Full of the joys of spring

      Юра никому этого не показывает, но ему очень, очень обидно. Он привык отличаться от других — а как иначе, если ты всегда первый и лучший? — но не тогда, когда другие счастливы, а ты — нет.       Это не преувеличение и не юношеский максимализм в стиле «я такой один и никто меня не понимает», просто в мире, где на теле человека татуировками отображается то, что любит его родственная душа, у него кожа чистая, без следов какого-либо рисунка.       Юра согласен на любой, даже самый странный эскиз, потому что это бы означало, что он не один.       Очень сложно смотреть на свои бледные пустые запястья, когда у назойливой Милы с катка там будто летит бумажный самолетик, а на лопатке под лямками спортивного топа — скрипичный ключ с парой нот. Гоша, ее соулмейт, долго ходил в музыкальную школу, но по большей части страдал на уроках ерундой.       Ноты, самолетик.       Юра запускает самолетики из окна своей комнаты в дедовой квартире и пишет на них желания, чтобы сбылось. Последнее время это всегда «получить метку» мелким неразборчивым почерком.       В наушниках ни дня без музыки. Музыка дома, музыка на прогулке, музыка на катке и в балетном классе Лилии Барановской. У нее на листах распечатки движений и мелодий юриных программ. Мелодий из нот, сложных и непонятных, но из них создаются шедевры, поэтому не Юре тут критиковать.       У Гоши на его длинных музыкальных пальцах формулы веществ из химии и куча разных птичек, бабочек и змеек на руках-ногах, даже на висках. Мила перед экзаменами усиленно ботанила биохим, а потом как-то втянулась, рассказывала с интересом и вдохновением.       Бабочки.       Юра их в детстве ловил, а теперь едва ли останавливается, когда случайно замечает в городе яркую красавицу. Теперь уже не до ловли бабочек, но кто мешает продолжать их любить? Он, может, ценитель прекрасного. Эстет.       Бабочковый.       У Лилии на предплечье клюшка с шайбой, а у Якова на том же месте изящный силуэт балерины.       Хоккей Барановская бывшему мужу так и не простила, а он ее за преданность Большому Театру до сих пор боготворит.       Клюшка, шайба. Балерина не целиком — но пуанты.       Юру еще ребенком отдали на хоккей, уже после в нем фигуриста разглядели. Экипировка хоккеиста, детская еще, валяется где-то на даче, но погонять с ребятами во дворе шайбу по зимним морозам — святое.       Пуанты — это дань танцам. Нельзя стать хорошим фигуристом, если ты не умеешь двигаться. Под бдительным присмотром Барановской Юра стирал ноги в кровь, окрашивая пуанты красным, пока не научился в танцах рассказывать целые истории. Научился — и полюбил.       У Виктора болезненная любовь к наградам и всеобщему признанию, поэтому бедному Кацуки на всю спину достались всевозможные медальки и кубки, а на груди шаловливой рукой судьбы выведено «Виктору Никифорову». Прямо так, по-русски, на японце. Здорово человеку живется, наверное, с таким нарциссом.       Сам Юри любит помогать родителям и сестре с семейным бизнесом, никифоровского пуделя и, как оказалось, цветы. У Виктора на лопатке изображено какое-то японское строение, от которого даже с чужой кожи веет уютом, на бедре — собачья лапа, а с ребер, кажется, можно собрать целый букет.       Семья, не пудель — кошка. Цветы.       На подоконнике юриной комнаты стоит горшок с маминой алой розой небольшого размера, цветущей вне зависимости от положенного цикла и все время пытающейся отдать концы. Ее постоянно пытается свалить кошка, и Юра кладет на подоконник большой семейный фотоальбом, на котором животное с комфортом устраивается и прекращает пакостничать.       Если где-то у него и есть родственная душа, то тело бедняги, наверное, целиком покрыто рисунками.       Юра любит просто дикое количество всевозможных фильмов, сериалов и книг — на каждый по знаку. Ему нравится его знак зодиака — и либо у соулмейта рисунок самих зодиакальных рыб, либо их созвездия, тоже красивого и интересного. Юра рисует, играет в видеоигры — он же обычный подросток. Хоть и крутой фигурист, но подросток.       Фигурист.       Львиную долю его времени занимает фигурное катание, неудивительно, что он обожает это всей душой. Все труды, все победы и поражения — это стоит того ощущения, которое он испытывает на льду.       Счастье, радость, восторг.       Ощущение свободы пахнет искусственным льдом и почти похоже на полет, только лучше.       Юра — действительно разносторонняя личность.       (За что соулмейт его, возможно, прибьет, если плохо относится к рисункам на теле.)       Только толку от этого, если на нем нет ни одной метки, и обида от этого обжигает больнее, чем случайное падение на тренировке?       Смотреть на «закрашенных» знакомых, будучи чистым, ему к какому-то моменту надоедает. Мила в шутку советует закупиться переводными татуировками — снаружи не отличить, а в голову никто не полезет – и Юра цепляется за идею. Заполняет свою кожу искусственными рисунками под стать своих увлечений.       Самолетик. Ноты. Бабочка.       Клюшку с шайбой рисует сам, черной гелевой ручкой. Получается криво, он смывает пасту с кожи и рисует заново.       Пуанты очень красивые и пропечатаны на нежно-розовом фоне, похожем на размытую акварель. Отлично смотрится на выпирающей тазовой косточке, хоть никто и не видит.       Кошачий силуэт достается ему в подарок от одной из фанаток вместе с кошачьими же ушками. Ушки он возвращает девочке, кошку клеит себе на грудь и специально надевает футболку с вырезом поглубже.       Альбом заменяется наброском раскрытой книги на ключице. Юре подходит: когда он был маленьким, родители и дед учили его читать и читали вслух сами. Голоса, произносящие отдельные буквы, складывающиеся в слова, помнятся до сих пор.       Достойная картинка с розой никак не находится, пока однажды Юра не просыпается с ярко-алым цветком на внутренней стороне щиколотки. Обрамленная такими же черно-белыми розами в рамке треугольника, метка кажется ему лучшим рисунком на свете.       До того момента, как он не видит все свои каракули и знаки – тоже метки — на теле нового друга.       С Отабеком он сталкивается совершенно случайно перед одним из выступлений. Он действительно ни в чем особо не заинтересован, но явно не против пообщаться с человеком, из-за которого все его тело покрыто татуировками. В тех местах, где Юра клеил их на себя.       А там, где у него появились розы, Отабек набил себе тату.       Так просто. Понятное дело, ему нравится.       Когда они вместе запускают сложенный из бумаги кораблик по лужам — для самолетиков погода нелетная – на тыльной стороне ладони у Юры расцветает нарисованная акварелью яхточка в лучах заката.       После совместной поездки на мотоцикле на бедре появляется Отабеков стальной конь, с которого Юра чуть не свалился от страха.       Но от восторга он сорвал голос.       Они пьют чай вечером в тихой и незаметной кафешке, разговаривая обо всем на свете, и за ухом у Юры появляются чайные листья.       Проходит совсем немного времени, прежде чем на его запястье замирает фигурист. Для этого не обязательно было даже вытаскивать Отабека на каток.       Достаточно было, отчаянно смущаясь и краснея, поцеловать его в краешек губ, зажмурившись крепко-крепко.       И, открыв глаза, увидеть на чужом лице счастливую улыбку и улыбнуться в ответ.