***
С горем пополам Тереза пересаживается на другую парту, освобождая место для одноклассников. Школьный день начинается не самым наилучшим образом, но девушка успокаивает себя тем, что первый урок — философия. И в этом классе знает каждый, как Агнес относится к этому предмету. Для неё философия — глоток свежего воздуха. И, по правде говоря, Терезе очень не нравится, когда кто-то не позволяет ей спокойно дышать. Девушка стучит ластиком карандаша по парте, сильнее кусает губы, когда разговоры на последних партах становятся громче. Ей не дают сосредоточиться. Томас, по идее, рассказывает очень «увлекательную» историю о том, как проводил время с какими-то девушкам только своей компании, кругом рассевшейся вокруг него, но слышит, почему-то, весь класс. И это жутко раздражает. В первую очередь, мистера Харди. — Эдисон, не мешаю?! Томас медленно переводит взгляд на преподавателя. — Нет, не мешаете. Спасибо, что поинтересовались. Можете продолжать, — Эдисон складывает руки на груди, вытягивая под партой ноги. Тереза замечает, что лицо мистера Харди в момент багровеет. Агнес чувствует — сейчас начнётся «представление», учитель больше не потерпит такого хамского отношения к себе. Девушка переводит взгляд в сторону Эдисона. Ему, в отличии от всех других, по-прежнему всё равно. Он, как ни в чём не бывало, продолжает вести «светские беседы» с одноклассниками-друзьями. — Заткнись, Эдисон, — рычит Агнес. Она произносит это довольно тихо, но Томас, Ньют и Минхо слышат. Эдисон лишь ухмыляется и щурит глаза, но не отвечает. Зато Тереза слышит ответ от блондина: — Вы только посмотрите, — тянет последнее слово. — А я думал мыши только пищать умеют. Класс заливается громким хохотом. Смеются даже те, кто не питает любовь по отношению к компании Эдисона. Тереза отворачивается, опуская голову. «Мышь», так вот какое прозвище у неё в «народе». Агнес чувствует, как слёзы начинают скапливаться в уголках глаз. Чересчур ранимая. — Эдисон, — мистер Харди обращается к нему только по фамилии, — расскажи мне о главных идеях и теориях Джорджа Беркли. Вставай, я жду. И даже сейчас темноволосый ни чуть не теряется. Поднимается, складывая руки на груди и вскидывает подбородок. Молчит, пристально смотря в глаза преподавателя. Мистер Харди молчит минуту и только потом произносит: — Чего молчишь, Эдисон? Не знаешь? — он самодовольно складывает тетради на столе. Все вокруг смотрят на Томаса с ожиданием. Девушки, сидящие позади парня, шепчут ему, подсказывая ответ. Жаль только, не правильный. А Томас не отвечает специально, желая подействовать на нервы мистера Харди ещё пуще прежнего. — Кто-нибудь знает ответ? Голубоглазая за третьей партой поднимает руку, на что учитель кивает головой, давая девушке право ответить. — Джордж Беркли приобрёл значение в философии своим отрицанием существования материи — отрицанием, которое он подкреплял рядом аргументов. Он считал внешний мир продуктом духовной деятельности. То, что люди принимают за независимые от своего сознания вещи или понятия, есть не что иное, как комплекс их собственных ощущений. Главный его постулат гласил: «Быть - значит быть в восприятии...» Таким образом, по учению Беркли на самом деле существует только дух, а материальный мир является обманом наших чувств. Мистер Харди снимает очки, по-доброму улыбаясь. Он не сомневался — Тереза ответила бы в любом случае. Агнес всегда была его любимой ученицей, мистер Харди с первого дня уважал её за огромное желание к новым познаниям. Терезе всегда нравилась философия и всё, что с ней связано. В отличии от того же Томаса. Если вести разговор о философии с Терезой, внутри девушки, несомненно, всколыхнут положительные эмоции и чувства. Эдисон же ненавидит этот предмет всей душой. Наука философия никогда не вызывала у него какого-то бурного восторга. Одноклассники с удивлением смотрят на Терезу, думая каким причудливым образом всё это может помещаться в её голове. — Как ты это делаешь, Агнес? Что за препараты ты принимаешь? — русый парень, сидящий на первой парте, интересуется с неподдельным интересом. — Использую свой мозг, советую и вам начать это делать, — последние слова Тереза произносит совсем тихо, бубня себе под нос. — Это просто, мы изучали это ещё в начале года. — Слышь, мышь, никому не нравятся чересчур заумные, — голубоглазая слышит голос Минхо. — Поубавь обороты. Агнес закрывает глаза.***
Сказать честно, надо было видеть лица одиннадцатиклассников, когда по классу разнеслась фраза «Настоятельно советую вам тщательно подготовиться к завтрашней контрольной». Челюсть отпадает у всех, кроме Терезы и Томаса. У девушки всё просто — ей и повторять ничего не придётся, она и без того всё знает, у парня ещё проще — он просто не придёт.***
У Томаса возникает внезапное желание вскрыться, когда он узнает о «наказании» мистера Харди, приготовленном специально для Эдисона. Тот понимает, в этот раз «слинять» по-тихому не получится — Харди пригрозил вызовом отца в школу. А, насколько известно, единственный человек, который может оказать сильнейшее воздействие на несносного парня — именно Джеймс Эдисон. Слова «В библиотеке ровно в пять» врезаются в мозг Эдисона-младшего острым ножом, а все его когда-то построенные планы в момент рушатся, и ему остаётся только мечтать о сегодняшнем хорошем времяпровождении. Томасу лень. Томас опаздывает ровно на час. В библиотеке абсолютно тихо, как-то темно и пусто. Пахнет книгами. Томас далеко не фанат этого места, и запах, витающий в воздухе, ему ничуть не нравится. Дверь совсем немного скрипит, разрезая плотное полотно тишины. Переступая порог, Эдисон будто попадает в другую реальность. И она ему не нравится. Намного больше предпочитает ту, что могла бы окружить его сегодняшним пятничным вечером. Томас проходит в зал, падает на библиотечный диван, закидывая ноги на столик с несколькими журналами. Откидывает голову, складывая руки на животе и закрывая глаза. Абсолютная тишина. Хочется спать. Но Томас слышит голос: — Пунктуальность — явно не твоё. И он настолько противен для парня, что Эдисону охота заткнуть уши, закатив глаза. Но он даже не открывает их, продолжая молчать. — Быстрее начнём — быстрее закончим. Надеюсь, ты это понимаешь, — наступает короткая пауза. — Знаешь, у меня тоже нет желания сидеть здесь с тобой весь вечер. Томас кладёт руки под голову, лениво открывая один глаз и шумно вздыхая. — Мистер Харди не смог прийти, поэтому попросил меня, — она говорит тихо, но голос разносится по всей библиотеке. — Тут задания, — девушка кивком головы указывает на папку, которую она прижимает к груди. — Ты должен их выполнить. — Я никому ничего не должен, усекла? Он грубый. Всегда был грубым. Томас пользуется популярностью среди одноклассников, сверстников и сверстниц, но половину из них он терпеть не может. Эдисон не любит общаться с людьми. Тереза опускает голову. Она стеснительная, робкая и ранимая. У неё нет друзей, Терезу считают чересчур заумной. А «чересчур заумных не любят, Агнес». Девушка осторожно кладёт синюю папку на стол, пододвигая к парню. Не знает, что делать дальше, потому что чувствует себя жутко неловко. До этого ей не приходилось с ним общаться. Выпрямляется, поджимая губы, и разворачивается, проходя к полкам с книгами. — Сколько их там? — голос парня немного хрипит. Девушка понимает, речь идёт о заданиях. А ещё понимает, что Томас будет очень удивлён и огорчён, услышав ответ. — Двадцать два.***
Время шло, а успехи Томаса ограничивались, ровным счётом, ничем. Желание сбежать с каждой секундой росло. Что он только не делал. Листы были перевёрнуты кучу раз, тексты перечитаны ещё больше, но так и не были поняты. Эдисон пытался найти в интернете хоть что-то, но чёртова сеть в библиотеке ловила хуже, чем в каком-нибудь подвале. На пару минут парень закрывал глаза, пытаясь забить на все и послать всех, но, вспоминая «угрозу» Харди, снова возвращался к заданиям. Помимо тщетных попыток сделать хоть что-то, он долго рассматривал библиотеку, в которой, по правде говоря, находится первый раз. Куча книг самых разных жанров, огромные столы, компьютеры, высоченные полки. Здесь, кроме Томаса, Терезы и библиотекаря, который в тот момент был жутко увлечён какой-то книгой, никого не было. Иногда Эдисон смотрел на голубоглазую, хмуря брови. Та бродила между стеллажей, разглядывая книги, читая их названия и изредка проводя указательным пальцем по корешкам обложек, собирая пыль. — Какого хрена ты тут делаешь, Агнес? Девушка теряется в первые секунды, удивляясь. Этот парень впервые спросил у неё что-то или ей просто показалось? — Мистер Харди попросил... — Да меня не волнует, что попросил твой мистер Харди! Ты можешь свалить отсюда? Харе мельтешить перед глазами, ты жутко бесишь. Агнес вздрагивает. Мельтешить перед глазами? Ты серьезно, Томас? Она находится на расстоянии в несколько метров от тебя. Может стоило в первую очередь задать вопрос себе? Может хватит придираться ко всем вокруг только потому, что они находятся где-то неподалёку? Тереза мнётся, притопывая ногой, и поджимает губы. Неужели так мешает? Девушка не отвечает, но и не уходит прочь. Хочет отойти к самой стене, спрятавшись за высоким стеллажом, но слышит громкое: — Проваливай, либо помоги мне! — Томас хватается за волосы, а Агнес замирает. Неужто Томас Эдисон, возомнивший о себе чёрт знает что, соизволил опуститься до уровня простых смертных и обратиться к Агнес за помощью? Пускай даже в такой грубой форме. — Откуда я, чёрт возьми, могу знать как характеризовал любовь Бенедикт Спиноза? Кто вообще составлял эти задания? Особенно, Господи блять, про эту любовь, никому ненужную! Девушка хмурит брови. Всё дело в том, что данное понятие, которое Эдисон назвал «никому ненужным», мистер Харди никогда не затрагивал на уроках. И, в принципе, не должен был. Это далеко не их программа, и в курсе школьной философии эта тема, как таковая, не важна. Агнес догадывается, всему этому есть только одно объяснение, увы, далеко не самое разумное, — учитывая всю нелюбовь мистера Харди к Томасу, учитель просто хочет «завалить» Эдисона пуще прежнего. Он хочет, чтобы Томас вылетел из школы. Безусловно, мистер Харди — педагог, и каким-то образом он должен разбираться с проблемами учеников в учебе, но то, как поступает он — совсем непедагогично. — Мистер Харди. Он составлял, — Тереза выходит из-за стеллажа с парой книг в руках. — Меня бесит этот старый дед, — бубнит Томас, щёлкая ручкой. — Пиши, — голос девушки становится немного громче и звучит чуть смелее, — Бенедикт Спиноза характеризовал любовь как удовольствие, сопровождаемое внешней причиной. — Откуда ты всё это знаешь? Этого мы не проходили, я точно помню. Агнес только усмехается, но не показывает этого Томасу. Откуда он может помнить, если половину уроков философии этот парень прогуливал, а на другой половине спал или вёл светские беседы с Минхо и Ньютом? — Я «заумная», «местами фанатка» философии, — Агнес пожимает плечами, когда Эдисон переводит на неё взгляд. Из её уст эти слова в её собственный адрес звучат ещё более отвратительно. — Неужто действительно так интересно? — Томас спрашивает это не из-за интереса. Просто так. Для поддержания разговора. С каких это пор он стал с ней разговаривать? Томас оправдывается тем, что делает это только ради выгоды. — Я... могу сесть? — девушка запинается, начиная стучать ноготками по обложкам книг. Кивком головы указывает на место рядом с Томасом и снова кусает губу. Дурацкая привычка. — Ты всегда на всё разрешения спрашиваешь? Тереза принимает это за соглашение.***
Уже более часа девушка диктует текст Томасу, а тот благополучно записывает его, проклиная философию и мистера Харди. Если бы не эта отвратительная наука, сейчас бы Эдисон отрывался в каком-нибудь клубе в окружении своих друзей. Но ни в коем случае не сидел бы тут, слушая то, что говорит Тереза. Агнес удивляется заданиям. Помимо того, что их количество и объём превысили норму, смысл и задачи, поставленные перед Томасом, оказались совсем не простыми. Девушка не задаётся вопросом «Почему она помогает Томасу?» Просто её так воспитали, она к этому приучена — помогать тем, кто в этом нуждается. Тереза считает, что Томас обязан уважать философию, как науку, и мистера Харди, как преподавателя, но не считает, что он обязан эту науку любить. Она думает, что Томас может не учить, если ему это не нужно. У каждого есть своё право выбора, даже в этом случае, ведь так? В один момент на телефон Эдисона приходит сообщение, из-за чего он отбрасывает ручку, которая с шумом падает на пол, и откидывается на спинку дивана. Краем глаза Тереза замечает женское имя на дисплее. Нет, она ни в коем случае не смотрела на загоревшийся экран намеренно, просто яркая вспышка автоматически «притянула» взгляд. Томас закатывает глаза, читая сообщение «Почему не пришёл? Я очень ждала.» Чересчур надоедливая девчонка по имени Элис, номер которой Эдисон блокирует. — Осталось всего несколько заданий, ты можешь немного потерпеть? — Отвали, Агнес. Девушка мнёт пальцы, отводя взгляд в сторону. — Интересно, что такого девушки в тебе находят, Эдисон? — вопрос звучит тихо, но тишина библиотеки позволяет услышать даже его. — А сама-то. Тереза замирает на месте и, кажется, несколько секунд не дышит. Что он только что сказал? — Чего?.. Пальцы рук начинают нервно подрагивать. Тереза не хотела задавать этот вопрос, но сдержать себя не получилось. И теперь Агнес обрекла себя на разговор, которого хотела бы избежать больше всего на свете. — Сама-то что нашла? — Эдисон выключает телефон, складывая руки на коленках. Голубоглазая хмурит брови. Её реакция забавляет Томаса. — Я нравлюсь тебе, Агнес. Он говорит это слишком самодовольно. Тереза готова поклясться, что чувствует, как сердце на секунду останавливается. Кажется, что температура подскакивает до сорока градусов, как минимум. Прямо сейчас ей хочется исчезнуть с лица Земли. — Что? Ты же... Откуда ты знаешь? — Ну, к твоему сведению, если я не шарю в философии, это ещё не значит, что я не могу ощущать чью-то симпатию по отношению к себе. Девушка ощущает, как полыхают огнём щеки, поэтому отворачивается, закрывая глаза. Чёрт, как же стыдно. — Ты смешная, — Томас пускает смешок, и Терезе хочется провалиться сквозь землю. — Чего краснеешь-то? — Будь ты на моём месте, твоя реакция была бы такой же, — старается говорить как можно увереннее, но понимает, что получается плохо. Томас смеётся. — Считаешь это смешным? — поворачивается, на секунду взглянув в глаза парня. — Ну, извини, что не могу управлять своими чувствами. — Что будешь делать, если буду нравится тебе всю жизнь? — Томас ухмыляется. — Повешусь. — Оу, трагично. Агнес глубоко вздыхает и понимает, что так неловко она ещё никогда себя не чувствовала. Многие, услышав утверждение «Я тебе нравлюсь», начали бы яро отрицать это. Тереза думает, что это бессмысленно. Зачем отрицать то, что на самом деле является правдой? Тем более, если человек и догадывался о твоих чувствах, значит у него были причины для того, чтобы так думать. У Эдисона их было совсем немного, но для него — предостаточно. Тереза не знает куда себя деть. Продолжать сидеть рядом с Томасом сейчас является подобием некой пытки для девушки, у которой кровь в жилах буквально бурлит. А если сбежит, будет выглядеть глупо, этого ей хочется меньше всего. Медленно тянет к себе книгу, лежащую на столе, желая любым способом избежать дальнейшего разговора с Эдисоном. Но планы рушатся, когда Тереза чувствует на запястье ладонь, сильно стискивающую руку голубоглазой. Девушка часто моргает. — Закончим с этим дерьмом, и хоть «учитаешься» своими книгами. Агнес кивает, соглашаясь, а сама думает о том, что у него очень тёплые руки. Просто у неё всегда холодные. Сосредоточиться не получается. Тереза будто витает где-то в облаках, поэтому, когда Томас произносит «Спустись с небес на землю, Агнес», темноволосая реагирует не сразу. — Твою мать, ты что, за секунду забыла всё, что знала? Осталась пара заданий, просто скажи мне ответ и отпусти на волю. У меня уже задница болит сидеть тут. — Извини, просто задумалась. — Очень вовремя. У неё просто в голове не укладывается. — Как? Как ты понял? — О Господи, Агнес, ты всё ещё думаешь об этом? Была бы возможность, не думала бы, Томас. Тереза держится изо всех сил, стараясь оставаться как можно более невозмутимой, хотя сердце внутри колотится с бешеной скоростью, ускоряя пульс. — Ты избегаешь каких-либо встреч со мной, зато постоянно смотришь в мою сторону, когда я не вижу, и тебя не раз замечали за этим. Так палиться, Агнес, только у тебя получается. Ты никогда не смотришь мне в глаза. Даже сейчас, когда я, твою мать, с тобой разговариваю. А ещё... — Хватит, я поняла. Тишина снова окутывает пространство вокруг. Какие-то пару минут оба молчат. Агнес, сидящая с розовым румянцем на щеках, потерянным взглядом упирается в пол и пытается успокоить сильнейшее сердцебиение. Томас, абсолютно спокойный, наблюдает за голубоглазой, иногда чуть хмуря брови. — У тебя когда-нибудь был парень? — Ты решил меня добить? — Агнес нервно усмехается, замечая, что руки начинают трястись. — Нет, разговор поддерживаю. — У тебя плохо получается, — Тереза шумно выдыхает, желая заткнуть уши. Только это никак не поможет. Бежать ей сейчас от этого, увы, некуда. — Не было. Эдисон удивляется, поднимая брови. И почему-то думает, что такого не может быть. — Почему? — Наверное потому, что ты нравишься мне с грёбаного пятого класса? — Тереза произносит это с отвращением к самой себе. — Да, с того самого момента, когда я перевелась в эту школу. И Томас только сейчас осознаёт, что тут происходит. Он разговаривает с Агнес, девушкой, на которую никогда и внимания-то не обращал, с которой за все семь лет обучения в одном классе и словом не перемолвился. И она, чувствуя себя жутко некомфортно, что видно по её внешнему состоянию, рассказывает о своих чувствах. К нему, парню, который все эти семь лет не замечал её. Томас видит, как трясутся руки девушки, а она тщетно пытается себя успокоить. Тереза по-прежнему сидит тут, хотя любая другая давно бы сбежала со слезами на глазах. И Томас, кажется, начинает понимать каких сил ей это стоит. Эдисон хмурится. — Почему ты разговариваешь со мной? Зная твоё «рвение» к общению с «заумной Терезой Агнес», ты скорее бы на листе бумаги написал «Помоги с этой чёртовой философией». — Бумаги под рукой не оказалось, — Эдисон упирается взглядом в лицо Терезы. Искусанные до болячек губы поджаты, а ярко-голубые и, Томас не может не заметить, красивые глаза, чуть блестят. Такое бывает, когда человек сдерживает себя от слёз. Тереза берёт в руки карандаш и притягивает к себе листы с заданиями мистера Харди. Несколько раз перечитывает текст, концентрируясь, а затем обводит вариант ответа. Неправильный. Кончик карандаша отламывается. Агнес кусает губу. Томас щурит глаза. — У тебя кровь, — Эдисон втягивает воздух. — Чёрт, — девушка ощущает тёплую жидкость на губе. Слизывает языком, чувствуя противный вкус металла, и, прикладывая палец, видит алую кровь. Тянется за салфетками в сумке. Но резкое движение не позволяет ей закончить начатое. Горячие пальцы, расположившиеся на подбородке темноволосой, поворачивают лицо Терезы в другую сторону. И Агнес задерживает дыхание, когда чувствует тёплое дыхание. Эдисон не медлит, накрывая губы девушки своими. Тереза теряется, замирает. Волна чувств и эмоций накрывает её с головой, буквально заставляя захлебнуться. Агнес не знает куда себя деть и как себя вести. Томас целует осторожно, как-то робко, что на него совсем непохоже. Чувствуя вкус крови, парень сбивается с толку. Он ненавидит этот вкус, но сейчас ему нравится. И он не замечает, когда слизывает языком капельку алой жидкости. А ещё чувствует вкус шоколада. Странное сочетание, но он улыбается. У Агнес начинает кружиться голова. Тереза сжимает руки, напрягается. Она не может передать на словах то, что чувствует. Шокирована настолько, что не может сказать и слова. Её приводит в шок поступок Эдисона, объяснения которому она никогда не сможет найти. Когда Томас отрывается, Агнес трясущимися руками дотрагивается до губ, чувствуя приятное покалывание. Часто моргает и тяжело дышит, пытается успокоить себя и осмыслить только что произошедшее. Томас ещё несколько секунд смотрит на Терезу, а после произносит: — Только попробуй спросить у меня, почему я это сделал. Я тебя тут же прикончу, ясно? Просто захотелось. И всё. Вообще-то Томас удивлён, почему девушка всё ещё не засыпала его кучей вопросов. А Тереза сжимает зубы, переводя взгляд на парня. Была бы возможность, она бы спросила, но сейчас она чувствует себя так, словно язык проглотила. Томас злится на самого себя. Для него этот поцелуй, в принципе, и не значил ничего. Просто порывистое желание, а Эдисон привык делать то, что ему хочется. Но почему-то теперь он чувствует отвращение к самому себе. Парень подрывается с места, хватая со стола листы. Последний раз бросает взгляд в сторону Терезы и, разворачиваясь, направляется в сторону выхода из тёмной библиотеки. Последнее, что слышит Агнес от него за этот вечер: — Как же я, блять, ненавижу эту философию.***
Тереза вспоминает произошедшее с растерянностью на лице. Когда вспоминает, трогает губы, словно это действие происходит рефлекторно. Агнес не смотрит на Томаса, не горя желанием увидеть всё тот же полный равнодушия взгляд. Тереза уверена, для него это — пустяк. Для неё же нет. У голубоглазой мир рухнул, её голова полностью забита мыслями и вопросами «зачем и почему», но Тереза не хочет выглядеть так, будто бы думает об этом каждую секунду. Ну а Эдисон и правда не думает. Томас просто суёт все мысли о произошедшем глубоко в задницу. Эдисон замечает за собой, что он слишком частит со взглядами в сторону Терезы. Подсознательно ждёт, когда она обернётся, но сам данный факт отрицает. Томасу, в принципе, плевать на то, что он сделал. Для него это ничего не значит. По крайней мере, он так думает. На следующем уроке философии мистер Харди хвалит Томаса за проделанную работу. У Эдисона впервые оценка пять. С минусом, но это не столь важно. Томас вскидывает голову, и на лице снова появляется ухмылка, когда преподаватель объявляет: — Молодец, Эдисон. Впечатлил. Мистер Харди действительно очень удивлён. Он иногда поглядывает на голубоглазую девушку, хмуря брови, а после на темноволосого парня за последней партой. Трёт подбородок, щуря глаза и думая, что что-то тут не так. Томас просто-напросто не мог написать эту работу так хорошо. На следующем уроке философии мистер Харди появляется в кабинете с новой стопкой листов в руках. На верхнем из них написаны два слова: «Для Эдисона». И когда мистер Харди, проходя мимо парты темноволосого, кладёт на деревянную поверхность бумагу, Томас сжимает зубы и кулаки, топая ногой. — Хорошо показал себя. Хочу посмотреть, на что ты ещё способен. Думаю, для тебя это не составит труда, — мистер Харди кладёт руку на плечо Эдисона. Парень поднимает голову, демонстративно улыбаясь и кивая. А внутри уже взрывается вулкан, и Томас всеми силами сдерживает себя, лишь бы не врезать мужчине прямо сейчас. Краем глаза Эдисон замечает, что Тереза оборачивается. Голубые глаза мечутся с Томаса на мистера Харди, и девушка напрягается, когда последний наклоняется к Эдисону. Что он сказал, будет знать только Томас, но после слов преподавателя, парень поворачивает голову в сторону Терезы и ехидно улыбается.***
На улице морозный вечер, верхушки деревьев периодично покачиваются из стороны в сторону. Агнес смотрит в окно дома и оттягивает губу до боли, когда на телефон, лежащий рядом, приходит уведомление. Тереза лениво берёт аппарат в руку, прижимая палец к губе. Неизвестный номер. Хмурится, перечитывая сообщение в пятый раз. Часто моргает и тяжело дышит.«Поможешь мне с философией?»
Ещё через пару минут приходит второе сообщение, после которого Тереза сгорает от смущения, но всё же улыбается, облизывая ранку на губе, оставшуюся после того дня.«Заодно научим тебя целоваться».