Отравлен

      — Я же говорил, что мы встретимся, — вот последнее, что он услышал, прежде чем потерял сознание.       Глупо было верить в то, что Гордон может его уберечь. И лабиринт. И вообще что-либо.       Когда Джеремайя очнулся, то обнаружил, что находится в каком-то небольшом темном помещении и основательно привязан к стулу. Один?.. Он начал оценивать обстановку, прикидывая, сколько времени ему понадобится, чтобы избавиться от веревок. Не так уж и много. Джером это знал.       — Привет, привет, дорогой братец, — услышал фальшивый Уайльд и застыл. Все-таки не один… Как долго Джером простоял здесь? Он довольно терпелив, когда ему это надо.       Комнатушку освещала одна-единственная мигающая лампа, грозящая вот-вот погаснуть. Было жутко. Джером подошел совсем близко, положив руки в белых перчатках на плечи Джеремайи. Джеремайя слышал дыхание брата прямо у своего уха. Он дрожал. Его переполнял страх, смешанный с неприязнью.       Почему однажды он перестал любить брата? И любил ли вообще когда-нибудь? Джером определенно хотел это выяснить. И не только это.       Джером задумчиво запустил руки в волосы брата и начал играться с его прядями, растягивая томительное для последнего ожидание.       — Что ты от меня хочешь?! — не выдержав, истерично вскричал Джеремайя.       — Цыц, — смешок. Джером мимолетно коснулся указательным пальцем губ Джеремайи, а затем его пальцы медленно перебрались на шею брата и слегка сжали ее. — Я убью тебя медленно и мучительно. Но можешь расслабиться, это случится не сегодня, — эти низкие, гортанно-хриплые звуки с примесью визгливости и сумасшествия заставляли Джеремайю дрожать еще сильнее. Он боялся, сильно боялся. Но всеми силами старался держать себя в руках, не забывая о веревке. — Сегодня я хочу всего тебя.       Джером резко крутанул стул, чуть не завалив его вместе с братом. Их лица оказались напротив друг друга. Джеремайя видел каждый дюйм кожи, покрытый уродливыми шрамами. Как сильно он изменился… они изменились. Они уже давно не были детьми.       — Я тебе нравлюсь? Красавчик, не правда ли? Давно все хотел спросить твое мнение, да как-то времени не было… — Джером похлопал себя по щекам и выкатил глаза. — Я теперь всегда улыбаюсь, совсем не то, что ты. Не видел тебя улыбающимся последние лет… пятнадцать, — снова смешок. — Ну-ка, улыбнись, Джереми.       — Ты чертов псих, — выплюнул Джеремайя, смотря на него с осуждением. — И ты пожалеешь.       — Я? — Джером картинно ткнул пальцем в грудь. — Что ж, пожалуй и так. Но не забывай, что и ты не безгрешный, а значит, за все поплатишься гораздо раньше меня.       Джером достал нож и вновь приблизился вплотную к брату.       — У нас с тобой всегда было такое красивое личико… Сложно перед ним устоять. Даже жалко его портить. Может, мне срезать с твоего лица кожу? Ощущения просто незабываемые, тебе понравится! — к концу фразы он перешел на визг. Джеремайя закрыл глаза и отвернулся. — Нет-нет, — Джером обхватил его подбородок одной рукой и резко поднял вверх. — Смотри прямо на меня.       Лицо Джеремайи подрагивало. От страха, напряжения, подступающих слез — разве это важно? Джером наслаждался видом беспомощной пташки, трепыхающейся в его руках. Он подставил нож к его нежной коже, наблюдая за перепадом настроения в этих до боли знакомых родных и ненавистных темных глазах. Его брат был прекрасен. Они оба прекрасны.       — Я люблю тебя, — прошептал Джером с восхищенным придыханием. Это все равно, что разговаривать с зеркалом. И все же он снова это произнес.       — А я ненавижу тебя, страшноморд подлючий! — Джеремайя резко вскочил, выпутываясь из веревок, и, оттолкнув Джерома, отпрыгнул в дальний угол. Вот бы скорее выбраться отсюда…       Джером согнулся пополам от раздирающего его смеха. Он все никак не мог остановиться. Стоило ему посмотреть на брата, как утихающий смех вновь подкатывал к горлу.       — Страшноморд… — ржал он. — Ой не могу!.. Мда, — Джером вытер слезинку. — Детские обзывалки явно не твой конек. Ты мог назвать меня ебаным ублюдком, мне бы это даже понравилось. Да ты все такой же ботан, я смотрю. Ну конечно, — он закатил глаза, слегка пожав плечами. — Это всем очевидно, — он направил в сторону брата нож. — Ну и что ты собрался делать?       — Отпусти меня! — крикнул Джеремайя, передвигаясь вдоль стенки. Джером неторопливо приближался к нему.       — Нет, так не пойдет. Я не сделаю тебе ничего плохого, Джереми. Я просто хочу знать… — оказавшись на расстоянии вытянутой руки от брата, Джером резко прыгнул на него, заламывая руку назад. Со стороны Джеремайи послышался слабый писк. Джером со всей силы прижал его к стене, вновь раздражающе дыша в ухо. — Почему ты меня предал, а, Джереми? Устроил мне просто адски веселую жизнь…       — Ты безумен, — Джеремайя пытался вырваться, но у него ничего не получалось. Джером был сильнее его. — Ты…       — …недостоин твоего внимания? — продолжил за него Джером.       — Не переводи в эту плоскость, — Джеремайя тяжело дышал. Его голос казался томным. Это ужасно возбуждало.       — Милый братец… — Джером провел языком по его ушной раковине, а затем несильно куснул.       — Прекрати!       — Тебе не нравится?       — Конечно, нет.       — Тогда я точно не прекращу, — его улыбка не предвещала ничего хорошего. — Мы всегда должны были быть вместе, ты и я. Многого бы не произошло, если бы ты не сглупил. Наша мама была бы жива… — Джеремайя затаил дыхание. — Пожалуй, наш отец. Ты же в курсе новостей, да? Этот идиот-предсказатель… — Джером фыркнул. Забравшись рукой под пиджак, он ненавязчиво выводил узоры ножом по теплому боку брата. — Ты бы занимался своей математикой. Я — смешил людей. Видишь, как все могло быть замечательно?       — Нет. Не могло бы.       — О, да брось. Не сбивай мой лирический настрой своими категоричными заявлениями.       Джером отступил, легким движением снимая с брата очки.       Джеремайя усиленно замигал, пытаясь выделить маленькое пятно очков из большого темного пятна по имени Джером.       — С тобой совсем не весело играть, Джереми! — вскричал король безумцев. — Ты строишь из себя такого правильного. Прилизан весь, одет с иголки… — Джеремайя вовсю пытался вернуть свои очки, но Джером ловко уходил от него. — Создается впечатление неплохого парня, а? А сам родного брата перевозишь в клетке, как животное, — Джером цокнул языком. — Ты такой же, как я. Признай это.       Наконец, Джеремайя выхватил очки и надел их на надлежащее им место. Страха в его глазах поубавилось, а вот неприязни стало явно больше.       — Ты причинял другим боль. Калечил беззащитных животных. Ты…       — Но-но-но, — остановил его Джером. В его глазах читалось нескрываемое раздражение. — Только не начинай свою шарманку снова. Джером такой плохой, задушил котика, ой, посмотрите, Джером надрал задницу парню, который назвал его брата придурком! — Джером схватил Джеремайю за грудки, приблизившись вплотную к его лицу. Какие же у Джеремайи потрясающие глаза, когда он напуган, или расстроен, или когда раскаивается… — Ты просто боялся меня. И решил избавиться, так ведь? Тебе не нравилось, что я… хихи… — Джером потерся носом о его щеку, — …испытывал к тебе слишком сильные чувства. Ну? Я прав?       Джеремайя тяжело сглотнул, отводя взгляд.       — О, ну конечно, — Джером тяжело, с присвистом, вздохнул. — Я убил бы за тебя, братец. Даже сейчас. Ты сбежал, как жалкий трус, приписав мне все смертные грехи. Ты выставил меня злодеем, заставил мириться с пустотой, которую ты оставил… Как-то все это не смешно, ты не находишь? — Джером оттолкнул его с такой силой, что Джеремайя едва удержал равновесие, чтобы не упасть.       Джером отвернулся, чтобы брат не смог увидеть боли в его глазах. Он мог не бояться, что Джеремайя попытается нанести ему удар со спины. Без своей помощницы Джереми — самое слабое и беззащитное существо на планете.       Джером держал спину идеально прямо, в то время как Джеремайя горбился. Джеремайя не мог понять, в какую игру играет брат? Хочет заставить его ощутить чувство вины? Вынудить просить прощения? Признаться, что был не прав? Иногда Джеремайя действительно терзался сомнениями, поступил ли он правильно… И Экко, его дорогая Экко всегда говорила, что иначе нельзя было поступить. Джером — плохой человек. Плохие люди должны быть наказаны. Но ведь и Джеремайя не лучше?       Он смотрел в спину своего брата. Ему показалось, что они стояли так несколько часов. Тишина душила его. Это было невыносимо. Он почувствовал одиночество, которое исходило от Джерома. Чувство потери, тоска… Говорят, что близнецов нельзя разделять. Они не могут друг без друга.       Джеремайя просто физически не мог больше терпеть эту тишину.       — Прости… — губы не слушались, каждое слово приходилось буквально выдавливать из себя. — Прости, Джером…       Джером повернулся. В его глазах вновь плясали бесенята, а губы растянулись в неровную улыбку безумца.       — Конечно, я больше ни разу не упомянул о тебе. У меня больше не было брата. Но когда я стал чуть постарше… Я начал передергивать на себя в зеркале, — Джером засмеялся сопровождая слова неприличным жестом рукой. — Я убеждал себя, что я просто слишком красивый, но нет, я видел тебя, бро, каждый день, везде, твое отсутствие сводило меня с ума, — Джером склонил голову к плечу, наблюдая, как лицо Джеремайи заливается краской, и брат начинает урывками глотать воздух, шевеля губами как рыба, оказавшаяся на суше. Джером отбросил нож, а затем направил в сторону Джеремайи раскрытые ладони, показывая, что безоружен. — А знаешь, что еще сводило меня с ума? Помимо той ужасной несправедливости, что ты сбежал от меня, заставив всех меня возненавидеть?       Когда Джером подошел к нему, Джеремайя уже размяк. Он сдался, просто сдался, накрытый с головой эмоциями Джерома. Даже если бы Джером сейчас начал его резать, Джеремайя не попытался бы его остановить.       Джером медленно расстегивал его пуговицы, одну за другой. Затем мерными движениями начал водить руками по телу брата — вверх, вниз, вверх, вниз. Так тепло… так по-родному уютно.       — Со мной обращались, как с вещью, Джереми. Я для них не существовал. У меня не могло быть интересов и предпочтений. Личных вещей. Пространства. Любой мог сделать со мной все, что хотел. Каждый новый хахаль этой долбанной шлюхи мог при ней же вставить мне, а потом забить до полусмерти, даже если я очень сильно старался ему угодить, понимаешь, о чем я? — Джером уткнулся носом ему в шею. — Я сам стал шлюхой. И все это из-за тебя…       Джером всегда старался скрыть за смехом болезненную, до сих пор кровоточащую рану, которую он носил в своей душе. Никто не знал его таким. И сейчас Джером… не жаловался, но искал защиты? Понимания? Сочувствия?       Джеремайя обнаружил, что не может сдержать слез.       — Ну нет, братец, — Джером стер покатившуюся слезинку и поцеловал Джеремайю в лоб. — Не плачь. Я уже отомстил им всем. Остался только ты. Тебя я оставил напоследок.       Выцеловывая дорожку слез, Джером спустился к его губам и накрыл их своими. Его поцелуй был таким напористым и обманчиво нежным.       Джеремайя не отвечал, но и не сопротивлялся. Он лишь приоткрыл рот, позволяя языку брата делать все, что ему заблагорассудится. Губы Джеремайи были такими мягкими, нецелованными в отличие от жестких губ Джерома.       Джеремайя и не заметил, как пиджак оказался отброшенным в сторону, а на рубашке было расстегнуто несколько пуговиц.       — Они любили трахать меня в рот. Теперь я, кажется, понял, почему, — проговорил Джером, отстранившись. Пальцами он очертил губы близнеца. — Очень приятные ощущения, наверное. Сейчас и проверим.       — Что? — глаза Джеремайи расширились. — Нет…       — Тебе давно пора перестать быть таким девственником, — ухмыльнулся Джером, с силой ударив брата в живот и заставив его повалиться на колени. — Надо же с чего-то начинать? Я бы мог принести тебе удовольствие, но это не входит в мои планы. — Джером склонился над братом, смеясь ему прямо в лицо. — Когда мне было одиннадцать, наша в драбадан пьяная мамаша отсосала мне, в то время как ты умничал в своей замечательной школе. Могу заметить, что сделала она это очень умело, придраться не к чему. Блядь свое дело знает.       — Джером, прошу…       Джером неторопливо расстегивал штаны.       — Вряд ли у тебя получится так же хорошо, как у нее. Но не волнуйся, в отличие от ее ухажеров, я не буду тебя наказывать за это.       — Дж-дже…ом, — Джеремайя сотрясался в рыданиях.       Безумец схватил его за волосы, приподнимая голову. Джеремайя едва мог разглядеть лицо брата сквозь пелену слез.       — Тебе не кажется, что ты мне немного задолжал, мразь? — прошипел Джером, но затем голос его стал слащаво доброжелательным. — Просто сделай, как тебе говорят, малыш, и дядя Джером сделает тебе не слишком больно.       Джеремайя всю жизнь прожил в своем собственном защищенном мирке. У него было все, чего не было и не могло быть у его брата. Он не мог даже представить, на какую жизнь он обрек близнеца. И теперь Джером хотел исправить это упущение.       Определенно, Джеремайя никогда никому не отсасывал. И даже не смотрел порно, благодаря которому мог бы иметь хотя бы примерное представление, что надо делать. Джером стал его первым учителем. Далеко не самым терпеливым.       — Решишь пустить в ход зубки, я тебе их выбью. Все до единого, — пригрозил Джером, и Джеремайя понял, что брат не шутит.       Этот день обещал быть очень долгим.       В ушах Джеремайи раздавались ужасные чавкающие звуки, которые он издавал, когда брат насиловал его рот. Юношу несколько раз чуть не вывернуло наизнанку, так ему было противно, а Джером старался войти как можно глубже, намеренно вызывая тошноту. Очки мешались, но Джеремайя даже и не думал их снимать, ибо они были единственной защитой, которые не давали ему совсем уткнуться в промежность Джерома.       Джером крепко держал брата за волосы, задавая темп. Джеремайя держался за его ноги, чтобы иметь хоть какую-то опору. Чавканье и стоны смешались в единый, отвратительный звук, который Джеремайя точно запомнит надолго. Ему хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть из этого места или тут же умереть, но перестать все это чувствовать. Неужели Джерому пришлось пережить все это в нежном возрасте? Неужели над ним издевались так каждый день?       — О-о… — утробный стон. — У меня был действительно отличный рот, братец.       Джером кончил ему на лицо, забрызгав очки. Это показалось ему забавным.       — Тебе понравилось? — елейно поинтересовался он.       — Иди к черту… — Джеремайя усиленно отплевывался. Джером снял с него очки и вытер их об его же рубашку с выражением «не благодари».       — Какие мы слова знаем! — ухмылка. — Но ты же не думаешь, что это все? — пустота в глазах Джеремайи вновь заполнилась страхом. — Я не хочу тебя отпускать. У нас столько времени, чтобы повеселиться…       Джером свалил брата на пол животом вниз и начал стягивать с него штаны. Джеремайя усиленно задергался, как гусеница, что Джерома сильно позабавило.       — Если ты не расслабишься… — Джером склонился ниже, — …тебе будет больнее. Поверь богатому опыту своего любимого брата. Гораздо лучше, если это сделаю я, а не какой-нибудь пьяный жирный хрыч. Или даже целая толпа пьяных жирных хрычей, бывало и такое. Тебе и тут повезло. Как же я тебе завидую! — надрывный смех.       Джеремайя не оставлял попыток вырваться, хотя и понимал, что это бесполезно. Пару раз Джером промахнулся, но затем сильнее прижал брата к полу, лишая его возможности двигаться, и резко вошел. Джеремайя закричал, и Джером засмеялся еще громче.       — Только я могу заставить тебя кричать, милый братец. Это так мне льстит… Грр, следовало бы сделать это гораздо раньше, но в моем плотном графике не оставалось места для визита.       Его руки и губы были везде, оставляя после себя наливающиеся ярко-алым метки. Он так сильно и так долго жаждал этого обладания, что едва сдерживал себя, чтобы не причинить брату больший вред, чем необходимо. Он же все-таки любил его.       — Теперь ты мой… — шептал Джером.       Джеремайя много лет ждал, когда этот момент наступит. Он в деталях представлял, как брат будет пытать его: резать ножами, вырывать ногти, дробить кости. И только в то темное время, когда разум уступает место глубинным страхам и желаниям, он думал о том, что Джером достаточно безумен для того, чтобы проделать с ним и это. Он чувствовал, как Джером вгрызался в него зубами и драл когтями, как животное. Джеремайя мог только подчиниться этой дикой энергии и молиться о том, чтобы она не уничтожила его.       — В чем радость насиловать тебя и не видеть, что ты при этом чувствуешь? — остановился Джером, переводя дыхание. — Неееет, мне нужны твои прекрасные глазки.       Он вышел из брата, перевернул его на спину и навис, вглядываясь в лицо. Джеремайя, весь красный и заплаканный, имел такой трогательно беззащитный вид, что даже у самого черствого засранца ёкнуло бы сердце. Джером отнюдь не был черствым. Но он был безумцем.       — Ты просто милашка, — умиленно выдал он и закинул его ноги себе на плечи. — Продолжим?       Теперь Джеремайя не мог спрятаться от брата. Тот сохранял зрительный контакт, не позволяя Джеремайе отвернуться или закрыть глаза. Не давал ему ускользнуть в спасительную тьму. И Джеремайя просто смотрел. На это лицо, которое было так похоже и не похоже на его собственное. В эти темные, наполненные желанием и безумием глаза. Снова и снова. И он терял себя в этом взгляде.       Джером соединил их ладони. Он был на нем, в нем, везде. Джеремайя перестал различать, где его тело, а где тело его брата. Им снесло крышу. Джеремайя смотрел на себя глазами Джерома, но даже не замечал этого. Их сердца стучали в унисон. Не было отдельно Джерома и Джеремайи. Был только он один. Джей.       Джером вынырнул из слияния, удивленно хлопая глазами. Что, нахрен, сейчас произошло? Джеремайя смотрел на него не менее удивленно. Их пальцы все еще были переплетены.       — Вау… — выдал Джером, слезая с него. — А ты парень не промах. Определенно тебя следует объездить еще несколько раз прежде, чем убить.       В голове же его звучало только: «Черт. Черт, черт, черт, черт». Все пошло не по плану.       Но Джером не был бы Джеромом, если бы не смог скрыть смятение. Они открыли друг другу разумы. И, каким бы непонятым образом это не произошло, Джеремайя увидел слишком много.       Джеремайя тихо засмеялся со своего места.       — Что ж, — одеваясь, задумчиво произнес Джером, глядя на него сверху вниз. — Может, все не так уж и плохо, — он попытался надеть свой пиджак, но Джеремайя схватил его и не отдавал. — Можешь оставить себе, — разрешил Джером и взамен забрал его.       Позже именно в пиджаке Джерома Джеремайю и нашли. Как два брата провели время, ни для кого не стало загадкой. Люди отводили взгляд, когда Гордон вновь привел Джеремайю в участок.       — Хей? — Гордон пытался выглядеть заботливым, протягивая Джеремайе кружку горячего какао. В силу своей деревянной натуры Джим понятия не имел, как общаться с людьми в подобных случаях, и надеялся, что ведет себя достаточно доброжелательно и мило. — Ты как? В порядке?       — Мне бы не хотелось об этом говорить, капитан Гордон, — голос Джеремайи был очень уставшим и тихим, но твердым.       — Не хочешь написать заявление?       — А разве это поможет? Я не хочу, чтобы общественность знала об этом. Надеюсь, ваши люди не будут трепать языками.       — Конечно, — Гордон сел рядом. Сначала он думал положить Джеремайе руку на плечо, но быстро отказался от этой идеи, подумав, что парню сейчас не будут приятны прикосновения. — Я могу тебе чем-нибудь помочь?       — Боюсь, что вы не особо помогли в этот раз и вряд ли сможете остановить его, когда это произойдет снова, — Джеремайя спрятал глаза за кружкой. — Мне от вас ничего не нужно. Лучше отпустите меня домой. Там я буду в большей безопасности.       Гордон опустил голову, принимая свое поражение. Кулаки его были крепко сжаты. При свете дня, в его смену происходило такое!.. Он стал капитаном, надеясь, что сможет спасти больше людей, но снова оказался бессилен. Неужели действительно нет никакой возможности спасти всех?       Двое полицейских, завидев Гордона, подошли к ним с огромным и тяжелым зеркалом прямоугольной формы, интересуясь, куда его ставить. Вроде бы улика с места преступления.       Джеремайя отшатнулся, выронив кружку с какао. Полицейские недоуменно посмотрели на него, только сейчас обратив внимание на мальчишку, так похожего внешне на недавно сбежавшего из Аркхэма маньяка. Он смотрел на свое отражение, не отрываясь.       Гордон среагировал мгновенно.       — Уберите зеркало, живо! — грозно закричал он. Полицейские подчинились. Они быстро удалились, не желая оставаться рядом с чокнутым парнем, который к тому же наотрез отказался снимать пиджак Джерома.       Джим понимал, что Джеремайя мог увидеть в зеркале. Встрепанные волосы, безумие в глазах. Очков нет, ибо он их зачем-то снял. А если учесть, что зрение у Джеремайи не ахти, его воображение дорисовало шрамы, и вуаля! Джером Валеска собственной персоной.       — Джеремайя, — позвал Гордон. Тот не откликнулся, и тогда он попробовал еще: — Джеремайя, слышишь меня? Ты — не он.       — Откуда вы знаете? — вскричал Джеремайя. — Вы не можете знать! — он схватился за голову. — Он отравил меня… — сейчас в его глазах не было ничего, кроме безумия. — Да, отравил меня… — тихо повторил он. Он склонился над своими коленями так низко, что Гордон не увидел улыбку на его лице.       Джеремайя разбил все зеркала в доме.