Во истину. Однажды...

Голодовка. Бичевание. Избиение. Смерть. Отец О’Мэлли заслужил их, заслужил все это и даже больше, заслужил гореть в адском пламени за свои грехи. Нечистая плоть, он был недостоин чтить дом святости своим присутствием, и все же был желанным в нем - таким было прощение Божье. Бывало, что во время своих испытаний он ощущал, как Господь наполняет его Своим могуществом. Святой Дух витал вокруг, в ожидании когда он поборет свою нечестивость и станет достойным сосудом для Его власти. И затем, словно зловонное дыхание Ада, она отступит прочь вместе с плотскими желаниями, осквернявшими его. А затем, семь дней спустя, еще одно испытание и следующий за ним новый позор. O'Мэлли сможет. Его одержимость Дьяволом не будет вечной, и с каждым новым испытанием он ослаблял ее. Она спадет, и он снова будет свободным и праведным. Если бы на то не было Его воли, у него не было бы возможности покаяться, и тем самым смыть с себя грязь. Если бы не Отец Дойл, указывающий ему путь, словно огонек свечи во тьме. Скрученная власяница, зажатая между зубами, привязанная узкой полоской кожи тонкими пальцами Дойла. Это была милость, которой он не желал, но без нее он нарушил бы свой обет молчания и был бы проклят вдвойне за свою слабость. Однажды он справится без этого. Однажды он будет с Господом, вознесется над земными страстями, его запятнавшими. Так он поклялся, и так будет, даже если на раскаяние потребуется целая жизнь. - Вы в порядке, святой отец? - Дойл осторожно приподнял его подбородок, и он встретился взглядом с мальчишески невинной чистотой его глаз. И хотя он был молод, его наполняли Святой Дух и преданность служению Всевышнему. Красота его души вызывала слезы в глазах O'Мэлли. Такой была его чистота, что O'Мэлли был уверен, что Господь скоро призовет Дойла, и каждую ночь эгоистично молил, чтобы его проводник остался с ним еще на один день. - Еще есть время собраться с силами. Сатана ударял, когда дети Божьи были наиболее уязвимы. Он не мог позволить себе выиграть в легком сражении только потому, чтобы не вызвать сомнений в своей состоятельности. O'Мэлли покачал головой, протягивая вперед руки. Жалость наполнила голубые глаза, но и восхищение. - Ваша сила духа вызывает у меня смятение, святой отец, - прошептал Дойл, крепко связывая его запястья потертым ремнем. - Если бы все мы могли столь храбро заглянуть в лицо своим прегрешениям. И хотя на лице его это не отразилось, отчаяние в голосе Дойла задело сердце О'Мэлли. Какие прегрешения могли быть у молодого человека? Он был послан направлять, служить Господу, а не опускаться до проклятых душ Переулка Сатаны. Холодный воздух обдал ноги O'Мэлли, когда Дойл раскрыл его одеяние. К своему позору он уже начал реагировать на прикосновения и голос Дойла, к виду его, преклонившего колена на каменном полу, словно для молитвы. Но не молитва свела их вместе. Нежные губы сомкнулись вокруг него, и отец O'Мэлли запрокинул назад голову. Крест на оконном стекле сиял, наполненный теплом заходящего солнца. Когда влажный жар окутал его, он остановился взглядом на этом кресте, вспоминая заученные наизусть молитвы, чтобы отвлечься от грязи, коей являлось плотское наслаждение. Его связанные вместе руки еще не пытаются сорвать оковы и зарыться в волосы Дойла, но они будут пытаться, о, они будут. И ткань между губами станет мокрой от желания кричать, когда Святой Дух снова покинет его, отвернется от него, уступив перед осквернением. На сей раз он не добьется успеха. Он знал это, когда касался задней стенки глотки Дойла, когда чувствовал, как тот сглатывает вокруг него. Как не боролся он, грех все еще взывал к нему, порочный любовник, обещавший золото и принесший скверну. Но однажды он очистится. Однажды он будет чувствовать рот Дойла и не ведать ни желания, ни распутного пламени, что на вкус как сера, выжигающего его изнутри. Однажды...