В темноте

      Когда железо начинало петь, устраняя единственную преграду между Габриэлем и болью, - страх забивался в глотку, перекрывая необходимый для этого слабого тела доступ к кислороду. Габриэлю хотелось закричать: может, разразиться лавинами людской и енохианской брани, может, взмолить оставить его в покое. Но нити, скрепляющие губы в вынужденном молчании, при любом движении лицевых мышц причиняли боль. Поэтому он просто пытался уйти с полосы света, которая выжигала его привыкшие к полутьме глаза, слиться с серыми камнями клетки, раствориться, а возможно - наконец, умереть. С каких-то недалеких пор темнота стала для него всем: домом, прибежищем, укрытием, другом, мягким бархатом одеяла. Пока вокруг царили неясные тени и размытые очертания - можно было не бояться. И даже поверить, что никто больше не придёт. Габриэль - тот самый, что не мог быть один, и даже сбежав с небес, окружал себя живыми душами - желал остаться в одиночестве среди камней и пустоты. Но раз за разом в его маленькую нишу пробивались живые цвета.       До того, как танцующие отсветы огня отвоёвывали себе территорию, мрак разрезал белый свет пошитого на заказ костюма. Асмодей с какого-то времени начал носить белое - ясное дело, в насмешку над своим создателем. Но Габриэлю это напоминало нечто другое. Неясное воспоминание. Кажется, у его старших братьев были такого же цвета крылья - ослепительно-белые. Нет, ярче. А у него... младший архангел никак не мог вспомнить, какие крылья были у него.       Пустота за спиной сводила с ума. Рвала на части отсутствием важной составляющей жизни. Те обрубки, что когда-то поддерживали три пары его крыльев, царапали стену; обломки костей проникли под кожу, снова и снова рвали едва успевшие затянуться раны. Ту боль, что приносили остатки ампутированных крыльев, невозможно было вынести даже с благодатью. А в этом хрупком, ломком, слабом сосуде, при почти полном отсутствии его собственного существа, боль сводила сума. Разгрызала подкорки сознания, уничтожала дюйм за дюймом разум и волю. Было легче, когда Асмодей долго не приходил. Благодать успевала начать процесс регенерации, внутренние силы давали возможность отстраниться от собственных страданий. В эти редкие часы Габриэль выуживал из многовековой памяти светлые воспоминания прошлого, помогая себе тем самым не сойти сума окончательно, но главное - не терять мысль: он - архангел, младший сын Бога, воин, знаменосец, трикстер. Он намного сильнее, чем Асмодей может помыслить. Просто попался в ловушку. Просто оказался не в форме. Просто проиграл.       Как так вышло? Это воспоминание выцарапали клинки демонов.       Сначала Габриэль сопротивлялся. Кидал ехидные комментарии, изливался жёлчью, нарекал Асмодея словами, которые ни в жизнь не слышал Ад. Поплатился за это пропитанными святым маслом нитями, которыми желтоглазый демон самолично зашил архангелу рот. Со временем раны начали гноиться, Габриэль сглатывал гной вместе с кровью. Но это не остановило трикстера. Габриэль продолжал брыкаться, презрительно кривить лицо и при возможности совершенно людским способом - руками, ногами - нападал на Асмодея, оставляя на его безукоризненно чистом костюме грязные, красные разводы. Даже когда из него вытягивали благодать, он держался.       Потом - его лишили крыльев.       Клинком архангела - собственным клинком - Асмодей перерубил его крылья, у самого основания. Тогда Габриэль кричал; нити натягивались, разрывая сомкнутые губы. Тогда Габриэль впервые взмолил Отца помочь ему. Впервые с момента, как он покинул небеса, заблудший сын обратился к Богу. Отец хранил молчание.       Асмодей смог, наконец, почувствовать свою власть. Когда в очередной раз он явился к пленнику, архангел-инвалид, царапая голые ступни и ладони, устремился от него прочь. Это не было неповиновением. Это был страх.       Габриэль продолжал молиться Отцу. В беззвучном прошении он возносил глаза к потолку, но слышал лишь поскрипывание старого здания под натиском ветра. В одно неопределенное мгновение его заволокла ярость, он начал понимать Люцифера.       Асмодей редко притрагивался к пленнику сам. Когда Габриэль отказывался выходить - то есть всегда - демоны выволакивали его силой. Те самые низкие существа, которых когда-то Габриэль мог уничтожить одной своей мыслью. Демоны не церемонились. Под молчаливое согласие повелителя, они насмехались и измывались над бескрылым. С тех самых пор архангел начал бояться пения-скрипа ржавого замка.       А потом клетку отпер человек.