Вону.        С Вону у Минхао снимков не так уж и много, как думалось, что будет. От силы три, может, четыре. Пять, если считать часть ноги Чона на фотографии собаки Мингю. И это, вероятно, самое прекрасное, что может быть. Потому что Минхао с придыханием всегда: «ты слишком красив, я не могу через фотографии передать этого, Вону». У Вону в легких не остается воздуха от подобных слов, которые выбивает почву из-под ног и кажется, словно сердце сошло с ума.        В комнате Минхао, помимо кучи снимков ни о чем и обо всем сразу, есть огромная кровать и не менее огромная Собака, у которой даже клички-то нет. Собака, обычно, занимает большую часть кровати, толкая Вону и Минхао на самый ее край. И Вону ей чертовски благодарен.        Минхао всегда ворчит из-за этого, но сам первый лезет на Вону, закидывая руки и ноги, укладывая голову на чужую грудь и расслаблено выдыхает. Вону улыбается, зарываясь в его отросшие волосы своими костлявыми и чертовски красивыми, по словам Минхао, пальцами, бездумно начиная играть с прядками. Собака засыпает спустя пять минут после того, как Вону начинает напевать излюбленные песни Су. — Мне нравится то, как ты поешь, — шепчет Минхао, не раскрывая глаза. — Я бы хотел, чтобы когда-нибудь у меня была возможность передать материально свою любовь к тебе. Чтобы ты почувствовал. — Тебе не нужно, — отвечает Вону, мягко целуя парня в макушку. — Я и так чувствую.        Минхао улыбается. Подобные разговоры всегда заставляют Вону немного грустить и он это знает, потому что Вону — чувствительный, как бы не пытался показать другое своим поведением. Вону мягкий и хрупкий, хоть и кажется, что наоборот — сильный и непоколебимый. Минхао нашел Вону совсем одного, забитого в угол и не знающего, как дальше жить. И ему пришлось учить Вону, что жизнь — это намного больше, чем глупые доводы людей о его ориентации.        Минхао любит ездить с Вону загород летом. Солнечные лучи резвятся на бледной коже Чона, а улыбается он с прищуром, из-за тех же самых лучей. Вону неумело плетет цветочные венки, которые получаются ужасно уродливыми, но Минхао все равно они нравятся, он носит свой до поздней ночи, пока Вону не начинает рассказывать про созвездия, целуя родинки на его плечах. У Минхао много фотографий, рассказывающих истории уродливых венков, неумелых пальцев Вону, созвездиях и солнечных лучах. — Как ты думаешь, звезды правда могут исполнять желания? — Спрашивает Минхао совсем тихо, когда слышит сопение Собаки где-то под боком. — Когда звезды падают — они умирают, — рассказывает Вону, целуя Минхао за ушком. — Ты бы стал исполнять чьи-то желания, если бы умирал? — Да, — отвечает Су, поворачиваясь к Вону. — А ты? — Может это и эгоистично, но я бы исполнил только твои желания, — улыбается Чон, оставляя короткий поцелуй на щеке Минхао и, когда тот дует губы, целует более целомудренно в губы, не желая отстраняться.        Минхао хочет собрать Вону по кусочкам из фотографий — пальцы, ноги, губы, глаза, локти, лопатки, выпирающие позвонки, ключицы, ребра. Минхао боится, что не сможет передать весь трепет своих чувств, поэтому почти никогда не фотографирует Вону.        В комнате у Минхао вся стена увешана фотографиями, обхваченными разноцветными гирляндами. Помимо этого, в комнате у Минхао, на огромной кровати сопит Собака. И где-то на ее краю скромненько устроился высокий и худой Чон Вону, хлопая по своей груди, чтобы Минхао забрался на кровать и устроился удобнее.        Возможно, Минхао вовсе не нужно фотографировать Вону, чтобы попытаться показать миру, как много этот человек значит для него. Возможно, достаточно просто улечься головой на грудь Вону и расслаблено услышать его пение.