Помнить

Человек умирает тогда, когда умирает последнее воспоминание о нем. Джоан Роулинг.

У Дика Грейсона имелось одно раздражающее свойство. Он въедался в память. Запоминался, мать его, так, что не вывести, едва ли не преследовал призраком прошлого. Джейсона он и живым доставал, а теперь, как оказалось, и от мертвеца не отвязаться. И каждый день, глядя в глаза Брюсу, — отцу? (после смерти Грейсона отношения со своей ненормальной семейкой как-то сами собой восстановились), — Джей­сон понимал, насколько он не Дик Грейсон. Дик Грейсон всегда находил нужные слова. Дик Грейсон умел поддержать. Дик Грейсон был любим. Тодд не собирался устраивать разборки в стиле «он — идеальный мальчик, а я нет, и я его пост никогда не займу»; мол, простите и прощайте, блядская охренительность Грейсона не перешла по наследству с канареечным плащом, зелёными труселями и эльфийскими ботами. Нет, Джей­сон не собирался. Просто он понимал. Дик Грейсон вертелся призраком за плечом и просил не оставлять их — поддержать. Брюса. Тима. Дэмиена. Барбару. Кассандру. Стефани. Альфреда. Дик Грейсон просил его стать хорошим братом, и Джей­сон не мог отказать. *** Дик Грейсон въедался в память. — Ну и лицо у тебя, ведьмочка. Такой растерянной Джей­сон Затанну никогда не видел — она умела контролировать эмоции не хуже, чем Брюс, чем он сам (издержки профессии, не иначе); и она стояла перед ним и смотрела на могилу Дика, как утопающий смотрит на последний и обернувшийся провальным шанс спастись. — При­вет, Джей­сон. Голос у неё красивый, вдруг подумал он. — Соболезную, — сказала Затанна, сжимая в бледных руках подол черного платья. Тодд кивнул, не зная, чем можно ещё ответить на этот долбанный жест вежливости. — Мне жаль. Мне тоже, хотелось ответить ей — он догадал­ся по выражению лица. «Ну и козел же ты, Дикки.» Вот бы он стоял здесь, перед ним, такой же реальный, как и Затанна, чтобы Джейсон в лицо высказал ему все, что он о нем думает. О том, что за хрень он сотворил. О том, что он идиот. О том, что он их оставил. О том, что он, придурок, влюбил в себя девчонку и ушёл. Девчонки в Дика влюблялись удивительно легко, бедняжки. Правда, нарваться на гнев таких бедняжек Тодд не спешил. — Иди сюда. Затанна усмехнулась, но сделала шаг вперёд. Джей­сон обнял её одной рукой и потрепал по волосам. Стало спокойнее, вдруг подумала она. Дик Грейсон невесомым призраком стоял позади Джейсона и улыбался. *** У Джейсона даже получалось. Он честно исполнял свои обязанности порядочного брата и сына, не ругался с Брюсом (часто), не убивал (иногда), помогал Дэмиену с домашним заданием и гнал Тима спать. Джей­сон присматривал за ними в своей манере — не как Дик; как Дик он бы никогда не смог, и остальные, пусть и не желали оного, но выдавали себя взглядом, в котором Тодд всегда читал одно и то же. «Ты не он.» Джей­сон не хотел быть им. Не хотел. Однако менее паршивой ситуация от оного не становилась. Семья ценила его, но Дика забыть не могла. И не надо, думал Джей­сон. Ра­зуме­ет­ся, не надо. Дик заслужил того, чтобы о нем помнили. Дик Грейсон. Идеальный мальчик. Первый сын. Малиновка. Канареечный плащ и эльфийские боты — его традиция и наследие. Дик Грейсон — герой, о котором должны помнить. Дик Грейсон — брат, которым Джей­сон очень гордился. Затанна смотрела на него по-иному, она знала, что он не Дик, и черты его в Джейсоне не искала — глупое дело. Дик Грейсон — первая влюбленность и воспоминания, которые Затанна никогда бы ни на что не променяла. Но Дик Грейсон мертв. Её друг мертв. И Затанна не мо­жет не скорбеть. Чертов мальчишка, его не забыть. Джей­сон — другой, более… сломленный, но такой же сильный. Затанна им, возможно, восхищалась и признавалась себе, что с ним все казалось легче. Затанна смеялась над своей сентиментальностью и понимала, что вела себя ничем не лучше, чем влюблённая школьница. Влюблённая школьница, которая одним движением руки могла положить на лопатки внушительный отряд наемников. — Тима ранили на миссии, — рассказывал ей Тодд. Она сидела на кровати, опираясь спиной о стену. Джей­сон положил голову ей на колени, Затанна перебирала руками его волосы. — Ранение серьёзное? — Нет, но Дэ­ми­ен орал так, будто тот на смертном одре, а сам едва ли не каждый день пытается его туда отправить. Девушка усмехнулась, вспоминая, как заставала перепалки Тима и Дэмиена. Забавное было зрелище. И опасное. Неподготовленные бы не выдержали. — А ты как? — О, ты волнуешься, ведьмочка? — Джейсон ухмыльнулся. Она закатила глаза. — Всей душой, недомерок. Желаю узнать, кого мне благодарить, если он или она таки избавят меня от твоего заоблачного эго. Тодд рассмеялся. Смех у него красивый, вдруг подумала Затанна. — Брось, быть мертвым так скучно. Голос опыта. — Сам ещё не устал шутить про собственную смерть? Не забыл, мысленно ответил он. Неведение — всегда проще, Джей­сон знал. Помнить — осознавать, что он сломался. Помнить — стремиться стать сильнее. Помнить, повторял он себе. Помнить — хреново. — Я бы могла помочь тебе, — задумчиво протянула она, глядя в окно. С улицы раздавался бессмысленный говор прохожих, гул машин и дурацкие песенки, раздающиеся из колонок у витрин магазинов. — Заставить тебя забыть. — Не нужно, — он ответил резко. Не сомневаясь. «Это делает меня сильнее.» Она знала, в чем причина. Это её восхищало. Дик был сильным. Джей­сон был сильным. Затанна тоже, наверное. Тодд ей часто об оном говорил. Помнить. Помнить обо всех. О Дике Грейсоне. О товарищах, которых она потеряла. О тех, кто все ещё с ней. О Джейсоне. Помнить. Помнить о том, что она сильная. Затанна никогда не ощущала подобного. Джей­сон приходил к ней. Не мог не приходить. Она ждала. (не могла не ждать.) Дик Грейсон — их общее воспоминание, заслужившее, чтобы о нем помнили, чтобы, блять, скорбели. (недомерок, посмел погибнуть, оставил нас, оставил.) Казались утопающими, цепляющимися друг за друга, вот смех-то. Джейсон целовал её — не так, как Дик; поцелуи Дика она уже не помнит, быть мо­жет, и его — тоже когда-нибудь истреплются и затеряются на просторах памяти. Джейсон — не Дик, она бы не думала о нем сейчас, когда с ней Джейсон. Она не думала о нем. Она ни о чем не думала. Вот глупая-то. «Как влюблённая школьница», вспоминала Затанна. И улыбалась. Ей было спокойно.